Глупый Пи: 3
?
Что случилось?
Глупый Нонг :) Мне мало переписок. Я хочу тебя увидеть. Пожалуйста, Чей, мне нужно тебя увидеть.Глупый Пи: 3
Мак…
Глупый Нонг :) Я хочу тебя увидеть Я хочу узнать, какой ты Хочу услышать твой голос Хочу вживую услышать, как ты поёшь и играешь на гитаре Хочу тебя обнять, Порче. Так сильно, что у меня болят руки Пожалуйста? Чей не отвечал, казалось, целую вечность. Макао почти до крови прокусил себе палец — от неминуемой травмы его спас вовремя появившийся Вегас. Брат дал ему подзатыльник, слабый, но ощутимый, и сел рядом, разбираясь с какими-то документами. Он ничего не говорил, ничего не спрашивал, но нахождение брата рядом помогало Макао не сойти с ума. Телефон коротко пиликнул входящим сообщением.Глупый Пи: 3
Знаешь фонтаны в парке Бенджакити?
Макао тут же подорвался с дивана и метнулся в свою комнату. Домашние мягкие штаны и майка сменились чёрными джинсами и светло-синей футболкой. Макао схватил со стула барсетку: ключи от дома и мотоцикла, кошелёк, пара пластырей и паспорт. Он пулей вылетел в гостиную, на ходу читая сообщения Чея:Глупый Пи: 3
Справа от них есть тихий сквер…
Там беседка в глубине, белая. Она там одна, не ошибёшься.
Я буду там минут через 20, окей?
Печатая на ходу «Ок», он почти вышел из дома, когда услышал за спиной голос брата. — Ты же помнишь, что мы сегодня едем к дяде? Макао застыл. Находясь в своих переживаниях, он совсем забыл об этом. Сегодня отец возвращается из командировки, и они всей семьёй должны присутствовать в главном доме, якобы ради семейного ужина, чтобы отпраздновать возвращение Кана и удачно заключённую сделку. На деле это затевалось, чтобы Корн и Кан могли обсудить бизнес, а братья — пообщаться. «Пообщаться» в их случае значило «разбрестись по разным углам одной неожиданно маленькой гостиной и не поубивать друг друга до конца вечера». Они с Вегасом обычно старались друг от друга не отходить. Так каждый мог, во-первых, быть уверенным, что другой в порядке, а, во-вторых, удерживать брата от словесного или, что для всех заканчивалось плохо, рукопашного боя с кузенами, когда напряжение в комнате становилось невыносимым. Макао не хотел туда ехать. Он не хотел этого в обычные дни, а сегодня — особенно. Будь их семья обыкновенной, между ужином с почти-ненавистными родственниками и знакомством с Порче он бы, не задумываясь, выбрал второе. Но он не мог. Не мог оставить Вегаса одного в главном доме, по сути, наедине с людьми, которые открыто его презирают. Макао не мог так поступить. Не мог счастливо пойти на прогулку, зная, что в этой битве Вегас останется один. Но мог ли он поступить так с Чеем? Чуть ли не на коленях умолять о встрече, чтобы, получив место и время, тут же слиться? Что подумает Чей? На его месте Макао послал бы себя, не задумываясь. «Прости, я не смогу прийти», — написал он, но не отправил. Макао повернулся к брату. Вегас наблюдал за ним со странным выражением лица. Словно он впервые увидел его таким и теперь пытался понять, что такое особенное произошло, чтобы младший брат выглядел так. Скрывая своё огорчение, Макао сел рядом с ним, задумчиво глядя на тёмный экран телефона. Вегас привлёк его внимание, положив ладонь на его плечо. — Это того стоит? — Я не могу тебя оставить. — Это не то, о чём я спрашивал. Закусив губу, Макао почти в отчаянии смотрел на брата. В нём кровожадно боролись долг и желание, а сам Макао застрял между ними, едва успевая прикрывать голову и прятаться от летящих с двух сторон снарядов. Рядом с ним, дрожа, притаилась совесть. Впервые в жизни она оказалась на перепутье, впервые за все его шестнадцать лет она не могла его направить. Пальцы брата мягко ухватили его за подбородок, безмолвно прося отпустить губу и поднять взгляд. Вегас наблюдал за ним, сверкая хитрыми тёплыми глазами, и улыбался. Не так, как улыбался папе или дяде Корну, учтиво и вежливо, но насквозь фальшиво, вынужденно. Не так, как улыбался кузенам. Хотя, сказать по правде, им он не улыбался, скорее насмехался. Губы растягивались в оскале. Он дерзко выплёвывал оскорбления, спрятанные за колкими, острыми словесными шпильками, и был готов в любую секунду обнажить зубы для защиты или нападения. Сейчас Вегас улыбался нежно и мягко, почти не заметно, если не знать его так хорошо, как знает Макао. Губы едва-едва приподнимали уголки, но за них всё говорил взгляд. Тёплый, родной, мягкий. А в этот раз ещё и понимающий. — Я спрошу ещё раз, — тихо проговорил брат, — это того стоит? — Это стоит всего на свете. — выдохнул Макао и опустил глаза. — Но я тебя не оставлю. Ни за что не оставлю. Вегас шумно усмехнулся и покачал головой, но Макао знал, как брат был ему благодарен. Он разблокировал телефон и почти нажал на кнопку «Отправить», когда Вегас неожиданно произнёс: — Два часа. Макао тут же поднял на него взгляд, едва слышно выдохнув «что?». — У тебя есть два часа. Я прикрою тебя, скажу, что ты задержался у репетитора, но чтобы через два часа ты был в гостиной дома дяди. Ты понял? Макао не понял. Первые секунды ему показалось, что он оглох. Потом, что он бредит. А затем пришло осознание. Он кинулся на шею брату и обнял его так крепко, словно планировал задушить, а не поблагодарить. — Спасибо-спасибо-спасибо!!! — Ну всё-всё, отпусти меня. — делано недовольно сказал Вегас, в прочем, не делая попыток вырваться из объятий. Наоборот, притягивая брата ближе. Макао отодвинулся, оставляя руки на его плечах, и посмотрел на Вегаса так, словно тот повесил на небо луну и звёзды. — Ты самый лучший брат на свете. На это заявление Вегас фыркнул и отвернулся, но Макао ясно видел, как покраснели под волосами его уши. — Тоже мне, подлиза. Иди отсюда. Чтобы до ужина у дяди я тебя не видел. Макао кивнул и ещё раз коротко обнял брата. В следующее мгновение он стоял в коридоре, засовывал ноги в кроссовки и брал с тумбы шлем. — Не гони. — послышался из комнаты голос Вегаса, когда Макао открывал дверь. — Хорошо. — ответил он и вышел из дома. Он собирался увидеться с Чеем. Макао почти не верил, что это происходит, но на голове тяжелел блестящий чёрный шлем, а под ним знакомо гудел верный байк. Этого почему-то оказалось достаточно, чтобы поверить. Дьюк на полной скорости вёз его по Бангкоку.***
Пока Макао мчался к месту встречи, Чей стрессовал, чёрт возьми. Он и не думал, что однажды окажется в такой ситуации, но вот, пожалуйста, он здесь — сидит на лавочке, каждую секунду проверяя телефон, и просто ждёт. Порче не знал, чего он ожидал от этой встречи, не знал, зачем он вообще согласился на неё, и почему, мать вашу, именно вечерний парк Бенджакити, они же не на свидании, чёрт возьми, Чей, чем ты думал?.. Сердце стучало о внутреннюю сторону рёбер так сильно, что ему пришлось приложить к груди руку — вдруг оно выпрыгнет наружу. Бум-бум-бум. Почти безлюдный сквер, обычно приносящий покой и умиротворение, сейчас навевал тревогу. Пытаясь отвлечься, Чей начал осматривать знакомо-незнакомое место. Вот беседка, расположенная над небольшим прудом, вот тянущиеся с двух сторон дорожки лавочки — их было не очень много, чтобы люди, отдыхающие здесь, могли почувствовать уединение. Прямо напротив него — изогнувшееся причудливым образом дерево, и поющие в его ветвях птицы. Молодая мама с ребёнком спокойным шагом шла мимо, пока её сын, спотыкаясь, но уверенно бежал вперёд. Порче с лёгкой улыбкой проследил за ним глазами. И замер. На дорожку свернул парень. Его возраста, примерно его роста, подтянутый, что было заметно даже под свободной светло-синей футболкой. Парень смотрел в телефон, и Чей почти не видел его лица, — даже если увидел, то это мало бы ему помогло, потому что он не знал, как выглядел человек, которого он ждал, — но отчего-то он узнал его с первого взгляда. Парень опустил телефон и огляделся. Его глаза почти сразу нашли Порче. И Чей тут же почувствовал, как медленно его отпускало напряжение. Он улыбнулся и помахал парню рукой. Уголки его губ дрогнули едва ли заметно. Парень подошёл к сидящему Чею, останавливаясь напротив, и наклонился, упираясь ладонями в колени. — Ты Чей? — он спросил так, словно уже знал ответ. Порче отчего-то засмущался, но не отвёл от него сияющих глаз. Он выпрямился на скамейке, оказываясь к парню так близко, что у него перехватило дыхание, и негромко произнёс: — Да. Макао улыбнулся так ярко, что мог осветить своей улыбкой весь Бангкок. Сердце Чея в тот момент в первый раз сбилось с устойчивого ритма. Тук-ту-тук. Ту-ту-тук. Тук-тук. Тук. (Стоит ли говорить, что Макао в тот день опоздал на ужин не на два часа, а на три?)***
Теперь всё будто стало на свои места. Они общались в сети, созванивались, в редкие разы выбирались вместе в город. Макао катал Порче на мотоцикле, а Чей в свою очередь показал другу любимую лапшичную. С каждым разом их связь становилась всё крепче. С каждым взглядом, каждой улыбкой, с каждым разделённым касанием, с каждым объятьем (поначалу неловким, едва уловимым и только при встрече или прощании, но со временем более долгим, нежным, трепетным, по любому поводу), с каждым сказанным словом они оплетали друг друга всё сильнее и сильнее. Словно недостающие кусочки паззла, они цеплялись друг за друга, складываясь в общую картинку. Они поцеловались на третьем не-свидании, через месяц после первой встречи. Просто в какой-то момент пришло осознание: вот он, парень, сидящий напротив. Вот в него я влюблён. Влюблён так сильно, что от желания обнять и никогда не отпускать судорогой сводит пальцы, так сильно, что от желания поцеловать болят искусанные губы. Влюблён так сильно, как ни в кого и никогда раньше не влюблялся. Они поцеловались почти случайно. Просто в какой-то момент, когда Порче отвернулся, привлечённый внезапным шумом, Макао, тоже заинтересовавшийся происходящим, оказался слишком близко. И почему-то никто из них не смог отодвинуться, хотя смущение безжалостно жгло изнутри щёки. Порче сдался первым. Коснулся своими губами чужих, ощутимо, но почти по-детски. Коснулся, нежели поцеловал. Коснулся. Отстранился слегка, лишь бы хватило места для вздоха. Посмотрел в глаза, тёмные и тёплые. И улыбнулся. И Макао сдался вторым. Придвинулся ближе и поцеловал уже по-настоящему. Нежно, трепетно, мягко — он никогда и никого так не целовал, но и ни одно из безликих предыдущих увлечений никогда не были ровней Порче. Он целовал его осторожно. Целовал, и баюкал в ладонях чужое лицо. Целовал, и чувствовал путающиеся в волосах Чеевы пальцы. Между ними ничего не изменилось. Просто общих взглядов на один стало больше. Просто касаний, разделённых на двоих, на одно стало больше. Просто объятий (долгих, нежных, трепетных, по любому поводу) на одно стало больше. Просто теперь они делили украдкой поцелуи. Просто теперь ожидать сообщений под понимающие взгляды (Вегас) и нежные подколки (Порш) братьев стало чуть-чуть сложнее. Просто теперь они встречались. И это было прекрасно.***
Последний год старшей школы они, неожиданно, провели вместе. Утром Макао пожелал Порче удачи в новой школе (он перевёлся этим летом), а через два часа его парень стоял перед его классом, встречаясь с Макао одинаковыми удивлённо-счастливыми взглядами. — Так, посмотрим. — учитель задумчиво обвёл глазами класс. — О, Макао, подними руку. Садись рядом с ним, Порче. Добро пожаловать в класс. Порче доставал из рюкзака тетрадь и пенал, когда почувствовал на себе чужой взгляд. — Хватит пялиться. — шёпотом сказал он. — Я не пялюсь. — возразил Макао, лежащий головой на своих скрещенных руках. — Я любуюсь своим парнем. Законом не запрещено. Порче возмущённо пискнул, но этот звук потонул в стоящем в классе гуле. Он обернулся к Макао, желая высказать всё, что он о нём думает, но наткнулся на его влюблённый взгляд и почему-то ничего не смог произнести. Вместо этого Чей упёрся локтями в парту и положил голову на сцепленные ладони. — Хватит пялиться. — прищурился Макао, когда они с Чеем вновь встретились глазами. — Я не пялюсь. — хитро парировал Порче. — Я любуюсь своим парнем. Я узнавал у знающего человека: законом это не запрещено. Смутить Макао могли только двое. Один из них — его брат, а второй сидит сейчас перед ним и с улыбкой наблюдает, как Макао прячет горячее лицо в ладонях. Но не то, чтобы Макао был против. Ведь ему нравится всё, что делает Порче. Они никому не говорили о своих отношениях. Не то, чтобы они боялись осуждения, скорее просто хотели сохранить это для себя. Было так приятно наблюдать за бесполезными попытками флирта от других людей по отношению к кому-нибудь из них и знать точно, что они бесполезны. Что на человека, на которого парни и девушки направляли всё своё обаяние, это не подействует. Потому что Макао — Порче, и Порче — Макао. Только так и никак иначе. Они поссорились только один раз. Спустя годы им будет и смешно и стыдно признавать, что поссорились они из-за Вика. Точнее, Кима — одного из кузенов Макао. Чей не преминул возможностью поделиться своим восхищением кумиром с кем-то кроме брата. Макао не любил такой жанр музыки, но любил Порче. Любил слушать его игру на гитаре и низкий, хрипловатый голос, когда он пел. Любил блестящие от восхищения глаза, когда голос любимого исполнителя раздавался из динамика телефона. Поэтому слушал Вика вместе с его главным фанатом (и даже добавил в плейлист несколько песен, но Порче об этом знать необязательно) и, сказать честно, искренне этим наслаждался. — Ну же, идём скорее! Не хочу опоздать! И, конечно же, Макао пришёл вместе с Чеем на день открытых дверей в музыкальный университет — тот, в котором несколько лет назад учился Вик, и в который теперь стремился поступить Чей. Упомянутый музыкант должен был прийти сегодня, чтобы поболтать с абитуриентами и вдохновить их стараться для поступления. Ну и свой имидж поднять, само собой: куча молодых ребят со смартфонами и мобильным интернетом, обожающих тебя и твою музыку — чем не рекламная кампания? Ведущий объявил выход главной звезды сегодняшнего вечера, и Порче почти задрожал от восторга. Макао по-доброму закатывал глаза и улыбался, видя этот детский энтузиазм, но ничего не сказал. Порче никогда не указывал Макао на его щенячий восторг из-за побед любимой киберкоманды, или покупки какой-то очередной супер-мега-классной-Чей-ты-просто-погляди-на-эту-красоту вещички для рисования, так что и он не будет. Толпа вокруг зашумела сильнее, и Макао с трудом оторвал от Порче влюблённый взгляд, чтобы посмотреть на сцену. Видит Бог, лучше бы он этого не делал. На сцену взбежал, держа в руках гитару и всем своим видом излучая уверенность и харизму, не кто иной, как Ким Кимхан Терапаньякун. Они не виделись почти полтора года, и лучше бы всё так и продолжалось, но, увы и ах — волей судьбы они оба были здесь. Ким — на