Февраль 2007
Эдди ведёт себя как-то странно. Нет, не так. Эдди ведёт себя очень, блять, странно. Бак думает, что это началось с новогодней вечеринки в особняке Себастиана. После той неловкой игры в «правду или действие», во время которой Бак всерьёз задумался о том, чтобы запятнать свою репутацию и прописать Алехандро, Эдди стал более нервным и пугливым. Эти два качества спокойный и собранный Эдди никогда раньше не проявлял. Поэтому, естественно, Бак беспокоится. Он вспоминает, как его брат начал вести себя по-другому незадолго до того, как ему поставили диагноз. Дэниел страдал от боли, но вместо того, чтобы рассказать кому-нибудь, он сердился и раздражался. Что, если Эдди тоже испытывает боль? Что, если Эдди болен? Он пытается выпутать, что с ним не так, но Эдди каждый раз пожимает плечами и не отвечает ничего существенного. «Всё в порядке, Бак». Или «Просто сегодня такой себе день». Или самое нелюбимое «Может, тебе сосредоточится на своём докладе по химии вместо того, чтобы отчитывать меня?» О, и, вдобавок к странному поведению, у Эдди появился новый друг. По какой-то чёртовой причине теперь каждую свободную минуту он проводит с Себастианом Альфредо, их одноклассником, с которым, как кажется Баку, Эдди ни разу в жизни не разговаривал до вечеринки. А теперь? Они ведут себя как лучшие друзья. И слушайте, Бак не завидует, что у Эдди появился новый друг. У Эдди может быть столько друзей, сколько он захочет! Но Себастиан? Себастиан ужасный зануда, и Бак понятия не имеет, что его лучший друг нашёл в нём. За то время, что они тусовались вместе, Бак услышал от Себа максимум три предложения. Он тихий, замкнутый и держит себя в руках, такой, каким Бак никогда не смог бы стать. Он настолько сильно отличается от Бака во всех смыслах, поэтому тот просто не понимает их зарождающейся дружбы. Он не думал, что Эдди нравятся такие люди. Когда приближается День святого Валентина, Бак уже готов взорваться из-за этого. В Ист-Хай есть традиция отмечать День святого Валентина. За неделю до праздника ты можешь заплатить небольшую сумму школьному совету, а они доставят объекту твоего обожания красную розу и открытку с рукописным сообщением, своего рода комплиментом. За эти годы Бак получил немало роз от тайных и не очень поклонниц. А Эдди? Эдди никогда раньше не получал ни одной. Бак старался не чувствовать себя виноватым из-за этого, даже прятал свои розы от лучшего друга, чтобы не вызывать зависти. Однако Эдди, похоже, никогда не беспокоился о том, что ему не дарили розы. На самом деле ему всё равно на эту традицию. Он считает, что она глупая и не несёт смысла. Итак, когда в День святого Валентина второгодка входит в их класс, неся охапку роз с прикреплёнными к ним открытками, и направляется к Эдди, Бак чуть не сходит с ума. Он видит, как румянец заливает щёки Эдди, когда тот берет у неё розу и вынимает открытку. На его лице расплывается улыбка, когда он изучает содержимое, прежде чем засунуть открытку между страницами своего учебника истории. — От кого она? — спрашивает Бак, беспокойно ёрзая на своём месте рядом с Эдди. Второгодка кладёт перед Баком несколько роз, но тот не обращает на них внимания. Его лучший друг пожимает плечами. — На открытке не было имени. — Может, оно написано на обороте? Взгляни ещё раз! — настаивает он. Эдди резко поворачивает к нему голову. — Почему тебя это волнует? Это просто глупое поздравление ко Дню святого Валентина. Неважно, от кого оно. — Тогда почему у тебя всё лицо красное? Щёки Эдди, если это возможно, становятся ещё ярче. — Что было написано в открытке? — продолжает настаивать Бак. — Господи, Бак, ты можешь расслабиться? — настаивает Эдди, закатывая глаза. — Ты ведёшь себя так, будто в шоке, что я могу кому-то понравиться. — Я... Я не это имел в виду, — отвечает он, хмурясь. — Конечно, ты