Прикованные друг к другу

Потянувшись и проснувшись, Эмма вспомнила о поцелуе, который она разделила с Голдом. Потоки солнечного света, льющиеся через окно, на время ослепили ее, поэтому она поглубже зарылась в подушку, пока глаза не прояснились сами собой. Она не могла удержаться от кривой улыбки, когда обвела взглядом знакомые очертания своей «подушки». С моим подсознанием невозможно бороться, — подумала она, вдыхая кончиком носа аромат Голда. Это один из драконов, который отказывается быть убитым. Откинув голову на подушку, она заметила, что Голд проснулся и насторожился: его тело непринужденно лежало в солнечных лучах, словно кошка, неторопливо купающаяся в лучах солнца. Он читал «Голодные игры». Забавно, но она всегда считала его любителем классики с бокалом вина в руках. Ромео и Джульетта, Призрак Оперы — подобное чтиво. — Знаешь, я никогда не пойму, как этому Питу удается так легко ухаживать за своей возлюбленной. Стоит ему только бросить ей подгоревшую буханку хлеба под дождем, и она тут же попадается ему на крючок, — жаловался он, не отрываясь от страницы. Он развернул книгу и уставился на золотую Сойку-пересмешницу на обложке, как будто там были ответы. Затем он небрежно бросил книгу на прикроватную тумбочку. — Если бы я протянул девушке буханку хлеба, она бы спросила, не отравлена ли она. Эмма сомневалась в этом, даже если он говорил по собственному опыту в своей двусмысленной манере. Если бы он предложил ей свежеиспеченную буханку хлеба, она бы, скорее всего, не отказалась. Таков был ее утренний аппетит, клокочущий, как вулкан, готовый к извержению. — Что, никакого завтрака в постель? Ты не очень-то хорошо начинаешь все эти ухаживания, — поддразнила она. Он сел прямо в постели и уставился на нее. Он отреагировал так, как отреагировал бы человек, если бы кто-то закричал «пожар». Это была всего лишь шутка. Ему не стоит завязывать галстуки слишком туго. — Ты думаешь, я буду таскать тебя без сознания по лестнице, чтобы приготовить блинчики в форме сердца и смайлики из бекона и яиц? У меня такое чувство, что вместо этого ты будешь жаловаться на синяки, — ответил он, надувшись. Он махнул рукой в сторону, и на ее коленях появилась тарелка с дымящейся едой. В комплекте с блинчиками в форме сердца и вазой с розой. Были даже розовые салфетки для такого случая. — Спасибо, — искренне поблагодарила она, натягивая салфетку на пижаму и берясь за вилку. Несмотря на свою отстраненность, Голд уловил ее удовлетворение, чуть заметно улыбнувшись. — Не благодари меня пока, — предупредил он, когда она отправила в рот щедрый кусок блина. Вместо блаженного взрыва вкуса во рту, он оказался ничуть не лучше чертова картона. Она выплюнула его и потянулась за стаканом апельсинового сока. Он неодобрительно помахал пальцем, подчеркнуто произнося «тск-тск-тск». «Я бы тоже не стал это есть. Магия и приготовление пищи плохо сочетаются». Это, конечно, многое говорило о напитках, которые он распивал в своей лавке, когда Эмма чуть не отрубила ему руку мечом. Эмма оторвала руку от стакана. Она справилась с горьким послевкусием в горле, проигнорировав его. Затем ее взгляд переместился на нежную розу, танцующую в вазе. — Если я возьму эту розу в руки и понюхаю ее, она брызнет мне в лицо? Это вызвало легкое хихиканье со стороны ее партнера в постели. Его карие глаза сверкнули, как будто он был в курсе шутки. Она поставила поднос ему на колени. Пусть его желудок помучается от обманчиво не аппетитной еды. Так много для идеи завтрака в постели. — Что у нас сегодня на повестке дня? Кого мы посетим в первую очередь? Сомневаюсь, что феи в списке твоих приоритетов. — Голд изящным движением руки испарил поднос. Если повезет, он приземлится на чье-нибудь крыльцо. Например, к Реджине. Он жестом пригласил ее следовать за ним, соскользнул