сцене, сияя и с интересом оглядывая толпу, а Макао в этой самой толпе, теперь с непонятной болью в сердце ловя взглядом восторг Порче. Так он познакомился с ревностью. И на своём опыте убедился, что ничего романтичного и прекрасного в этом чувстве нет. Оно скорее наоборот, призвано, чтобы это романтичное и прекрасное отравлять, уничтожать лениво, жестоко и безжалостно. В будущем этот опыт послужит им обоим хорошим уроком. Во-первых, отучит рубить с плеча, что часто свойственно фонтанирующим эмоциями молодым юношам. Во-вторых, научит разговаривать; какая бы ситуация между ними не произошла — они будут говорить, пока не докопаются до сути. В-третьих, что, по-хорошему, должно было идти ещё до первого пункта, этот опыт станет прямым и твёрдым доказательством истинности их чувств. Но так же, как анархия — мать порядка, так и они должны были прожить эту ревность и глупые обиды вместе, чтобы их отношения могли стать ещё крепче. Порче ответил на вопрос более чем подробно, и Макао впервые видел, чтобы вечно собранный и подкованный Ким выглядел сбитым с толку настолько, что потерял способность связать хотя бы пару слов. В другой ситуации эта растерянность его бы это порадовала. В другой ситуации он бы сжал Чея в объятьях и шептал на ухо, как сильно он им гордится. Но в тех обстоятельствах получилось только фальшиво улыбнуться. Макао мысленно дал себе подзатыльник. Не порть Чею его маленькую победу, — ругал его голос в голове, — твои подозрения не обоснованы. Откуда ты их выудил, идиота кусок? Это же Чей. Чей для Макао, а Макао для Чея, неужели уже забыл? Парень встрепенулся, и, подходя с Порче к Киму, излучал лишь спокойствие и уверенность. Глаза кузена округлились, когда он заметил Макао. — Макао? — Кузен. — скучающе поприветствовал он. Порче был удивлён их связью. После он расскажет, как его обидело, что их родство Макао сохранил в секрете. У Кима не оказалось ещё одной футболки с подписью, что действительно расстроило Чея. Но он лишь улыбнулся и заверил, что ничего страшного в этом нет. — В следующий раз повезёт. — сказал он действительно обеспокоенному Киму. — Могу ли я подарить тебе что-нибудь ещё? — Правда? — засиял Чей. — Правда можно? Ким лишь мягко, — в груди зарычал, приподнимая голову, зверь: Макао никогда раньше не видел у кузена такого выражения лица, и предпочёл бы не видеть его и дальше, особенно обращённого в сторону Чея, — улыбнулся. Макао с трудом поборол желание стереть это выражение с лица Кима. Желательно, кулаком. Порче попросил несколько уроков гитары, а Ким почему-то не отказал. И если, когда кузен***
Порче вернулся домой с ощущением, что его переехал автобус. Злые слова Макао ударили в самое сердце. Боль пульсировала в голове и отдавалась в кончиках пальцев. Впервые в жизни ему не хотелось ничего. Ничего, кроме как просто упасть лицом в кровать в своей комнате, накрыться с головой одеялом и под шумок начинающегося ливня тихо сдохнуть. Неужели это всё?.. Он не сдвинулся с места. Стоял всё также в темноте коридора и беззвучно плакал. Он мелко дрожал, холод пальцами сжал внутренности. Ледяные щеки обжигали горячие слёзы. Неужели это всё?.. Порче громко всхлипнул и сам испугался звука, который издал. Он прижал ко рту ладонь. Закусил пальцы. Ноги перестали держать тело, на которое горой свалилось осознание произошедшего. Порче упал на колени. Неужели это всё?.. — Чей? Он поднял взгляд. Подсвеченное светом из кухни перед ним стояло пятно. Порче потребовалось несколько секунд, чтобы опознать в пятне старшего брата. — Порш… — слабо позвал он, едва размыкая губы. Это всё, на что хватило выдержки, и в следующее мгновение он вновь зарыдал. Брат молниеносно оказался рядом и прижал его к себе прямо так — холодного, мокрого от дождя, разбитого. Порче вцепился в него как утопающий в спасательный круг (Порш потом несколько дней старался не оголять торс и плечи, скрывая от и так чувствительного брата синяки, оставшиеся от его хватки). Они просидели так то ли несколько минут, то ли несколько часов. Наконец, Порче перестал так сильно дрожать, а от рыданий остались лишь редкие сорванные всхлипы. Порш аккуратно обхватил Чея поудобнее, поднял его на руки под слабые протесты и понёс в гостиную. Он опустился на диван, не позволяя Чею сползти со своих колен, и просто мягко гладил младшего по спине и волосам. — Тш-ш-ш. — тихо шипел Порш, прижимая его к себе. — Всё хорошо, маленький, просто посиди так, хорошо? Чей не ответил. Лишь громко всхлипнул, хотя и не заплакал (слёз уже, наверное, не осталось), и позволил себе расслабиться в знакомых руках брата. Он уткнулся холодным носом Поршу в шею и снова почувствовал себя маленьким пятилетним Порче, которому только что приснился кошмар. Порш тогда поступил точно также: прибежал, обнял, усадив к себе на колени, и просто позволил выплакаться и успокоиться в тепле знакомых рук. Порш тогда был сильнее всех в мире. Он до сих пор в сознании Чея остался таким. — Что случилось? Срывающимся голосом Чей рассказал брату обо всём, что произошло за последние два месяца: про Вика, пришедшего на день открытых дверей в университет, про то, что он оказался кузеном его парня, про начавшееся репетиторство и появившийся вместе с ним холод в отношениях, и, наконец, про сегодняшнюю ссору. Болезненную, злую, уродливую, разрушившую его до основания. Он снова тихо ронял слёзы, пока рассказывал Поршу о словах, которые сказали ему, и о тех, что сказал сам. Брат ничего не говорил, пока Порче раскрывал душу, не прерывал, то ли боясь спугнуть, то ли давая возможность сказать всё, что он хотел, пока были силы. Порш продолжал гладить его ладонью по спине, путаться пальцами в волосах, изредка мягко касаться губами макушки, и просто грел замерзающего изнутри Чея. Чей затих минут через двадцать, когда высказал всё, что гложило его эти месяцы. Его боль, наконец-таки вышедшая наружу, растворилась, сделала его обессиленным и бескостным. Он растёкся на коленях брата и чувствовал, как медленно и неохотно его отпускает напряжение. Порче не думал, что брат что-то скажет, но вскоре Порш заговорил: — А ты говорил ему об этом? Порче моргнул. Потом резко выпрямился (если бы Порш не обнимал его, то Чей свалился бы на пол). Непонимающе посмотрел на брата. — Чего? — Ты говорил ему, что любишь его? — пояснил брат. — Что твои чувства к нему и к Вику разные? Порче показалось, что он оглох. Тишина обрушилась на него подобно цунами. Словно только что бушевал шторм, гремела молния, разбивая небо на миллион осколков, и внезапно наступил штиль. Он… он не говорил. В смысле, Макао знал, что нравится ему, что Чею хорошо, когда они рядом, но именно «любить»… Они встречались чуть больше года. Порче казалось, что для подобных слов прошло ещё мало времени. Он боялся, что Макао сочтёт его легкомысленным, что он подумает, будто Чей не осознаёт значимости и важности этого слова. Он влюбился в Макао задолго до их первой встречи. Они тогда только начали общаться «нормально», всё ещё возникали нередкие споры и ничего не значащие обиды. Тогда их общение напоминало минное поле. Только что, воодушевленный удачным шагом, кто-нибудь из них смело шагал дальше, чтобы в следующее мгновение «подорваться» — вот как это ощущалось. Порче не знал, почему он это сделал, но в тот день он написал Макао. Порш вернулся после боёв без правил. Точнее, его, избитого и едва дышащего, на руках занес Джом. В тот день брат проиграл. Вернулся без единого бата, зато с парой сотней царапин и синяков (как выяснилось после — с несколькими сломанными рёбрами и пальцами). Порче зашивал особенно крупный порез над бровью, когда в комнату ввалился пьяный дядя. Отвратительная, красная от алкоголя, рожа исказилась в гримасе вины и боли при взгляде на племянников. Арти вновь проигрался. У них в холодильнике лежал кусочек пропавшего сыра, открытая коробка почти прокисшего молока и яблоко, а дядя вновь пошёл в казино. Вновь взял у Порша с трудом заработанные деньги, чтобы погасить предыдущий долг, и вернулся без них и с новой проигранной тысячей бат. Боже, как Чей возненавидел его в тот самый момент. Как сильно ему хотелось ударить дядю по опухшей морде. Как хотелось избить его так же сильно, как был избит на сегодняшнем бою брат, и выкинуть дядю на улицу. Хотелось кричать, чтобы тот никогда не возвращался. Хотелось растоптать, убить, уничтожить. Испугавшись тогда своих мыслей, Порче в приказном тоне отправил дядю спать, пообещав, что серьёзный разговор состоится завтра. Он продолжил обрабатывать раны Порша, кусая губы, чтобы не расплакаться, и всё глубже и глубже погружался в чувство вины. Дядя был их единственным живым взрослым родственником. Он был рядом, когда погибли родители, он любил их и заботился о них. Порш любил его. А Чей сейчас стоит здесь и мысленно проклинает его, желает ему смерти в страдании и муках. Чувство вины, подобно жирным волосатым гусеницам, ползало внутри него, медленно сжирало, оставляя за собой лишь исчерченные съеденными полосками листья и мерзкое чувство стыда. Закончив, Порче укрыл брата одеялом, поставил рядом стакан воды и положил почти закончившийся блистер обезболивающих таблеток, и как можно быстрее убрался в свою комнату. Запер дверь. Замер. И расплакался. Ноги, дрожащие под его весом, не выдержали: наконец-то надломилось колени. Чей сполз на пол, держась за дверь, закрыл рот обеими ладонями и зарыдал. Ему хотелось выть, хотелось кричать, хотелось громить ставшую внезапно тесной и ненавистной комнату… Телефон коротко пиликнул. Придурок Хэй, идиотина Ты чего молчишь целый день? Порче действительно не знает, почему именно он. Порче действительно не знает, как так вышло. Порче действительно не знает. Но он написал. Написал огромное сообщение. Рассказал о Порше, о дяде, о проблемах с коллекторами и деньгами, о своих страхах. Он боялся, что вот-вот, в дом ворвутся разгневанные люди из казино. Боялся боли, что точно придёт вместе с ними. Боялся, что однажды Порш вернётся в более ужасном состоянии, чем было сегодня (или вообще не вернётся). Макао долго не отвечал. Отчаявшись, Порче вытер ладонью слёзы и быстро написал в чат:Зануда
Прости
Не знаю, зачем написал тебе всё это
Мне просто нужно было рассказать кому-нибудь
Извини
Больше не буду
Он увидел под именем абонента мигающее «печатает…» и уже почти ожидал несколько нелестных, хотя и справедливых слов и, возможно, последующий блок, но получил следующее: Придурок А что за казино? Как оказалось, старший брат Макао имел кое-какие связи с владельцем полюбившегося дяде казино. Чей не знал, что именно и как произошло, но коллекторы больше не врывались в их дом, не громили всё подряд, не избивали попавшегося под руку Порче. Да и дядя перестал появляться здесь. Макао объяснил: «теперь долги вашего дяди — это долги вашего дяди, а не твоего брата. Он сам будет за них расплачиваться». В ту ночь они переписывались до самого утра, и весь день в школе Чей клевал носом. Но он не пожалел. Потому что Чей не был один. На его исповедь Макао предложил примерно 10 способов довольно болезненного наказания для дяди Арти (некоторые из них действительно заставили Чея рассмеяться). А через несколько дней после этого случая написал: Придурок Ты любишь своего брата и это нормально, что ты переживаешь, что ты злишься на дядю, который поступает как полное дерьмо Дядя он вам или нет — не имеет смысла Потому что семья должна быть для тебя опорой, а не обузой Потому что он должен был вас обеспечивать, а не наоборот Потому что он блять в вашем доме взрослый. Он должен принять ответственность Если он этого не делает, то он не семья. Забудьте о нём и живите спокойно Порче мысленно с ним согласился. Тут же прислушался к себе. И понял, что впервые за этот ужасно долгий день в его голове тихо. Он ожидал радости от того, что дяди больше нет в их доме, ожидал подзуживающего из-за этого чувства вины, но ощущал лишь спокойствие и удовлетворение. И зарождающееся где-то в груди тепло.Зануда
Спасибо, Мак
Придурок Не за что, идиотина Не плачь больше Бесишь Шестым чувством Чей ощущал, что Макао не имел в виду то, что написал в последнем сообщении. Просто, видимо, ему было трудно выражать свои эмоции как обычные люди (через несколько лет, познакомившись с Вегасом, Порче поймёт, что это семейная проблема, но об этом позже). Поэтому он лишь улыбнулся. Макао даже не представлял, что значило для Чея понимание и принятие. Они едва друг друга знали, при первом знакомстве они поссорились так, что после ещё несколько дней плевались друг в друга ядом. Они всё ещё с трудом приходили к компромиссам. Макао мог его проигнорировать, мог заблокировать и забыть — он имел на это полное право. Но он выбрал помощь. Он выбрал поддержку. Он выбрал Чея. Что-то изнутри защекотало живот. Чей положил руку чуть выше пупка. Он чувствовал это впервые в жизни, но почему-то знал, что это значит. Гусеницы в животе обратились бабочками. Он влюбился в Макао. Дышать отчего-то стало легче. Очнувшись от воспоминаний, Порче знал, что он должен делать. Вскочив с колен брата, он побежал в коридор, на ходу печатая сообщение. Порш поймал его у самого выхода, — Чей не успел даже положить ладонь на ручку двери. — Ты куда собрался? Не видишь что ли какой там ливень? Заболеть вздумал? — Порш. — он обернулся к брату. Его лицо ещё никогда не принимало такое выражение, и Порш понял, что он проиграл в любом случае. — Я должен сделать это сегодня. Я чувствую, что должен сделать это сегодня. Пожалуйста, брат. Порш понял, что он его не удержит. Если он запрёт Порче в комнате, — тот вылезет в окно, но добьётся своего. Какими бы они не были разными, он вырастил Порче: он знал, каким этот малыш может быть упрямым, если захочет. Поэтому Порш просто расцепил ладони. — Если ты заболеешь, я не буду над тобой сидеть. Порче улыбнулся и, сказав негромкое «спасибо», скрылся за дверью. Они оба знали, что Порш солгал. Они же братья, в конце концов.***
Глупый Пи: 3
Там, где ты меня нашёл
Я буду ждать
