хэппи-энд бывает только в сказках

Андрей испуганно смотрит на Вову: он все понял. Но Адидас продолжает смотреть на Пальто в ответ с какой-то заботой и тоской. Васильев благодарен Вове за то, что в его взгляде нет ни капли жалости. Парень не слышал выстрелов, но, когда они выходят на улицу, Андрей видит двух кащеевских прихвостней, которые корчатся на на земле, а потом замечает старый кащеевкий же револьвер из сейфа в руках Адидаса. – Догнали меня на входе, – говорит Суворов как бы оправдываясь, наводя пистолет на каждого по очереди, - это кто-то из них, посмотри? Андрею и смотреть не надо, он знает, что его тут нет, поэтому отрицательно кивает головой. Адидас сажает парня в отцовскую Волгу и делает вид, что не замечает, как тот морщится, садясь на переднее сиденье. Они едут молча, Андрей невидящим взглядом сверлит свои руки, сложенные на коленях, а Вова смотрит на дорогу, до скрежета зубов сжимая челюсти. Когда машина останавливается недалеко от качалки, Пальто слышит, как старший поворачивается к нему. Андрей сжимается под чужим взглядом и опускает голову еще ниже. – Андрей, ты же не расскажешь мне кто это сделал? Я знаю что это был кто-то из кащеевских, они теперь с домбытовскими вместе… На что парень лишь отрицательно мотает головой, охрипшим голосом произнося короткое «нет». Вова отворачивается от парня и, грязно выругавшись, с такой силой бьет по рулю, что стекла в машине дребезжат, а Андрей вздрагивает и сжимается еще больше. – Черт, Пальто…ты эт, не пугайся. Я тебе плохого не сделаю ничего, ты не...в общем, не обижу. Застегни рубашку, прежде чем мы зайдем. Но Андрей снова молчит и лишь выпрямляется на сидении. Адидас видит, что верхних пуговиц на белоснежной рубашке не достает, вместо них в полумраке машины чернеют капли крови. Андрей бездумно тянется к груди, стараясь нащупать отсутствующие пуговицы. Вова вздыхает и медленно, чтобы не напугать, перехватывает тонкие запястья, опуская чужие руки. Он сам застегивает школьную форменную синюю куртку, которую нашел рядом со злополучным диваном. Андрей не мешает, но на Адидаса упорно не смотрит. Вова ловит себя на мысли, что не испытывает ни капли отвращения к парнишке, война устроила ему нешуточную переоценку ценностей. Хочется только в глаза тому ублюдку посмотреть, который совсем юному мальчишке, лучшему другу его брата и просто хорошему товарищу жизнь поломал. А потом без малейшего сожаления вышибить мозги и насрать что это гражданка, а не Афган. И как-то поддержать парня хочется, только вот Вова не знаток совсем что в таких случаях говорить нужно, поэтому выбирает единственно верную на свой взгляд тактику – промолчать. И Андрей ему за это благодарен. Когда Пальто и Адидас заходят в качалку, в каморке сидят всего три человека: избитые Турбо с Зимой и Марат с забинтованной головой. Андрей, сопровождаемый Суворовым-старшим, проходит мимо парней, ощущая на себе тяжелые вопросительные взгляды. Когда Васильев, стараясь не подать виду, садится на до ужаса похожую на ту самую кушетку, к нему резво подскакивает Марат. Неужто так быстро подействовал обезбол или дело в чем-то другом – думают все трое оставшихся. Вова отбрасывает от себя эти мысли и оборачивается к Турбо: – Ты почему стразу не сказал, что они Пальто в довесок к этому сраному видику прихватили? Знаешь кто это был? Кащеевские, блять и домбытовские, это их теперь кащеевские уголовники крышуют. Он уже давненько не с улицей, а с уголовниками и давненько уже не этими детскими разборками за асфальт занимается. Ты же знаешь, блять, что для него Универсам последний год был прикрытием, развлекалочкой и каким-никаким доходом. Счастье что Пальто оттуда живым вышел, что я кащеевский револьвер себе оставил, что я оттуда живым вышел и почти невредимым. Ты же знаешь, мы это обсуждали, так какого хера ты молчал? Адидас уже не сдерживается, говорит на повышенных тонах, от чего Турбо тоже заводится с полпинка. Зима с Маратом наблюдают за их спором, только Андрей все так же безучастно