Бешенство

Сейчас.

Под ногами шуршали еловые иголки с листьями, иногда стреляли сухие веточки. Фёдор молча шёл впереди, иногда дрожа от ночного холода – единственная их толстовка сейчас надета на Осаму, который выглядел хуже, чем после смерти брата. Дадзай, кажется, впервые с момента приступа прекратил вертеть головой, вздрагивая от каждого звука. - Почему мы не поехали к больнице? Фёдор придержал надломившуюся ветку, пропуская спутника. Он благодарил всех богов за безоблачное небо и яркую луну хоть немного разгонявшую мрак леса. - Ну, во-первых, лаборатория находится в лесу. Во-вторых, больницу сейчас, скорее всего, патрулируют солдаты Фукути, а Агата старается не подпускать их близко к лаборатории. - Насколько далеко продвинулись ваши исследования? Достоевский чуть нахмурился, прикинув что-то в голове. Нос жутко зачесался, и ему пришлось сильно зажмуриться, прижав язык к нёбу, что бы ни чихнуть. - Он почти готов. Через месяц должны были отдать результаты генералу, но ты решил вырезать всех до того, как Тацухико закончил с препаратом. Осаму хмыкнул себе под нос, краем глаза улавливая ползущую тень. - Выходит, я помешал твоей работе? Извини, но после операции было трудно соображать. Фёдор закатил глаза. Возникло острое желание отрезать парню язык или удушить руками. - Ты так говоришь, будто из нас двоих именно я убийца-шизофреник. Парень фыркнул. Он старался не смотреть в сторону теней. - А как же твоя «терапия»? Достоевский резко остановился, послав удивлённый взгляд  Дадзаю. Они успели выйти на небольшую полянку с несколькими кустами впереди, и лунный свет выхватил особо яркие глаза на побледневшем лице. Они обеспокоенно метались из стороны в сторону и ни на секунду не задерживались на каком-то одном объекте. Мужчина сразу сообразил, что того преследуют очередные галлюцинации, но Осаму делал вид, что всё в порядке. Парня начала бить мелкая дрожь, заставившая схватиться за предплечья. По спине побежал холодок. Если воспитанника снова настигнут галлюцинации, что произойдёт первым – убийство Фёдора или мальчишки? - «Терапия»? - Да, - кивнул Дадзай, обойдя застывшего опекуна, - старая скрипучая кровать, матрац с отвратительным запахом крысиной мочи и аппараты – много аппаратов. Мужчина задумчиво поднял руку, накручивая тёмную прядку на палец, он машинально двинулся за воспитанником. - Я пробовал много способов с целью избавить тебя от галлюцинаций. Парень низко засмеялся. - Не обманывай ни себя, ни меня – тебя не интересовало моё выздоровление, лишь очередные эксперименты. - Исследования с тобой помогли бы избавить других душевнобольных от схожей проблемы. Но и твоим благополучием я не пренебрегал. - Поэтому продолжал использовать ток после того как я умолял прекратить? - Он помогал. - В чём заключалась эта помощь? Я стал покорнее? Галлюцинации прекратились? - Ты стал менее агрессивным. - Значит удобнее. Фёдор сжал зубы до скрежета. Он никогда не считал свои методы плохими, и сейчас признавать ошибку не собирался, особенно перед ним. Осаму тяжело дышал. Он ненавидел себя. Ненавидел свою жизнь. Рядом с ним многие погибали, страдали, и даже до встречи с этим демоном его всегда преследовали трупы. Раньше он считал, что было бы лучше умереть, но Фёдор сумел переубедить его, направить поток мыслей в нужную ему сторону. Мужчина уверял, что Дадзай сможет спасти тысячи жизней, принести пользу этому миру – он давал ему надежду, цель… Лишь позже мальчик узнал, что лекарство, испытанное на них должно не помогать солдатам переносить жуткую боль, а изменять сознание – лишать чувства вины, стыда. Оно изменяло само поведение человека. Мужчины должны становится безжалостными, агрессивными, идейными. Они совсем не почувствуют боли - будут