с кровати и подошел к шкафу в поисках подходящего наряда на этот день. — О, сегодня мы навестим всех, дорогуша, — объявил он. Глаза Эммы расширились. Она и не подозревала, что так много людей в Сторибруке могут быть полезны, если только он не хочет лично афишировать их интимную ситуацию. От того, как он по-волчьи ухмыльнулся, у нее камень упал в желудке. Осмелится ли она спросить его о мотивах? — Почему? — Сегодня неделя аренды, Эмма. … Снова наступило время душа. Как и прежде, Голд крутанул ручку, и за три секунды струя превратилась из нескольких капель воды в мощный поток. Однако на этот раз он положил полотенце на бортик раковины, чтобы Эмме не пришлось ползти за ним, как в первый раз. — Не подглядывать, — поддразнил он, подмигнув ей. Он потянулся к верхней пуговице пижамы. Это был игривый намек на то, чтобы Эмма отвернулась, если она не желает раннего утреннего шоу. Но Эмма не сдвинулась с места, даже когда он с вызовом поднял бровь. Его нос сморщился, как бывало, когда он находил, над чем посмеяться. — Хочу посоветовать вам принять ванну сегодня утром. Моя магия способна на многое, но даже я не могу сделать так, чтобы ты вечно пахла лимонной свежестью. Эмма окинула взглядом его намек. Затем она подняла свободную руку и осмелилась понюхать естественный аромат своего тела, просто чтобы убедиться в этом. Она с отвращением сморщила нос, когда запах донесся до нее без предупреждения. О, ей действительно не помешал бы горячий душ. С шампунем с запахом клубники. — Ну, мы могли бы попробовать… ты и я могли бы… вместе… Слова вырвались прежде, чем она успела запрятать их в самую глубокую, самую потаенную часть своего мозга. Она неловко указала на малиновый занавес. Ее шею обдало жаром, и это не имело никакого отношения к испарениям, проникающим в закрытую ванную комнату. Идея пришла ей в голову, и она даже не могла поверить, что предлагает ее так смело. Судя по всему, Голд был поражен не меньше. Цвет исчез с его лица, все следы юмора пропали в мгновение ока. Палец, дразнивший первую пуговицу, вдруг обмяк и откинулся в сторону. Казалось, его легкие с трудом вбирают воздух. Эмма готова была поспорить, что ни одна живая, дышащая девушка никогда не просила разделить с ним такую близость. — Эмма… ты намекаешь… что хочешь принять со мной душ? Этот поцелуй подействовал на нее сильнее, чем она предполагала вначале. Ей еще предстояло принимать ухаживания в соответствии с принятым предложением, но сегодня утром Эмма как-то не смогла удержаться от этого. Это была мимолетная мысль, но она втайне предвкушала ее. Это было смело, интимно, то, чего она еще никогда не делала с другим мужчиной. Она хотела сделать это. — Это сэкономит время, — заметила она, как будто в этом заключалась основная причина такого предложения. — Если хочешь… если нет, я просто отвернусь. Это было глупое желание, запоздалая реакция на интенсивность их жаркого поцелуя прошлой ночью. Было раннее утро, и ее разум все еще был затуманен сном. То, что Голд иногда говорил о том, чтобы она залезла с ним в душ, не доказывало, что он это имел в виду. Он просто хотел вызвать у нее ответную реакцию, поддразнить ее. Вероятно, мужчина ценил свое уединение в душе. Такими оправданиями она утешала себя, когда начала поворачиваться лицом к стене. Нежное тепло ладони Голда коснулось ее локтя, заставив остановиться. — Нет, я… я не против, если ты… — Его губы сжались, пока он пытался найти нужные слова. Она никогда не видела, чтобы у него так заплетался язык. Это было даже мило — признак того, что он действительно человек. — Я хотел спросить тебя, но решил, что ты решишь, что это очередная шутка. Эмма почувствовала, как из ее груди поднимается валун, и испытала такой прилив облегчения, какого не испытала бы и неделей раньше. Как могло так много измениться между