Макао пулей вылетел за дверь комнаты, на ходу натягивая куртку. Он нёсся по коридорам дома с такой скоростью, словно за ним гналась свора бешенных уличных псов. Едва не влетая в стены на поворотах, он оказался в коридоре. Быстро натянул на ноги кеды, схватил с тумбы ключи и шлем, открыл дверь и со всей дури впечатался во входящего человека. Он не успел испугаться, как оказался в кольце рук брата. — Воу! — вскрикнул Вегас скорее от неожиданности, чем от боли. — Ты куда это собрался? Ещё и на мотоцикле, ты видел, какой там ливень? Отец в курсе? Словно слыша их разговор, из недр дома раздался стальной голос отца, зовущий братьев к себе. Макао испуганно оглянулся, и тут же поднял на Вегаса беспомощный взгляд. Брат всё понял ещё до того, как он успел заговорить. — Макао… — Вег, пожалуйста. — срывающимся голосом прошептал он. — Пожалуйста, прикрой меня. До того, как Вегас успел возразить, он продолжил: — Я знаю, что сейчас очень сильно тебя подставляю, но умоляю тебя, прикрой меня. Это очень важно, правда, очень важно. Пожалуйста, брат. Вегас смотрел на Макао так, словно впервые его увидел. Его младший брат стоял перед ним, судорожно сжимающий в руках ремешки шлема и ключи от мотоцикла, дрожащий, обречённый, почти плачущий. Он стоял, спина его была прямой, как струна, но в нём словно что-то надломилось. Вегас знал, как он должен поступить, чтобы это было правильно. И знал, что собирается сделать всё иначе. — Иди. — Макао уставился на него так, словно он заговорил на незнакомом языке. Вегас закатил глаза и сам толкнул брата за дверь дома. — Иди, ну же. Быстрее. Когда Макао засиял, одними губами прошептав «спасибо», Вегас понял, что не ошибся. Он знал, что произойдёт сейчас. Знал, и почти чувствовал боль от отцовских рук и холод кольца, разбивающего ему губы. Знал, и уже слышал все слова, которые скажет отец: шутка ли, но тот никогда не говорил Вегасу ничего нового. Знал, и боялся. Но то, как засиял изнутри брат, его глаза, его улыбка… Это определённо того стоило. Стоило новых синяков, шрамов и ушибленных рёбер. Стоило, потому что хотя бы один из них должен выбраться, один из них должен выглядеть вот так, когда сквозь дождь бежал к человеку, которого любит. Вегас запомнил счастливый вид брата, когда тот переписывался со своим куам ра… потом вспомнил огромные карие глаза и пушистые волосы, вспомнил ямочки на его щеках, когда он улыбался, вспомнил тяжесть его тела, когда они обнимались… вспомнил его голос, его срывающееся с губ сладкое «В-вегас!», когда Вегас, медленно и с наслаждением, заставлял его развалиться… вспомнил его мягкие черты, когда он заснул, вспомнил его тепло… (***
Порче сидел на той самой лавочке в парке Бенджакити. Всё началось именно здесь, и, если этому суждено закончиться сегодня, то Чей был бы счастлив закончить всё это здесь. Он сидел, поджав колени к груди, и ждал. Он мокнул под дождём, чувствуя, что, скорее всего, завтра сляжет с простудой, но не шевелился. — Порче! Чей повернул голову. Всё как тогда: тихий сквер справа от фонтанов, парень, свернувший на пешеходную дорожку, что за секунду нашёл его глазами. Тогда не было дождя. Тогда они не знали лиц друг друга. Тогда они не встречались. Но это сейчас казалось ничего не значащей мелочью. На этот раз Порче подошёл ближе. Остановился перед Макао. Замер. Они смотрели друг на друга, словно не знали, как начать нелёгкий разговор. Смотрели так, словно не виделись, по меньшей мере, три десятка лет. Смотрели, не отводя глаз. Порче медленно протянул к нему руку, осторожно, словно боялся, что Макао его оттолкнёт. Не оттолкнул. Охладевшая из-за ливня ладонь показалась Макао обжигающе горячей. Порче подошёл ближе, не разрывая ни контакта глаз, ни контакта кожи. — Не перебивай меня сейчас, пожалуйста. — попросил он, коротко приласкав Макао щёку. — Прости меня. Прости, что вёл себя так, что заставил тебя сомневаться в нас, что заставил тебя чувствовать, что ты мне не нужен. Я должен был раньше это сказать. Я действительно восхищаюсь Пи’Кимом. Восхищаюсь его творчеством, его песнями, его музыкой, восхищаюсь тем, как он относится к фанатам. И я действительно был в восторге, когда он согласился быть моим наставником. — Осмелев, Чей приложил к его щеке вторую ладонь и чуть потянул, наклоняя ближе. — Но это всё меркнет по сравнению с тем, что я чувствую к тебе. Потому что им я всего лишь восхищён, а тебя я люблю. Мир вокруг замер. Макао не слышал ничего: ни гула не спящего за пределами парка Бангкока, ни грохота грома, ни шума ливня. Весь мир сжался до голоса Порче, тепла его ладоней на щеках и взгляда карих глаз. — Я ждал подходящего случая, чтобы сказать это. Я хотел, чтобы в тот день всё прошло красиво: свидание, вечер, горящие огни города и мы с тобой, стоящие где-нибудь на причале или смотровой площадке. Но сейчас я понимаю, что подходящего случая нет. Потому что каждый миг с тобой — подходящий. — Порче прислонился своим лбом ко лбу Макао и закрыл глаза. — Я должен был сказать, но боялся, что прошло ещё мало времени, что ты не поймёшь, не примешь, что будешь чувствовать себя неловко, потому что не сможешь ответить тем же. Но сейчас я понимаю, что всё это — надумано. Потому что совершенно не важно, чувствуешь ты то же самое или нет, если тебе нужно было это услышать. Я полюбил тебя с первого взгляда, в тот самый день, когда ты нашёл меня на этой лавочке. Ты улыбнулся, и весь мир померк на фоне твоей улыбки. У меня тогда впервые сбилось с ритма сердце. И оно сбивается каждый раз, как я смотрю на тебя. Чей посмотрел на него, и Макао ещё никогда не видел столько эмоций в этих глазах. Не видел и десятой части того, что видел сейчас, когда Чей смотрел на Кима. И это заставило его развалиться. Он рывком притянул парня к себе и сжал в объятьях так сильно, что у того наверняка затрещали рёбра, но не мог заставить себя отпустить. Расстояние даже в несколько сантиметров сводило его с ума. — Я люблю тебя. — шептал ему Чей. — Люблю сейчас, буду любить через десять лет, буду любить, когда мы станем беспомощными дряхлыми стариками. Я буду любить тебя ещё тысячу лет. Во всех мирах, во всех вселенных, где бы мы ни встретились, кем бы мы не были, знай — моё сердце всегда будет принадлежать тебе. С этого дня и до конца веков — я люблю тебя. Они стояли под дождём насквозь промокшие, дрожащие, плачущие, но такие счастливые, что болело сердце. Человеку нельзя столько чувствовать. Нельзя смотреть на другого человека и видеть целый мир. Но им было плевать. Даже если они завтра проснутся разыскиваемыми преступниками — им было плевать. Потому что кроме человека напротив ничего более не было важным. — Я люблю тебя, Чей. И я хочу, чтобы это было с первого взгляда и до самой старости.***
Всё наладилось. Конечно, далеко не сразу: они всё ещё привыкали к друг другу, словно заново притирались, иной раз, чувствуя дискомфорт или обиду, они всё также умалчивали о ней, но вспоминая тот день, когда они почти разрушили всё своими же руками… В общем и целом, это стало прекрасным стимулом для разговора. Переписки, звонки, свидания, объятья и поцелуи. Смех, слёзы, разговоры, молчание и их голоса. Но судьба подготовила им ещё одно испытание. Испытание, которое стало катализатором для объединения всей их большой семьи. Испытание, которое стало последним. Это случилось через десять дней после их примирения. День был как никогда обычным: отец с утра, не пожелав ничего доброго и хорошего, исчез на очередной деловой встрече, Вегас несколько часов спустя отправился на другую, а Макао выполнял домашнее задание в своей комнате. На улице стоял апрель: было солнечно и жарко, из распахнутого настежь окна в комнату залетал сладкий запах цветов и аромат готовящихся то тут, то там вкусностей. Макао взглянул на календарь. 12 апреля. Завтра начиналось празднование Сонгкрана, но, что более важно, завтра был день рождения Вегаса. Брат не очень любил отмечать этот день, да и в их доме что-то столь бесполезное, по словам отца, как праздники, было под запретом. Но они с Вегасом всё равно втихую устраивали себе небольшое торжество. Поэтому, несмотря ни на что, завтра Вегас получит от Макао небольшой подарок, нравится ему это или нет (конечно, ему это нравилось, но Вегас никогда в этом не признается). Брат вернулся часа в четыре. Злющий, но странно довольный. Как оказалось, на мероприятии, на которое он уезжал, к нему клеился, иначе не скажешь, какой-то старик. Как назло, сделку Вегас должен был заключить именно с ним. «Любой ценой», — сказал ему сегодня Кан, и теперь этот комментарий обрёл весьма очевидный смысл. Вегас отказал. Может быть, несколько лет назад, когда он был ещё зелёным юнцом, изо всех сил старающимся угодить отцу, он бы это сделал. Он бы поехал в дорогущий отель, он бы разделся и позволил сделать с собой всё, что захочет человек напротив.Мелочь
Что случилось?
Хиа >^< Запрись и не высовывайся, я сказал. Макао, нахмурившись, смотрел на открытый диалог. Что происходит? Обычно брат писал что-то подобное, только в том случае, если отец возвращался домой особенно злым. Тогда Вегас оставался с ним наедине, пока Кан не перебесится, а Макао сидел у себя тихо, как мышь, нервничал и старался не думать о том, как долго придётся выхаживать брата в этот раз. Он нервно сжимал в руке телефон. Сердце беспокойной птицей билось в груди. Чувство страха медленно, но верно заполняло всё его существо. Это происходило не впервые, но Макао каждый раз переживал как в первый. Пытаясь отвлечься, он положил телефон в карман домашних штанов, пошёл в ванную, смежную с его комнатой, и достал аптечку. Сел на кровать. Встал. Осознал, что уже в третий раз наткнулся ногой на стул. Снова сел. В глубине дома послышался короткий вскрик. Грохот. Что-то разбилось. Макао подскочил со стула так резво, что тот завалился на пол. Он смотрел на дверь так пристально, словно ожидал, что она откроется, и в комнату зайдёт отец. Ничего не происходило. В доме, кажется, тоже всё затихло. Макао судорожно выдохнул. Сердце с силой билось о рёбра, так что ему пришлось приложить ладонь к груди, чтобы успокоиться. Колеблясь всего секунду, он подошёл к двери. Приложился к ней ухом. Затих, прислушиваясь. Было тихо. Что происходит? Всё закончилось? Макао достал из кармана телефон и коротко отписался в чат с братом. Тот не ответил. Даже не прочитал. Что происходит? Должен ли Макао выйти или остаться?.. Замок двери щёлкнул в тишине комнаты оглушительно громко. Макао застыл. Слух работал не на сто, а все двести процентов. Тихо. Он бесшумно выскользнул в коридор. Практически сливаясь со стеной, Макао шёл по коридору. На пути ему никто не попался — ещё вчера бóльшая часть телохранителей разъехалась по домам на праздники, а оставшиеся, скорее всего, была сейчас снаружи. Макао не мог понять, принесло ему это облегчение или всё же тревогу. Из гостиной были слышны звуки странной возни, и Макао зашагал быстрее. Звуки становились громче и отчётливее с каждым шагом. Наконец добравшись до нужного поворота, он осторожно заглянул в комнату. У Макао к горлу подкатил ком. Страх скрутил внутренности неожиданно сильными пальцами. Его старший брат спиной влетел в стену. От отдачи на пол свалилась, разбивая раму, картина. Вегас захрипел и едва успел прикрыть разбитую голову руками, когда на них обрушились тяжёлые удары отца. Брат по стенке спустился на пол. Он не мог стоять, не мог держать своё тело, не мог отвечать на выпады отца. Сил едва хватало на то, чтобы быть в сознании и защищаться. Кан тут же воспользовался слабостью сына. Он оседлал его, придавливая своим весом к полу, и продолжал бить, что-то тихо шипя сыну в лицо. Это было тем, что Макао особенно в нём ненавидел: избивая их, Кан оставался сумасшедше тихим, пока на публике играл роль заботливого и любящего отца. Если не жить в этом доме, не видеть всю внутреннюю кухню, то можно и никогда не узнать, что здесь творится. Страх внезапно сменился гневом. Макао чувствовал, как в нём забурлила ярость. Вегас, уставший превозмогать боль, закричал, — и Макао, подобно вулкану, взорвался. Он едва понимал, что он делал, но ощущал, как под пальцами почти трещала холодная расписная ваза. В четыре больших шага добравшись до отца и брата, Макао с силой впечатал керамику в голову отца. Ошеломлённый, Кан замешкался, и младший сын тут же скинул его со старшего на пол. Так же, как и отец минутами ранее, Макао сел на него сверху и хладнокровно и чётко опускал на Кана удары. Он не знает, сколько это продолжалось, когда его обхватили сзади знакомые руки. Голос брата пытался прорваться к мозгу сквозь стучащую в ушах кровь. — Тихо-тихо-тихо! Успокойся, слышишь меня? Макао! Словно по щелчку, в голове стало тихо. Макао слышал лишь своё прерывистое дыхание и тяжёлые хрипы Вегаса позади. Отец лежал на полу, лицо его было испачкано кровью. Он не двигался и будто бы не дышал. Макао испугался и дёрнулся, но его удержал брат. Почти насильно, Вегас развернул его к себе лицом и обнял. — Всё-всё, тш-ш-ш, тише. Дыши, мелочь, слышишь? Ты должен дышать. Насилу, Макао сделал так, как велел брат, и зарыдал. Ярость испарилась, и остался лишь ужас. Ужас от того, что Кан сотворил с Вегасом, и от того, что сам Макао сделал с Каном. Он разомкнул дрожащие губы, и после нескольких неудачных попыток всё же спросил: — Я-а… я уб-бил его? — Нет. — прошептал Вегас, стирая с его щёк слёзы. — Нет, малыш, ты просто его вырубил. Всё хорошо. Постепенно, Макао успокоился и вспомнил об оставленной в комнате аптечке. На Вегаса было страшно смотреть. Чёрные волосы, слипшиеся у виска от крови, алые подтёки на лице, разбитые в мясо губы. На Вегаса было страшно смотреть, но сам он совсем об этом не думал, обеспокоенно оглядывая младшего брата. Это одновременно исцелило и уничтожило Макао. Он поднялся с пола и, осторожно придерживая брата, помог встать и ему. — Надо обработать твои раны. — сказал Макао и повёл брата к комнате. Они медленно шли по коридору. Кругом не было ни души. Стояла хрустальная тишина, прерываемая лишь редкими хрипами Вегаса. Поэтому Макао искренне не понимал, как никто из них не услышал приближающиеся шаги. Его с силой дёрнуло назад. Где-то на фоне коротко вскрикнул Вегас. Но Макао не видел и не слышал ничего, кроме яростного взгляда отца и тихого шипящего «щенок». На одну секунду его приподняли над землёй, а в следующую припечатали к стене. Удар выбил из Макао дух. Локтем Кан придавил ему горло. Кольцо разбило губы. А после оставило отпечаток на животе. — Отродье! — шептал Кан, сверкая безумными глазами. — Мелкий щенок! Ни на что не способное ничтожество. И это — мой сын? Что ты, что Вегас — одно сплошное разочарование. Стоило удавить вас обоих ещё в колыбели, ублюдыши… Макао почти не слышал, что говорил отец. Страх перекрыл все его органы чувств и обострил их одновременно. Макао чувствовал, как по спине стекает холодный пот, как из губы сочится горячая кровь, как рубашка отца царапает шею и как трётся о затылок стена. Макао смотрел на Кана, но не видел его. Слышал его голос, но не понимал сути. Ещё никогда в жизни ему не было так страшно… Мгновение, и Кан перестал его удерживать. Макао свалился на колени, судорожно вдыхая воздух, и поднял глаза. Вегас, — и откуда только у него взялись силы? — удерживая отца за корпус, оттягивал его от брата. Кан боролся, несколько раз, кажется, сильно ударил Вегаса локтем, но тот всё также отчаянно отступал как можно дальше. Поймав взгляд младшего брата, Вегас одними губами произнёс: «беги». Макао тут же подскочил на ноги и понёсся прочь. Он бежал недолго: не было сил. Страх выжал из него все соки. Судорожно забившись в какой-то пыльный угол, Макао затих и прислушался. Он слышал грохот. Слышал удары. Слышал отчаянные мольбы Вегаса. Сознание отключилось полностью, и включился инстинкт. На автомате, Макао достал из кармана телефон, пролистал список контактов и набрал номер. Ему ответили через два гудка: — Кхун Макао? Бум. Эмоции полились из него как из рога изобилия. Макао всхлипнул и зарыдал от облегчения. Зарыдал, почему-то почувствовав себя в безопасности. Зарыдал, отчего-то зная, что сегодня всё закончится. Обеспокоенный голос обычно спокойного и собранного человека привёл его в чувства. Кое-как протолкнув в лёгкие воздух, Макао прошептал: — Дядя Чан. Помоги.***
