Пепел

***       И снова по небу идут большие, но редкие пушистые облака. Совсем медленно и не спеша собираются куда-то вдаль как бы гуляя и любуясь бескрайним просторам этого мира. Они то чуть сереют, то наоборот, начинают будто бы сверкать под лучами чрезмерно холодного белого солнца. Это далеко не закат, есть впереди много времени. Ветер был холодным и сильным, и казалось, что он хотел сорвать и подарить кому-то эти весенние белые цветы с деревьев и кустов вместе с листьями. Словно и в этом воздухе тоже есть частичка какой-то души умерших ранее людей с их желаниями и мечтами. Будто бы всё освежало. Могло бы быть и так, если бы это не повторялось, в какой раз Митя не помнил. Сейчас это не приносит ничего. Просто ничего кроме желания остаться здесь немного подольше. —… Ну и в принципе всё же хорошо. — голос звучал мягко и приятно, пускай и будто отдавался эхом откуда-то издали или из-под воды и начало всегда начиналось откуда-то с середины. Он всё смотрит и смотрит куда-то вдаль, пока порывистый ветер трепыхал чёрные, словно уголь, кудри. Лица будто бы почти не видно, а черты со временем немного размылись. Осталось лишь немногое, что даёт понять, что это Родя. Ну и не только потому что сюжет повторяющегося сна, что походил на самое мучительное в его жизни проклятье.       Митя понимал, что это сон. Однако холодно отнестись он всё же не мог. С каждым разом всё больнее и больнее становится смотреть на призрак умершего здесь, в окраинах потустороннего сонного мира. Да и здесь всё казалось стерильно чистым, для большего образа нужен только резковатый запах медицинского спирта или чего-то ещё, что является последователем мнимой и необязательно кристально прозрачной чистоты. Грязным был только Днепровский, таким он себя ощущал здесь каждый раз, будто он некто посторонний что только испортил всё своим присутствием. А Родя всё говорит и говорит о чём-то, Митя всё давно успел запомнить наизусть все эти фразы. А сейчас пойдёт разговор о будущем. — … и поэтому я честно говоря не знаю. Может быть в дальнейшей жизни повезёт. — слышно как тот усмехается и прикрывает немного лицо. Всё так же, как и при жизни. Хотелось верить, что это не сон и всё здесь взаправду, но только мир не способен быть настолько светлым и тихим. И ведь правда, здесь слышен только приглушённый голос: не пели птицы, не было слышно машин, топота людей (в принципе не видно даже намека на них). Просто чёрный, синий, белый и зелёный мир, где есть только Роденька. Мити здесь быть не должно. — как думаешь есть ли что-то в будущем у тебя? — Может и есть много чего. Всякое конечно будет. — и на языке всё вертится продолжение фразы «…но только там нет тебя». Только вот сказать так сложно, надо бы подобрать что-то хорошее. Надо подобрать что-то хорошее. На ум ничего не может прийти нормального и так каждый раз, каждую ночь в этом светлом кошмаре. Он опять говорит тоже, что и вчера, и позавчера, и два дня назад и неделю, и мясяц сколько раз он здесь был. — я… ладно нет. — Нет? Будущего нет? — он поворачивается и в этот раз лицо снова будто стало чётче видно. Эти зелёные яркие глаза, похожие на два драгоценных камня, в них он тонет и теряется. В них таится множество вопросов от недоумения и букв, что так и не захотели по различным причинам стать словами. Всё, как обычно, на месте, но это потому что ничто не может измениться. Сколько же раз должен пройти этот спектакль? Может просто поддаться и не задумываться о происходящем? Просто взять и забыться, не думать о том, что будет потом. Потом будет утро и всё. Ещё одно, что отличается датой и парой небольших событий из жизни. — Будущее будет! Однозначно будет! — он вцепился в чужие руки и чувствует их мёртвый холод. Он не действует желанию сна и впервые в этой петле идёт так, как хочет сам. Митя судорожно вздохнул, смотрит