В Монастыре зацвели сливы

             От Ци Жуна наконец-то решили избавиться. В смысле, императорская семья не могла бы просто устранить его, ведь это стало бы бельмом на безупречной репутации Императора, поэтому наемники и яды исключились сразу. Супруги долго думали, как бы сплавить капризного, глупого и невоспитанного ребенка куда-нибудь подальше. Он достал своим поведением всю прислугу и репетиторов настолько, что многие просто отказывались работать в Северном крыле, где жил маленький князь после смерти матери. Стоит заметить, что эта часть дворца самая отдаленная от покоев правящей династии, из-за чего истерики мальчика не были там слышны и супруги могли спокойно спать, не отвлекаясь на ор и маты, плывущие изо рта Сяоцзин почти сутки напролет.        Так вот, они искали действенный способ не видеть растрепанную макушку мальчика каждый день за завтраком, обедом и иногда, очень редко, за ужином. Наибольшие усилия прикладывала Императрица Се, пылающая искренним желанием не видеть такое похожее на её сестру лицо, напоминающее ей о совершенной ошибке. Ведь, если бы она не допустила побега Ци, та бы не скончалась от болезни три года назад и не оставила бы сиротку им на попечение. Муж поддерживал свою супругу и пытался незаметно как-нибудь навредить мальчишке. То люстра упадет, то пол завалится, из-за чего ребенку придется ползти в лазарет на четвереньках, если конечно прислуга не сжалится и не отнесет его туда. Что случалось ну очень редко из-за упомянутой неприязни к вечно недовольному чем-то Ци Жуну.         Это продолжалось уже довольно долгое время, пока решение не подсказал Наследный Принц Сяньлэ. Стоит упомянуть, что сделал он это не со злым умыслом, а с беспокойством об образовании кузена, который в очередной раз довел своего наставника до увольнения. Так случалось стабильно раз в два-три месяца; дольше пока никто не задерживался. Так вот, Се Лянь предложил отправить непутевого в храм Хуанцзы, к его наставнику, мол, может вправит младшенькому мозги, воспитает нормально или, по крайней мере, отвадит от брани и постоянных криков. Все исключительно из добрых побуждений! Ладно, может быть, что мальчик, который вечно следовал за ним по пятам во время своего пребывания в крыле императорской семьи, либо когда Се Лянь приезжал к нему, уже надоел принцу своими восхвалениями и этим “Царственный Братец”, и он просто хотел минуты спокойствия. А тут такая великолепная возможность. Тем более, сколько Ци Жун пробудет там? Год, полтора максимум, а он сможет наконец мирно, насколько это возможно, зная Му Цина и Фэн Синя, провести время с друзьями.         Идея супружеской паре понравилась, и они начали довольно оперативно готовить князя Сяоцзин к отъезду. Прямо ему, разумеется, никто ничего не сказал, только завуалированные туманные намеки да причитания: “Вот отошлю тебя подальше...” от императрицы. Ребенок на вид ни о чем не догадывался, только взгляды, бросаемые им на “тетушку” и “дядюшку” стали чуть длиннее, на что никто не обратил внимания. Никто просто не заметил. Последние две недели пребывания мальчика во дворце о нем вообще никто не вспоминал; прислуга не надрывала для него спину, считая, что за такое короткое время они могут отдохнуть, ведь их и так скоро перенаправят на другие посты, а наставника у него не было уже два месяца, после последнего “инцидента”, из-за которого никто не вызывался на вакансию учителя для невоспитанного хама, как о нем отзывались все, кому не лень.        Поэтому Ци Жун все свое время проводил на едине с собой, жалуясь на отвратительное поведение слуг и незаинтересованность его Царственного Братца своей персоной. Большинство думало, что поделом ему, и одиночество – это то, что ему положено. Се Ляню не хотелось возится с ребенком, младше него на три года. Его родители искренне радовались, что их сын придумал такое великолепное решение. Они уже выслали предупреждающее письмо наставнику наследного принца и получили ответ, в котором тот согласился на некоторое время заняться обучением молодого человека. Работа предстояла быть довольно трудной, так как Ци Жун не интересовался учёбой. По мнению окружающих, мальчик совсем не подходил для жизни во дворце, ничего не смыслил в этикете, предпочитая вместо этого махать мечом, в обращении с которым он также не достиг особых успехов, в отличие от его старшего кузена, которого считали чуть ли не Богом войны. Да даже его слуга - Му Цин, который был простой прислугой, обращался с клинком лучше, чем маленький мальчик.          В день отбытия слуги в очередной раз услышали крики смутьяна. Никто даже не обратил на них внимание, настолько все к ним привыкли. Какая-то молоденькая горничная запнулась на месте и чуть не разлила воду из ведра, которое несла князю Сяоцзин. В его комнате явно находился не только ребенок, а также, судя по голосам, сам Император и Императрица Се! Девочка немедленно убежала подальше из коридора, понимая, что за подслушивание её тотчас же казнят без особых приличий. Если бы она осталась подольше, то стала бы свидетельницей такого разговора:  – Я не собираюсь никуда ехать! Не заставите!!! – по красным глазам и заплаканному лицу можно было понять, что ребенок плакал, и пока не собирается останавливаться. – Не поеду в монастырь!!! Не хочу-у-у!!! – он почти выл от безысходности.  