В больнице пахло лекарствами и хлоркой. Изредка сновали туда-сюда медсёстры. Других посетителей не было: только семья Терапаньякун и их приближённые. Макао застывшей статуей сидел у дверей операционной, поджав под себя ноги, и просто ждал. Он совсем не шевелился с тех пор, как брата завезли туда на каталке. Он ничего не говорил с того момента, как люди первой семьи ворвались в их дом. Кана застрелили. Чан ни секунды не колебался. Он был предан этой семье с тех пор, как впервые переступил порог дома, будучи ещё совсем зелёным юнцом. Он искренне заботился о детях Корна и Кана, когда те были совсем ещё малышами и когда стали подростками. Он продолжать помогать им, когда они выросли, даже если и делал это скрытно. С Вегасом и Макао было особенно трудно. Не потому, что они его отталкивали, наоборот: эти двое тянулись к нему так сильно, что у Чана начинало болеть давно задеревеневшее сердце. Было трудно потому, что их за шкирки, как котят, оттягивал Кан. Чан пытался их поддерживать, несмотря на почти прямой запрет Кана, пока не вмешался Вегас. «Не надо, дядя Чан», — попросил он, тайком придя на разговор. Чан хотел бы протестовать, упрямиться, доказывать свою правоту, но перед тёплым и почти забытым обращением «дядя» он был бессилен. Особенно, если оно исходило от старшего наследника побочной семьи. Вегас стоял на своём чётко и твёрдо. Он не умолял и не приказывал: попросил, но явно дал понять, что не примет отказ. Если бы Чан не растил этого мальчика, он бы подумал, что Вегас почти откровенно хамит — настолько острой была формулировка. Но он знал точно, — Вегас боялся, что отец начнёт портить Чану жизнь, что вынудит Корна уволить и вышвырнуть из дома, по сути, ещё одного члена семьи. Каким бы холодным не казался старший сын Кана, Чан знал, как сильно тот был к нему привязан, как сильно любил, и как отчаянно не хотел, чтобы Чан совсем исчез из их с братом жизней. Чан пообещал не лезть. Но взял с Вегаса слово, что если станет совсем плохо, то они свяжутся с ним. Связались. Чан не был уверен, рад он этому или всё-таки нет. Рад, потому что смог, хоть и запоздало, но защитить детей. Нет, потому что Кан вынудил его это сделать. Он был в кабинете Корна, когда ему позвонил Макао. Потратив секунду на удивление, он принял вызов. — Кхун Макао? Корн оторвался от бумаг, вопросительно приподнимая брови. Тот не меньше Чана был удивлён звонку, но ничего не сказал, ожидая, что будет дальше. Макао не отвечал, только шумно дышал в трубку. Когда Чан был готов позвать его повторно, послышался всхлип. Мальчик на другом конце провода громко и отчаянно рыдал, но ничего не говорил. — Макао? — обеспокоенно позвал он, отбрасывая формальности. Корн напротив него обеспокоенно подобрался. — Макао, что случилось? Почему ты плачешь? Макао! — Дядя Чан. — хрипло прервал его мальчик. И сорвано взмолился: — Помоги. Чан никогда не забудет этот голос и эту просьбу. Не забудет прерывающиеся всхлипами объяснения и самые страшные в его жизни слова «Он убьёт нас. Он убьёт Вегаса, а потом и меня. Спаси нас, пожалуйста». Не тратя времени на объяснения для Корна, Чан тут же выскочил в коридор и собрал людей. Они приехали в дом второй семьи. Никто не встретился по пути. Они осторожно, хоть и быстро прошли в разгромленную гостиную. А потом услышали крики. Молниеносно оказавшись в коридоре, они увидели то, что, честно говоря, предпочли бы стереть из памяти. Ужасно измученный, Вегас лежал на полу, изо всех сил стараясь спрятаться от ударов отца, пока Кан, методично и спокойно избивал сына, что-то проговаривая одними губами. Вегас кричал, не в силах терпеть боль (и Чан задался вопросом, как долго это уже продолжается), а Кан открыто наслаждался этим. Телохранители застыли в оцепенении. Кан Терапаньякун всегда производил впечатление доброго и любящего отца, всегда встававшего на защиту своих сыновей. То, что они видели сейчас, с треском разрушило его светлый образ. Чан не колебался. Два громких выстрела прогремели в пространстве коридора, и Кан упал замертво, придавив собой сына. Чан тут же оказался рядом, вытаскивая Вегаса из непроизвольной «ловушки», и прижал его к себе. — Вызови скорую. — коротко приказал он стоящему рядом Бигу, обнимая рыдающего Вегаса. Вскоре они прибыли в больницу. Вегас потерял сознание, едва увидел, что с Макао всё в порядке. Сам же Макао замолчал. Его лицо прекратилось в непроницаемую холодную маску. Он опустился в кресло, самое близкое к дверям операционной, прижал к груди колени и замер. Чан понимал, что дело плохо. Макао не должен был держать всё в себе, но мальчик попросту не реагировал ни на кого из них. Чан тяжело вздохнул и решил пока оставить ребёнка в покое, вместо этого подойдя к прибывшему в госпиталь Корну. — Как они? Чан коротко изложил суть дела, даже не пытаясь выглядеть виноватым, когда рассказывал о том, как именно погиб Кан. Корн, что совершенно неудивительно, отреагировал на новости спокойно. Что привело Чана в замешательство, так это короткое «спасибо», в котором он не нашёл никакого скрытого подтекста. Решив обдумать это после, он коротко поклонился и вернулся к Макао, заняв соседнее кресло. — Макао. — позвал он, не надеясь на ответ. — Ну же, приятель, поговори со мной. Мальчик, ожидаемо, молчал. Молчал и смотрел куда-то вперёд мёртвыми глазами. Чан устало выдохнул и откинулся спиной на спинку кресла. Ему оставалось только ждать. Впервые в жизни Чан так сильно возненавидел это. Со стороны выхода послышались споры и странная возня. Чан лениво повернул голову в ту сторону и увидел, как через Бига пытается прорваться какой-то подросток. Он уже хотел оставить это без внимания и отвернуться, как пацан, найдя их глазами, крикнул: — Макао! Чан в удивлении приподнял брови. Он не знал этого парнишку, не помнил его лица в перечне друзей Макао. Может ли быть что… — Порче? Чан повернулся на голос так резко, что услышал, как щелкнула шея. Макао смотрел на парня, борющегося с Бигом, и глаза его слабо горели. Он заговорил, чёрт возьми. Чан не собирался этого оставлять. В несколько шагов оказавшись рядом с Бигом, он положил руку ему на плечо. — Пусти его. — Но, Пи… — Под мою ответственность. Биг, хотя и выглядел сомневающимся, всё же разжал ладони и отступил в сторону. Пацан тут же понёсся к Макао, не забыв по пути коротко стрельнуть в Чана благодарным взглядом. Они наблюдали, как парень, Порче, крепко, но осторожно обнял младшего наследника и закрыл глаза. Он казался напряжённым и обеспокоенным, когда прибыл сюда, а сейчас как будто расслабился, словно терзавшее его беспокойство за мгновение исчезло. — Ты ужасно меня напугал. — услышал Чан. Макао в ответ всхлипнул и вцепился в Порче, как утопающий в спасательный круг. И, наконец, зарыдал. Парень, держащий его на руках, позволял это, не пытался не успокаивать, не порицать. Лишь сильнее прижимал к себе и гладил осторожно по спине. Он и сам выглядел так, словно был готов расплакаться, но держался. Держался сам и держал Макао. — Кто этот ребёнок? Чан обернулся и увидел подошедшего к ним Кинна. Они с Вегасом ругались, наверное, всю жизнь, с детства отчего-то взявшись соперничать. Наверное, ни один день не проходил спокойно, если эти двое находились в одном помещении. А если оставить их наедине… В общем, после одного такого очень запоминающегося случая, когда мальчикам было по двенадцать, Чан больше подобного не допускал. То, что Кинн был сейчас здесь, несказанно его порадовало. Это означало, что, несмотря на все их препирания, Кинн нет-нет, да дорожил кузеном, а значит все старания Кана, чтобы отделить своих детей от братьев, были напрасны. Чан никогда об этом им не скажет, да и лицо его не выдаст не единой эмоции, но внутренне он очень сильно ими гордился. — Это Порче. — ответил вместо него незнакомый голос из-за спины Кинна. — Они одноклассники и близкие друзья. Кинн обернулся… и натурально залип. Перед ним стоял парень, наверное, его возраста, высокий, крепко сложенный, растрёпанный, словно только что поднялся с постели. Парень был красивым и складным, в нём чувствовался внутренний стержень и сила, невидимая за открытой улыбкой и хитрыми карими глазами. С ним можно было побороться. Кинну обычно не нравились такие, как парень напротив. Он любил нежных тонких мальчиков, которые всегда были готовы подчиниться, не высказывая никакого недовольства. С этим парнем подобный номер не прошёл бы. Он бы боролся за главенство. Покорить его, подчинить себе эту силу внезапно стало очень интересной задачей… Кинн внутренне отдёрнул себя, не позволяя мыслям развиваться дальше. Он видел этого парня впервые и, скорее всего, никогда не увидит его больше. Не стоит так сильно на этом зацикливаться. Поэтому, надев маску наследника первой семьи, немного нахального и снисходительного, он спросил: — А ты, прости?.. — Порш. — протянул ладонь парень. Кинн, немного помедлив, всё же пожал крепкую тёплую ладонь, встретился глазами с парнем, и внезапно понял, что попал. Порш улыбался так, словно знал обо всех его внутренних метаниях. Знал и внутренне над ним посмеялся. Знал и смотрел так, словно бросал вызов. «Рискнёшь?» Сердце Кинна пропустило удар. Пиздец. — Кинн. — Приятно познакомиться, Кинн. — его собственное имя, слетевшее с губ нового знакомого, отчего-то показалось ему невероятно особенным. Кинн хотел бы слышать его чаще, именно этим голосом, от этого человека, с интонацией более глубокой и отчаянной. Улыбка Порша стала шире, раскосые лисьи глаза сверкнули ещё ярче. Кинн понял, что Порш знал обо всех его мыслях, и с трудом сглотнул. Приплыли.***
Он сидел с братом на кухне, когда в чат прилетело сообщение. Глупый Нонг :) Прости меня Я люблю тебя И затих. Порче непонимающе смотрел в открытое диалоговое окно. Для них с недавних пор стало нормой говорить друг другу эти слова. Да, они всё ещё смущались и перебарывали себя, чтобы произнести эти признания, но главное, что и Чей, и Макао понимали важность проговаривания. Но почему-то сейчас эти слова не принесли ни смущения, ни радости. В груди снежным комом разрасталась тревога. Что происходит? Порче не осознавал, что от волнения начал кусать себя, пока брат с силой не отдернул его руку ото рта. Чей с замешательством посмотрел на бегущие по ладони струйки крови. Порш строгим голосом приказал сидеть смирно и убежал за аптечкой. Брат успел вернуться, замотать ему ладонь бинтом, дать успокоительное и прижать к себе, когда телефон коротко пиликнул снова. Глупый Нонг :) Я в больнице Вегас в реанимации Приезжай, пожалуйста И после присланная геолокация. Порш без лишних слов вышел в коридор и взял с полки ключи от мотоцикла. Связка громко звякнула. — Поехали. Порче не знал, как долго они были в пути. Не знал, сколько правил дорожного движения нарушил Порш, пока гнал на высокой скорости через весь Бангкок. В голове набатом билось одно слово: Макао-Макао-Макао. Как их пропустили на территорию частной больницы, Порче тоже не помнил (скорее всего, постарался Порш, подключив всё своё природное обаяние и навыки бармена): близость Макао (разбитого, находящегося в ужасе, его Макао) затмевала всё вокруг. Он не видел ничего и никого, кроме дорожки, ведущей в больницу, а после и бесконечных её коридоров. Табличка «реанимация» принесла облегчение, которое не должна была приносить в принципе. Доверяя интуиции, Порче свернул влево. Не будь он в том состоянии, в котором находился с момента получения адреса больницы, он бы увидел окружающих его людей в дорогих костюмах и услышал окликающие его их голоса. Внезапно его схватили за плечи и дернули. Порче словно очнулся. Перед ним стоял высокий мужчина в классическом чёрном костюме. Отражая свет флуоресцентной лампы, коротко сверкнул значок на лацкане пиджака. Несколько чернильно-чёрных прядок выпали из хвоста на затылке. Мужчина хмуро смотрел на Порче. — Парень, — начал он, оглядывая Порче с ног до головы внимательным взглядом, — тебе сюда нельзя. Это частная территория, как ты вообще сюда попал? — Мне нужно пройти. — проигнорировал его вопросы Чей и попытался вырваться. Но мужчина держал крепко. От сопротивления, его пальцы сжались лишь сильнее. Мужчина ещё больше нахмурился, резкая вертикальная морщина грубо прорезала лоб. — Пацан! — позвал он громче. — Ты меня не понял? Тебе сюда нельзя. Уходи сам, пока я не принял меры. — Мне нужно быть там. — твёрже повторил Порче. Он резко дёрнулся в хватке. — Пусти меня! Он где-то здесь! Пусти! Краем уха Чей слышал, как мужчина начал протестовать, как его коллеги отпускали колкие комментарии, хотя и не предпринимали никаких действий, чтобы помочь товарищу. Потом услышал, как подошёл Порш, но, похоже, его обаяние против этого хмурого человека оказалось бесполезным оружием. Сердце билось в груди, как сумасшедшее. Волнение за Макао угрожало переполнить Чея и выплеснуться наружу. Чей действительно не был уверен, какие формы оно примет. В его картине мира насилие было последним методом, которым он предпочёл бы решать проблемы. Хотя он и не думал осуждать за это брата, для самого Порче это было жёстким и непоколебимым табу. Но, видят боги, он был готов нарушить его, если сейчас же не убедится, что Макао в порядке. Это не было виной этого человека, это не было ничьей виной. Просто Чей любил своего глупого нонга и уже час находился в состоянии беспокойства за него и незнания происходящего. И ничего не мог с этим поделать. Ему нужно это как-то выпустить, пожалуйста… Руки начали неконтролируемо трястись. Дыхание сбивалось. Дрожь короткими разрядами пробивала тело. В отчаянии, Порче начал оглядывать толпу. Куча незнакомых одинаковых лиц в не менее одинаковых костюмах. Чёрно-белые пятна среди серо-голубых стен коридора. Тошнота поднималась к горлу тяжёлым острым комом. Где же ты?.. Он сжался в кресле под дверьми реанимации. На первый взгляд он был спокоен, даже равнодушен, но опытный взгляд тут же упал на