нравишься людям! Ты... Ты завидный парень. Готов поспорить, многие девушки по тебе сохнут. Эдди почему-то морщится. — Ага. На этом они заканчивают, поскольку начинается урок. Бак почти не слушает мистера Шермана, который рассказывает о Великой американской революции. Всё, о чём он может думать, так это о том, кто мог послать розу Эдди и превратить его в розовую лужицу. Ему не приходится долго гадать. Позже в тот же день на физкультуре Бак играет в футбол со своими одноклассниками, во время чего неудачно падает, и тренер отправляет его к школьной медсестре. Однако перед этим Бак хочет глотнуть воды, поэтому направляется в раздевалку. Но в раздевалке оказывается не пусто, как должно быть во время занятий. Внутри находятся два человека, один из них прижимается спиной к шкафчику, а другой затягивает его в страстный поцелуй. Бак не видит их лиц, но, судя по длине волос, он уверен, что это двое парней. Он начинает медленно отступать, чтобы дать им возможность побыть наедине, когда слышит скользкий звук разделяющихся губ и... — Спасибо за розу, — говорит голос его лучшего друга. — Мне никогда раньше не дарили розы. Это было… Мило. Теперь Бак останавливается на пути к выходу. Он прячется за вторым рядом шкафчиков, стараясь изо всех сил не дышать, чтобы не выдать своё присутствие. — Правда? Я думал, у тебя не будет отбоя от поклонников, — отвечает Себастиан. Себастиан! — Ты завидный парень, Эдди. Его лучший друг хихикает. — Бак тоже так сказал. — он делает короткую паузу. — Не могу поверить, что скрываю от него это. Нас, то есть. Он уже подозревает, что что-то не так, но я не могу найти в себе силы сказать ему. — Ты не обязан рассказывать ему, — отвечает Себ. — Я не против, чтобы это осталось только между нами. Ну, то есть не то чтобы мы можем гулять по коридорам, держась за руки. Остаются только тайные поцелуи в раздевалке. — Спасибо, — искренне говорит Эдди. — Знаешь, я даже не совсем уверен, кто я такой и что происходит между нами. Я немного не в себе от... В этот момент Бак случайно наваливается на шкафчик, к которому прислонялся, и тот с громким стуком захлопывается. Бак вздрагивает. Мгновение спустя Эдди и Себастиан стоят перед ним с открытыми ртами. — Бак... — начинает Эдди, в его глазах мечется паника. — Я как раз собирался уходить! — перебивает Бак, отпрыгивая от шкафчика и хватая со скамейки чей-то грязный носок, просто чтобы за что-нибудь ухватиться. — Я просто пришёл за... Ним. — он указывает на носок. Это даже не его носок. — Ну, я нашёл его, так что... Доброго дня вам, ребята, — добавляет он и отдаёт честь. Отдаёт честь! Бак, прихрамывая, выходит из раздевалки, захлопывает за собой дверь и прижимается спиной к прохладной стене коридора. «Что ж, это всё объясняет», — полагает он. Себ и Эдди не друзья. Они встречаются. Эдди проводит с ним так много времени, потому что у них тайный роман. И Бак понятия не имеет, как к этому относиться. Очевидно, он не гомофоб. Конечно, нет. Бак никогда не видел ничего такого в том, если мальчик целует мальчика или девочка целует девочку. Чёрт возьми, он бы поцеловал мальчика, если бы представилась такая возможность! Он, типа, реально поддерживает геев. Он даже подумывает о том, чтобы однажды пойти на один из тех парадов, которые видел по телевизору. Но в то же время в его животе появляется странное чувство, когда в его голове прокручивается образ целующихся Эдди и Себастиана. Он чувствует тошноту и головокружение и не может понять, откуда взялось это презрение. Ему просто не нравится Себастиан как человек, и он не хочет, чтобы тот целовался с Эдди, потому что они не подходят друг другу? Но кто подошёл бы Эдди? Эдди потрясающий. Эдди идеальный. Никто никогда не будет достаточно хорош для него. Дверь в раздевалку открывается, и они вдвоём выходят. Себастиан бросает на Бака