Император смотрел на него с не скрытым раздражением и превосходством, пытался задавить своей аурой ци неугомонного нахлебника, который доставлял проблемы ему и его семье. Тяжелый вздох вырвался сам собой, но мужчина и не планировал его заглушать.  – Ты здесь никому не нужен, мальчишка. В Хуанцзы из тебя выбьют всю дурь и научат хоть чему-то. Будь моя воля, я бы просто казнил тебя за твое поведение. Как бездомная шавка, которой ты и являешься, не забывай. Я принял тебя по доброте душевной, и чем ты отплатил этому Императору? Своим гнусным, отвратительным характером и полнейшей неблагодарностью. Такая бездарность, как ты, не может жить в Моем дворце. Это решение уже принято, наставник Мэй оповещен о твоем скором прибытии. Твой голос изначально не учитывался, и учитываться не будет, стань ты хоть правой рукой Сяньлэ, чего я, разумеется, никогда не допущу. – он смерил мальчика полным презрения взглядом и покинул его покои, не сказав больше ни одного слова.  Императрица Се и Ци Жун остались на едине. Последний выглядел так, словно ему вонзили нож в самую душу и раскололи на тысячи кусочков. Он был подавлен, а женщина с отвращением смотрела на него.  – Как был уличной крысой, так ей и остался. Пфе. Собери свои вещи, только самые нужные. С большим багажом тебя никто не отпустит. Уж лучше я продам все это, – она обвела взглядом шкаф с одеждой ребенка и брезгливо сморщила носик, – На рынке и куплю Се Ляню новую шпильку для волос. Ну, чего застыл? У тебя есть шичэнь, потом стража проводит тебя к повозке. И, надеюсь, я больше тебя не увижу. – и она гордо удалилась вслед за мужем.          Вы удивились? Ведь императрица всегда вела себя благородно и была описана в хрониках, вместе с императором как добрая, любящая и нежная женщина, искренне беспокоящаяся о своём сыне. Только вот на этом лимит её беспокойства о других заканчивался, а то, что видел простой народ на фестивалях и парадах, было просто искусственной маской, которую она носила почти все время, не снимая. Такое она позволяла себе только на едине с кем-то, кого терпеть не могла. Таким человеком был как раз-таки Сяоцзин. Собственно, выше упоминалась причина её неприязни; сходство с матерью. Ей было плевать, что ребенок ни в чем не виноват, она просто сбрасывала на нем весь свой негатив. Её способы не были... благородными, однако, кто посмеет осудить мать следующего императора в беспочвенном насилии над ребенком? Никто, поэтому женщина часто позволяла себе дать мальчику пощечину, или оплеуху, или дернуть за прядку волос во время расчесывания, когда она готовила непутевого к баллу, ведь “сам ничего не смыслишь в одежде, а Нам принесешь позор своим внешним видом, так что не вертись, я сама тебя одену”. Ему все равно никто бы не поверил, если бы он вдруг решил нажаловаться кому-нибудь, поэтому он не пытался хоть как-то повлиять на упертую женщину, не видящую дальше любимого сыночка ничего.         Также в хрониках упоминается, что Императрица Се хорошо разбиралась в экономике и выполняла часть работы мужа, чтобы облегчить бремя, что он нес на своих плечах. Из-за этого её стали называть эталоном и примером идеальной жены. Разбиралась она или нет, не важно, ведь факт такой, что все свое свободное время она посвящала Се Ляню, играя с ним и обучая церемониальному приготовлению чая, одевая, как куклу какой-то богатенькой девочки и с умилением крутясь вокруг персоны Принца. Мужу она могла дать несколько дельных советов, если у неё было хорошее настроение, что, на самом деле, случалось крайне редко. Однако император игнорировал холодное отношение к нему не на публике - публично она становилась милой и любящей женушкой - и заваливал женщину дорогими подарками. Такой вот на самом деле была Её Величество, но знали об этом только жертвы её ненависти.  В общем, женщина была зациклена на себе и не обращала внимание на такую мелочь, как племянник. А зря.        Как только за Императрицей закрылась дверь, лицо ребенка неуловимо поменялось. Слезы, которые стояли в глазах буквально момент назад, высохли, нижняя губа перестала дрожать, а складка между бровей разгладилась. Из взгляда пропала обреченность и обида и появилась... радость? Ци Жун выждал с минуту, и удостоверившись, что та больше не вернется в его комнату, спешно бросился собирать свои вещи. Ему нужно успеть за два часа собрать все, что для него ценно; он не хотел оставлять свои пожитки этой двуличной женщине, которая, скорее всего, и правда продала их и заказала своему сыну что-нибудь новенькое из лучших бутиков Сяньлэ и не только. Все же одежда у него достаточно дорогая и качественная, а заколок и шпилек пруд пруди...