судорожно сжатые пальцы и напряжённую спину. Почти зарыдав от испытанного облегчения, Порче крикнул: — Макао! Взгляд парня тут же остановился на нём. Порче увидел, как разомкнулись его губы, когда Макао прошептал его имя. Бум. Паника и страх отошли на второй план и тут же исчезли. Чей начал активнее вырываться из неослабевающей хватки, подгоняемый стучащим в голове «быстреебыстреебыстреебыстрее». Мужчина, до этого сидящий с Макао, попросил другого человека — Бига — отпустить Порче. Едва почувствовав свободу, он тут же понёсся к Макао, искренне надеясь, что человек уловил всю благодарность Чея во взгляде. В любом случае, он сделал мысленную пометку сказать это лично. И извиниться за грубость перед Бигом. Но не сейчас, не тогда, когда Макао выглядит так, словно готов развалиться прямо на этом чёртовом кресле. Он поднялся к нему навстречу, и Порче тут же крепко обхватил его руками. Облегчение от того, что с Макао (относительно) всё хорошо навалилось на него волной. Парень обмяк в его руках, и Чей аккуратно опустился с ним на пол. — Ты ужасно меня напугал. — негромко произнёс Порче. И Макао словно прорвало. Он громко зарыдал, больше не в силах справляться с болью и страхом, и отчаянно цеплялся за Порче. Чей ничего не говорил. Просто позволял плакать, выпуская наружу скопившееся за день напряжение. Просто держал в своих руках, понимая, как Макао в этом нуждается. Просто грел, зная, как Макао сейчас холодно. Они просидели так десять минут, а может быть и десять лет. Сидели, пока Макао не перестал рыдать и трястись. Порче мягко погладил его по волосам. — Поговори со мной. Что случилось? Макао заговорил тихим срывающимся голосом. Про условия сделки, про отказавшегося, но всё равно успешно заключившего контракт Вегаса, и про переполненного яростью отца. Про то, как сам ударил Кана по голове, пытаясь помочь брату, и как тот нагнал их в коридоре. Про побег и звонок Чану. Про ожидание, наполненное криками Вегаса. Про прибытие первой семьи. Про то, с каким грохотом каталка увозила брата за двери реанимации. — Он умрёт? — спросил у него Макао пустым голосом. — Нет. — ответил Порче. — Он очень сильный человек, Мак. Он выкарабкается. Я помню, как ты рассказывал о нём. О том, как он противостоял вашему отцу, как он защищал тебя от кузенов, о том, как он любит тебя. — Чей говорил на грани шепота, его бархатный голос обволакивал Макао со всех сторон. Как же сильно он по нему соскучился. — Ему есть ради чего жить, Мак. Он обязательно выкарабкается. Они осторожно поднялись на ноги. Чей заботливо вытер с лица Макао слёзы, улыбаясь мягко и нежно, как всегда улыбался ему. Порче усадил его в кресло, а сам опустился на корточки. Взял ледяные ладони Макао в свои тёплые пальцы. — Он справится, Макао. Верь в него. И Макао верил. За спиной мягко кашлянул Порш. Он протянул поднявшему на него взгляд Макао пластиковый стаканчик. — Вода. — пояснил он и добавил. — С успокоительным. Порче коротко поблагодарил брата, не отрывая взгляда от послушно опустошившего стакан парня. Макао, помедлив, сделал то же самое. Порш ободряюще ему улыбнулся. — Мелкий дело говорит. Твой брат пережил всё это дерьмо не для того, чтобы сейчас всё закончить. Уверен, он будет в порядке из чистого упрямства. Ну, и чтобы отцу вашему насолить. Не кисни, малыш. Макао молча кивнул, Порш, улыбаясь также тепло и ярко, как Порче, кивнул в ответ. После потрепал брата по голове, а потом, чуть посомневавшись, и Макао, и оставил их наедине. Макао проследил за ним взглядом, с удивлением обнаружив, что Порш пристроился рядом с Кинном и, судя по лицу кузена, тут же начал действовать ему на нервы. Почему взрывной характером и острый на язык Кинн всё это терпел, осталось для Макао загадкой. Он перестал об этом думать, стоило ему найти глазами часы. 01:23:27 13 апреля. — С днём рождения, Вегас.***
Вегас очнулся уже следующим утром. Макао невольно вспомнил ночные слова Порша, — Уверен, он будет в порядке из чистого упрямства, — и сейчас, осторожно сжимая брата в объятьях, не мог с ними не согласиться. Вегас никак не отреагировал на новости о смерти Кана, если не считать расслабившихся плечей и короткого хмыка. Макао неосознанно отпустил напряжение тоже. Говоря откровенно, он не знал, как бы дальше смог общаться с братом, если бы его собственная радость встала против его горечи. Возможно, Вегас отпустил мечты о признании отца гораздо раньше, чем он предполагал. Оно и к лучшему. Они разговаривали два часа. Вегас полусидя на кровати, время от времени морщился от боли, Макао — у него в ногах, держа брата за руку. Он не уверен точно, повлиял ли так на него Порче, или это всегда было в нём, но только непосредственный тактильный контакт с Вегасом окончательно убедил его, что с братом всё хорошо. В комнату вошли Порче и Порш. — Как ты себя чувствуешь, Пи? — тут же поинтересовался младший из братьев. — Уже лучше. Thank you, Porchay. — ответил брат спокойно, но Макао заметил в его взгляде коротко проблеснувший огонёк удивления. Он только-только познакомился с Порче, и такая искренняя обеспокоенность его состоянием от фактически незнакомого человека всё ещё выбивала почву из-под ног. Но Чей, наученный опытом общения с Макао не отреагировал ничем, кроме яркой улыбки (отчего Вегас впал в ещё больший ступор по словам Макао; сам Вегас усиленно это отрицает, но все мы знаем, как Порче действует на окружающих его людей). Порш подошёл к изголовью кровати и опустил на тумбу пакет с какими-то вкусностями. — Я бы принёс что-нибудь посущественнее, но мелкий настоял на том, что мы должны уточнить у врача, что тебе можно, а что нет. Так что извини, приятель, пока только это. Вегас посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом. После перевёл точно такой же на Порче. А следом и на Макао, одними глазами спрашивая у него, что, собственно, происходит. Порче и Порш не могли сказать точно, что такого прочитал во взгляде младшего брата Вегас, но всё же он достал из пакета какой-то батончик и тихо буркнул «спасибо». Киттисаватты переглянулись с одинаковыми выражениями лица и также дружно ухмыльнулись. — Всегда пожалуйста, Пи’Вег! Порш ограничился мягкой улыбкой. Они сидели вчетвером ещё некоторое время: Порш и Порче одним своим присутствием приносили бурю, Вегас искренне пытался к ней привыкнуть, а Макао помогал брату справиться с той лавиной эмоций, которую посылали им неугомонные Киттисаватты. Вегас был вынужден признать, что впервые за долгое время (если не за всю жизнь) ему было так спокойно и тепло рядом с едва знакомыми людьми. Да и то, как Макао смотрел на Порче… Наталкивало на определённые выводы. Вегас не знал, как выглядел парень его брата, но что-то подсказывало ему, что он не ошибся. Он случайно столкнулся взглядом с Поршем и опознал в нём всё, о чём сам только что думал. Старшие обменялись одинаковыми ухмылками. Как интересно… По обоюдному согласию, они решили не расспрашивать младших об этом. Раз они не рассказали сами, значит, есть причина, почему, а что Порш, что Вегас привыкли с уважением относиться к решениям братьев. Так что пусть молчат. Сами расскажут, как придёт время. Через десять минут Порш вдруг с непередаваемым звуком подскочил на стуле и схватился за телефон. — Бля-я-ять. — Ты чего? — спросил у него Порче. — Я ж в универ должен был пойти сегодня. Чёрт возьми. Ну ладно, не в перво́й. Порче окатил брата недовольным взглядом. — Тебя такими темпами отчислят. — Значит, будет больше денег на твоё обучение. — Порш! Порш громко рассмеялся и потрепал брата по волосам. — Ладно-ладно, не кипятись. Я договорюсь с преподами, всё нормально будет. Кстати, об этом… Он поднялся с кресла, хлопнул себя по карманам и пошёл к выходу из палаты. — И куда ты? — спросил всё ещё недовольный Порче. — Пойду старосте позвоню, узнаю что как. — отозвался его брат и вытащил из кармана пачку сигарет. — Заодно и покурю. Поморщившийся Чей заставил всех засмеяться. — Не подходи потом ко мне, вонючка. Порш послал брату воздушный поцелуй и исчез за дверью. Вегас и Макао изо всех сил старались смеяться не так откровенно. Всё ещё фырчащий, как лисёнок, Порче кинул на них делано недовольный взгляд, но тут же улыбнулся. Они продолжили разговор. Точнее, мальчики говорили о школе, экзаменах и выборе университета, а Вегас просто слушал, изредка что-то комментируя. Так продолжалось минут, наверное, сорок, пока в коридоре не послышались стремительно приближающиеся шаги. Дверь распахнулась. Вегас поднял взгляд и хотел уже подколоть Порша по поводу долгого отсутствия, но замер. Это был не Порш. В дверях стоял, до побелевших костяшек сжимая ручку, человек, о котором Вегас последние полгода запрещал себе думать. Во внезапно наступившей тишине комнаты громко ударилось о рёбра его собственное сердце. — Пит? — с трудом разомкнув губы, позвал Вегас. Он совсем не изменился за эти месяцы. Был точно таким, как в тот день, когда Вегас его оставил. Пушистая копна волос, плавные черты лица, мягкие губы, и, о боже, эти глаза… Казалось бы, кругом столько людей с точно такими же, карими, но только эти заставляли Вегаса тонуть. Только эти смотрели так нежно, как никто никогда не смотрел. Только эти горели так ярко, при взгляде на него. Только эти были самыми прекрасными и смеющимися, и серьёзными, и злыми, и мокрыми от слёз. Эти ладони, что держали мягко, невесомо, а в следующую секунду сжимали так сильно, что болели пальцы. Ладони, крупные, шершавые от работы и ветра, но самые нежные и аккуратные. Ладони, которые Вегас так любил целовать, смотря на мигом краснеющие щёки. Эти тонкие запястья, эти руки, что обнимали так крепко, что почти трещали рёбра. Этот человек, далеко не первый в его жизни, но совершенно точно последний. Тот, которого не оттолкнули хлёсткие слова и резкие комментарии. Тот, кто не смотрел, а видел. Тот, кто смотрел на Вегаса Корнвита Терапаньякуна, старшего сына Кана Терапаньякуна, прямого наследника его дела, холодного, высокомерного, наглого, типичного представителя золотой молодёжи, и видел Вегаса. Видел не красивое лицо, а тщательно спрятанные синяки и ссадины. Видел всю боль, ненависть, неуверенность, беспомощность, страх и слёзы, из которых был соткан старший сын Кана. Видел все воздвигнутые стены и упрямо карабкался вверх. Видел язвительные ухмылки, брезгливые взгляды, слышал острые, как бритва, слова, но понимал их происхождение и суть. Этот человек, что внезапно оказался очень близко. Человек, что забрался в душу, перелез через все стены и пробрался-таки к неожиданно тёплому, трепетному, нежному сердцу. Тот, что осторожно спрятал его в крепких, надежных руках (будто лишь он замечал все покрывавшие его шрамы). Тот, что не боялся и оставался рядом. Тот, что принимал его тьму и делился своей собственной. Тот, что улыбался и крепко держал за руку. Вегас знал, как причинять боль. Он никогда не хотел этому учиться, но ему просто не дали иного выбора. Вегас знал, как много раз он обжигал Пита, но, в отличие от тех, кто убегал от него, Пит обнимал и прижимался ближе. Пит оставался дольше чем кто-либо другой, и гораздо больше, чем Вегас того заслуживал. И даже сейчас он, чёрт возьми, был здесь. Взмыленный от бега, взъерошенный, тяжело дышащий — Пит стоял в дверях палаты и не отводил от него взгляда. В нем промелькнуло так много эмоций: страх, облегчение, боль, бесконечная тоска. И что-то тёплое, родное, любящее, отчего Вегасу одновременно стало так хорошо и невыносимо больно. Он не заслужил этого взгляда, он не заслужил этих эмоций. Он не заслужил Пита. Пита, что в три шага добрался до кровати и, ничего не спрашивая, просто его обнял. Обнял крепко и нежно, чтобы не потревожить раны, но и не позволить Вегасу выбраться. Обнял, зарываясь пальцами в волосы и судорожно выдыхая в завёрнутое в больничную рубашку плечо. Обнял так, словно не надеялся сделать это снова. Зрение Вегаса помутилось и, только издав неожиданный для себя всхлип, он понял, что плачет. То, как Вегас поступил с Питом в их последнюю встречу, нельзя было простить. Но вот он — его Пит, тёплый, мягкий, пахнущий так знакомо и сладко. Вот он, сидит здесь, на больничной постели, и обнимает его, нежно укачивая в своих руках, когда должен бить, злиться, кричать Вегасу в лицо, какой он мерзкий, лживый, ничтожный мудак. В прошлой жизни Вегас изобрёл лекарство от страшной болезни и спас из пожара ребёнка и трёх котят. Иначе объяснить то, почему в его жизни появился Пит, он не мог. Пит ласково погладил его по спине, позволяя дрожащим ладоням обнять себя, и прошептал в волосы: — Я здесь, Вегас. Поплачь, если тебе нужно. Я буду здесь. Щелчок. Слёзы покатились по щекам против его воли, но Вегас не хотел, чтобы они останавливались. Рядом с Питом он чувствовал себя в безопасности достаточной, чтобы так открыто, громко, некрасиво плакать и шептать едва разборчивое «прости». Он знал, что Пит его не осудит, а лишь обнимет крепче и поддержит. Слёзы Вегаса были одной из немногих честных вещей, оставшихся в нём, а Пит заслуживал его честности как никто другой. В какой-то момент они остались одни. Вегас уже успел успокоиться и просто грелся, укутанный в объятья Пита, а Пит продолжал держать его в руках, осторожно гладя по спине и волосам. — Почему ты мне не сказал? — спросил Пит. — Потому что я не умею говорить, Пит. — отозвался Вегас. — Потому что мне легче сделать тебе больно и оттолкнуть, чем довериться. Потому что я грязный и отвратительный, и никогда не хотел, чтобы ты увяз и запачкался в этом. Я не хотел, чтобы ты увидел меня таким. Со всей моей грязью, страхами детскими и этими синяками, потому что я не смог противостоять отцу. Опять. Двадцати пяти летний столб, блять, а перед ним беспомощный мальчишка. Вегас сжал зубы, за спиной Пита ногтями вспарывая кожу на своём предплечье. Знающий его слишком хорошо, Пит тут же расцепил объятья и обхватил его за запястья. — Перестань. — строго сказал он, ощутимо сжимая пальцы. — Не причиняй себе боль, Вегас. Вегас самоуничижительно ухмыльнулся и посмотрел ему в глаза. — Если я не буду причинять боль себе, то я причиню её тебе. — Врёшь. — отозвался Пит. — Ты никогда не делал ничего, чего я не хотел. — И откуда такая уверенность? — Потому что ты любишь меня. Вегас замер. Его дыхание перестало быть ровным и чётким, оставив после себя лишь короткие поверхностные вдохи. Он почувствовал острое желание испариться, сбежать, исчезнуть или хотя бы спрятаться под одеялом, но глаза Пита пригвоздили его к месту. Он смотрел на него, спокойный и собранный, абсолютно уверенный в своей правоте. И Вегас знал, что это так. Знал и ненавидел это. Знал, и чувствовал расползающийся холодом внутри ужас. Он с силой прикусил изнутри щёку. Обжигая язык, в рот прыснула