вомитинг бловджоб

Это неправильно. Было противно, когда это были пришельцы. Но даже тогда было не так противно, как сейчас. Возможно, за счёт того, что тогда его напичкали хер знает чем, но всё же… Осознавать, что ты сам согласился на то, чем обычно занимаются какие-нибудь шлюхи, почему-то намного противнее, даже если он делает это единожды и не надеется повторять. После предстоящей и неизбежной для него смерти, он уже не сможет согласиться на это снова, даже если бы захотел. Это физически невозможно. Правильно, сейчас Тилл сам на это согласился. И сам же не заметил, в какой именно момент они оказались в тихом и укромном месте. В какой момент Лука переместил руку на его макушку, контролируя процесс и смотря на него снисходительным взглядом? Этого Тилл тоже не заметил, так бы и продолжал не замечать, если бы не решился посмотреть на Луку из-под сальной челки. Можно ли было назвать это неожиданным и грубым насилием, если Тилл был полностью в трезвом состоянии с самого начала их разговора? Осознавал всё, каждую игривую насмешку, чуть ли не прямо говорящую — «Я знаю, как вывести тебя из себя». И Лука бы точно смог, не будь Тилл уже сломлен. … Но в первую очередь, это всё-таки было возмутительно неправильно. (Что насчет Мизи? Разве ты её не любил?) Любил, конечно, и всё ещё люблю. Тилл пытается опереться руками о внутреннюю часть бёдер Луки, но прицепленные странноватой, буквально инопланетной цепью к его ошейнику наручники мешают. Кожа зудит так, как не зудела никогда. Господи, они могли хотя бы разрешать снимать их на ночь… Просто Мизи больше нет. Он заканчивает мысль в своей голове, совсем портя себе настроение и заканчивая жалкую попытку борьбы с болью в запястьях… Говоря об этом, привязанные к шее наручники, ему надели после того, как… (Шестой раунд. Разве Иван тебя не любил?) Тилл подавлен. Странно, наверное, заниматься таким, пока в голове не единой соблазнительной мысли… И у его так называемого партнера, наверное, тоже. (И Ивана с тобой тоже больше нет. Теперь с тобой остался лишь…) Тилл смотрит вверх, наблюдая за глазами Луки. Из-под длинных, светлых ресниц на него смотрит… Пустота… Его взгляд не выражает ничего. Нет ни той усмешки, которой он довел Мизи до нервного срыва прямо на сцене, ни удовольствия… Просто пустота. Тилл может это понять. Раньше Тилл ненавидел Луку, и эта ненависть навсегда поселилась в нём, глубоко внутри его тела, разума, души и прочего. Ненависть он толком-то и не скрывал. Захлебывался в слезах ярости по ночам, из раза в раз думая лишь о том, как бы проломить этому «победителю» череп. Ударить, сломать нос, после чего вмазать по глазу Луки так, чтобы остался не только фингал, но и весь глаз вытек полностью. Избить, как это сделала Мизи, отомстить за неё, убежать из этой идиотской системы и найти её после. Но все эти желания и мысли бушевали в Тилле с момента окончания пятого раунда. Со временем любая еда остывает, с эмоциями было так же. Сейчас он ощущает ту пустоту, которую всю свою жизнь ощущал Лука. Последнего Тилл не мог знать точно. Просто судит по неизменно пустому выражению лица Луки, которое изменялось только когда он специально выводил на эмоции. А возвращаясь к Тиллу… Нет больше его трепетного, страстного и яростного желания бороться. Ему было попросту не за что сражаться. Ведь Мизи мертва, как и Иван. Было лишь слабое, вялое и уставшее, как и он сам, желание поддаться всему происходящему. И ведь сейчас он не был под воздействием какой-то херни, которой его накачали, как тогда в баре. Всё, это было спонтанным до нелепости. Странно. Как можно так легко подавить волю человека, так сильно желавшего продолжать жить и выбраться отсюда? Секрет был прост донельзя: пара смертей дорогих Тиллу людей, и он уже сам раздумывает над тем, чтобы перестать жить. Жалкий. «Я не хочу жить». — впервые подумал Тилл, когда даже спустя недели, Мизи так и не была найдена. Учитывая то, как подавлена она была после первого этапа, и он бы не удивился, обрадуйся она этому исходу. Как бы его это не печалило, для неё всегда была важнее С… «Я не хочу жить». — думал Тилл, когда увидел её же фото в баре, и когда услышал мелодию «Моего Клематиса», и когда они… «Я не хочу жить». — раздумывал Тилл совсем недавно, смотря на тело того, кого считал своим другом. В этой смерти была и его вина. Если бы только Тилл обратил своё внимание на Ивана, а не на М… …Это грубо, мерзко, и пошло. Просто невыносимая херотень. Никогда не подумал бы, что буду таким заниматься по своей воле. И это Тилл о том, что сейчас они делают. Боже, у него сейчас нет сил даже думать об этом. Рано или поздно это всё равно закончится, и он надеется, что поскорее… В конце он умрет в любом случае, верно? …У Тилла нет шансов, а он и не хочет сражаться. Смешно думать об этом в контексте второго раунда. Смешно думать об этом в контексте того, что прямо, сейчас происходит между ним и Лукой. Резкая боль в горле. А я и забыл, с какой мразью трахаюсь. Тилл от неожиданности вздрагивает, пока его голову продолжают удерживать на месте. И всё также смотрят, не выражая никаких чувств. Капля пота стекает с лица Луки, а мокрые волосы прилипают ко лбу. Поэтому он и любимец публики, да? Умеет держать себя в руках, выглядеть красиво, даже когда его избивают, даже когда… Неприятно. Неприятно, когда жидкая субстанция наполняет собой рот и горло Тилла, но он же потерпит. А ведь пару лет назад это показалось бы нелепой бессмыслицей. Выдумкой, пустой мечтой Урака, и не более того. «Тилл? Тот, кто не боится даже пыток? Молча терпит подобное? Не неси чепуху…» Но теперь молчаливое смирение перестало удивлять. Теперь он просто мычит что-то нечленораздельное в ответ, пытаясь убавить боль в горле и не сделать хуже. (Куда хуже, если ты уже на самом дне?) Это не о том, как ему морально херово, а о физическом состоянии. «Фью…» — Кто еще просвистит в конце подобного, как не Лука… Снова напоминает о Мизи. Бесит. «…Проглоти». — Лука просит, и не считая легкой улыбки, играющей на губах, его лицо совсем не меняется. Не хочет, чтоб его же сперма замарала роскошную одежду, а? Только об этом и волнуется, мерзавец. …Тилл кусает его.