Думаете, нас никто не поймет?

POV Найвс — Слушайте. А давайте разделимся?       Не думала я, что Уинтер в принципе задаст этот вопрос. — Зачем? — Разве мы не должны держаться вместе? — краем глаза подметила, что Мефисто охватила легкая дрожь. Видимо, вопрос застал её врасплох. — Должны. Но так ведь ещё интереснее. Разделимся, погуляем по городу, а потом можно у этой же лавочки собраться и вернуться в Академию. Ну как? Что думаете?       Ну, что? Я против задумки не была. Тем более, что предложение интересное. Да, может быть это и было опасной затеей, но всё-таки природа так устроена, что интерес при любом раскладе берёт выше.       А вот у Мефисто, судя по всему, сейчас мозговой штурм кипел. Зная её, она, несомненно, анализировала в голове сложившуюся ситуацию. Но… Её любопытство было сродним с нашим, поэтому долгие размышления ей не требовались.       Мы с ней лишь переглянулись, давая на подкорке сознания общий ответ «да». Обеспокоенной подруге мне оставалось только кивнуть. Мэф слегка улыбнулась и ответила за нас двоих: — Почему бы и нет. Мы «за». — Вот и отлично! — Уинтер резко вскочила на месте, от чего я даже пошатнулась от неожиданности, и посмотрела на городские часы, — Ровно в полночь собираемся здесь! Хорошо? — Ага. — Хорошо. — Договорились. Чур я на запад!       Спустя считанные секунды её уже и след простыл. Ну, что же. Осталось и нам разделиться. — Ты куда планируешь пойти? — интерес во мне не хотел угасать. — Хм… Думаю сходить в библиотеку. Посмотрю на стеллажи, почитаю что-нибудь. Гхы! — она как-то странно ухмыльнулась прежде, чем продолжить, — Может, даже свои работы там найду ~ — Ааа. Понятно. — Ну, а ты куда? — ЭХ! Ну… Пока просто пройдусь по парку. А там уже куда ноги поведут. — и это правда. Я не знаю, куда хочу пойти. — Хаха. Понятно. Ну, тогда до полуночи. — Мефисто встала со скамейки, отряхнув подол юбки, и пошла в противоположную от Уинтер сторону.              И вот я осталась одна. Решив время зря не терять, наконец поднялась с насиженного места и направилась к главной тропинке елового парка.       На удивление, парк оказался мрачноватым и нелюдимым. Здесь фонарей было не столь много, как на главной прогулочной дороге. Да и саму атмосферу составляли одиноко посаженные вечнозеленые деревья, что больше нагоняли мрака своими увесистыми колючими ветками.       Мне такое положение дел нравилось, поэтому и не особо впечатлилась мрачноватым пейзажем. К тому же… Подобная мрачность казалась мне обыденной. Обыденной именно за счет образа жизни. Родительский дом располагается за пределами Вестлока, в километре от кладбища. Сколько себя помню, всё своё детство я провела именно на этом кладбище, попутно учась у матери Кладбищенской магии и познавая соответствующие обряды. Профессия моей матери была схожа с той, что в мире людей называлась «гробовщик». Местные ведьмовские семьи, а по совместительству наши соседи и хорошие знакомые, не раз обращались к ней за помощью для связи с почившими родственниками. Именно мои родители, как никто другой, практиковали в большей степени Кладбищенскую магию, а потому эта стезя осталась с ними на всю жизнь.       В моих планах тоже имелся пункт овладения этой дисциплиной и, беря пример со старших, также намеревалась посвятить оставшуюся жизнь могильной обыденности. Ну, конечно, не буквально. На «тот свет» мне ещё рановато.       И… Я углубилась в свои мысли настолько, что не сразу услышала шепчущий голос у самого уха: — О чём задумались, Хозяйка?       Эх, Билли. Сколько не прошу, а ты всё продолжаешь звать меня «Хозяйкой». Хотя… И его можно понять. У призрачных фамильяров существовало негласное правило, что к своим повелителям непременно надо было обращаться «хозяин» или «хозяйка». Не знаю, откуда оно взялось, но такова была природа неупокоенных душ. И это приносило, в некотором роде, дискомфорт. Всё-таки Билли был мне не только фамильяром, но и хорошим другом и советником. И как-то странно было слышать от своего товарища обращение «Хозяйка»… — Да так. О своём. — …Насчет профессии небось?       Блин. Угадал. — Ну, да. Думаю, что в будущем пойду по стопам родителей. — А у Вас… Других мыслей не возникало? — голос его, как обычно, отдавал хрипотой. Он был настолько тихим, что заглушался даже легким дуновением ветра. — Не особо. Я… Ничего другого придумать не могу. Да и к тому же профессия моих родителей тоже привлекательна по-своему. Ты сам знаешь… В компании духов мне легче находиться, чем контактировать с живыми.       Странно. Он как-то… Сегодня более многословен, чем прежде.       