горькая кровь. Совсем немного, но это привело его в чувства. Мысленно уговаривая себя потерпеть ещё немного, пока Пит не уйдёт, навсегда оставив его позади, он холодно произнёс: — Я не люблю тебя. — и, видя промелькнувшую во взгляде Пита вспышку, произнёс ещё раз, чётче, — Я не люблю тебя. Пит коротко прищурился, внимательно глядя в его глаза, и тут же вынес очевидный вердикт: — Врёшь. Вегас покачал головой, опустив взгляд на одеяло, и повторил ещё раз так, словно пытался убедить в этом, только и сам до конца не понял: Пита или всё же себя. Парень напротив пальцами коснулся его подбородка, безмолвно прося поднять взгляд. Когда этого не произошло, Пит прикоснулся к нему второй ладонью и уже приложил силу, заставляя посмотреть на него. Его глаза были холодными и тёмными. Тьма плескалась внутри штормовыми волнами и тут же сменялась штилем, и Вегас отчего-то не мог определить точно, что было более смертоносным. Впервые за всё время знакомства с Питом он почувствовал опасность, почувствовал себя кроликом, дрожащее тельце которого плотно оплетает кольцами удав. Он тяжело сглотнул. Пит, как бы спокойно оглядывая его лицо, произнёс следующие слова таким голосом, что Вегасу хотелось сделать две вещи: позорно заскулить и упасть на колени. — А теперь ещё раз, глядя мне в глаза, повтори то, что ты сказал. — Я… — начал Вегас, но не смог ничего выдавить дальше. Внезапно пересохшее горло закололо от одной мысли о том, что нужно говорить. Вегас сглотнул, смачивая слюной стенки, и продолжил, — Я не люблю тебя. Я не могу тебя любить. — Почему? — Потому что все, кого я люблю, умирают. Потому что все, кого я люблю, покидают меня. Поэтому я не хочу тебя любить. Потому что хочу, чтобы ты остался. Вот и всё. Приехали. Выходите, конечная. Вегас сказал то, что гложило его на протяжении нескольких лет, человеку, которому не стоило об этом говорить. Он знал, какое впечатление производил: сильный, непоколебимый, хладнокровный в любой ситуации. И что же он сделал сейчас? Вывалил свои глупые страхи к ногам человека, которому поклялся себе не показывать эту свою грань. «Эту» значит уязвимую, боязливую, чувствительную, слабую, ту, что отец пытался выбить из него годами, но так и не смог. Вегас одновременно желал и ненавидел эту сторону себя. Желал, потому что чувствовал себя живым, не-роботом, потому что именно в этой части хранилась его любовь и нежность, честность и верность. Ненавидел, потому что она заставляла жить и чувствовать, а значит и переживать боль. Вегас ненавидел боль. Он её боялся. Своего рода забавный парадокс: страшиться боли, но на протяжении всей жизни, не задумываясь, забирать боль брата. Ещё Вегас ненавидел быть честным. Его учили лгать с тех пор, как он начал говорить. Каждое сказанное им слово могло иметь скрытый подтекст — это уже стало его природой. Но что-то тёплое и бунтарское поднималось в груди каждый раз, когда он говорил правду. Ему нравилось быть честным, хотя часто это приносило лишь страдания и боль. Вегас помнил, как лет в пятнадцать признался своему, как он думал, другу в своих страхах, рассказал ему о переживаниях. И вместо поддержки и понимания получил лишь сморщенное лицо и короткое «это не круто, чувак». Поэтому он ненавидел быть честным, но в то же время отчаянно этого желал. Потому что Питу нравились честные люди. Пит отпустил его лицо, и Вегас почти слышал громкий хохот Кана. Сказал правду? Молодец! И что ты имеешь теперь, глупый мальчишка?! Пит положил ладони ему на плечи и коснулся поцелуем теплого лба. — Хорошо, не люби меня. — сказал он. — Вместо этого обожай меня. Вегас поднял голову так резко, что почти разбил Питу нос, но тот успел увернуться. Тот смотрел на него серьёзно и прямо. И только глаза, тёплые и спокойные, мягко улыбались. Пит взял его за руки. — Если для тебя это сложно, то давай не будем друг друга любить. — на манер Вегаса, он поднёс его ладони к губам и почти неощутимо поцеловал, не отрывая от Вегаса взгляда. — Пока ты не будешь готов сказать мне иного, давай будем друг друга обожать. Что думаешь? Вегасу показалось, что он спит. Что всё происходящее — не по-настоящему. Что прямо сейчас, в этот самый момент он проснётся один в холодной пустой палате. Но шли секунды, шли минуты, шли часы, а Пит всё ещё был здесь, всё ещё улыбался и держал его за руку. Пит, что выслушал все его глупые страхи, а после принял их и предложил решение. Пит, что услышав «я не люблю тебя», не устроил скандала, не сбежал в слезах, держа в дрожащих ладонях своё разбитое сердце. Пит, что услышав «я не хочу тебя любить», сказал не любить, а обожать. Сказал это так легко, словно эти слова не имели никакого значения. Смотря в самые прекрасные глаза на свете, Вегас понял: слова «я люблю тебя» действительно не имели для Пита никакого значения. Значение имел только он сам. Вегас почувствовал, что его отпускает, что тяжесть исчезает из груди с каждым вдохом. Он понял, что улыбается, когда запульсировали разбитые губы. Он понял, что плачет, когда Пит большими пальцами стёр с его щёк слёзы. Вегас обхватил его запястья своими ладонями и негромко произнёс: — Я думаю, что обожаю тебя. И первый потянулся за поцелуем.***
Порш смотрел на представшую перед ним картину с нечитаемым выражением лица, пока не произнёс: — По себе знаю, Пит прекрасно сможет справиться сам, но на правах лучшего друга я обязан предупредить: ещё раз он будет из-за тебя плакать, я спущу с тебя шкуру. — Я сам это сделаю, если причиню ему боль снова. — заверил его Вегас, и Порш кивнул, решив больше не развивать эту тему. Вместо этого он ухмыльнулся. — Кто бы мог подумать, что наш ответственный и милый староста Пит Сенгтам встречается с кем-то вроде тебя. — Тебя что-то не устраивает? — хмыкнул Вегас, поглаживая задремавшего на его коленях Пита по волосам. — Нет, просто ты производишь впечатление плохого мальчика. Любишь это клише? — ехидничал Порш. — А ты видимо любишь клише с малышом и его сладким папочкой. — с ухмылкой отозвался Вегас и посмотрел ему в глаза. — Кинн, малыш Порши? Серьёзно? Порш отвёл взгляд в сторону и невесело фыркнул: — Да не будет между нами ничего. Держу пари, ему такие не нравятся. Его типаж, как ты верно подметил, малыши. Кто-то помельче ростом и помягче характером. Кто-то тоненький, красивый и нежный — цветочек словом. А какой из меня «цветочек»? — фыркнул Порш. — Разве что чертополох. Да и не люблю я, когда меня контролируют или заставляют прогибаться. Я упрямый, как осёл, и не буду в рот ему заглядывать. Мы с ним познакомились пятнадцать часов назад, а уже успели несколько раз поссориться, потому что я просто оспариваю всё, что бы он мне не говорил. И так будет всегда, он просто когда-нибудь от меня устанет и найдёт кого-нибудь покладистого. Я так не хочу. Так что прости, плохой мальчик, но придётся вам двоим отдуваться за нас всех.– поддразнивая, кинул Порш, но Вегас, знавший его чуть меньше, чем пятнадцать часов, отчего-то сразу подметил закоренелую тоску и грусть в глазах. — Не заставляй меня убеждать тебя в твоей сексуальности, когда у меня на коленях спит мой парень, пожалуйста. — Я прекрасно знаю, что привлекателен, спасибо. — сухо произнёс Порш. — Но секса на один раз тоже не хочу. Насмотрелся на вас двоих таких хорошеньких и захотел романтики. Конфетно-букетный, свидания, билеты в кино на последний сеанс и всё такое. Так что давай закроем тему и не будем разбивать окончательно моё бедное сердце, пожалуйста. На коленях Вегаса завозился проснувшийся Пит. Он лениво приоткрыл сонные глаза и ухмыльнулся Поршу. — Кто бы мог подумать, что наш завидный холостяк и альфа-самец Порше Киттисаватт такой романтик. — хрипло поддел он. Лицо Порша выражало крайнюю степень возмущения. Театрально прижав ладонь к груди, он произнёс: — Пит! Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему! — Порш. — Что?! — Сердце слева. Порш резко опустил взгляд, понимая, что ладонь действительно прижата к правой стороне груди. — А, ну да, точно. — он поменял руки местами. — Так ладно, давайте заново. Кхе-кхе! Камера, мотор, начали! Специально коверкая интонации, Порш вновь произнёс сакраментальную фразу под громкий хохот Вегаса и Пита, и, чтобы добавить драматичности, как истинная королева драмы, упал на колени, слёзно сокрушаясь, что, вообще-то, братву на члены не меняют. Именно в этот момент дверь распахнулась, и в палате оказались Порче и Макао. Выражения их лиц невозможно было передать словами. Цензурными, так точно. — Часть меня хочет узнать, но вторая говорит, что ответ будет ещё более волнующим. Так что, я, пожалуй, пойду. — сориентировался первым Порче и демонстративно развернулся в дверях. Новый взрыв хохота сотряс палату. Строгая женщина-врач зашла в комнату, чтобы сделать им замечание, и только после этого они смогли чуть-чуть успокоиться. Вегас оглядывал людей вокруг мягким взглядом: его младший брат и Порче о чём-то весело спорили и шутливо боролись, несколько раз чуть не свалившись с кресла, на котором они сидели, Порш подливал масла в огонь, вставляя остроумные комментарии, из-за чего стал жертвой нападения двух маленьких гремлинов, внезапно решивших зарыть топор войны и объединить против него силы. И Пит. Его Пит, который оказался вернее, сильнее и мудрее, чем был Вегас. Пит, который снова добрался до его сердца и влез прямиком под кожу. Пит, который сейчас уютно устроился у него под боком, неосознанно потирая его ладонь пальцами, и со смешинками в глазах смотрел на трагическое поражение Порша, вполголоса подбадривая младших. Пит, которого он обожал больше всего на свете. И впервые за всю свою жизнь Вегас чувствовал, что вокруг него находится семья. Его семья.***
Так прошло несколько лет. Порче и Макао успешно поступили в один и тот же университет: Порче на вокальное отделение, а Макао — на художественное. Порш, при поддержке Йок и, что ожидаемо, Кинна, открыл свой маленький бар в Паттайе. Эти двое знатно подпортили нервы и друг другу, и всей остальной семье пока пытались разобраться, что между ними происходит и происходит ли что-нибудь вообще. Но зато сейчас в их отношениях царили гармония и покой. В их собственном понимании, конечно, но важен сам факт. Незаметно их семья обросла новыми-старыми лицами. В какой-то из дней, когда Вегас ещё лежал в больнице, в палату, как ураган, ворвался Танкхун с Армом и Полом на прицепе. Старший кузен тут же развёл бурную деятельность и заполнил собой всё пространство, что обычно в два счёта стало бы причиной головной боли Вегаса, но у того было несколько дней тренировок переживания бури Киттисаваттов, так что он справился на твёрдую четвёрку. Через пару месяцев Вегас и Пит, проходящие мимо комнаты Макао, услышали из-за двери громко спорящие голоса. Они бы прошли мимо, если бы в какой-то момент не поняли, что людей в комнате было трое. И третий голос они опознать не смогли. Инстинкт сработал быстрее, чем здравый смысл и вежливость, поэтому Вегас тут же распахнул дверь. И обнаружил в комнате своего младшего кузена, о чём-то громко спорящего с Порче, пока Макао флегматично залипал в телефон, находясь между ними. Так к семье присоединился Ким. Они не были идеальной семьёй. Они постоянно ругались, ссорились, спорили по любому поводу, но отчего-то теперь не разбегались по углам, чтобы издалека плеваться друг в друга ядом, а, наоборот, старались разговаривать, учились друг друга слушать и, главное, слышать. Они пытались открываться друг другу, искать точки соприкосновения, чтобы проводить больше времени вместе. Так, например, однажды Порш и Кинн, немного пьяные, розовощёкие и счастливые, вернулись со свидания и обнаружили в гостиной завёрнутых в пледы Вегаса и Танкхуна, которые смотрели какую-то нашумевшую в последние дни дораму. Макао и Ким проводили время в скейтпарке, то пытаясь друг друга превзойти, то делясь какими-то новыми трюками. Чей, Пит и Танкхун сошлись сразу же, благодаря всё тем же сериалам. Только если Вегас просто смотрел, изредка комментируя происходящее на экране, то Пит и Порче любили копать глубже, строить различные теории, чтобы объяснить сюжетные повороты, и спорить по поводу поступка того или иного персонажа. По лицу Танкхуна, впервые посмотревшего с ними какой-то старый фильм и получившего массу впечатлений и эмоций, можно было точно определить, что он почти влюблён. Вегас и Порш легко сошлись на том, что с завидной частотой устраивали тотализатор, споря, когда их младшие расскажут о своих отношениях, но пока что все ставки неизменно уходили в карманы виновников торжества. На удивление, дольше всех друг к другу притирались Кинн и Порче. И если со старшим и его сложным конфликтным характером всё было понятно, то поведение младшего вызывало вопросы. Было ли дело в их ревности к Поршу или действительно огромных различиях характеров никто так и не понял, но спустя только год эти двое смогли находиться наедине без неловкости. Шутка ли, но они полюбили работать вместе: Кинн с документами, а Порче — с текстами песен и нотами. Работали в абсолютной тишине, нарушаемой лишь шуршанием бумаг или стуком клавиш ноутбука, но, тем не менее, оба чувствовали себя комфортно, что несказанно радовало больше всех переживавшего Порша. Время шло, семья крепла. В один из поздних зимних вечеров в столовую ворвался Танкхун. — Хочу посмотреть на снег. — Тебе включить Nation Geographic? — отхлебнув кофе, поинтересовался Вегас, за что тут же получил слабый, но ощутимый подзатыльник. — Хватит язвить! — обидчиво воскликнул Танкхун, с долей удовольствия смотря на потирающего голову кузена. — Я хочу съездить куда-нибудь, где есть снег. И провести там праздники. И вы все едете со мной. — С чего бы? — Ага, с ним, как же. — У нас работа, мы не можем. Услышав вместо ожидаемой радости возмущённый гул, Танкхун натурально надулся и сложил руки на груди. — Злые вы! — О чём спорите? — спросил вошедший в комнату Порче и устроился на стуле рядом с братом. Когда Танкхун перестал обидчиво хмуриться и посмотрел на младшего с широкой улыбкой, все в комнате внезапно поняли, что шансы отказаться от поездки резко полетели к нулю. Потому что если говорить «нет» Танкхуну было легко, то Порче — очень сложно, а Танкхуну и Порче, объединившим свои харизму и очарование — нереально. В тот же вечер были куплены билеты до Осло и забронирован домик на двенадцать человек.***
