Часть 1
17 апреля 2024 г. в 14:26
Остается только куртка. Висит, предательница, рядом с Яриковой, ну, разумеется. Черные, похожие, издалека — почти одинаковые, а вот вблизи — совершенно разные. Как и они сами. И соприкасаются не только рукавами, а всем своим существом.
А вот самого Яра давно не видать совсем. Давно — по меркам особенной закулисной пост-концертной суеты, которая уже привычна, уже не в первый раз, а все равно кровь горячую, чуть ли не закипающую после сцены, продолжает колыхать из стороны в сторону — никак не дает успокоиться. Наверняка у Яра еще сильнее и опаснее бушует океан внутри, рвется синевой из глаз наружу, заставляет губы нервно покусывать, а руки дрожат от высоких волн, пена, оседая, все еще шипит в разуме.
И кто опять посмел украсть его в такие нужные последние минуты перед отъездом?
Саша затягивает плотно шарф, накидывает куртку поверх зелено-травянистого спортивного костюма, не застегивает, откатывает медленно чемодан и еще раз смотрит на экран телефона — «время бесплатного ожидания …». Неужели придется уехать вот так, не попрощавшись? Не окунуться еще раз в глубокие воды океана, не выйти потом из него на берег, счастливым и готовым ко всему? Глупо.
Но уже идти и искать Яра среди толпы по гримеркам и комнатам — нет времени. Черт. Ну, почему всегда так мало, когда надо намного больше возможного?
Саша, с надеждой, все еще не выходит, смотрит на ускользающие секунды, как на горизонт в конце пути, что ближе и ближе, что вскоре обязательно превратится в ровную линию огромной воды, сверкающей на заходящем солнце. Смотрит вновь на непросмотренные сообщения и на неотвеченные звонки.
После концерта Ярика окружили все, кому не лень, хотя тот буквально валился с ног, держался только на адреналине и на искрометной эйфории. Но притягивал к себе неумолимо и необъяснимо, пугал и очаровывал, как настоящая стихия. А Саша был вынужден бежать снимать грим и переодеваться, так как времени до поезда в обрез. А Ярика сейчас есть там, кому придержать за плечи, успокоить шторм. Да и всегда было.
Но, нет, если бы не поезд, Саша бы сам его держал. Крепко и надежно. Этой стихии он давно уже не боится.
Слышатся шаги. И в дверях появляется знакомая фигура. Глаза в глаза — неизбежно, до мурашек по коже, до ошалевшего танцующего сердца, до следующего вдоха перед чарующей опасностью.
— Саш? — вопросительно, громко, чтобы заметили.
— Такси приехало уже. Я…
— Саш, — уже чуть тише, срываясь на выдохе.
— Иди сюда, — тоже на выдохе, зажмуриваясь от жжения в глазах, такого глупого и непрошенного. Ну, что за сентиментальность опять, боже?
Саша его буквально ловит — так как тот едва не падает у его ног, чуть не разбиваясь волной о скалы, не находя больше сил, чтобы дотянуться самому; легко приподнимает и тут же уверенно прижимает к себе, чувствуя, какой тот снова хрупкий и тонкий под объемным серо-голубым свитером. И прикрывает глаза, ловя теплую вибрацию, впитывая в себя как можно больше, забирая часть волн и дурманящей пены.
И как Яр только выдерживает?
— Саш, я почувствовал, я смог. Это было так, как я мечтал. Это идеальный концерт, — шелестящим шепотом, только для одного слушателя.
Ярослав соединяет цепкие руки на талии, под курткой — вода проникнет всюду; жмется всем собой, отчаянно и бездумно; горячо бормочет, щекоча дыханием ухо и шею, — безумно тепло и приятно. Но Саша с трудом улавливает смысл сказанного, уже поглощенный им с головой — за толщей воды звуки сразу глохнут.
— Что? Потом, Ярик, ладно? Созвонимся.
Слова вылетают сами, потому что говорить, на самом деле, не хочется. Хочется чувствовать. И Саша еще несколько долгих секунд не открывает глаза, поглаживая по худым плечам и спине с выступающими лопатками через океанский свитер, знает, что его мягкие ладони сейчас огромны и всесильны, что они способны на невозможное — разгладить волны. И мысленно усмехается: «Сколько раз уже так было? И сколько еще будет?».