тревожный взгляд, прежде чем убежать по коридору обратно на тот урок, с которого слинял. Однако Эдди стоит перед Баком, не слишком беспокоясь о том, что пропускает химию. — Я, э-э, — заикается он. — Честно? Я не знаю, что сказать. — Ты не обязан ничего говорить, Эдди, — поспешно говорит Бак. — Всё в порядке. Я не... Я не против того, что ты встречаешься с ним, знаешь же? По какой-то причине Бак чувствует, что это ложь. Но он не заостряет на этом внимания. Вместо этого он наблюдает, как губы Эдди приоткрываются и из них вырывается прерывистый вздох. — Правда? — Конечно, — говорит Бак, слегка улыбаясь ему. — Ты можешь целоваться в раздевалках со столькими парнями, со сколькими захочешь. Я ничего не имею против. — Я не знаю насчёт парней, — говорит Эдди. — Я не знаю, что чувствую, Бак. По отношению к Себастиану или… К кому угодно. — Это тоже нормально, — предлагает он. — Тебе не обязательно осознавать всё прямо сейчас. Ты можешь исследовать эту часть себя. Эдди прислоняется к стене в паре футов от Бака. — Родители убьют меня, если узнают, — тихо говорит он. — Буквально на днях за ужином моя мама рассказывала, что у Тимоти, который живёт дальше по улице, две мамы. Она сыпала оскорблениями и всё такое. В церкви тоже взбесятся. Меня больше никогда туда не пустят. — Но тебе ведь не нравится ходить в церковь, разве нет? — Ни капли. Но меня расстраивает сама мысль о том, что мне запретят там появляться, — объясняет Эдди. — Я не знаю, что делать. Я думал просто сказать Себастиану, что так дальше продолжаться не может. Наверное, мне следует покончить с этим, пока ситуация не обострилась. Эдди выглядит таким печальным, что Баку хочется протянуть руку и разгладить морщинки на его лице. — Он тебе нравится? — спрашивает он вместо этого. — Это имеет значение? — Конечно, имеет, — говорит Бак. — Если бы ты ничего чувствовал, то да, я бы посоветовал тебе остановиться. Но если ты действительно чувствуешь что-то к этому парню, будь то влюблённость или... Тогда думаю, тебе стоит попробовать. Эдди обдумывает услышанное около минуты. — Правда? — спрашивает он. — Да, — говорит Бак, хотя чувствует, что внутри у него всё переворачивается. — Хорошо, — Эдди отходит от стены. — Тогда я попробую. Посмотрим, что будет. И по какой-то причине Бак хочет забрать свои слова обратно. Сказать Эдди: «Нет, не пробуй. Себастиан не подходит тебе». Но, очевидно, ему придётся объяснять, почему он так думает. Что будет сложно, потому что Бак сам не знает ответ на этот вопрос. Вместо этого он делает то, о чём никогда не позволял себе даже думать. Прежде чем в нем просыпается здравый смысл, он делает один шаг, затем второй и обнимает Эдди за шею, притягивая как можно сильнее. Эдди вздыхает и дрожит в его объятиях, обхватывая Бака за талию и крепко прижимаясь к нему. Бак закрывает глаза, наслаждаясь теплом прижатого к нему тела, вдыхая знакомый аромат лавандового стирального порошка и дезодоранта с запахом соснового леса. Они стоят, обнявшись в коридоре перед раздевалкой, так долго, что Баку сложно назвать эти объятия просто дружескими. И когда они, наконец, отходят друг от друга, в его голове мелькает мысль. А что, если эти объятия не были дружескими? Что, если они представляли из себя нечто большее?***
Настоящее.
