последнее движение кисти.

      — ты мне доверяешь?       — абсолютно... — выдыхает Акумов в пухлые губы за секунду до того, как те прижались к его собственным.       вечерний ветерок легонько колышет волосы, как матушка перед сном, мягко перекидывая волосинки из стороны в стороны. время близится к закату, парни бредут вдоль сквера в центре Москвы и смеются со всего вокруг, потом замолкают, любуются красотой большого города, цветочной стены оранжереи, огромным перекрестком и фонтанами, оставшимися позади.       лето пришло незаметно и неожиданно. удивление резкой волной накатило, когда весенняя апатия превратилась в ожидание встречи с милым другом, таким милым, что Миша хочет взять его за руку, когда ведёт вдоль зебры на переходе.       руки ложатся ему талию, а на ухо шепчется отмаза в стиле "не хочется, что бы ты упал в реку, она грязная, заболеешь", пока тот фотографирует небо и стаю летящих голубей. выпитая бутылка воды летит в мусорку, Акума хотел плюхнуться на скамейку в форме камня, но Миша дальше его ведёт, на этот раз схватив под локоть. набережная простирается чуть дальше, а потом разворачивается, создавая некий полуостров, на котором расположился бывший винный завод и клубы. Кожевников идёт не туда.       ступеньки постепенно проникают в реку, плавно текущую куда-то вдаль. парни останавливаются в углу почти у своих отражений, деформированных волнами. уходящие лучики солнца розовым светом разливаются на лице Акумова, да так красиво, что тот будто вылез из какой-нибудь романтической песни или даже аниме. они переливаются мягкой палитрой, смешиваясь со светлыми глазами, придавая им особый нечеловеческий окрас. Сережа греется в лучах, обворожительно закусывает губу, восхищаясь подсвеченными крышами построек и краской на водной глади.       — ты мне доверяешь? — Миша накрывает ладонью глаза и наблюдает за преспокойнейшей реакцией со стороны друга. темноволосый даже не дернулся, лишь кратко сжал кисти в кулаки вместе с подолом белой мятой футболки.       — абсолютно... — выдыхает Акумов в пухлые губы за секунду до того, как те прижались к его собственным сухим обкусанным губам.       сердца тезером связываются и в унисон на мгновение замирают, а потом увеличивают темп перемещения крови в организме. на бледных щеках Акумова расцветает прекрасный румянец цвета замерзшей розы, которая не успела обзавестись всеми алыми спектрами. лёгкое волнение выдает и Кожевникова, жмурящегося так сильно, боясь увидеть глаза напротив, взгляд, под которым растает быстрее масла. но как бы то ни было действует он плавно, чтобы не напугать, чтобы не сделать лишнее. влажно облизывает, тепло выдыхает и прижимается губами к губам. ладонь перекладывает на щеку, подушечками пальцев, короткими ногтями едва ли царапает фарфоровую кожу. тёмные волосы Серёжи развеваются, кончики щекочат нос Миши, отчего тот улыбается, чуть дальше проникая языком в рот друга. тёплая влага, едва ли солоноватая, воздействует на рецепторы, и Кусакабе забывает обо всем, лишь бы впитать в себя этот вкус и запомнить навсегда. каждый поцелуй тянет на произведение искусства, рисунок, имеющий право висеть в зале третьяковской галереи на выставке работ современных художников, так открыто и эпатажно заявляющих о себе, целуясь на ступеньках набережной одной из вен Москвы, ведущей прямиком в Кремль. и даже здесь они оставляют свою метку, долю воспоминаний и вкус друг друга на языках, подрагивающие колени Акумова и Мишину крепкую руку, придерживающую друга.       он открывает глаза, наблюдает за прелестнейше спокойным Сережей, чьи веки даже не подрагивают. только рваные вздохи через нос отличают его от куклы. утыкается носом в татуированную шею, чтоб не прерывать такой интимный момент, в котором он чувствует себя на своём месте, когда последнее движение кисти идеально воплотило закатившееся за небосвод солнце, и работа наконец-то закончена. один всхлип, Мишин, у обоих в животе переворачивает органы.       Серёжа покрывается мурашками и вынужденно отрывается и отворачивается, скрывая выступивший румянец, о котором уже оба догадались. стеснение паразитивно усиляет желание прикоснуться друг к другу снова, играет на нем, и Миша сквозь судороги по всему телу накрывает руку Серёжи своей и чмокает мочку уха. спрашивает совсем шепотом:       — сколько ты ещё будешь в Москве?       — задержусь до окончания визы... — таким же тоном отвечает темноволосый, устремляя взгляд в сторону Москоу Сити.