Не платит налоги только медведь в берлоге

Небо было сливочно-серым. Домики на узкой улочке маггловского городка были однообразно скучными, графитно-серыми с тусклыми светлячками окон и ровными рядами увядающего газона. Он слепо нащупал клочок пергамента с координатами очередного должника в безразмерном кармане строгого пальто. Всё было верно. Элм стрит дом номер семь. Не было слышно ни пения птиц, ни детского смеха, ни стука колёс, лишь ветер затянул заунывную песнь. Он поднял ворот пальто, хотел было закурить, но вспомнил, что неделю назад решил бросить. Теодор Нотт старший всю жизнь проработал в Департаменте Магического Правопорядка, но после свержения Тёмного Лорда святейшим Гарри Поттером был понижен до рядового налогового инспектора. Потому чутьё у него было чрезвычайно развито. И сейчас мистер Нотт чувствовал, что оказался в полнейшей заднице, в какой не был даже на том злополучном кладбище. Дверь явно была новая. Металлическая, с толстыми дубовыми вставками и тяжёлым дверным молотком в виде львиной лапы, она резко выделялась на фоне скучного городишки. Он трижды постучал. Дверь со скрипом отворилась, но порог был пуст, ни хозяйки, ни домового эльфа. Что ж, пришло время вспомнить лихую молодость. Нотт вошёл внутрь. Дверь за ним резко захлопнулась, перекрывая выход. Это было настолько предсказуемо, что немного разочаровывало. Палочка привычным движением скользнула в руку. Он скинул пальто, оставаясь в тонкой белой рубашке. Подвернул рукава, обнажая предплечье с поблекшим рисунком тёмной метки. Смертельная опасность ощущалась лёгким возбуждением, давно он так не развлекался. - Мисс, могу я поговорить с вами о некорректности вашей налоговой декларации? – ответом ему стала тишина. Он двинулся внутрь дома, на котором явно были использованы чары незримого расширения. Теодор-старший миновал довольно просторный холл в мрачных тонах от полуночно-синего до берлинской лазури. Деревянные панели тёмного дерева и мерцающие в полутьме шёлковые обои были отреставрированы, выглядя совершенно новыми. Нотт прошёл дальше, в сине-фиолетовую гостиную, переделанную под приёмный кабинет психолога. Высокий потолок позволил соорудить неширокий второй ярус для книжных полок, чтобы внизу разместить карандашные рисунки и морские пейзажи. В центре помещения стоял массивный стол, видавший расцвет аристократии, чуть поодаль, ближе к большому окну, разместились два кресла с подлокотниками и длинная кушетка из сапфирового плюша. Услышав тихий звук глухих ударов, Нотт прислушался – шум шёл откуда-то снизу. Подвал. Как банально. Он вернулся в холл, следуя за звуком, и вышел к широкой кухне с большим заготовочным столом и аркой, ведущей в столовую. За кладовой оказалась узкая винтовая лестница с железными ступенями. Он наложил заглушающие чары, чтобы не было слышно шагов. Шум становился громче. Теперь Нотт мог определить его природу. Это были удары топора. Довольно темно, свет исходил лишь из кухни, но он не стал зажигать люмос, чтобы выиграть несколько секунд форы. В подвале температура была значительно ниже, изо рта вместе с воздухом выходили облачка пара. Нотт передёрнул плечами, обтянутыми тонкой тканью рубашки. Внизу его встретил широкий коридор, ведущий в ритуальный зал, тюрьму и морг, освещаемые магическими сферами – лампочки отказывались работать при большом скоплении энергии. Удары топора стихли и через несколько секунд послышалось влажное чавканье. Нотт остановился у импровизированного порога морга, отделённого прозрачными виниловыми шторами. Она была прекрасна. Огненно-рыжие волосы были собраны в высокий пучок, ярко-карие глаза пылали дьявольским огнём, пока тонкие длинные пальцы копошились в развороченной грудной клетке мёртвого волшебника. О, Теодор-старший надеялся, что тот был мёртв. На лице Джинни царило полное спокойствие, лишь кончик языка торчал от усердия и сосредоточенности. Она подняла взгляд на своего гостя, неловким движением смахнула прядь алых волос, упавших на глаза, не вынимая при этом руки из брюшной полости тела. - Мистер Нотт, вы сегодня рано. Надеялась, увидеть вас не раньше ужина. - Вы неверно составили налоговую декларацию за этот год, - он почувствовал себя немного неловко. - Какая жалость. Сердце или печень? – она вытащила органы наружу, давая Теодору выбор. В полумраке он видел скверно, потому подошёл ближе, практически обнюхивая сочащиеся кровью куски мяса. Нотт мельком оглядел тело, присматриваясь. Этого парнишку он знал. Бывший