По сложившейся в этом туре традиции, вечером перед саундчеком Бак прогуливается по стадиону. На самом деле они не так уж сильно отличаются друг от друга, но на каждом Бак замечает небольшие мелочи. Например, здесь, в верхней части секции 212, на спинке сиденья двое влюблённых нацарапали свои имена. «Джил и Андреа — обручились здесь 14.02.2016». Бак впервые возвращается в Пенсильванию с тех пор, как... С тех пор. Он ни разу не возвращался в этот штат, даже когда после окончания школы ездил по Соединённым Штатам. Изначально он планировал поехать в Европу, но то лето после выпуска он провёл с разбитым сердцем и чахнув в постели. Он не смог найти работу и накопить деньги, поэтому решил путешествовать автостопом по родной стране. Путешествие оказалось, одним словом, просветительским. После того как он пережил случившееся с Эдди, Бак встретил парня по имени Джонатан в гей-баре в Сан-Франциско. Джонатан показал ему квир-жизнь Сан-Франа, познакомил со словом "бисексуал", которым Бак с радостью назвал себя. И если в итоге на своей первой фотосессии обнажённой натуры в его объективе оказался Джонатан, что ж, это его дело. Бак провёл большую часть осени в Калифорнии, потом они расстались, и он перебрался в Сиэтл на восточном побережье. Он пробыл там недолго, потому что не смогу привыкнуть к морозной зиме, и решил вернуться на юг. Он встречался с девушкой в Сан-Диего, ещё в одной в Финиксе, пока, наконец, не остался подольше в Денвере с барменом по имени Алекс. Но никогда, ни разу, Бак не приближался к штату Пенсильвания. В Пенсильвании была боль. В Пенсильвании он смотрел за тем, как его старший брат проходит курс химиотерапии. В Пенсильвании остались смерть и траур. Пенсильвания была главой, которую Бак с радостью закрыл и не планировал открывать. Его семья сбежала в Эль-Пасо, чтобы начать все сначала, и Бак даже в свои девять лет отнёсся к этому очень серьёзно. Он встретил Эдди, и они просто... Сложились как два кусочка пазла. Словно их притянуло друг к другу магнитом — Бак был камнем, подброшенным в воздух, а Эдди был гравитацией, которая подхватила его на свою орбиту, не дала сбиться с пути и улететь в небытие. Сначала Эдди был отдушиной, но потом превратился в самого любимого человека, переняв эту роль от Дэниела, затем от его призрака, который сопровождал Бака повсюду, куда бы он ни пошёл. А потом? Эдди стал его первой любовью. Бак не так уж много знает о любви. Возможно, уже должен был узнать, ведь он много с кем встречался. Долгое время любовь для него была продолжением дружбы, уютом между двумя людьми, где тишина не кажется громкой, а хаос оглушительным. Но любовь для Бака также была нитью, которую можно было разорвать простым прикосновением. Именно такую участь настигла любовь, которую он испытывал к Эдди. И дело не в том, что Бак пережил случившееся и перестал любить его в тот момент, когда Эдди отверг его на той парковке. Он знал, что какая-то часть его души, вероятно, будет любить его до конца своих дней. Но в какой-то момент притворство, что он больше не любит Эдди, перестало быть притворством, и ему действительно удалось двигаться дальше. Хотя он никогда не ожидал, что его, как и в случае с Пенсильванией, снова швырнут к Эдди без малейшей подготовки. Бак почувствовал, что снова влюбляется в Эдди. Эта мысль была пугающей, но в то же время радовала его сердце, которое возвращалось к жизни. У Эдди всегда был талант делать так, чтобы Бак чувствовал себя живым и трепетал от предвкушения. Бак обнаруживает, что ноги сами по себе приводят его за кулисы. Он хочет пойти к Мэдди, наконец-то рассказать ей всё и послушать, что она скажет. Должен ли он позволить себе продолжать влюбляться в Эдди? Будет ли это хорошей идеей, учитывая прошлое? Можно ли сказать, что Эдди вырос и изменился? Попробовать ли им ещё раз? У него не было ответов на эти вопросы, но, возможно, они были бы у Мэдди. Однако по пути в гримёрку Бак натыкается на Чимни. Он несёт на плечах несколько пакетов, с трудом передвигаясь под их тяжестью, и кажется маленьким человечком по сравнению с Баком, который выше его примерно на фут. — Тебя выселили из автобуса? Зачем ты несёшь столько вещей? Чимни останавливается как вкопанный. Он оборачивается и смотрит на Бака с тревогой во взгляде. — Мэдди строго запрещено напрягать голосовые связки до начала сегодняшнего шоу. Саундчек отменили, — говорит он, как