Порче и Макао стояли в коридоре, пытаясь плотнее укутаться в куртки и потуже затянуть шарфы. Норвегия была прекрасна в своей самобытной, незнакомой красоте, но, боже правый, какого чёрта здесь было так холодно?.. — Надолго не задерживайтесь. — наставлял их Порш, пряча заледеневшие ладони в рукавах свитера. Домик, в котором они остановились, отапливался очень хорошо, но чёртова акклиматизация выбивала почву из-под ног неподготовленных к таким морозам тайцев. Вегас стоял за его спиной, плечом опираясь о деревянный косяк, безмолвно выражая своё согласие со словами Порша. Остальные разбрелись по домику. Биг ушёл вздремнуть к себе в комнату; кажется, смена привычного климата и часовых поясов повлияла на него сильнее, чем на других. Кинн и присоединившийся к их поездке Тэ варили на кухне глинтвейн (точнее, Тэ варил, а Кинн находился максимально далеко от плиты). Танкхун, Арм, Пол и Пит сидели в чьей-то комнате и пересматривали любимые сериалы. Ким расположился в кресле-мешке у камина с гитарой в руках. Эйс, главный телохранитель Вегаса, сидел в той же комнате и читал какую-то книгу. Не получив достойной реакции, Порш нахмурился: — Я серьёзно. Это не то, чтобы незнакомый город, это другая страна. Нет, всё-таки я пойду разбужу Бига, чтобы он пошёл с вами. — И Эйса возьмите с собой. — тут же добавил до этого молчавший Вегас. Эйс поперхнулся в соседней комнате. Порче с Макао переглянулись и одновременно закатили глаза, после чего обернулись к своим братьям. Они понимали их обеспокоенность — эта неделя должна была стать одной из самых холодных в декабре, но им же не по десять лет в конце концов! Они уже давно взрослые самостоятельные юноши: обоим в этом году стукнуло двадцать один, и такая опека сводила с ума. Тем более, они собирались не просто на прогулку. Они собирались на свидание. У них так давно не получалось побыть только вдвоём, что необходимость сбежать куда-нибудь, где нет братьев росла в геометрической прогрессии каждый день, пока не стала физически ощущаемой. Что Макао, что Порче очень любили свою семью и дорожили ей, но иногда это было чересчур. Как сейчас, например. — Дай Бигу отдохнуть, Порш. — Чей остановил брата, поймав за руку, и насупился. — Мы просто собираемся посмотреть на фейерверки и погулять, ничего страшного с нами не случится. — К тому же вам не кажется, что не отпускать нас без присмотра как будто бы уже не по возрасту? — раздражительно протянул Макао, исподлобья взглянув на брата. Вегас ответил не менее упрямым взглядом, и младший из братьев тяжело вздохнул. — Серьёзно, хиа, это даже не смешно. Мы просто хотим погулять без присутствия кучки стариков рядом. Оставь Эйса в покое. — Макао хотел сказать, — тщательно скрывая улыбку, подхватил Порче, — что мы обязательно позвоним, если что-то произойдёт. Но за это просим дать нам возможность пройтись без ощутимой тени за спиной. Идёт? Этому мальчику невозможно было сопротивляться. Он был слишком милым и очаровательным и всегда этим пользовался, если чего-то действительно хотел. Вегасу и Поршу, чьи сердца становились слишком мягкими от этого невинного взгляда и нежной улыбки с ямочками, оставалось лишь переглянуться и тяжело вздохнуть, признавая правоту младших. — Хорошо, идёт. Но вернитесь до ужина, пожалуйста. У нас сегодня вечер кино, помните? Младшие кивнули и вышли за дверь. Порш устало прислонился спиной к стене напротив двери. Мгновение спустя Вегас сделал то же самое, отзеркалив его позу. — Знаешь, если бы я не знал о них, то я бы и не понял, что они сбежали на свидание. — задумчиво протянул он. — Да, я тоже. — согласился Порш, спрятав руки в карманы тёплых домашних штанов. Они постояли в тишине, гипнотизируя взглядами дверь, а потом Порш продолжил: — Как думаешь, они вообще собираются нам сказать? Когда-нибудь? — Не знаю. — ответил Вегас и отлип от стены. И потом громко фыркнул. — Надеюсь, хоть о свадьбе сообщат. Они рассмеялись и пошли на кухню, чтобы***
На центральной площади города царил полный хаос. Яркие гирлянды сверкали то тут, то там разноцветными огнями, играли уличные музыканты, по всему пространству разносились вкусные запахи всевозможных напитков и закусок, от чего даже у сытого человека проснулся бы голод. Людей было так много, что едва можно было бы найти свободное пространство для вздоха. Макао и Чей, крепко держась за руки, чтобы не потеряться в толпе, шли сквозь неё, в общем-то не имея особой цели, кроме как выбраться в менее людное место. Так они оказались на возвышенности: это были ступеньки, ведущие дальше в город. Переглянувшись, они обоюдно решили, что хотят остаться на ярмарке и начали оглядываться. По всей площадке были разбросаны киоски с едой и сувенирами, справа виднелись красивые яркие декорации для фотосессий, и всё это место было заполнено людьми. Они смеялись, танцевали, взрывали хлопушки, говорили на разных языках, участвовали в конкурсах и играх. И посередине всего этого хаоса возвышалась ёлка. Тёмно-изумрудные от хвои ветви были увешаны игрушками, мишурой и серпантином. С неба падали, кружась в причудливом вальсе, снежинки. Одна из них упала Порче на нос, и Макао подумал, что не может быть более влюблённым в этого юношу, чем он уже есть. Он наклонился, касаясь губами холодного носа, и тут же нахмурился. — Ты замёрз. — утвердил он. — Пойдём в кафе? — Нет, хочу здесь. — Порче… — Мак, да ладно тебе! Ты посмотри, как здесь красиво! В Таиланде такого нет. Давай останемся, пожалуйста? — Макао был так же слаб перед этими глазами, как и их братья. Но беспокойство за здоровье Порче было сильнее. — Перестань быть глупым Пи, каким ты и являешься, и пойдём найдём какое-нибудь уютное, а, главное, тёплое местечко. — Порче схватил его за руку, останавливая. — Давай так, — предложил он, — мы пойдём в один из киосков и купим чего-нибудь горячего, но останемся здесь? Пожалуйста, Макао, я не хочу пропустить начало фейерверков! Макао тяжело вздохнул, но согласился. Обрадованный Чей радостно взвизгнул и повис на нём, оставляя на замёрзших щеках неожиданно горячие поцелуи. Макао крепко обхватил его за талию и притянул ближе, касаясь носом чужого, и смотрел в огромные, безумно красивые в свете тысячи гирлянд глаза-сердечки (и точно знал, что парень напротив видит то же самое). Порче, твёрдо став на ноги, тут же потянул его к ближайшему киоску. Изнутри с тёплым паром в нос ударил запах горячего шоколада. Они купили две огромные порции и пошли дальше по ярмарке. В одном из соседних киосков они обнаружили сладкие пряники и взяли и их тоже. Подумав еще мгновение, утроили порцию — для друзей и братьев. Они прогуливались ещё минут двадцать. Уже сильно стемнело, хотя время едва перевалило за отметку 18. Ужин был назначен поздно: на восемь часов, с расчётом на то, что после сразу же наступит ночь кино, поэтому они не спешили, наслаждаясь долгожданным уединением. Они много обнимались, делились эскимосскими поцелуями, согревали ладони друг друга дыханием. Макао думал, что ещё никогда не был так счастлив, как сейчас. Порче знал, что это неправда. Неправда, потому что с началом запуска фейерверков он собирался сделать этого человека ещё более счастливым. Он подумал об этом спонтанно. Они тогда только переехали в новую квартиру, небольшую, несмотря на наличие двух этажей (второй этаж, по сути, просто являлся кроватью), и он отправился в город, на встречу с новыми университетскими друзьями. Они посмотрели нашумевший фильм в кинотеатре, наелись фастфуда на фудкорте и попрощались. Так как развлекательная зона находилась в глубине торгового центра, Порче был вынужден идти сквозь ряды ярких витрин магазинов, но он не жаловался, несмотря на приятную усталость. Именно тогда ему прилетело сообщение от Макао. Мой глупый Нонг :) Чей, у нас дома закончилось мыло И в прошлый раз мы забыли взять фарш для сегодняшнего ужина : ( Ты ещё в центре? Сможешь купить? И что-нибудь сладенькое: 3 Отбив в чат короткое «Окей», Порче не прошёл и двух метров, как замер. Отчего-то слова «мой», «мы» и «у нас дома» вбились в мозг, затмевая всё происходящее вокруг. Порче внезапно осознал, что они были вместе уже пять лет, и что у них появился свой собственный дом. Дело осталось за малым, верно? Подняв голову от телефона, он увидел вывеску ювелирного магазина. Судьба, не иначе. Поэтому сейчас он смотрел на Макао, чувствуя, как пульсирует в груди сердце. Душа музыканта пела, желала, чтобы её песню услышал весь этот чёртов мир. Я собираюсь сделать предложение этому мужчине. Я собираюсь попросить его стать моим мужем. Люди начали собираться вокруг ёлки, отсчитывая последние минуты до запуска разноцветных залпов. Порче и Макао любили тихую любовь, созданную их руками и трепетно хранимую только для них двоих. Но Чей, тем не менее хотел сделать это именно здесь, в сердце восторженной толпы. Среди людей, у всех на виду, но чтобы никто не видел и не заметил — именно так можно было описать их отношения на протяжении этих быстрых и одновременно долгих, счастливых пяти лет. Они не были идиотами, и понимали, что братья наверняка догадались, что между ними что-то происходит, но по какой-то странной, неизвестной им причине они смогли сохранить это только для себя. И это было прекрасно. Толпа начала восторженно роптать и готовить телефоны. Заветная коробочка с каждой секундой сильнее оттягивала карман.***
Небо окрасилось миллионом цветов. Залпы фейерверков со свистом взлетали в небо и с оглушительным грохотом взрывались яркими красками. Люди вокруг радостно завопили, начали петь и громко смеяться, но он не обращал на них внимания, смотря только на трепещущие огненные искры. — Чей, посмотри как красиво! — воскликнул Макао, когда очередной воздушный цветок взорвался в небе, и обернулся. Порче смотрел на него сверкающими ярче, чем фейерверки, золотыми глазами. В них было столько эмоций, столько любви и нежности, что у Макао сбилось и так неровное дыхание. Он хотел протянуть ладонь к его щеке, спросить мягкое «ты чего?», но его привлекло движение руки Порче, и он опустил взгляд. На покрасневшей от холода ладони стояла небольшая бархатная коробочка. В оглушающем гуле толпы Макао чётко услышал, как ударилось о рёбра сердце. Он отказывался верить, что это именно то, о чём он подумал, пока Порче не открыл крышку. Отражая огни фейерверков, ярко блеснули кольца. Макао поднял на Чея ошеломлённо-вопросительный взгляд, и по нежному выражению его лица осознал, что понял всё правильно. Внезапно вокруг стало очень тихо. Все голоса, хлопки залпов, смех ушли на второй план. Он слышал только голос Порче и неугомонный стук своего сердца. Слова Чея проникали через уши в самую душу. Тихие во всеобщем гуле, но такие громкие только для него самого. Непонятные для окружающих, но самые важные для них двоих. Спокойные, но будоражащие, любящие и нежные, простые, но такие сложные. Глаза Макао заблестели ярче от слёз. Он прижал ладонь ко рту, пытаясь то ли скрыть улыбку, то ли заглушить рвущиеся наружу рыдания. В нём было так много эмоций, он был так сильно ими переполнен. — Помнишь, как я сказал тебе, что каждый момент с тобой — подходящий, что никогда не будет дня более особенного, чем того, когда ты рядом. Тогда же я признался тебе, что моё сердце сбивается каждый раз, когда я смотрю на тебя. Прошло пять лет, но оно всё никак не успокоится, представляешь? Однажды я сказал тебе, что буду любить тебя ещё тысячу лет, пока мы не станем дряхлыми стариками. Может, именно поэтому, я делаю тебе предложение сейчас. Потому что хочу увидеть воочию, как ты превращаешься в старого вечно недовольного ворчуна. Возможно это хотя бы немного собьёт с тебя спесь. — Макао влажно рассмеялся. — Ты тогда ответил мне, что хочешь любить меня с первого взгляда и до самой старости. И я тоже хочу, чтобы ты это сделал. Так что я спрошу тебя. Макао Касем Терапаньякун, ты станешь моим мужем? Макао всхлипнул и часто закивал головой. — Да. Да, Порче, да, я стану. На губы Порче наползла дрожащая, но ужасно счастливая улыбка, и Макао понял, что Чей тоже плачет. Он достал из коробочки тонкое серебряное кольцо и аккуратно надел его на палец жениха. Макао, борясь с дрожью, сделал то же самое. Он притянул Чея к себе, грея в ладонях замёрзшие красные щеки, и поцеловал. Нежно, мягко, едва касаясь, прерываясь на дрожащие всхлипы. Он прислонился лбом ко лбу Порче, поймал глазами его счастливый взгляд и негромко произнёс: — Я очень сильно люблю тебя. С этого дня и до конца веков, знай, я люблю тебя. Громкие радостные вскрики проникли в их пространство и почти их оглушили. Они оторвались друг от друга, всё ещё крепко держась переплетёнными руками, и огляделись. Внимание людей вокруг было обращено к ним. Они выкрикивали поздравления и громко аплодировали. Кто-то даже снимал их на телефон. Смущённые, Макао и Порче рассмеялись и прижались друг к другу ближе. Их заметили. Это был самый счастливый день в их жизни. И теперь это было правдой.***
Чувств оказалось слишком много на их двоих. Они стояли на заполненной людьми площади только вдвоём и с упоением делили поцелуи. «Муж» — шептал Макао между вздохами. «Муж» — мурчал он Чею на ухо, пока тот дрожащими руками открывал дверь гостиничного номера. «Муж» — шептал он, опуская Чея на простыни. «Муж» — говорил он, целуя каждый миллиметр бархатной кожи под дрожащие вздохи Порче. «Муж» — говорил он, сплетая в замок их ладони. «Муж» — хрипел Макао и толкался глубже, наслаждаясь сорванными стонами. «Муж» — шептал он Чею в волосы и обнимал крепче. Муж. Он станет моим мужем. Он станет моим мужем, а я стану его. Макао для Порче и Порче для Макао. И теперь так будет всегда. — Не засыпай. — Макао мягко потормошил сонного Порче за плечи. После секса тот всегда становился мягким, расслабленным, ужасно прилипчивым и всегда хотел спать. И совершенно не важно, какой они выбирали темп, как сильно и часто друг друга касались — Чей всегда засыпал на пару-тройку часов. Макао очень не хотел его будить сейчас, но отведённое им время подходило к концу, и им нужно было вернуться в домик, пока братья не подняли на уши весь Осло. Порче недовольно приоткрыл глаза и завозился, обнимая Макао крепче. Он что-то неразборчиво пробурчал ему в плечо. — Я знаю, детка, но нам нужно вернуться. А потом будешь спать столько, сколько вздумается, хорошо? — Хорошо. — тяжело вздохнув, проговорил Чей и поднялся с постели.***