воевать до конца не обращая внимания на сильные ранения. Препарат делал из людей машин, отключал центры страха, возбуждал мозг, воздействовал на симпатическую систему. Но существовал один минус – небольшая передозировка и в мозге возникали сильные повреждения клеток, что в случае Осаму привело к галлюцинациям. Справа послышались тихие шаги. Достоевский открыл было рот, набирая больше воздуха в лёгкие для очередного аргумента, но Дадзай резко прервал его, прижав потную ладонь к чужим губам. Он завёл их за широкий ствол ближайшего дерева, стараясь не издавать лишних звуков, даже дышать стал реже. Когда из-за кустов показались длинные серые уши, Осаму тихо выдохнул, опуская ладонь на плечо учёного. От чужих прикосновений у Фёдора онемела кожа на затылке. Хотелось убежать от парня как можно дальше. - Пойдём, нужно спешить, - он сбросил с плеча крепко сжавшуюся руку.  Как Достоевский и говорил – очень мало солдат патрулировало лес позади бывшей психиатрической больницы. Благодаря этому у них получилось добраться до нужного места спустя полчаса быстрого шага. Мужчина внимательно осмотрел дерево с пометкой, отсчитал по прямой десять шагов и присев, раздвинул пальцами упавшие ветки. Осаму отстранённо смотрел вдаль. Нащупав небольшое железное кольцо, Фёдор потянул за него вверх, отбрасывая деревянную крышку со старой землёй. Когда та хлопнула, Дадзай резко вышел из транса. Он медленно поморгал, подошёл к входу и принюхался. Изнутри доносился запах плесени и спирта. Где-то на периферии учёный вытащил небольшой фонарь, пытаясь включить приглушённый жёлтый свет. Парень не стал дожидаться своего сопровождающего. Он одним большим шагом переступил сразу две ступени, чуть не упав, споткнувшись в темноте, но удержался за влажную бетонную стену. Средний палец коснулся чего-то мерзкого скользкого и холодного. Осаму с отвращением отпрянул к противоположной стороне, потерев руку о штанину.  Достоевский пытался остановить его, что-то бурча позади. Жёлтый луч направился прямо под ноги. К сожалению, сейчас Дадзай мог думать только о таблетках. О своём маленьком спасении, лекарстве от жутких картин, представавших пред глазами. Он уже чувствовал, как собственные кошмары настигают его в реальности, небольшая передышка для них означала, что ещё немного и парень сорвётся. Мозг закипит от гнева, ему захочется крови, боли и жестокости. Ещё немного, совсем немного и он сможет избавиться от жутких образов где-то в голове. Осаму не помнил, как оказался внутри, как загорелся свет, освещая белые стены, как он начал с безумием рыться на полочках в поисках нужного лекарства. Сзади ползли тени, трескались стены. Из потолка сыпались комья свежей грязи. Парень подумал, что это глупо, откуда в стерильной лаборатории могла взяться грязь? Фёдор не спешил подходить к Дадзаю. Покрасневшие глаза бегали по названиям разных препаратов, пальцы быстро сбрасывали с полок ненужные пузырьки с непонятным порошком. Он уже слышал писк, отдалённый плач младенца и ор больного человека. Губы треснули, и вниз побежала струйка крови. - Ну, где же оно? Где? – Парень отбросил очередную пустую коробку. – Ещё немного. Совсем немного. - Осаму, - Достоевский попытался его остановить . - Чего застыл? – Громко выкрикнул Дадзай, резко оборачиваясь к опекуну. – Не видишь? Они уже близко. Ищи, что б тебя! Мужчина подошёл ближе, разворачивая его к одному из открытых ящиков внизу белого стеклянного шкафа. Осаму застыл, но лишь на секунду. Он оттолкнул от себя постороннюю руку, присел на пол и стал рыться в ящике, полном беленьких коробочек, подобных тем из которых ему выдавали таблетки. Достоевский предпочёл остаться в стороне, не горя желанием как-то помогать подопечному. Достаточно того, что провел