посыльный Горбина и Берка успел немало крови попить чистокровным после своего увольнения. Не удивительно, что он оказался на этом столе. - Я знаю замечательный рецепт щёчек. Теодор Нотт-старший любил готовить. В еде, приготовленной эльфами, не чувствовалось той теплоты, того баланса специй, какие были в маминых десертах или жареной дичи отца, что подавались на все семейные праздники. Сын воротил нос от его увлечения, отказываясь учиться разделывать мясо, да и просто выходить на охоту. Но Джинни его понимала. Она с упоением сдирала шкуры, копошилась во внутренностях и слизывала кровь с разделочного ножа. Это напоминало ему молодого Тома, до странствий и грязных ритуалов над душой. В них была дикость, животная страсть и азарт. Потому он тогда и присоединился к набирающему силы кружку. Джинни открывалась ему неспеша, смакуя каждый ответ на вопрос, каждое открытие. Медленно обнажая свою душу, она всё глубже затягивала его в свои сети. И он охотно поддавался. Потому как давно не чувствовал себя так комфортно. Это было настоящее единение душ, в которое Нотт не верил до их встречи. На кухне Теодор-старший чувствовал себя в своей тарелке, за то время, что он посещал Джинни, Нотт успел освоиться и хорошо ориентировался во всех шкафах и ящиках для хранения. Он смазал ёмкость для запекания маслом, нагрел духовку. Приправил мясо солью и перцем. Прогрел на сковороде и выложил на тарелку. Отварил морковь и лук, добавил говядину. Накрыл крышкой и поместил в духовку. Процесс приготовления пришлось немного ускорить чарами, чтобы поспеть к ужину. Также Нотт соорудил простой салат и несколько лёгких закусок, а на гарнир отварил орзо. Для соуса прогрел цедру апельсина и добавил вино; когда он выпарился, Джинни уже спускалась к ужину. За то время, что Нотт-старший провёл на кухне, она успела закончить разделку, поместить в стазис ингредиенты для зелий и ритуалов и свежее мясо, да принять душ. Кровь приходилось отмывать тщательно, промывая ногти и волосы, потому как ни одно заклинание с этим не справилось бы. На ней были изумрудная блуза из тонкого шёлка и узкая юбка, подчёркивающая широкие бёдра и длинные ноги. Прекрасна, как и всегда. Пожалуй, всё это началось через год после войны. Она вступала в наследство тётушки Мюриэль, завещавшей ей всё состояние Пруэттов. Одержимость Риддлом не прошла бесследно, ведь в ту ночь, в тайной комнате, она всё же умерла, пусть смерть и продлилась несколько минут, но этого хватило для весьма специфического дара. Это нельзя было назвать некромантией или менталистикой, в народе таких людей именовали «чёрными лекарями». Джинни могла вылечить всё, что угодно, даже воскресить или поднять нежить, но и цена была соответствующей. Некромантия была искусством, общением с самой смертью, в то время как лекари были добротными ремесленниками. До Павереллов ей было, конечно, далеко, но в Британии конкурентов у неё попросту не было. Работать после школы она начала по призванию, хоть это и было на грани закона, но объяснять поступления на счёт было необходимо, чтобы как можно дольше находиться министерского наблюдения. Получить лицензию магического психолога было несложно, но уследить за бухгалтерией оказалось выше её сил. Нотт приходил к ней на психологические сессии по требованию министерства. Сперва Джинни лишь слушала, затем начала направлять, перекраивая под себя, пробуждая всё самое дикое, тёмное первобытное, выводя наверх тайные желания и фетиши. Она была настоящей ведьмой, потому хотел видеть подле себя мага под стать. Ей не нужны были ни ритуалы, ни чары. Джинни говорила тихо, вкрадчиво. Задавала наводящие вопросы, а после сеанса неизменно приглашала в жилую часть дома на ужин. Незаметная руна под ножкой кресла, мешочек с травами, припрятанный под лестницей, и тонна дьявольского обаяния. Джинни Уизли не была нормальной даже по меркам магов. Они вместе накрыли ужин в столовой. Эльфов у Джинни не было, не хотелось иметь лишние уши в доме. Стол был длинным, рассчитанный на большую семью или гостей, потому казался пустым даже уставленный тарелками, вазой цветов и кулером для белого вина. - - Итак, налоги, - Джинни разливала по бокалам немецкий Рислинг, пока Теодор раскладывал сочное мясо по светлым фарфоровым тарелкам. - Не будем портить аппетит разговорами о делах, - бутылка опустилась обратно в кулер. Щёчки таяли во рту. Нотт мог думать лишь о делах, потому разговор не клеился, Джинни и не настаивала. От упоминания налогов начинал