Пит, Вегас и Ким находились в гостиной, расставляя по всем возможным поверхностям коробки с пиццей, тарелки, вазочки со сладостями и кувшины глинтвейна. До этого они с Бигом, Эйсом, Поршем и Кинном сдвигали вместе кресла и диваны, чтобы с удобством расположиться перед телевизором. Порче и Макао вернулись минут пятнадцать назад. Пит из гостиной поприветствовал их и сказал, что осталось принести из кухни стаканы, и они готовы ужинать. Мальчики заверили, что помогут и тут же исчезли на кухне. — Что-то долго они. — заметил Ким, открывая очередную коробку пиццы. — Я схожу проверю. — отозвался Вегас, уже направляясь в коридор. Едва переступив порог кухни, Вегас застыл. Порче и Макао стояли у плиты, крепко прижавшись друг к другу, и мягко качались из стороны в сторону под доносившуюся из общей комнаты музыку. Чей закинул руки Макао на плечи, лениво скрестив их за шеей, пока Макао плотно обхватил Порче за талию. Они столкнулись лбами, потираясь друг о друга, как котята, и улыбались. Впервые Вегас видел их такими. Впервые они позволили увидеть их такими. — Мы почти готовы ужинать. — негромко произнёс он, пытаясь не разрушить атмосферу. Порче окинул его ленивым взглядом и спрятал лицо у его младшего брата в шее. Макао обернулся и с лёгкой улыбкой заверил: — Мы сейчас подойдём. Вегас кивнул и тут же скрылся в гостиной. Порш не спускался, казалось, вечность (на деле едва ли прошла минута). Когда он наконец-то переступил порог комнаты в сопровождении оставшихся друзей и родственников, Вегас прошипел: — Порше Пачара Киттисаватт, где тебя носит, чёрт возьми?! Как и все в комнате, Порш окатил его удивлённым взглядом. — Ты чего это? — Похоже, сегодня. Никто из присутствующих не понял сути разговора, но Порш вдруг засиял так, словно собирался осветить весь мир. Он радостно подпрыгнул, словно не мог сдерживать эмоции, и подскочил к Вегасу. — Да ладно? — Серьёзно тебе говорю. Застал их на кухне. Они были такими милыми, боже, я чуть не умер. Порш тихо запищал от восторга. Тэ приподнял аккуратную бровь и поинтересовался: — Что происходит? — Порче и Макао сегодня скажут нам, что встречаются. — А они скрывают? — удивился Тэ. Счастливые старшие братья отмахнулись от него как от назойливой мухи. — Ты не понимаешь. Дело не в том, скрывают они или нет. Дело в том, что они должны сами сказать об этом. — Да. — подхватил речь восторженного Порша не менее восторженный Вегас. — Мы ждём этого уже четыре года, дай нам насладиться моментом. Тэ ухмыльнулся и поднял руки, мол, ладно-ладно, сдаюсь. Они начали рассаживаться по местам, когда в комнату вошли младшие. Ничего не выдавало того, что Вегас увидел в них на кухне. Кроме нежных улыбок и долгих взглядов. Вегас и Порш многозначительно переглянулись, но промолчали. Ожидаемо, Макао и Порче устроились рядом, взяв по кусочку пиццы. Танкхун, убедившись, что внимание всех обращено на экран, включил фильм. Что ж, Вегас был вынужден признать, что сюжет действительно был очень интересным. Он увлёк его так сильно, что агрессивно трясущую и бьющую его ладонь он заметил не сразу. Он уже был готов шёпотом окатить Порша всем известными ему оскорблениями, как тот обратил его внимание на картину, более занимательную, чем та, что на экране. Макао полулежал на длинной части дивана, обнимая распластавшегося на его груди Порче. Тот, кажется, спал, не просыпаясь ни от громких спецэффектов фильма, ни от бурной реакции на них импровизированного кинозала. Макао тоже не обращал внимания на фильм, вместо этого наблюдая за Чеем тёмными мягкими глазами, и поглаживал его по спине и волосам. В какой-то момент он уткнулся носом Чею в макушку и прикрыл глаза. Старшие обменялись довольными взглядами. Это точно произойдёт сегодня. Так закончился первый фильм. Потом второй. Их семья потихоньку засыпала. Ким уснул в полюбившемся кресле-мешке ещё на титрах первого фильма, Арм и Пол свернулись калачиками рядышком примерно в то же время. Тэ задремал в первые минуты второго, уронив голову на плечо Танкхуна. Сам Танкхун упрямо боролся со сном, желая не спать всё ночь, как он сам и задумывал, но оказался бессилен против воли организма и, покрепче обняв Тэ руками, уснул тоже. Биг и Эйс выглядели бодрячком, уминая пиццу и мармелад, и даже тихо переговаривались, время от времени указывая на что-то на экране. Похоже, ночь кино действительно сильно их увлекла. Вегас, Порш, Кинн и Пит тоже не спали. Но если вторые действительно смотрели фильмы, что и требовалось от людей во время киномарафона, то первые два неотрывно следили за своими младшими. Порче всё также дремал, уютно устроившись в руках Макао. Сам парень лениво путался пальцами в волосах Чея и отрешённо смотрел в сторону телевизора, кажется, даже не видя, что происходит. Начинался третий фильм, а они всё также молчали, что вызывало определённые беспокойства у старших. Едва по экрану забежали титры, как Порш не выдержал: — Так всё! Мне надоело! — не обращая внимания на шипящее «Порш!» от Вегаса и удивлённые взгляды Пита и Кинна. Биг и Эйс сонно переглянулись, обоюдно решили, что их это не касается, и заснули. Порче вздрогнул от голоса брата и на секунду приоткрыл глаза, но тут же закрыл их снова. Он, кажется, больше не спал: скорее дремал, краем уха готовясь слушать разговоры. Макао лениво повернул голову в их сторону и кивнул, как бы спрашивая, что Порш имеет в виду. — Вы собираетесь нам говорить? — О чём ты, Пи? — негромко спросил Макао, медленно и счастливо улыбаясь. Он приложился щекой к голове Порче, смотря на них сверкающими глазами. — Вот об этом! — Порш обвёл их с Чеем ладонью. — О том, что вы встречаетесь! — не выдержал Вегас, произнеся это одновременно с товарищем по несчастью. — Но мы не встречаемся. — Макао улыбнулся так широко, что его глаза превратились в узкие щелочки. Свет от экрана телевизора осветил его яркий румянец. Вегас и Порш переглянулись с одинаково скептическими выражениями лиц. Потом одновременно повернулись к своим младшим и в один голос произнесли: — Серьёзно? Пит и Кинн смотрели на происходящий перед ними спектакль, жалея, что у них нет попкорна, и изо всех сил старались не заржать. Макао закусил губу, словно старался сдержать улыбку, и кивнул, со смешинками в глазах наблюдая за старшими. Одинаковые неестественные ухмылки растянули губы их старших братьев. — И почему же? — спросил Вегас таким тоном, словно изо всех сил сдерживал желание крушить всё вокруг. Макао поднял вверх левую ладонь, что до этого обнимала Чея. На безымянном пальце коротко блеснул тонкий ободок кольца. — Потому что мы женаты. В голосе Макао было столько эмоций, что их было отчетливо слышно даже в шепоте. Он был смущен, но вместе с тем так счастлив, когда смотрел на ошеломленные лица братьев и Пита. Он поджал губы, пытаясь удержать растягивающую их улыбку, но с треском проиграл. Макао засветился изнутри, так ярко, что мог запросто посоперничать с солнцем. Вегас ещё никогда не видел брата таким. Пока старшие отходили от шока, Макао продолжил: — Порче сделал мне предложение сегодня. И я не нашёл причин отказать. Он хотел сказать что-то ещё, но тут в разговор вступил Чей. — А теперь ещё раз. — он приподнялся на локтях, смотря на Макао сонными немигающими глазами, и нахмурился. — Что значит «не нашёл причин отказать»? Ты, блять, их искал что ли? — Порче, ха-ха, боже нет. — Макао рассмеялся, пытаясь скрыться от гнева жениха. — Детка, извини, я просто неправильно выразился. Ну, малыш, ну не обижайся, пожалуйста. Я счастлив, что это произошло! Чей недовольно стукнул его по груди, и только тогда старшие заметили на его руке точно такой же ободок. Макао резво двинулся вперёд и коротко поцеловал Порче в губы, отстраняясь с довольной улыбкой. Чей завис на полуслове. Потом покраснел. Потом продолжил: — Глупый Нонг! Ужасно глупый Нонг! — ворчал парень, опускаясь на тёплого Макао снова. — Я знаю. — фыркнул он, демонстрируя Чею кольцо. — Ты так и написал. Или уже забыл, глупый Пи? — слабый шлепок не заставил себя долго ждать, хотя Порче улыбался. Он снова прикрыл глаза и уткнулся носом жениху в ключицы. — Ты засыпаешь. — мягко проговорил Макао, аккуратно зачёсывая Чею упавшие на глаза волосы. Тот что-то неразборчиво буркнул. — Пойдёшь спать? — Только с тобой. — Порче тут же обхватил его крепче, словно ждал, что Макао оставит его на диване (но, конечно, он бы никогда этого не сделал). Тот тихо рассмеялся и сказал «Держись крепче», с лёгкостью поднимаясь с дивана с Чеем на руках. — Мы пошли спать. — и тут же развернулся в сторону лестницы. Порче, обхвативший его, как коала, лениво приоткрыл сонные глаза и с улыбкой помахал на прощание старшим. Пит и Кинн, со смехом наблюдающие за своими партнёрами помахали в ответ, пока Порш и Вегас, словно находящиеся в трансе, пытались переварить то, что на них только что вывалили любимые младшие братья. Едва Макао и Чей скрылись на втором этаже, как отмерший Порш взглянул на Вегаса с нечитаемым выражением лица. — Как ты там сказал? «Надеюсь, они хотя бы о свадьбе сообщат»? — Мысли материальны. — тут же отозвался Вегас. Все четверо громко рассмеялись, но тут же утихли под сонным угрожающим взглядом Танкхуна. — Кто бы мог подумать! — всё ещё срываясь на короткие смешки, пробормотал в ладонь Кинн. — «Мы не встречаемся, потому что мы женаты»! Боже! — Да уж! — согласился с кузеном Вегас и вытер бегущие по щекам слёзы. — Женаты, господи! Клянусь, мы только сегодня с Поршем это обсудили. — И как так вышло, что дети нас обогнали? — с улыбкой спросил Пит и обменялся с Поршем хитрым взглядом. — Действительно. — тут же подхватил его лучший друг. — Что скажут люди? Младшие в браке, а старшие всё ещё нет. Моветон! — И не говори! — преувеличенно обеспокоенно проговорил Пит, не замечая напрягшихся кузенов. — А когда нам уже предложат руку и сердце? — Вот именно! Они одновременно повернулись к своим парням с одинаково вопрошающими лицами. Вегас и Кинн замерли как антилопы в свете фар. Они смотрели на своих партнёров, словно ждали, что те засмеются и скажут, что всё это — шутка. Не засмеялись и не сказали. Продолжали смотреть так же серьёзно и вопросительно. Кузены переглянулись. — Нам это… — Мы должны… — В общем, сейчас вернёмся! И выскочили из гостиной (сами они с уверенностью назвали это стратегическим отступлением). Пит и Порш посмотрели друг на друга и тут же взорвались хохотом. Они оба знали, что это было шуткой, желанием поддеть и подколоть. Но, как известно, в каждой шутке есть доля правды. Бойтесь желаний своих.***
Вчера ночью Порче отказался выпускать его из своих объятий, даже чтобы задёрнуть шторы, поэтому утром их разбудило заглянувшее в окно солнце. Макао опустил взгляд и столкнулся с наблюдающими за ним тёплыми карими глазами. — Доброе утро, муж. — с улыбкой поприветствовал Порче. Макао мягко рассмеялся и ответил ему в тон. — Доброе утро, муж. Еще поваляемся? Вместо ответа, Чей устроился на нём поудобнее. Они лежали минут двадцать в тишине, тёплые и разморенные ото сна. Порче задумчиво рисовал на его груди ведомые только ему узоры, Макао задремал, устроив ладони на его спине. — Знаешь, о чем я думаю? — М-м-м? — сонно протянул Макао. — Как же хорошо, что тебе тогда не понравился мой комментарий про Амонг Ас. Секунда тишины. Макао расхохотался так, что распластанный по его груди Чей чуть не свалился на кровать. Ему пришлось крепче обхватить ладонями широкие плечи. — Эй! — недовольно вскрикнул он и легко шлёпнул жениха по груди. — Какого черта ты ржешь? — Прости. — всё еще срываясь на короткие смешки, с трудом выговорил Макао и посмотрел на Порче. Тот сначала хотел продолжить возмущаться и может быть даже назло скатиться на кровать, но его остановил взгляд парня напротив. Влюбленный, нежный и до одури счастливый. Чей улыбнулся, зная, что и сам смотрит на Макао такими же точно глазами. — Давай тогда свадьбу сделаем в стиле Амонг Ас? Порче посмотрел на него как на идиота. — Серьёзно? Тебе пять лет? — А почему нет? Порче обреченно выдохнул. Вид у него был как у родителя, не знающего как цензурно объяснить ребёнку, почему они не могут оставить всех котиков мира у себя дома. — И что? Будем щеголять в разноцветных скафандрах и пропишем это в дресс-коде? — усмехнулся Чей. — Держу пари, Пи’Кхун будет в восторге. — Ну цветные это для гостей. — кивнул Макао с таким видом, словно серьёзно обдумывал такой вариант. Зная его, это действительно было возможно. — А мы с тобой согласно традициям: я в чёрном скафандре, а ты — в белом. Порче фыркнул. — Так и скажи, что хочешь увидеть меня в свадебном платье. — легко подразнил он. — А, может, и хочу! — хитро посмотрел на него Макао, сцепляя руки на пояснице Порче. Чей приподнялся на локтях. Выражение его лица было нечитаемым, хотя и не злым. Он разглядывал с интересом каждую черточку ресниц, обводил глазами острые скулы и мягкие губы, прослеживал переливы сверкающих в свете утреннего солнца глаз. После, устроив ладони на груди Макао, положил на них голову, не разрывая зрительного контакта. — Ладно. — усмехнулся он, чуть щурясь. — Поговорю с Пи’Кхуном. Будет тебе свадебное платье. Они полежали ещё немного, делясь друг с другом теплом и нежными поцелуями. После вместе заняли ванную, умылись и спустились вниз. Большинство из их семьи спало на диванах в гостиной, не было видно только Вегаса и Кинна. Мальчики аккуратно собрали часть посуды и отправились на кухню. Порче тут же запрыгнул на столешницу и стал наблюдать за женихом, болтая в воздухе босыми ногами. Макао поставил на огонь сковородку, чтобы разогреть завтрак, запустил кофемашину и включил наполненный водой чайник. После этого подошёл к Чею, становясь между разведённых ног, и положил руки по обе стороны от бёдер. Они потирались друг о друга носами, сталкивались губами в коротких поцелуях и молчали — за них всё говорили глаза. Они любили такие утра: сонные, ранние, нежные, мягкие, наполненные запахом кофе и любовью. Макао с Порче уже делили такие утра, но всего пару раз — когда только-только заехали в квартиру. Там был их дом, их место, их собственное пространство. Но теперь, когда братья в курсе, и на пальцах гордо сверкают обручальные кольца, любое место, где они вместе — для них. Макао мягко придвинул Чея ближе и обнял, чувствуя, как смыкаются за спиной чужие ноги. На шею упала тяжесть его рук. Они обнимались в тишине утра. Скоро хлопнет входная дверь, и на кухне появятся нагруженные пакетами Вегас и Кинн. Начнут выползать из гостиной друзья и братья. Они сядут завтракать. Тэ и Танкхун будут с любопытством рассматривать ободки колец. Порш и Пит будут шутливо канючить, что тоже хотят такие, и все посмеются, пока Кинн и Вегас будут обмениваться долгими взглядами. После завтрака они всей толпой выберутся погулять в город, зайдут на обед в какую-то кафешку. К ним подойдут две девушки, Мэй и Тереза, и признаются, что узнали вчерашних милых героев вечера. У Макао и Порче на телефонах окажется важный видеоролик: среди грохота фейерверков и радостного гула толпы, с трудом, но распознаётся английская речь: — Тереза! Смотри! Там кто-то делает предложение! И если во время кадров плачущего, но счастливого Макао, и такого же растроганного Порче, осторожно надевающего кольцо на его палец, у всех за столом подозрительно покраснели глаза, а Порш, Вегас и Танкхун заплакали, не скрываясь, то не станем их осуждать, ладно? Но это будет потом. А пока они обнимаются в тишине утра. И они счастливы.29 апреля, 2024 г.