ними за столь короткое время? Или все это время она просто дремала, ожидая возможности пробудиться? Его рука поднялась, чтобы смахнуть с ее щеки спутанные светлые волосы. Возможность представилась. Это была не шутка. Кожу Эммы продолжало покалывать от ласк его пальцев, даже когда они скрылись в ладони и исчезли с ее линии подбородка. Часть его тела испытывала облегчение от того, что она заговорила об этом, в то время как другая половина оставалась в замешательстве. — Ты уверена, что действительно этого хочешь, Эмма? Не обращай внимания на все, что я говорил раньше. Мы можем оказаться в рискованной ситуации, но мы не обязаны… делать это, — сказал он. Она и не подозревала, что он так уважает ее честь. — Я знаю, что не обязаны, Голд. Но я хочу, — призналась она, застав его врасплох. — Ты был прав в первый раз. Наверное, какая-то часть меня хотела этого, но я не знала, как об этом сказать. До сих пор. Это было уже не так умопомрачительно, как несколько секунд назад. Это не было связано с тем, чтобы пройти весь путь в порыве страсти. Это был просто акт совместного принятия душа. В гигиенических целях и для экономии времени. Голд кивнул и провел рукой по груди. Пора было раздеваться, иначе никакого душа не будет. Быстрым движением руки рубашка отделилась от его тела и упала на пол, не обращая внимания на наручники. Взгляд Эммы неизбежно переместился с его лица на грудь, изучая ее, пока в животе порхали бабочки. Он зажал ткань ее шелковой рубашки между двумя пальцами, но не стал ее снимать. Его глаза встретились с ее глазами, ожидая разрешения. Ты все еще хочешь этого? Так же осторожно, как и он, она склонила голову в легком кивке. Сущность магии влилась в шелковую рубашку, отчего она стала неуклонно нагреваться на ее коже. Как и его рубашка, она плавно спадала с верхней части тела, словно ее разрезали на две части. Черный бюстгальтер остался на ней. Его пальцы нерешительно провели по бретельке. — Сделай это, — прошептала она, пожав плечами. Одна из бретелек скользнула вниз по ее плечу, искушая его. Он жадно облизал губы. Он схватился за лямку и провел костяшками пальцев по изгибу ее руки. Всего лишь щепотка магии — и бюстгальтер отделился от ее тела. Мурашки пробежали по ее обнаженной коже, но она не попыталась прикрыть торс. Голд старался не отвлекаться от ее лица, хотя прекрасно понимал, что ее грудь у него на виду. Его челюсть сжималась, когда он пытался сохранить хоть каплю приличия. Соблазн стал слишком велик, и он опустил взгляд. Это была проигранная битва: он без единого вздоха впился взглядом в ее обнаженную грудь, а затем со стыдом опустил глаза. Кто бы мог подумать, что самый влиятельный человек в городе так скромен? Сглотнув нервный комок в горле, Эмма сняла с себя шелковые пижамные штанишки и позволила им расстелиться поверх выброшенной рубашки и бюстгальтера. Она сняла с себя все, кроме наручников на запястье. Пар из душа увлажнил ее ноги и живот, но это мало помогло остановить мурашки на каждом сантиметре обнаженной кожи. — Твоя очередь, — намекнула она, ее голос был до странности глухим. Руки Голда метнулись к поясу пижамных штанов. Эмма наблюдала, как он быстро избавляется от них, словно боясь, что она может передумать. Он снял с себя все, отбросив груду в сторону. Ничего не осталось. Они были полностью открыты друг другу, даже если пока не собирались соединяться в единое целое. Эмма не могла не смотреть на все, что открывалось ее взору. Он практически требовал ее безраздельного внимания. На этот раз его шрам оказался практически незаметным, хотя и заслуживал внимания. Однако он не мог конкурировать с той частью Голда, которая вызывала у нее наибольшее любопытство. Она покраснела, как невинная девственница. — Тебе нравится то, что ты видишь? Голд осмелился поставить под сомнение ее