будто это всё объясняет. Но затем Чимни начинает тараторить, и Баку остаётся просто стоять и слушать. — У неё немного болит горло. Поэтому я пошёл в аптеку и взял ей всевозможные лекарства от простуды. Затем я отправился на рынок и купил разных свежих фруктов. Знаешь, во фруктах содержатся витамины, которые помогут укрепить её иммунную систему. И я взял ей ньокки у уличного торговца. Это не поможет от простуды, но она их любит, поэтому я подумал, что это поднимет ей настроение. Она расстроена из-за возвращения в Пенсильванию, и к тому же боится, что сегодня вечером облажается. Я не хочу, чтобы она переживала из-за этого. Так что, думаю, я воспользуюсь тем фактом, что она не может мне возразить, и напомню ей, какая она замечательная и талантливая. Ты же знаешь, как Мэдди относится к похвале. Казалось бы, такая яркая поп-звезда должна была привыкнуть к комплиментам, но... А-а-а! Чимни вскрикивает, когда Бак обнимает его, не в силах больше противостоять любви, которая переполняет его тело, как поётся в одной из весёлых песен его сестры, и заключает почти незнакомого ему парня в крепкие объятия, осторожно обходя все эти пакеты. Он отпускает Чимни также быстро, как бросился обнимать. Тот просто смотрит на него. — Эм, — он моргает, как будто что-то попало ему в глаз. — Ты только что обнял меня? — Как видишь, да, — радостно говорит Бак. — А… Почему? — Потому что Мэдди права, — говорит он. — Ты отличный парень. Ты так сильно заботишься о ней. Прости, что не понимал этого раньше. Я мог думать только о людях, которые причиняли ей зло. Его щеки заливает румянец. — Мэдди сказала, что я отличный парень? — Чувак, она без ума от тебя. — подчёркивает Бак. — Тебе определённо стоит сделать первый шаг. — Ты просишь меня подкатить к твоей сестре? — Кто-то же должен, — говорит Бак, пожимая плечами. — Ты ещё больше сводишь её с ума, притворяясь, что относишься к ней просто как к подруге. — Чёрт, — выдыхает Чимни и признаётся. — Знаешь… Я, типа, по уши в неё влюблён. — Тогда действуй, — подначивает его Бак. Чимни не двигает ни одним мускулом. — Почему ты всё ещё стоишь здесь, разинув рот как рыба? Иди, скажи ей! — Но ей запрещено говорить, — говорит Чимни, что звучит как слабое оправдание. Бак не может поверить в то, что Мэдди влюбилась в какого-то лузера. — Это не значит, что она не может использовать свой рот для других целей, не так ли? У Чимни отвисает челюсть. — Ты странный, — говорит он. — Ты очень странный, чувак. Но ладно. Я пойду. — Так иди! — восклицает Бак, жестом призывая его двигаться дальше по коридору. Чимни так и делает. Но, сделав всего несколько шагов, он оборачивается. — Между прочим, — начинает он, обводя взглядом брата женщины, в которую влюблён. — Бак, спасибо, что изменил моё мнение о себе. Ты и близко не такой ужасающий, каким я тебя представлял. — Первое впечатление обманчиво, — отвечает Бак, издавая смешок. — Я рад, что был неправ, — признается Чимни и, наконец, убегает. Бак смотрит, как он исчезает в коридоре, не в силах сдержать улыбку. По крайней мере, хоть чьё-то счастье сегодня начнётся.***
Эдди бездельничает в своём номере, переключаясь между просмотром какого-то дурацкого реалити-шоу по старому отельному телевизору и поглядыванием на телефон в ожидании новостей от Хен. Кристоферу не хотелось сидеть сложа руки, и он захотел пойти на шоу сегодня вечером, к чёрту его отца и его дурацкое растяжение. Поэтому Эдди разрешил ему пойти, строго наказав слушаться Хен и всегда находиться в пределах десяти футов от неё или кого-либо ещё из команды, кого он хорошо знает. Эдди почти засыпает, когда его будит стук в дверь номера. Наверное, это обслуживание номеров, которое он вызвал, чтобы ему принесли ужин, поэтому он ожидает, что дверь вот-вот откроется и работник отеля войдёт сам, но спустя минуту этого не