смотрит в пол. – Да живой твой Пальто, вон, посмотри на него, – орет Турбо, – целее всех в этой комнате, где он пострадал, а? У Зимы вон вся рожа расквашена, у тебя тоже, Марат тут со своим ухом еще 15 минут назад стенал и корчился, мне ломом по башке прилетело, а с этим че? Никто не успевает среагировать, как Туркин подскакивает к Андрею и сильно встряхивает за плечи, заставляя запрокинуть голову. Остальные – особенно Марат – уже подрываются остановить Турбо, но его мгновенно переменившееся лицо останавливает их самих. Андрей со злобой и бессилием загнанного в угол, беспомощного перед целой сворой собак зверя смотрит прямо в глаза Туркина и сжимает потрескавшиеся с запекшейся в уголках кровью губы. Его голова наклонена чуть вбок, синяя куртка и разорванная рубашка немного сползли под напором трясущих его рук и открыли Валере и остальным изуродованную посиневшими укусами и бордовыми пятнами шею. Турбо еще некоторое время сжимает узкие плечи мальчишки, взглядом бегая по лицам в комнате, а потом с презрением отталкивает Андрея от себя. В этот же момент Адидас-старший хватает Турбо за рукав и выводит того из каморки: – Шагай, Валер, поговорить надо, – и, оборачиваясь к Зиме, свистит и жестом зовёт следовать вместе с ними. Напряжение в маленькой комнатке не спадает. Андрей сидит неестественно прямо, вперившись взглядом в стену напротив, а Марат – ссутулившись смотрит в пол. За стеной слышен разговор трех старших на повышенных тонах. Впрочем, довольно быстро он заканчивается, и Вова возвращается в каморку один, видимо, Зима и Турбо остались курить снаружи. – Вот что, пацаны, шагайте-ка по домам. Маратик, ты Пальто проводишь до двери, а потом сразу домой, понял? Марат кивает, поднимается с места, подходит к Андрею и, стараясь не смотреть на его шею, почти невесомо хлопает того ладонью по плечу. Взгляд невольно сползает на чужую шею снова, и Марат не знает, чего ему больше хочется – удавиться самому или удавить того ублюдка, синюшный след от широкой ладони которого четко виден даже на фоне остальных увечий. Марату страшно. За Андрея, за себя, за них обоих. Ему до безумия хочется схватить Васильева, прижать к себе, спрятать от всех и пообещать, что его никто больше не обидит, но что-то его останавливает и это даже не присутствие брата. Марату страшно и одновременно стыдно за то, что ничего с этим страхом он поделать не может. От раздумий его отрывает голос Вовы: – Андрей, куртку мою возьмешь, там холодно. – Спасибо, не надо, – тихо говорит Васильев, качая головой. – Пальто, я сказал надевай. От грозного тона брата даже Марату становится не по себе, поэтому Андрей забирает адидасовскую куртку и накидывает ее на себя со словами благодарности. От непривычно охрипшего сорванного голоса у Суворова-младшего сжимаются кулаки, а внутри – сердце. Парни выходят на улицу, где стоят их супера. Марат и Андрей молча проходят мимо, после чего слышат свист в спину и окрик от Турбо: – На сборы не приходи больше, Пальто, слыш? А ты, Маратик, поменьше с этим вот шляйся. Марат обрывает Турбо емким «Валер, иди нахуй», разворачивает Андрея и подталкивает его в сторону тропинки. Он уверен, Турбо сзади истово желает броситься вслед мальчишкам и навалять Марату как следует, но более холодный и рассудительный Зима держит товарища, утягивая того обратно в помещение. Марат и Андрей добираются до дома Пальто в абсолютном молчании. Только в подъезде, стоя у двери Васильевых Марат решается заговорить, но его хватает только на короткое «Андрей». Парень осторожно берет в ладони хрупкие изящные руки пианиста, прижимая их к своему лицу, но Андрей быстро выдергивает их: – Я грязный, не трогай меня, Турбо прав, тебе лучше уйти... И, прежде чем Марат успевает что-то возразить, Васильев звонит в дверь, которая открывается практически моментально, как будто по ту сторону только и ждали звонка. Мать пропускает Андрея внутрь, тусклая лампа слабо освещает помещение, но сейчас Васильеву кажется, что он стоит под светом прожектора.