эмоции. Эмма скрыла свое изумление под тщательно созданной маской. Когда он утверждал, что у него довольно большое владение, он не преувеличивал. Ей не удалось скрыть, как она была впечатлена. — Может быть, — подколола она его для убедительности. Хитрый блеск, пляшущий в его глазах, дал ей понять, что он видит ее реакцию на сквозь. Вслепую он отодвинул занавеску и шагнул под струю. Он протянул руку, приглашая ее к себе. Она взяла ее и позволила ему провести ее через бортик ванны. Ее лодыжка зацепилась за край, и она покачнулась вперед, прямо в его объятия. Их тела стали скользкими от теплой воды, а рука плавно скользила по его груди. Выпрямившись, она закрыла за собой занавеску и присоединилась к Голду под струями воды. Принимать душ вместе с Голдом было странно. Они оба привыкли к открытости своих тел, но не переставали смотреть друг на друга. Это были не нервные и неловкие взгляды — это были взгляды чистого очарования и восхищения. Поначалу они довольствовались обычным мытьем волос шампунем. Эмма выдавила на себя немного шампуня с клубничным ароматом и помассировала им кожу головы, вспенивая его на костяшках пальцев. Когда наручники стали мешать, они стали помогать друг другу наносить шампунь на волосы, проводя пальцами по намыленным прядям. В какой-то момент Голд повернулся и высунул голову из-за занавески, доставая что-то, чего она не могла видеть. С этого ракурса перед Эммой открылся прекрасный вид на заднюю часть тела Голда, и на этот раз не было никаких ограничений со стороны зеркала, мешающих ей рассмотреть его целиком. Почувствовав внезапное возбуждение, Эмма беззастенчиво поглощала каждый сантиметр кожи. Она до боли закусила губу, когда ее взгляд опустился ниже его талии. Неплохо. Голд вернул занавеску в прежнее положение и повернулся, держа в руке мочалку для лица. Эмма перевела взгляд на его лицо, но его властная ухмылка показала, что он точно знает, какая часть его тела посетила ее мысли. Не отрывая от нее глаз, он намочил мочалку водой и натер ее мылом. Нежно поднеся ткань к ее щеке, он успокаивающе протер кожу. Скользнув к подбородку, он провел по изгибу ее шеи и плавными круговыми движениями добрался до груди. Его большой палец случайно коснулся кончика ее груди, и он отшатнулся. Но Эмма опровергла его колебания, наклонившись вперед и накрыв его ладонь своей. Взяв мочалку из его рук, она принялась протирать ею его грудь. По мере того как ткань перебиралась по его мышцам, она вглядывалась в каждую деталь. С легкостью намыленная мочалка обошла его плечи, ее рука легла на место соединения шеи и плеч. Затем ее рука обхватила его шею, и мочалка коснулась лопаток. Это привело к тому, что она приблизилась к его телу — оставался всего один сантиметр свободного пространства. Именно тогда бурные эмоции подхватили их, усиленные близостью. Эмма стала остро ощущать мелкие детали: как ее пальцы следуют по изгибу его лопаток и обхватывают шею; как вода стекает с кончиков его волос и образует капельки на ее щеках; как горят их глаза, не мигая. Пальцы их сплетенных рук сплелись, а его свободная рука обхватила ее за талию, прижимая к себе. Эмма поняла, что это произойдет, за мгновение до того, как их губы встретились. Вены запылали, все логические мысли вылетели из головы. Казалось, он поглощал всю ее энергию, пока рука на шее Голды не стала цепляться за жизнь. Это был простой поцелуй, влажный от потоков льющейся воды, но его хватило, чтобы Эмма вздохнула, прижавшись к его губам. Даже когда он прервался, она не открывала глаз и наслаждалась вкусом Голда на своем языке. — Ты закончила? — Ее глаза приоткрылись, и она быстро заморгала в замешательстве. Голд пытливо уставился на нее, и она почувствовала, как у нее свело живот. Он указал на ручку душа. — С душем… ты закончила? О, так вот что он имел в