происходит, поэтому Эдди вздыхает и, с трудом поднимаясь с кровати, хромает к двери. Он не ожидает встретить Бака на пороге. Бака, который должен быть на концерте. Об этом он и спрашивает. — Почему ты не на концерте? — Бобби прекрасно справляется один, поэтому я подумал, что мог бы составить тебе компанию. Готов поспорить, ты на стенку лезешь, — добавляет он. Затем он указывает на поднос с едой, стоящий на столе с колёсиками в коридоре. — И я перехватил обслуживание номеров. Креветки, реально? — Ну, за них плачу не я, — говорит Эдди. — Поэтому я взял креветки. Бак смеётся. — Ты пользуешься с трудом заработанными деньгами моей сестры, чтобы взять себе креветок? — Она миллионерша, — отвечает он. — Я не чувствую себя виноватым. — Справедливо. Бак выжидающе смотрит на него. — Ну, так ты дашь мне войти? Эдди моргает. Ой, точно. Он открывает ему дверь, смотря, как Бак берёт поднос и заносит его внутрь и ставить на стол. Затем мужчина замирает, не зная, что делать дальше. — Просто сядь, — уговаривает Эдди. Что Бак и делает, передвигая свою задницу на самый край кровати. Эдди удобно устраивается на другой стороне, закидывая ногу на подушку, чтобы поддерживать травмированную лодыжку в вертикальном положении. Между ними воцаряется тишина, только реалити-шоу создаёт какой-то шум в комнате. — Ты хотел о чём-то со мной поговорить или правда пришёл, чтобы просто составить мне компанию? — нетерпеливо спрашивает Эдди. Бак сбрасывает ботинки и закидывает ноги на кровать Эдди, поджимая их под себя. — И то, и другое, наверное. — Хорошо, — протягивает Эдди. — О чём ты хочешь со мной поговорить? — он пытается звучать спокойно и собранно, но сердце бешено колотится под рёбрами. Бак смотрит на свои руки, пальцы которых сцеплены так сильно, что костяшки белеют. — Ты помнишь Себастиана? — спрашивает он. На висках Эдди тут же выступают капельки пота. — Да, — тихо говорит он. — Конечно, помню. А что? — Просто... — Бак, сжимая кулаки ещё сильнее. — В тот вечер ты сказал мне… Ты сказал мне, что это была фаза. Что ты на самом деле не... — он делает паузу. — Наверное, раз ты теперь с Шеннон, мне интересно знать, правда ли это была фаза. Эдди качает головой и в замешательстве смотрит на него. — Что? — Я хочу сказать, что для меня это не было фазой, понимаешь? Позже в том же году я понял, что я бисексуал, — признаётся Бак. — С тех пор я встречался с парнями. И с девушками. С людьми любого пола и гендера. На самом деле для меня это не имеет значения. Эдди не может обдумать услышанное, потому что в его голове всё ещё звучит то, что Бак сказал до этого. — Бак, мы с Шеннон не вместе, — настаивает он. Бак резко поворачивает к нему голову. — Нет? — Господи, нет. — Эдди поворачивается лицом к нему. — Почему ты решил, что я с Шеннон? Я ни разу не говорил о ней. Бака чувствует себя так, словно его ударили по голове. — Помнишь, как на прошлой неделе я зашёл в ваш номер, чтобы попросить подушку? Кристофер разговаривал с ней по телефону. Он назвал её мамой. До Эдди наконец доходит. — Поэтому ты так странно себя вёл? — Вы с Шеннон не вместе, — повторяет Бак. Кажется, в его голове всё наконец-то встаёт на свои места. — Абсолютно точно не вместе, — подчёркивает Эдди. — Мы развелись, когда Кристоферу было четыре. Наверное, ей надоело быть моей... Бородой, полагаю? Мы любили друг друга, но не так, как должны любить родители. Поэтому она ушла. Переехала в маленький городок на севере Техаса. И всё закончилось. Бак на мгновение задумывается. — Бородой? — спрашивает он. — Да, — признаёт Эдди. — Отвечая на твой прошлый вопрос.