его под носом у генерала. Он уже собирался зайти в следующую комнату, ведущую к небольшому простенькому кабинету с кучей исписанных бумаг, как сзади услышал истошный звериный вопль. Мужчине показалось, будто рядом пробежала гиена, прячась от хищника, но тот быстро настиг ее, зажав хрупкую шею в огромной пасти. Достоевский обернулся, отметив насколько большие зрачки у Дадзая. Он с ужасом смотрел на коробку, хватаясь тонкими пальцами за волосы. От напряжения, на новеньких бинтах появились алые разводы. Пластиковые баночки валялись на полу. Все были пусты. Осаму практически наяву видел, как сознание плывет, растворяясь в безумном страхе. Он боялся. Жутко боялся подобного исхода, и вот, этот самый страх стал реальность. Фëдор молча наблюдал за ним. На лице не было улыбки или злого удовольствия только сплошное безразличие. - Ты же не скажешь, что это был единственный тайник? – От паники голос почти срывался на писк. Фëдор сжал кулаки. В тонкую кожу ладоней впились ногти. - Последним здесь побывал Коля. Парень хохотнул на гране истерики. Он уже чувствовал холод, исходивший от своих демонов. - Нужно было вырвать ему кишки и подвесить на них голову! - На лице Осаму не осталось ужаса, одна злость. Он хотел вернуть Гоголя, но лишь для того что бы убить снова и так тысячу раз. Признаться, часть Фëдора наслаждалась отчаянием овладевшим подопечным, но вместе с тем он и сам испытывал небольшой гнев. Как только Гоголь посмел забрать лекарство? Он прекрасно понимал, что Достоевский не сможет справиться без него. Чего он добивался?  Хотел выторговать свою жалкую жизнь у Дадзая? Неужели уже тогда знал, что Осаму всех убьёт? Он знал, что Тацухико точно не выживет? Только фармацевт знал точные дозировки лекарственных порошков. Ублюдок ни в какую не хотел сообщать коллегам способ приготовления. Достоевский присел перед Осаму. Одним грубым движением он сжал Дадзая в своих объятиях. Тот даже не сопротивлялся, крепко сомкнув веки. Он с трудом пытался не трястись, представляя последствия очередных изматывающих галлюцинаций. - Прости, мышонок. Я не знал, что так получиться, - Фëдор шептал ему на ухо успокаивающие слова в попытке смягчить очередные мучения от приступа. Дадзай осторожно опустил руки на чужую спину, ощущая кончиками пальцев выступающие позвонки. Он медленно приоткрыл глаза, выглядывая из-за тонкого плеча. Перед ним лежало существо. Сложно было назвать его человеком, но когда-то оно точно им было. Отрезанные по локоть и колено культи обильно кровоточили, содрогаясь от боли в воздухе. Из разорванного чрева существа выглядывала головка младенца, вокруг которой обмотана синяя пуповина. Рядом с существом на полу размазаны лужи крови и небольшие подозрительные белые пятна. Осаму чуть не вырвал от отвращение. Но жадный взгляд продолжал следить за лежащим, непрерывно стонущим телом. Осаму вдруг увидел подошедшего демона. На мгновение его облик вызвал панику. Парень почувствовал, как желудок сделал парочку сальто внутри. Демон присел перед обнажённым телом, в агонии не желающим ничего так же сильно как скорой смерти. Бледные руки, покрытые небольшими ранами и порезами, потянулись к чреву. Он аккуратно достал ребёнка? На миг Осаму именно так и показалось, но приглядевшись, он увидел желудок и серые кишки. Демон любовно уложил их на грудь мычащего под ним существа и, проведя испачканными в крови пальцами по щеке, повернул его голову к Дадзаю. Фëдор продолжал шептать какие то слова в ухо, обжигая горячим, живым дыханием, в то время когда второй такой же Фёдор содрогаясь от очередных стонов, смотрел своими кровоточащими глазницами прямиком на Дадзая. Демон тоже обернулся к нему и парень, будто увидел свое отражение в зеркале. Тот был похож на