виду. Она отстранилась от его тела и кивнула. — Лучше не заставлять твоих квартирантов ждать, — сказала она, выскользнув из его объятий. По правде говоря, она была довольна тем, как закончился их душ. Еще несколько секунд, и она могла бы без оглядки броситься к Голду. Этот поцелуй был достаточно насыщенным для одного дня. Вернемся к реальности и обещанию Голда ухаживать. Ухаживания. Ведь именно этого она хотела, верно? Да, это правильный путь, — твердила одна часть ее мозга, в то время как другая половина лелеяла воспоминания о прикосновениях Голда. Этот мужчина становился для нее чем-то вроде коварного наркотика, вызывающего неожиданное привыкание после первой же дозы, чего-то недосягаемого. Это был просто срыв с ее стороны. Она повернула ручку, и вода перестала литься. Эмма вздрогнула от внезапной прохлады. Протянув руку за занавеску, Голд достал полотенце и обернул его вокруг её тела. Она с любопытством приподняла бровь, наблюдая за его джентльменским поведением. — А что насчет тебя? Ты собираешься воспользоваться своими волшебными полотенцами? Он поморщился, подумав о том, какой катастрофой было бы, доверься он магии, чтобы управлять своими полотенцами. Он отдернул занавеску и вышел из душа, встав в центре ванной комнаты. — Я высушусь на воздухе. … Несмотря на то, что проклятие было снято, Голд по-прежнему владел каждым сантиметром земли в Сторибруке. По дороге за арендной платой он объяснил Эмме, что это было условие сделки, заключенной им с Реджиной, — он получил власть на этой новой земле. Он напомнил всем жителям города, что снятие проклятия ничего не меняет, что они по-прежнему живут на его земле и должны ему деньги. Если им это не нравится, они вольны пересечь границу и потерять свои воспоминания — в любом случае их двойники будут уверены, что Голд — их домовладелец. Тем не менее Эмма удивилась, что на границе нет вереницы машин, мчащихся на максимальной скорости. Она полагала, что это место превратится в город-призрак, когда вместо Реджины мэром будет выбран Голд. Никто не смел оспаривать его власть, тем более теперь, когда он обладал магией. Никто… кроме Эммы, конечно. — Серьезно? Ты заставляешь людей платить аренду в неделю Святого Валентина? Это слишком низко, даже по твоим меркам, — ворчала она, когда они подошли к дорожке, ведущей к обширному особняку Реджины. Конечно же, сначала им пришлось начать с нее. — Люди не могут ожидать, что я буду откладывать срок сдачи жилья каждый раз, когда наступает веселый праздник. Аренда есть аренда — она должна быть выплачена вовремя, без исключений. Я никогда не нарушаю своего слова, когда кто-то заключает со мной сделку, поэтому требую того же в ответ, — возразил он, назойливо звоня в дверь бывшего мэра. Звонок-звонок-звонок-звонок. Белая дверь распахнулась, цифры 108 сверкнули на солнце, словно последняя дань уважения всему светлому, что было в мире до дебюта воплощенной тьмы. Было ли у нее что-нибудь не черное? Это немного угнетало Эмму. Даже Голд добавлял немного цвета к своим угольным костюмам с помощью шелковых рубашек необычных оттенков. Сегодня это был глубокий фиолетовый цвет, в котором Эмма могла бы утонуть с головой, не желая больше смотреть на стакан виноградного сока. — Я слышала тебя еще с двадцать восьмого раза, ты, никчемный бес! Что тебе нужно? — Эмма едва не фыркнула в ответ на мрачное приветствие Реджины. Кто что-ли плюнул в ее кукурузные хлопья сегодня утром? — Пришел поиздеваться надо мной в связи с тем, что меня попросили покинуть свой пост? Митинг сторонников Прекрасных опередил тебя. У Эммы возникло странное чувство, что Генри имеет какое-то отношение к этому митингу. Пусть это будет материнским инстинктом, но она сделала мысленную заметку, чтобы позже проинструктировать своего ребенка на эту тему. Зная его, он будет