Билли, будто услышав моё внутреннее замечание, ответил невпопад: — Просто… Меня что-то терзает… — Ты опять за старое?       Больная привычка моего фамильяра - ворошить фрагменты прошлой жизни. Пускай память из жизни отдельными кусками была утрачена после смерти, но что-то он да вспоминал. Но это только его случай. У других неупокоенных душ память о жизни никуда не делась. Это с Биллом что-то было не так…       На мой вопрос он ничего не ответил. Только лишь опечалено хмыкнул и вернулся в положенное место хранения — черный чокер с круглым медальоном.       Не успело осознание ко мне прийти, как уже оказалась на территории знакомого кладбища. Будто ноги сами меня сюда завели… Как ни крути, но этот маленький некрополь был чище, чем коридоры Академии. По крайней мере родители старались ухаживать за территорией и наводить какой-никакой порядок. Каждая могилка, узкая каменная дорожка и даже ржавая калитка кладбища — всё выказывало презентабельный вид.       Проходясь по одной из многочисленных извилистых тропинок погоста, краем глаза отметила едва зримый силуэт, что сгорбился в три погибели над надгробием. Эта неупокоенная душа не могла быть мне незнакомой. Сколько себя помню, родители твёрдо настаивали, чтобы я и шагу к нему не подступала. Причину их наказа я не понимала. Но… Именно он не давал мне покоя.       И всё же мне хотелось ему чем-то помочь. Выполнять последнюю волю призрака — это самая опасная затея, что может предпринять ведьма. Волю неупокоенной души никогда не предугадаешь: может, он хотел бы попрощаться с родственниками и сказать им последние слова. Может, хотел отдать какой-то предмет, а объект передачи был бы далеко отсюда. Или хотел бы кого-то убить… Последняя воля может быть разной. И если ты всё-таки принял непоколебимое решение помочь этой душе, но потом осознаешь, что сил и возможностей на это нет, то этот неупокоенный дух будет преследовать тебя до конца жизни.       Сама по себе знаю, что не особо проявляю эмпатию и сострадание. Но… Мне же тоже надо с чего-то начинать. Со сменой имиджа не вышло, тут уже дело тонкое (и ужас какое сложное). Но вот с проявлением чувств…       Я ещё какое-то время корёжила себя, но всё же решила пойти на риск. Развернувшись на невысоких каблуках, ускорила шаг по направлению к надгробию, где и восседал одинокий призрак. Остановившись напротив его опущенной головы, я со всем присущим хладнокровием сказала: — Чего ты желаешь?       Призрак, будто не веря собственным ушам, наконец поднял голову. Удивление на его бледном лице ничем нельзя было скрыть. Оно и понятно: вот уже столько лет его просто игнорировали. На подкорке сознания отметила, что это был мужчина 30, а то и больше, лет, в черном фраке, который явно испытал на себе яростные языки пламени, от чего в некоторых местах выглядел прожженным. Руки призрака были тонкими и казались сухими, в некоторых местах виднелись даже мозоли. Короткая прическа выглядела небрежной, взлохмаченной, будто перед самой смертью суетился…       Левитировав над землей, призрак приблизился ко мне и сложил руки в замок, а голос, отдающий хрипотой, а местами и заикающийся, выдал: — О-о-ох, юная дев-ушка. Я нисказа-анно рад, что на-а мою пе-ерсону обра-атили внима-ание. Прошу Ва-ас… Исполни-ите мою последнюю во-олю. — Я вас слушаю. Чего вы желаете прежде, чем упокоиться с миром? — сколько бы в душе себя не наставляла, но сострадание выказать у меня не получается. — Н-не могли бы В-вы… Быть м-моим слушателем?       Что?       Слушателем? — В смысле? — голова сама по себе склонилась набок, а глаза слегка расширились. Что-что, а этого я никак не ожидала. — П-понимаете… При жизни я б-был с-скрипачом. Я у-уже был на пике т-триумфа… — в этот момент его выражение лица вновь обрело оттенки печали, — Но т-театр, в котором н-наш оркестр д-должен был в-выступать… Охватило п-пламя. Б-большинство моих коллег п-пали при пожаре и… Я-я был в их числе. И… Т-так и не успел показать н-на что с-с-способен. — белые глаза вновь устремились на меня, — Не могли бы В-вы побыть моим с-с-слушателем? Прошу.       