Леди Перевел

- Гарри Поттер! В тишине зала прозвучавший тихий голос директора Хогвартса показался Гарри слишком громким, слишком пронзительным, словно раздавался прямо в голове. Такой тягучий, как будто нереальный, отчего гриффиндорец застыл на месте, не в силах даже пошевелиться или хоть как-то оправдаться в своей невиновности, непричастности к этому фарсу с выплюнутым проклятым Кубком Огня именем четверокурсника. - Гарри Поттер, - снова повторил имя Альбус Дамблдор. И Гарри показалось, что именно таким голосом этот старый волшебник произносит смертный приговор на суде в Визенгамоте, заставляя преступника съеживаться, веря в свою вину, даже если он совершенно не при чем. Подняв опущенную голову от раскрытых ладоней, парень посмотрел в глаза директора, смотрящего ему в ответ совершенно равнодушно, словно все, что сейчас происходило, было обыденностью, тем, что происходит каждый день с каждым вторым учеником. Ища поддержку или хотя бы сочувствие, Гарри окинул взглядом учеников, своих друзей и однокурсников, желая убедиться, что он не останется один на один со своей проблемой. В ответ на него смотрели со взглядом, полным презрения и ненависти, те, кому он верил, кто был для него кем-то большим, чем просто друзьями - Рональд и Джинни Уизли, Гермиона Грейнджер, а вместе с ними и все ученики Хогвартса выказывали свое отвращение и ярость, за которой скрывалась банальная зависть. Не далеко от них ушли и учителя. Все смотрели на парня, как на уродца на ярмарке - с любопытством, но при этом и с явной брезгливостью. Смотря только в пол, Поттер начал медленно подниматься со своего места, где еще пять минут назад он задорно улыбался и аплодировал избранным Чемпионам, вместе со своими друзьями. «Бывшими друзьями», - поправил себя парень мысленно и медленно направился в сторону Дамблдора. Директор, как только перед ним предстал его ученик и, отныне, четвертый Чемпион Турнира Трех Волшебников, со злостью, указывающей на виновность студента больше, чем что-либо другое, протянул ему кусочек пергамента, на котором было написано его собственное имя, его собственным почерком, как насмешка над беспомощностью парнишки, как билет в один конец, как приговор. Последним, что увидел Гарри сегодня в Большом зале, была рука Альбуса Дамблдора, указывающая направление, куда следует отправляться, как перст Судьбы, обозначающий конец жизни. А, может, начало новой, кто знает. *** Сжавшись от боли прямо в коридоре, Гарри тихо подвывал, не в силах больше выносить ее в тишине. Они только что ушли, оставив его одного, наконец. И Гарри был рад, что это произошло сейчас, а не на пять минут позже, иначе он не смог бы выдержать и заорал бы во все горло, не в силах сдерживать в себе рыдание, отчаяние. Как же не хотелось испытывать такого унижения, но он ничего не мог поделать с этим. Он слаб, как ребенок, он слишком слаб, чтобы сопротивляться всем сразу, а потому, он молчал, лишь прикрывая лицо от ударов, которыми его осыпали гриффиндорцы, стоило ему только переступить порог гостиной. Все это началось сразу на следующий, после объявления Чемпионов, день. И не закончилось до сих пор, а когда Гарри вместе с телом Седрика появился перед трибуной болельщиков, заявив о возвращении Темного Лорда, все стало только хуже. Сначала его просто оскорбляли все, кому не лень, Поттер молчал, игнорировал всех, пока Рон, в один момент, не ударил его. Гарри не смог ответить пусть бывшему, но другу. Это и стало той ошибкой, повлекшей за собой ночи, когда Гарри тихо скулил, как побитый щенок прямо на каменном полу любого из коридоров в замке. Его отлавливали в любом месте, а его друзья сдавали их тайные, открытые и найденные Золотым Трио проходы любому, только бы Поттер не смог больше чувствовать себя в этом замке в безопасности, не ощущал больше Хогвартс своим домом. И они этого добились. Смелый, веселый и взбалмошный парнишка превратился в зашуганное существо, боящееся собственной тени, шарахающееся от любого первокурсника. Даже Дадли со своими дружками за все годы, что Поттер прожил с семьей Дурслей, не смог добиться того, что сделала его «семья», его «друзья» за эти месяцы. Не только гриффиндорцы доставали его, все остальные три факультета от них не отставали. Единственное, чем они отличались, это тем, что они не трогали его физически. Но порой слова бьют больнее пинков и кулаков. - Лгун, убийца, лучше бы ты сдох, проклятый урод! – это были самые безобидные из оскорблений, что бросали ему вслед. Это не причиняло физической боли, но это постепенно превращало Гарри в полное ничтожество. И в его голове все чаще стали появляться мысли о самоубийстве. Часто задышав, Гарри стал медленно подниматься с пола. Ему нельзя здесь оставаться, иначе на него наткнется кто-нибудь из преподавателей. Они ему не помогут, никто из них всех, хотя прекрасно знают, каково их ученику приходится терпеть бесконечные унижения и избиения. Оскорбления же звучат в устах каждого ученика, такие же слова можно прочитать в глазах профессоров. Особенно это видно у его декана, женщины, которая всегда была для Гарри эталоном строгости, но справедливости. Поднявшись с громким стоном на ноги, Гарри стал медленно продвигаться. Куда? Хоть куда, лишь бы подальше от этого места, на котором можно заметить следы его крови и его слабости. Медленно опустившись на пол, Гарри прикрыл глаза, весь дрожа от, впервые за последние месяцы, испытываемой ярости, ненависти к окружающим его людям. Что-то только что поменялось в нем, тронулось и очень скоро, это «что-то» достигнет предела и перевернет все на своем пути. Гарри открыл глаза, в которых можно было заметить оттенок странной решимости, и потери всего доброго и светлого, что еще десять минут назад тлело в его душе. Гарри поднялся вновь и медленным, но твердым шагом направился к больничному крылу, где хозяйничала медиведьма, которой было все равно, кого лечить, хоть самого Волдеморта, если это будет необходимо. Войдя в больничное крыло, Гарри увидел здесь Невилла, единственного человека во всем замке, кто смог остаться человеком, но другом для Поттера он не станет никогда. Слишком труслив, чтобы пойти против всех ради того, кого считает правым. А значит, Лонгботтом – лишь хороший знакомый, не имеющий для Гарри никакой ценности. Удивившись собственным мыслям, Гарри позвал мадам Помфри и, наконец, расслабился, улегшись на мягкую постель.