настаивать, что это ради благого дела. Например, для борьбы с раком груди. — Как бы мне ни хотелось обсудить ваши очередные неприятности, мадам мэр, я здесь, чтобы получить арендную плату, — холодно и по-деловому заявил он, гордо держась за трость. Эбеновый взгляд Реджины переместился на Эмму и окинул ее злобным взглядом. — Что она здесь делает? — Судя по голосу, Эмма была для нее кучей грязи, портящей краску на крыльце. Эмма в ответ сузила глаза. Она не забывала, что Реджина владеет собственной магией, но когда дело доходило до рукопашного боя, она была уверена, что легко одолеет высокомерную брюнетку. — Мне нужны кулинарные советы, как не надо печь яблочный пирог, — огрызнулась она. Мгновенно кончики волос Реджины завились, словно отдельные змеи, а руки сжались в кулаки. Ее губы искривились в злобной усмешке, когда она бросилась на Эмму. — Почему, ты, жалкая девка… Реджина остановилась на полушаге, но только потому, что Голд поднял свою трость, чтобы преградить ей путь к Эмме. Эмма же, обиженно нахмурившись, произнесла отвратительное слово «девка». Кличка для Реджины вертелась в голове, угрожая прорваться через горло. Оно рифмовалось с словом «ведьма». — Она отвечает за банку с чаевыми, — объявил Голд. Он не смог удержаться. — Я предложил ей вместо этого мыть машины, но в магазине Кларка закончились кожаные купальники. Не говоря уже о том, что это потребовало бы командных усилий. Эмме захотелось дать ему подзатыльник. В тот же миг внимание Реджины инстинктивно переключилось на их руки. Сходство с самодовольством Гринча из мультфильма было просто поразительным. — О, Боже. Если бы в Сторибруке проводился конкурс на самую преданную пару, я не сомневаюсь, что вы двое выиграли бы его. Я бы даже поставила свои сбережения на кон в споре с Лероем, — хихикнула она. С таким же успехом это могла быть самая смешная шутка в мире. — Скажите, мисс Свон, это была его идея или ваша? Что эти два идиота теперь подумают о своей милой маленькой девочке? Вообще-то это была идея моего сына, — задумчиво протянула она. Пока Эмма застыла от досады и пускала дротики из глаз с мыслями — умри, умри, умри, — Голд был сдержан и все еще улыбался. Почему он улыбался? Неужели Купидон вонзил в него любовную стрелу? — Напомните мне, Ваше Величество… какая невезучая душа будет согревать вашу постель в День святого Валентина? — Победоносное выражение лица рассыпалось в пыль и холодную ярость. Никогда еще молчание не было таким громким. — Так я и думал. Арендную плату, пожалуйста. Одно веко Реджины дернулось при виде того, как последнее слово, словно расплавленная лава, сорвалось с губ Голда. Она явно ненавидела это слово, ненавидела, когда ей приказывали. Эмма подавилась гортанным смешком, когда Реджина, крутанувшись на каблуке, подхватила свою черную сумку с крючка у двери. Она сунула деньги в ладонь Голда, не переставая сердиться. Эмма ожидала, что с минуты на минуту произойдет взрыв, и на полу останется лишь черная зола, обозначающая место, где стояла Реджина. Голд пересчитал деньги, а затем пересчитал их еще раз, чтобы убедиться, что все деньги на месте. Эмма подозревала, что он делает это специально, чтобы заставить Реджину извиваться. С самого верха кучи он достал пятидолларовую купюру и намеренно вложил ее в ладонь Эммы. — Вот, милая. В знак моей признательности. Купи себе что-нибудь желанное, — промурлыкал он с вызывающим подмигиванием, его акцент был густым и богатым в его попытке заигрывания. Эмма уставилась на пятерку в своей руке, размышляя, что же, черт возьми, она могла бы купить в магазине Кларка. Реджина мотала головой туда-сюда, как сгоревший робот, ее рот был открыт в полном неверии. — Ты больной бес! Ты не можешь этого делать! Визг Реджины был настолько оглушительным, что с соседнего дерева слетела стая ворон. Если бы