него. Нет. Не просто похож, демон и был Осаму. Он вздрогнул сильнее, когда копия принялась снимать пояс. Сейчас стоны умирающего Достоевского, больше похожего на разделанную свинью, напомнили парню стоны шлюх медсестёр иногда захаживавших ночью в палату. Второй Осаму схватил лежащее под ним тело за горло и одним резким движением вошёл в заоравшего мужчину. Сидя в противоположном углу, руки сильнее сжали рубашку опекуна. Тот запустил пальцы в его мягкие кудри, прижимая голову к своему плечу. Ох, как же сильно сейчас хотелось повалить его на пол и точно так же вытрахать из него последний вздох. Неладное Фëдор почувствовал, когда Осаму слишком сильно сжал его талию. Мужчина попытался немного отстраниться, но наткнулся лишь на каменный стояк в чужих штанах. Страх лавиной накатил на сознание. «Твою мать!» Он поспешил вырваться из объятий, предугадывая дальнейшие действия воспитанника. Тот легко выпустил его из кольца своих рук. - Осаму? - Попробовал Достоевский. Он медленно повернул к нему восковое лицо. - Что-то не так? - ответил Дадзай. - Нам нужно идти, мышонок. - Хорошо, - медленно кивнул парень. Фëдор слегка выдохнул, но в груди осталось небольшое тянущее чувство. И, к несчастью, убийца учуял зловоние страха своей жертвы. Медленно улыбка расползлась по лицу. Достоевскому она показалась одной из самых наигранных среди тех, которые выдавал мальчишка. Фëдор резко сорвался с места к двери, ведущей в соседнюю комнату. У парня оказалась хорошая реакция и он сумел схватить мужчину за лодыжку, уронив того на бетонный пол. Достоевский почувствовал резкую тошноту и боль в области лба. Для надёжности мальчик приложил его ещё пару раз головой. Перед глазами всё поплыло, мужчина не мог сконцентрироваться ни на чем вокруг. Хотелось вывернуть все, что успел перехватить перед выходом, но на подходе к полу, он проглотил блевотину, скорее рефлекторно, чем намеренно. Дадзай схватил жертву за волосы, приподнимая над бетоном. - Решил поиграть со мной в догонялки? Печально, но я оказался быстрее тебя. - Мужчина захрипел, явно собираясь сказать что-то обидное. - Ты даже не представляешь, как сильно меня заводит твоё неумелое сопротивление! Возбуждение казалось слишком болезненным, что бы думать трезво и заботиться о чём то ещё. Сейчас ему нужен Достоевский. Ему нужна его боль, ненависть и сладкие стоны. О, сегодня он заставит его стонать так сильно, что к концу ночи мужчина сорвёт голос! Окунувшись в грязные желания, он скрутил чужие руки, вывернув их вверх. Белоснежная кожа немного оголилась упавшим рукавом тонкой рубашки. Парень облизал кровь на треснувшей губе, наслаждаясь приятным металлическим привкусом. Ему вдруг стало безумно интересно, у лежащего под ним мужчины кровь такая же вкусная? Обнажив зубы, он вгрызся в холодное запястье. Челюсть сильно сжалась. Дадзай потянул кожу на себя, и по руке сбежала кровь. Он довольно улыбнулся, уловив приглушенное рычание внизу. - Я убью тебя! Осаму удобнее перехватил руки, усаживаясь на тонкую спину. Ему было смешно от попыток избежать повторного насилия. - И как же ты собираешься это сделать, дорогой? – Он удержал запястья в правой руке, левой приподняв подбородок. Шея красиво изогнулась дугой. Он не удержался и оставил болезненный укус на коже. – Мой любимый. Ты единственный выжил. Думаю, тебе стоило лучше позаботиться о лекарстве, или ты хотел стать частью того, что мне порой видится? – Он прижал крепко сжатые ладони к своему паху. – Чувствуешь? Фёдор чувствовал лишь отвращение. Осаму навалился сверху, затрудняя дыхание. Он не позволил бы ему сбежать, пока не достигнет задуманного. В поисках спасения, Достоевский хаотично оглядывал всё вокруг. Приоткрытая дверь находилась в полушаге от его носа, и оставалось