Саша отстраняется первым и без слов нежно прижимается губами к гладкому теплому лбу, гладит по растрепанным залаченным волосам, бережно и ласково. Чувствует на коже только дыхание в ответ, видит дрожащие ресницы — спокойствие уже рядом. Ярик тоже не сразу открывает глаза.
— Отдыхай, продюсер.
— А ты? — и снова эти самые красивые глаза на свете смотрят преданно и обеспокоенно, заботливо и нежно.
Привет, мой Океан.
— А я — в поезде, — и чуть ниже, почти шепотом, коснувшись губами виска, — люблю тебя.
И Саша чувствует, как тепло и мягко Яр касается его усталой улыбки.
Но в чертовом поезде уснуть не получается совсем. Он в купе один, он почти в абсолютной тишине. Но кто выключит бесконечную карусель из картинок и какофонию из звуков в его больной уставшей голове?
А еще прикрутит настройки вспыхнувших яркими звездами телефонных фонариков проснувшихся чувств, неминуемо повлекших за собой тихие чистые слезы, прозрачные, как океан. От радости и полноты пережитого, от облегчения, такого же естественного, как расслабление мышц в воде. Но осознание еще не пришло, нет, оно еще на пути, пробирается через преграды сильных эмоций. Всегда так.
Но он обязательно уснет, отложив телефон, где сыплются буквы и картинки, такие нужные, на самом деле, но не в данную минуту, а позже. Пусть сначала сердце перестанет так биться о грудную клетку, словно его держат в заложниках, словно оно боится утонуть, хотя давно уже научилось дышать под водой.
Саша упрямо закрывает глаза, но вспоминает гораздо больше, чем хотел. Видит и понимает только сейчас, как же Ярослав «кричал» ему одними лишь безумными горящими глазами, что неимоверно счастлив.
Все ведь пролетает молниеносно и словно в тумане, когда ты на сцене, перед бушующим океаном людей, кричащих и хлопающих именно тебе. Вам всем, причастным. И в такие моменты ни тело не слушается, ни мысли в единый строй не собираются. Только искрами рассыпаются эмоции, забирая последние силы.
И Саша радуется, что все-таки сумел объявить громко и гордо главного виновника всего безумия. Но прикусывает губу от сожаления, вспоминая, что никак не отвечал на его открытые знаки внимания, когда пели дуэт в темноте во второй раз. А Ярик так к нему тянулся, неизбежно перетекал, постепенно приближаясь, так смотрел пытливо в глаза, готов был прямо там прижаться и не отпускать, накрыть волной с головой. Но холодная, ледяная отстраненность Фредди, да и костюм неудобный, что уж скрывать, не позволили Саше быть собой до конца, быть честнее и теплее, растопить лед на сцене.
Но как же хорошо, что обнял на прощание, утихомирил этот океан из чувств таким нужным трепетным поцелуем.
И не отпускать бы Ярика еще вечность, пока сам не поверишь, что смогли и получилось.
В полубреду, почти под утро, Саша наконец уснул. И показалось, что сразу же проснулся. Но нет, цифры неумолимо показывали полчаса до прибытия. Пора вставать и возвращаться в реальность, оставляя на смятой неудобной подушке сладкий сон с теплыми объятиями, соленой водой и признаниями во всем сразу.
И тут же ожил телефон. Неужели?
«Саня, ты проснулся?»
«Ага»
«Лови адрес, перекусим, кофе выпьем»
«Внезапно, Кирилл. Приятно»
«Да я ж знаю, что у вас концерты были. Даже не спрашиваю, «как?»
«Почему?»
«Сам все расскажешь. И моя жилетка в твоем распоряжении весь день»
«Да ну тебя»
«Знаю я тебя, Саня. Приходи. Расскажешь, какой шторм вчера разыгрался в океане. Жду».
«Спасибо, Кирилл. Приду».
Саша улыбается и думает, что в Питере сегодня будет не так уж тоскливо и скучно. Да, он будет хотеть спать весь день — этого не отнять, но все же.
И снова телефон. Гордеев не договорил?
«Я проснулся. люблю тебя и снова спать ложусь»
Ну, хоть кто-то сегодня выспится. Отдых заслужил. Океан спокоен.