они включили телевизор, то наверняка обнаружили бы, что только что произошло неожиданное стихийное бедствие. — По-моему, я только что это сделал, — заметил Голд, сверкнув перед Реджиной своим зубом с золотой коронкой. С ее кожи исчез какой либо цвет, и лоб стал похож на костяной белый череп. — Приятного вам дня Святого Валентина. Отрывисто кивнув, Голд быстро повернулся и повел Эмму по дорожке. Эмма ждала, что вот-вот раздастся резкий хлопок двери, но его не последовало. Неужели придется вызывать эвакуатор, чтобы убедить Реджину сдвинуться с места? Словно прочитав ее мысли, Реджина зацокала каблучками по крыльцу в погоне за ними. — Эй, — окликнула она их удаляющиеся спины. Голд оглянулся через плечо, когда Реджина направила лакированный ноготь в сторону наручников. — Это те самые наручники, которые принадлежали моей матери? Значит, она их узнала. У Эммы свело желудок при воспоминании о предыдущих обитателях этих наручников. Голд ухмыльнулся, наклонив тело так, чтобы цепь была на виду. — Вы хотите, чтобы я вернул их, когда мы с Эммой закончим? Реджина скорчила гримасу, ее глазные яблоки практически выскочили из орбит. Задрав нос кверху, она вернулась в безопасное место своего современного замка. — Оставьте их себе, — прорычала она, проходя через дверь и с силой захлопывая ее. Удар был настолько сильным, что одна из цифр перевернулась вверх дном, свободно раскачиваясь взад-вперед. Голд хмыкнул, когда они продолжили свой путь. Что ж, теперь, когда они более или менее заслужили благословение Королевы… — Это было неловко, — прокомментировала Эмма, потирая рукой шею. Возможно, если она будет тереть достаточно сильно, то сможет избавиться от холода, вызванного взглядом Реджины. Голд ободряюще похлопал ее по руке. — Не волнуйся, дорогая Эмма. Осталось всего сто или около того арендаторов. … Эмма с уверенностью предположила, что взимание арендной платы с Реджины будет самым неловким занятием среди всех жильцов Сторибрука. Как же она ошибалась. Неловкость только начиналась. С каждым жильцом все становилось только хуже. Они ходили из дома в дом, из магазина в магазин, плавно переходя от одного к другому. Каждый по-своему комментировал наручники. Мясник поклялась Эмме, что с радостью отрубит Голду руку своим окровавленным тесаком, если она попросит, и в то же время выставила своего сына на торги. К сожалению, в магазине не было конфетного сердечка с надписью «О, какой фетиш», поэтому за Руби переводила Эшли. Руби подмигнула и показала большой палец вверх. Бабушка чуть не пригрозила застрелить Голда из своего арбалета, потому что была уверена, что он удерживает Эмму против ее воли. — Это твой способ найти себе пару на праздник в честь Дня святого Валентина? Знаешь, что я на это скажу? Никаких бесплатных огурцов и никаких бесплатных салфеток! Посмотрим, как долго продержатся эти костюмы, красавчик! И бабушка выгнала их за дверь. Кто бы мог подумать, что Голд может так быстро передвигаться по улице? Он был профессионалом в скоростном передвижении. Мо Френч вбил себе в голову, что Голд — это какой-то неземной демон, который охотится на молодых девушек, таких, как его дочь. Эмма увидела боль, отразившуюся на лице Голда, когда они в угрюмом молчании покидали цветочный магазин, после чего попыталась утешить его, слегка сжав руку. Он удивленно взглянул на их переплетенные руки и, обернувшись к ней, увидел ободряющую улыбку на ее губах. Он в ответ тоже сжал ее руку. Единственное, что удивляло людей — это то, как Эмма спорила о его методах взимания арендной платы. Казалось, никто никогда не задавал ему подобных замечаний. — Нет, Голд, ты не можешь требовать очки Арчи, пока он не заплатит, — возразила она, даже когда Арчи разрывался между тем, чтобы стоять на своем или снять очки. Терапевт выглядел потрясенным тем, как