скинуть парня со спины, но мужчина не мог надеяться на собственные кулаки. Взгляд зацепился за  небольшую металлическую трубу, оставшуюся после сборки временного стола, в конечном счете, и по сей день заваленного различным хламом. Труба одиноко стояла в углу за дверью, так что никто не замечал её, и постоянно забывали выкинуть. Мужчина улыбнулся. Осталось придумать, как его отвлечь. Тем временем Дадзай продолжал играть со своей жертвой, медленно кусая её и вылизывая кровь. Фёдор мог лишь прикусывать язык, что бы не кричать от боли и не ускорять процесс. Со временем парень увлёкся, теряя бдительность. Захват на руках ослаб, бёдра больше не удерживали Достоевского на месте. Когда сухие ладони подняли рубашку на спине и подобрались к штанам, Фёдор попытался сделать один ползущий рывок. Осаму не сразу сообразил что происходит, а когда увидел в чужих руках тяжелую трубу, сильно удивился. Его маленькая жертва оказалась слишком проворна. Он попытался снова схватить его за ногу, но тот вовремя подтянул колени, замахиваясь трубой. Она со свистом пролетела в миллиметре от носа Дадзая, вызвав жгучую ярость внутри. Если раньше его забавляло небольшое сопротивление, то сейчас сильно раздражало. - Тварь! – Прохрипел Осаму, бросаясь к Фёдору. - Сдохни уже! – Тяжелая труба прилетела в правый висок, откинув парня в сторону. Этого хватило, что б Достоевский нанёс ещё один удар по затылку. Дадзай свалился без сознания. Тяжело дыша, дрожа всем телом, и чувствуя, как разбегается по крови адреналин, мужчина поспешил отыскать где-то  в лаборатории белую простынь, используемую иногда для накрытия кушетки. Стянув её в соседней комнате, он порвал ткань на четыре толстые полосы. Перетянув всё ещё спящего Осаму на ту самую кушетку, с которой снял простынь, уложил его сверху и принялся туго привязывать конечности к металлическим ножкам. Мужчина, конечно, не был уверен, что это поможет, но на некоторое время успокоит ублюдка. Пока Фёдор носился по кабинету, выискивая все потенциально опасные предметы,  Дадзай понемногу приходил в сознание. Он принялся покручивать головой, пытаясь развеять туман перед глазами и сильную боль. Услышав тихие стоны, Фёдор подпрыгнул возле своего стола, бросив испуганный взгляд в сторону кушетки. Осаму попытался поднять руку, но импровизированные веревки удержали её на месте. Не понимая, что происходит парень дёрнул рукой ещё раз, а когда в сознании всплыли неприятные воспоминания о белой комнате, металлической кровати и мягких рубашках, он окончательно проснулся и резко вскинул голову, встретившись взглядом с застывшим Достоевским. Дадзай улыбнулся ему своей самой милой улыбкой. Мужчина напротив вздрогнул, выходя из оцепенения. - Развяжи, меня уже отпустило. Фёдор пару раз моргнул, подхватывая все острые предметы. - Сомневаюсь. Тебе не помешает немного полежать и поразмышлять над своим плохим поведением. - О, так ты теперь решил воспользоваться привилегией и заняться моим воспитанием, папочка? Достоевский скривился, обходя стол. - Поверь, мне очень хочется отшлёпать тебя по заднице. - Так чего ты ждёшь? – Смех резко оборвался от накатившей головной боли. Ещё и только-только затянувшиеся порезы заныли сильнее. - Боюсь, я не смогу вновь справиться с твоим впечатляющим размером. Осаму зарычал, когда Фёдор подошёл к выходу из кабинета. - Интересно, как отреагирует Агата, когда узнает, что ты сам подставил мне свою за… Дверь резко хлопнула, отделяя двух человек друг от друга. Достоевский достал ключ от кабинета и запер его на замок. Дадзай продолжал что-то кричать вслед, но мужчину мало интересовали его детские бредни. Он скинул всё, что сумел забрать в один из углов комнаты и свернул в соседний коридор. Отвратительный вечер!