… Это не было фазой. Я хотел, чтобы так оказалось. Боже милостивый, как же я хотел, чтобы это было фазой. Но никогда не было. Я не... Я никогда не был... Я… Эдди делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я гей, — говорит он. Отрицать бесполезно. Бак всё равно знает. Вероятно, он был первым человеком, который понял. Ещё до того, как Эдди признался в этом самому себе. Бак просто смотрит на него. Затем смотрит ещё какое-то время. А после ещё немного. Эдди чувствует, как по коже бегут мурашки. — Всё было по-настоящему? — спрашивает Бак, затаив дыхание. — То, что было между нами. Это было по-настоящему? Эдди сглатывает. — Каждую чёртову секунду. Бак прищуривается, его губы сжимаются в тонкую линию. — Тогда ты просто мудак, Эдди. Эдди бледнеет. — Бак... Он смотрит, как Бак встаёт с кровати и начинает расхаживать по комнате. — Ты хоть представляешь, как жестоко ты разбил мне сердце? — выплёвывает он. — То есть ты просто взял его, швырнул на асфальт и растоптал на той парковке. Господи, блять. — Я не хотел... — начинает Эдди, но Бак тут же перебивает его. — Из-за тебя я чувствовал себя идиотом, Эдди, — продолжает он. — Словно я сошёл с ума! Как будто я не заслуживаю... Вообще ничего. Ни твоей дружбы, ни твоей любви, ни... Почему? — он замирает посреди номера. — Потому что ты испугался? Потому что Шеннон была безопасным вариантом? Ты что, обрюхатил её, чтобы что-то доказать? — Эй, — выдыхает Эдди, в его крови закипает гнев. — Не смей говорить так, Бак. Ты понятия не имеешь, каково было быть подростком из мексиканской католической семьи, выросшим не где-то, а в Техасе. Ты не можешь понять, каково это, окей? — Тогда объясни, — просит Бак. — Помоги мне понять. — Не думаю, что смогу, — честно признаётся он. — Потому что неважно что я скажу, я знаю, что ты не сможешь взглянуть на вещи моими глазами. Господи, Бак. Я знаю тебя как свои пять пальцев. Вернее, знал тебя. Ты убедишь себя, что я намеренно причинил тебе боль, и никакие мои слова не изменят твоего мнения. И, кстати, это было не намеренно, — добавляет он. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, Эван. Бак съёживается, когда Эдди произносит его имя. Точно так же, как тогда, на парковке. — Но ты причинил, — говорит он. Это звучит как признание. — Никогда в жизни мне не было больно так, как тогда. Даже когда моя бывшая девушка посмотрела мне в глаза и всего через несколько часов после того, как у неё случился выкидыш, сказала, что она всё равно никогда не хотела от меня ребёнка. Блять. Эдди не знал. Теперь то, что сказала ему Хен, начинает обретать смысл. — Мне очень жаль, — искренне говорит он. — У твоей девушки был выкидыш? — Дело не в этом! — шипит Бак. — Тогда в чём? — спрашивает Эдди. — Дело в том, что... — Эдди замечает, что Бак начинает дышать, прилагая усилия, как и бывало всегда, когда у него случались панические атаки. — Дело в том, что ты не слушаешь. Перестань жалеть себя, Эдди. Ты не единственный человек в мире, который когда-либо испытывал боль. Так что не вешай мне лапшу на уши, говоря мексиканской католической семье. Это всего лишь оправдание. Они смотрят друг на друга и глубоко дышат. — Думаю, тебе следует уйти, — говорит Эдди. Бак фыркает. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — Нет, — говорит он. — Я думаю, тебе следует уйти. Чтобы прийти в себя. Ты паникуешь. Ты не отдаёшь отчёт тому, что говоришь. Тебе нужно успокоиться, Бак. Из его горла вырывается недовольный стон. — Иногда я ненавижу это, — бормочет он себе под нос. — Что ты все ещё знаешь меня. Наверное, ты знаешь меня лучше, чем Мэдди, даже после того, как мы снова начали общаться. Из-за этого рядом с тобой я чувствую себя уязвимым. Эдди хмыкает. — Это плохо? — Не знаю, — признаётся он. — Но ты прав. Мне стоит уйти, пока я не сделал ещё хуже. Он задерживается лишь на мгновение, прежде чем направиться к двери. А затем, даже не оглянувшись на Эдди, выходит в коридор и захлопывает за собой дверь. Только спустя несколько минут сердце Эдди перестаёт стучать как бешеное. Он совершенно забыл о креветках.