вниз, боясь посмотреть выше, сжимает запястья в ладонях сильнее. Голос совсем притих и едва слышны слова. — но только пожалуйста… останься со мной. — Ты же знаешь, что я не могу. — эти слова тоже не соответствуют сценарию. Он поднимает голосу и смотрит в те яркие зелёные глаза, они не такие тусклые и мрачные, как у него. Сейчас же они были серьёзны и спокойны. Родя смирился. А Мите он всё ещё дорог, даже спустя время. Оно ничего не стоило и не принесло покоя. Мир тлеет. — живи без меня. Так будет проще. — Но проще не будет никогда. — он хотел бы закричать сейчас, но в горле комом застряли слова. Несколько слов. Может их и стоило говорить, просто зная, что он забудет потом. Этот сон повторится снова, но уже по своему привычному сценарию. Он отпускает чужие руки, смотрит прямо в глаза. — я слишком тебя люблю. Я не могу.       Небо хмурится и сереет. Откуда-то из-за горизонта плывут сизые тучки. После этих слов всё будто бы потеряло свою невинность и доброту. Всё темнеет и на душе становится более тревожно, чем раньше. Такого точно никогда не было — сон был обычным разговором в всяком в жизни, о будущем и о том, что они будут счастливы. Последнее, естественно, было наглой ложью. Погода в это время никак не менялась; как были те ватные облака и солнце на небе, так оставались. — И то есть, мы не будем счастливы. — ответ на вопрос был очевидным, пускай и каждый раз видя этот сон в сердце теплилась странная надежда. Он хотел просто верить, глупо верить в что-то ненастоящее, пускай и всю жизнь к этому относился скептически. Противоречит. — Мы не будем счастливы. — голос Роди звучит, как эхо. Тоже приглушённый, отдалённый и отражает лишь часть фразы Мити. Последнему кажется, что рядом с ним вовсе и не Родя, не тот человек которого он любил. Может это просто самая целая часть его сознания? Он не знал ответа. Он ничего не хотел знать в принципе сейчас. Неважно. Неважно. Неважно. Всё не так и важно.       А тучи всё сгущаются и сгущаются. Небо тяжелеет и становится будто настолько низким, что до облаков можно дотронуться поднятой рукой и почувствовать их влагу. Вдали слышно тихое переливающееся пение птиц. Правда сейчас эти разнообразные звуки напоминали тревожный и, как и всё кругом, мёртвый хор. Всё будто бы заканчивается, вот он, странный финал этого сновидения. Этого так не хотелось, можно придумать несколько кривых отговорок, но здесь они не сработают. Однако, это всё равно повторится снова и снова, пускай и по сценарию. Родя будет жить во сне, а в них Митя больше не существует.       Призрак возможно забудет то, что было, но не Днепровский. Конечно это больно, но так и должно случиться. От такой мысли что-то с силой сжимает сердце превращая его в кашу. Больно. Этот мир теряет очертания и медленно распадается в кучки сизого пепла, который скоро уносит ветер. Всё мутнеет и дада Родя, что всё улыбался и улыбался. Очевидно, он тоже знал. Надо бы что-то сказать, но только все буквы перемешались, может быть из тоже унесло вместе с пылью. Не хватало сил открыть рот и сказать хоть что-то, ведь было просто желание остаться подольше. — Дякую. — это слышно от Роди. Он смотрит куда-то в небо. И в этом обычном слове слышна вся горечь. А после он резко поворачивается и легонько приобнимает за плечи Митю. Но почти сразу призрачный силуэт медленно теряет краски и становится пеплом. — Дякую… — отвечает Митя, правда этого призрак всё же не услышал. Дышать становится тяжелее, кругом всё постепенно сменяется реальностью. Впереди ждал ещё один день. Всё было обычным. Сны не приносили ничего кроме чувства пустоты, хотелось бы пожить там ещё, но увы. В окно был солнечный свет, по стенам играли солнечные зайчики. Из приоткрытой форточки дул лёгкий прохладный ветерок, что приподнимал кружевные светлые тюли. Встать не было сил, он будто и не спал.