Галлюцинат

      Они были знакомы несколько лет, а казалось, что и вовсе первый раз увиделись вчера, но этого было достаточно, чтобы начать понимать друг друга без всяких слов. На концерте он пел, кричал, выл, свистел, не попадал в ноты, играл на трубе, выливал банку с шампунем себе на голову и, кажется, душа его летала далеко-далеко над карельскими лесами, средь покинутых каменных фундаментов средь лесов, густых елей и касалась ледяной воды озера Куйто. Такую музыку простым умом не понять.       Лёгкий металлический привкус во рту резко сменяется более тёплым и приятным, разливая по телу тепло от неожиданных прикосновений и торопливого вдоха. Он расклеивает глаза, чтобы увидеть его. В той же кепке и с улыбкой, что выражала абсолютно всё то тепло, что было между ними.       — Пойдем в музей, а? Миша, пойдём.       Такое неожиданное предложение. Глаза вновь слиплись, когда он хотел моргнуть, и тут же начали щипать, когда захотел проморгаться быстрее. Рядом стоял магнитофон, из которого играла музыка, которую Миша начал понимать только сейчас, и не хотелось ему ни в какой музей. Роспись на стенах начинала танцевать, узоры вились, прятались по углам, расцветали, ползли по полу, и, кажется, даже столь близкое улыбающееся лицо начало покрываться разноцветными меандрами, практически сразу вновь приобретая свой прежний облик.       — Я не хочу, Эдик… Чего я там не видел…       Миша кривит лицо, задевает дернувшейся ногой кассетник, и тот ударяется о стенку, недовольно шуршит, но играть продолжает. Ярый прилив сил заставляет подняться на ноги. В голову быстро ударило, от чего парень качнулся, как на ветру, и упал бы, если не схватившие его за плечи руки, которые усадили его вновь на подоконник. Лицо, что ещё недавно меандрами расцветало перед ним, так же улыбалось. Он ведь тоже видит их, да?       Широкие зрачки в глазах напротив были ответом. Они сейчас в одной реальности, как они и хотели. Это их реальность.       Пальцами он касается щёк, приближается, склоняя голову влево, сбивая кепку с нарисованным антропоморфным иероглифом — как будто человек с упершимися в пояс руками. И вновь улетает от этой теплоты. Этажом ниже гремит концерт: все сейчас там, слетелись из всех подворотен и углов. А они были тут, возле окна и скамейки. Миша соскальзывает пальцами на шею и сжимает шуршащую, такую яркую оранжевую куртку. Она отражает свет от фонаря, который почти любопытно заглядывает в окно. По окну бьёт дождь, Миша это только замечает, а дорожки от капель складываются в новые узоры, которые он почти сразу пытается потрогать, да почти обжигается о холодное стекло.       — До весны осталось полгода…       Проговаривает с тоской Эдик голосом как из кассетника, кажется, почти Мише на ухо, меняя тему их «двадцать пятого» диалога. Это строка из песни или ему кажется?       — А что будет весной?       Отвечает Миша, чувствуя, как руки в шуршащих рукавах его обнимают, а и без того теплое дыхание становится ещё теплее, щекочет шею, уши и висок, почти вынуждая вновь повернуть голову влево, натыкаясь щекой на чужой подбородок, пока губы ласково оплавляют кожу возле уха.       — Доживём — узнаем…       С тоской в голосе шепотом отвечает Эдик ему и укладывает почти налысо выбритую голову Мише на плечо, пока внутри грудной клетки отзываются ритмичные удары барабана с первого этажа. Сегодня отгремел концерт, Миша присутствовал на нём, летая над толпой, и ловил улетающие в космос звуки.       Эдик мычит и поворачивает голову, утыкаясь уже лицом в Мишино плечо, стягивая кольцо из рук крепче, которые как удавка стискивали Мишины рёбра.       — Мне больно…       Руки расслабились, а Рэдт чуть выпрямился, упираясь рукой о холодное стекло. Мишу это зацепило. По рукам двигались узоры, обвивались вокруг пальцев и проскальзывали в рукав куртки, который он тихонечко сдвигает, разглядывая, как мечутся линии на коже. Миша не слышит, как ему шепчут на ухо что-то про искусство в этом треклятом музее, видимо, Эдик всё же надеется, что Миша согласится. Обязательно. Но не сегодня.       — Вот искуство…       Мямлит Миша, продолжая впиваться взглядом в ожившие узоры на коже.       — Живое и настоящее.