Казалось бы, последняя просьба призрака была не слишком экстремальной. Даже наоборот: самой обычной. Так почему бы мне не попробовать? Ничего не сказав, я села на каменную плитку могилы напротив, устроилась поудобнее и стала со всем вниманием смотреть на духа. Призрак, обрадованный вниманием (ну, или же тем, что его волю наконец решились исполнить), изящно взмахнул кистью по воздуху. Из сгустков едва зримого облака появилась скрипка, на вид очень обшарпанная и старая, в некоторых местах виделись проколы и последствия огня. Удобнее подложив инструмент под подбородок и ухватившись тонкими пальцами за смычок, мужчина выпрямил спину и плавным движением кисти начал воспроизводить мелодию…       Мелодия, что сейчас звучала, начиналась плавно, тихо. Но с каждой новой высокой нотой начинала набирать более быстрые и резкие обороты. Эти самые обороты напоминали маленьких птиц, что с каждыми короткими взмахами крылышек возвышались в небо…       Далее музыка плавно ведала своим звучанием мотив о том, как могут прогибаться многолетние могучие деревья под натиском бурной погоды. Рассказывала, как резво и настороженно прячутся в свои норы мелкие животные, опасаясь настигшей непогоды.       Собственный музыкальный слух, как обычно, не повёл: в этих нотках уловила отрывок «Зима» из «Времен Года» Вивальди. Казалось, в это выступление перед единственным слушателем призрак вкладывал все остатки души. Выкладывался на полную. Мотив музыки, как и выражение лица покойника, были неизменными в своей гармонии, необъятны в чувствах и неутолимы в желании показать на что способны.       И это…              Было прекрасно.       Постепенно мелодия затихала в привычной тишине погоста. Смычок в руках музыканта медленно оттягивал каждую струну. И вот она наконец затихла…       Преисполненный торжеством от выступления, призрак наконец оттянул от челюсти инструмент и гордо вскинул голову. Неожиданно для себя, я на эмоциях быстро поднялась с могильной плиты и что есть мочи стала отбивать ритм ладонями, аплодируя. Тронутый бурной реакцией, призрак учтиво склонил корпус, как сделал бы это на сцене, и вновь поднялся.       В этот момент почти прозрачная духовная оболочка озарилась мягким светом, а облик музыканта стал обретать более ясные черты: подожженный фрак вернул себе первоначальный образ, ровно, как и лицо призрака. Сейчас мужчина выглядел ни уставшим, ни потрепанным, а самым что ни на есть обычным человеком. Но… Это означало только одно — его воля была исполнена. Поднимаясь ввысь и постепенно исчезая, призрак сверху вниз мягко мне улыбнулся и сказал напоследок: — Спасибо Вам, юная Леди. Спасибо…       И исчез. Навсегда. — Надеюсь… Твой дух упокоится с миром.       Я никак не могла ожидать, что смогу пролить слезу. Одинокую, невзрачную и покинутую, каким было существование этой души вплоть до сегодняшнего дня. Пролила слезу не от радости за то, что смогла помочь несчастному призраку. Не от того, что смогла выказать хоть каплю сочувствия… А от то, что мне стало грустно. Впервые в жизни я всем нутром почувствовала, как может собственная душа разорваться на мелкие осколки от осознания печальной судьбы другого человека. Он был музыкантом, всю жизнь вложил в излюбленное дело… И при таких печальных обстоятельствах покинул бренный мир, блуждая по нему уже в оболочке призрака.       Это… И есть то самое сочувствие, что корежит душу? Это и есть признак эмпатии? Надо же… У меня такое впервые.       Опомнившись, нещадно протерла глаза рукавом плаща. Расчувствовалась что-то… Посмотрев время на наручных часах, поняла, что пора возвращаться к месту встречи. Не думала я, что выступление займет несколько часов. Напоследок окинула могилу, на которой восседал призрак музыканта, и ушла с кладбища прочь…              Как оказалось, пришла я самой первой. Ну, видимо, сейчас и девочки подойдут. Погрузившись в мысли, я присела на лавочку, смиренно ожидая подруг.       И вот уже силуэт Уинтер проглядывался в узкой улочке. — Ты Мэф видела? — странно. Мой голос сейчас прозвучал громче, чем до этого. Обычно я говорю либо тихо, либо под нос. — Нет. Не видела. А?       Взгляд Уинтер упал куда-то позади меня. Обернувшись, поняла причину: среди еловых веток проглядывался силуэт Мефисто, но… Рядом с ней стоял кто-то ещё, но из-за веток трудно было разглядеть кто именно. — Да вот же она. — Уинтер пальцем указала в сторону Мефисто, — Пойдем к ней? — Давай. — лениво поднявшись с лавочки, я зашагала по правую руку от подруги.       Два силуэта стояли уже в паре метрах от нас с Уинтер. Девушка в шутку крикнула обращение, которые мы редко употребляли по отношению к Мефисто, но всё же оно когда-никогда проскальзывало в обиходе: — Эй! Мефистофель! Чего к нам не идёшь?       Стоило озариться на встревоженное лицо Мефисто и незнакомую нам персону, как легкий холодок пробежался вдоль позвоночника, а в голове закричала паника. — Что за?!.. — не удержалась от восклицания Уинтер. — Кто это? — уже я ответила невпопад.