Дышать.

–Привет, Кей, — Куроо привалился к двери, наблюдая за партнёром через дымку, что стояла перед глазами. В обычных обстоятельствах, он уверен, что Цукишима даже бы не повернулся. Но сейчас все по другому, и это ещё как волнует блондина. Куроо. Назвал. Его. По. Имени. –что ты сказал? — Кей, побледнев на несколько тонов, медленно обернулся. Казалось бы, что страшного в том, что твой, во всех смыслах, партнёр называет тебя по имени? Это не просто страшно, это действительно пиздец. Когда-то давно, когда Цукишима с Куроо начали работать вместе, у последнего вошло в привычку называть парня его сокращенной фамилией. «Цукки!» — когда он вернулся домой. «Цукки» — когда тот помогает перевязать раны. «Цукки…» — произнесёснное блаженным голосом между стонами. И ещё тысячи раз, когда Куроо не сдерживал обещания не называть Кея так. И именно в то время у парней возник один уговор. Если Куроо будет грозить действительно серьёзная опасность, если он уверен что не проживет даже нескольких часов, он придет к Цукишиме и сможет назвать его по имени. И это простое «Кей» было самым большим кошмаром в жизни блондина. Как бы Куроо не пытался создать образ безответственного, Цукишима понимал что это было далеко не так. И тот беспокоился как о свой, так и о чужой жизни. Именно поэтому это был первый раз, когда Тетсуро назвал его по имени. Когда Цукишима обернулся, перед ним предстала ужасающая картина. Куроо стоял, опираясь на дверь ровно две секунды, после чего потерял сознание, падая в почти что онемевшие от страха руки Кея, вовремя сорвавшегося с места. Его любимые шорты, раньше серые, были полностью пропитаны кровью. Этот запах был уже привычным, но даже так Цукишиму затошнило. Рубашка брюнета точно так же была изорвана. На руке покоилась рана, рассекающая её буквально до кости, а нога… На неё не хотелось даже смотреть. Левая нога буквально вся была усеяна ранениями от пулевых выстрелов, а на боку под рубашкой красовался кровавый воспалённый укус. Трясущимися руками Цукишима распахнул остатки рубашки, смотря на кровавое месиво, в которое превратились грудь и живот парня под ним. В плечо была всажена пуля. Чудо было вообще то, что Куроо смог добраться до дома, и то, что его пульс до сих пор прощупывался. Попытавшись взять себя в руки, дёрганными пальцами Кей достал телефон Тетсуро, набирая номер Акааши. Тот ответил как всегда быстро, произнося своё холодное «да?». –Акааши… Тетсуро, он… Назвал меня по имени… Он... — к горлу подступил горький комок слёз, которого он не ощущал с момента смерти ближайшего его человека– Тадаши. — Понял. Мы будем через семь минут, — Кейджи как обычно был хладнокровен, но даже в его голосе проскользнули истерические нотки. Когда Акааши приехал, блондин все также сидел на месте, смотря на слишком бледное лицо Куроо под ним. Подбежав, Кейджи упал на колени, прикладывая руку к шее Тетсуро, пытаясь прощупать пульс. Его не было. Тетсуро мёртв,а Цукишима, кажется, разучился дышать. *** Похорон, в привычном понимании, не было. Это привлекло бы внимание других группировок, поэтому тело Куроо сожгли, развеяв прах над его любимым местом– небольшим лесным озером. Этим занимался Акааши вместе с Бокуто, который был самым близким другом Куроо. Цукишимы там не было. Цукишимы больше нигде не было. Парень больше не занимался работой, не встречался ни с кем из знакомых и вообще не выходил из квартиры. Стоило ли говорить кого он винил в смерти мужчины, когда-то любившего его? Кейджи посещал его два раза, после чего его грубо выставили, подкрепляя это горькими словами, засевшими в сердца обоих слишком глубоко. «Отъебись от меня, Акааши. Ты мне никто! Никто, слышишь?! Моя жизнь сломана! Сломана в блядский второй раз, — Цукишима кричал со слезами на глазах, — Я не собираюсь переживать это ещё раз! Я не собираюсь терпеть отношение к себе как к маленькому ребенку, пошел вон! Не появляйся больше в моей жизни». Кейджи больше не донимал его, хоть и звонил несколько раз. Легко догадаться сколько раз ему отвечали. Цукишима сидел за столом точно также как в тот день. Но в этот раз он не работал, а просто бесцельно глядел на фотографию, установленную на рабочем столе. Этот снимок сделал Тетсуро, после их третьей миссии вместе. Цукишима там с взъерошенными волосами и в белой рубашке с каплей крови на воротнике, а брюнет без верха сидел у него на коленях, улыбаясь, словно кот. Тогда Кей долго возмущался по поводу того что тот сфотографировал его без согласия, но сейчас... Сейчас это фото оставляло на душе тяжёлый груз, заставляя страдать от тошноты и проклятого желания разрыдаться как девчонка. –Привет, Цукки! Вылезай, мы идём гулять! – но парень остался сидеть на месте, упираясь взглядом в потолок, – ну же, Цукки! Как обычно, он подошёл ближе и положил руки на плечи блондина, обнимая и прижимаясь горячей грудью к его спине. Цукишима даже чувствовал фантомные ощущения рук, тепло исходящего тела. И это добило. Оно повторяется уже в миллионный раз. Опять одинаково. Кей издал протяжный вой. Это не крик, больше похоже на последние потуги одинокого, попавшего в капкан животного позвать помощь. Роняя крупные слёзы полного опустошения, он резко обернулся, пытаясь уловить взглядом хотя бы кусочек знакомого силуэта, услышать его аромат. Но сзади была только холодная темнота коридора и раскрытое окно. Кей встаёт из-за стола на ноги, слегка подрагивающие из-за переизбытка никотина и недостатка солнца, и выключает компьютер. Словно в трансе подходит к небольшому комоду, на котором стоит рамка с фотографией Куроо, берет её и грузным шагом подходит к окну. Оттуда в лицо ударяет осенний ветер, и открывается прекрасный вид на город с 19 этажа. Цукишима залезает на подоконник, свешивая ноги прямо в окно, и достаёт сигарету, закуривая. Блондин ровно минуту смотрит на своё отражение в рамке с фотографией Тетсуро, а после легко выпускает её из рук, смотря как она летит в низ. Кей берёт телефон в руки, и пишет Акааши только два слова: «Я виноват», и выбрасывает сигарету и телефон в окно. Он подтягивается на руках и соскальзывает в воздух. Кажется, на мгновение Цукишима снова научился дышать.