Эмма непринужденно вставила свои два цента. Голд с недоумением уставился на нее. — Эмма, мужчина должен понять, что есть последствия, когда он не платит за аренду вовремя. Иначе я стану как мистер Софти и не увижу эту плату до самой смерти. А в тот день это будет неважно, потому что он ворвется в мой дом, украдет мои шторы, растащит мои костюмы и станет в десять раз богаче. Эмма жалостливо покачала головой. Голд был одиноким, параноидальным человечком. Арчи перешагнул порог своего кабинета, засунув руки глубоко в карманы. По привычке ему не терпелось проверить источник этого щекотливого заявления. — Вообще-то у меня уже есть шторы — такие же, как в спальне и ванной. А сам я больше люблю жилеты со свитерами. Я бы не знал, что делать со всем этим шелком, — нервно пробормотал он. Голд бросил на него подозрительный взгляд. — Значит, по твоему мнению, в качестве наказания он должен ползать по всему Сторибруку, как мужская версия Велмы из «Скуби-Ду»? Голд посмотрел на Эмму и Арчи, как бы мысленно применяя образ терапевту, ползущего на руках и коленях мимо закусочной. Он глубоко застонал, застыв в раздумьях, что делать. — Очень хорошо. Передайте зонтик, и будем считать, что мы договорились, — торговался Голд, протягивая руку за священной вещью Арчи. Тот вздохнул, закрывая ногой обзор на зонт. Очевидно, он предпочел бы отдать очки. Эмма топнула ногой. — Что именно ты собираешься делать с зонтиком? Дождя-то нет! Ты собираешься вертеть им, закрываясь от солнца, и кружится на фонарном столбе? — Теперь настала очередь Голда возмущаться. — Может, хватит меня доставать, женщина? Эмма радовалась временной потере Голдом контроля над собой, даже если Арчи не был уверен, как с этим поступить. Она загнала Голда в угол, пока их тела не оказались на расстоянии сантиметра друг от друга, и электричество пробежало между ними. В глазах Эммы не было и намека на страх. — Заставь меня, — дерзко ответила она. В воздухе повисло напряжение: они сцепились в поединке взглядов, и оба были слишком упрямы, чтобы отступить. Голд пытался быть суровым и пугающим, но это скатывалось с Эммы так же легко, как вода с утки. Она не моргала, не уклонялась. Она не потерпела поражения. Давление стало давить на Голда, и это было заметно — чуть насупились брови, напряглись мышцы. Наконец он вздохнул и поднял указательный палец перед лицом Арчи. — Одна неделя. Только потому, что вы мне более терпимы, чем любой другой человек в городе, — в конце концов заявил он. Для Голда это было равносильно признанию в любви. Колени Арчи подкосились от облегчения, и глупая ухмылка озарила его мудрое лицо. Не успев сдержать ликования, он заключил Голда в объятия. Эмма спрятала свое веселье за ладонью, в то время как тело Голда неловко напряглось от такого близкого контакта. К счастью, объятия длились всего несколько секунд, иначе Арчи был бы обезглавлен. — Спасибо, мистер Голд. Вы даже не представляете, как много это для меня значит. Если вы когда-нибудь захотите обсудить сложности вашей жизни, я буду рад провести беседу бесплатно. Энтузиазм, излучаемый Голдом, был на порядок выше, чем у зомби. Эмма не хотела быть ответственной за то, что Арчи получит сердечный приступ, когда сообщит ему, что сегодня утром она добровольно приняла душ с Голдом. — Мы будем иметь это в виду, — пробормотала она, когда Голд направил ее прочь из кабинета психолога. Она задалась вопросом, чувствует ли Голд хоть капельку удовлетворения от того, что сделал для Арчи этот единственный приятный поступок. Улыбка была слишком мощной, чтобы ей противостоять. — Не будь такой самодовольной, Эмма. За то, во что мне обошлось это продление, вы заплатите от его имени. Боюсь, моя цена вам не по карману, — заявил он, и напряжение исчезло с его плеч. Эмма не дрогнула ни на мгновение. — Вызов принят.