дёргаться глаз. После ужина они переместились в кабинет. Она сидела за столом, стараясь отыскать пергамент с выпиской о поступлениях на банковский счёт, Теодор же нависал над ней, вчитываясь в аккуратные строчки служебных расходов. Дела не были плохи. Нужно было добавить ловкости и смекалки, чтобы сбалансировать доходы. Немного магии, немного хитрости и налоговая будет удовлетворена. Он нежно шептал ей в ухо, нависая над ней. - Переводи деньги в другой банк или проси платить наличными. Подарки тоже подойдут. Но доходы от сеансов психологической помощи не могут быть такими большими. Смотри, перевод о Малфоя старшего в размере нескольких окладов Святого Мунго, так не годится. Перевод нужно проводить в несколько траншей. И вообще, открой счёт где-нибудь во Франции или лучше в Швейцарии. Его голос действовал возбуждающе. Ухо обдало тёплым дыханием, а широкие мужские ладони медленно спускались от талии к бёдрам. После ритуалов Джинни чувствовала возбуждение, а Нотт-старший был олицетворением её мокрых фантазий со времён Турнира Трёх волшебников. Она знала, что всему виной было отсутствие отцовской фигуры как дома, так и в школе, но никак не хотела над этим работать. После того как Гарри предпочёл ей Флинта, а Рон, бросив Гермиону, стал встречаться с Крамом, Джинни перестала верить своим ровесникам. У Теодора-старшего были крепкие руки и широкие плечи, а взгляд излучал опасность, не то, что совиный взгляд Нотта-младшего, длинного и тощего. Пальцы поглаживали внутреннюю сторону бедра, и Джинни подумала – нахуй эти налоги. Она встала, разворачиваясь к нему лицом. Не глядя сбросила бумаги со стола, освобождая больше пространства для действия. Джинни понимала – до спальни дотянуть она не сможет – завалит по дороге. Губы у Теодора были сладкие-пресладкие, ведь после ужина можно было приступать к десерту. Мужские пальцы подвернули узкую юбку, задирая подол до пупка. Тонкие шёлковые трусики разорвались от слабого беспалочкового секо. Пуговицы от его рубашки отлетали в разные стороны, рикошетя от ваз и книжных шкафов, чтобы быть похороненными в мягком ворсе ковра. Джинни раздевала его так жадно, как не распаковывала рождественские подарки. Она была голодна и не могла скрывать это. И Нотт поддавался её чарам, касаниями губ опускаясь ниже и разрывая остатки одежды. Теодор поцелуем прижался к её влажным губам, провёл по клитору языком, вызвав у Джинни низкий стон. Он готов был вкушать её, как вкушал недавний ужин. Тонкие пальцы вцепились в его волосы, безмолвно веля продолжать. Джинни не думала о налогах, она могла лишь стонать под ласками своего инспектора, сильнее удерживая его голову там, где ей полагалось быть. Кончив, она потянула его вверх, затягивая в пошлый, грязный поцелуй, оставляя глубокие царапины на широкой спине. Ей нужно больше, Джинни хотелось насадиться на член, съесть губы и сердце, поглотить его полностью. С детства она училась идти до конца. Нотт приставил толстую головку к сочащейся вагине и резким рывком вошёл, не встретив практически никакого сопротивления от обилия жидкости. Он не спешил, медленно входя и выходя до самого конца. Она стонала от каждого толчка, оставляя глубокие кровоточащие царапины на спине своего налогового инспектора. Джинни чувствовала, что ещё немного и наступит оргазм. Глубже, резче, сильнее. Ещё ближе. Кожа к коже, кровь к крови. - Быстрее. И он ускорился. Поцелуй стал дикий, животный, как ей хотелось. Она до крови закусила его губу. И забилась в оргазме, сжимаясь на его толстом члене. Пальцами она нащупала нож для писем, спрятанный в стопках бумаг. Ей хотелось продлить удовольствие, умножив его во сто крат. Для этого нужна была кровь, много крови. Хорошо заточенный нож легко входил в податливую плоть. Кровь заливала её живот и бёдра, даря неземное наслаждение. Нотт хрипел, держась за нефритовую рукоятку ножа, торчащую в нескольких миллиметрах от его печени. Он начал заваливаться набок, выскальзывая из неё. Теодор смотрел как она очищает себя чарами, призывает одежду, медленно одевается, пока он истекает кровью на черновиках её исправленной налоговой декларации. Нотт терял сознание, чувствуя, как кожа становится влажной и липкой от натёкшей крови, а мокрый пергамент неприятно забивается в рану. Но он продолжал смотреть на её молодую подтянутую задницу и задорно торчащие соски. В тот вечер он нарушил главную заповедь терапии – не трахаться со своим психотерапевтом. Как ему сказали в Святом Мунго, где он очнулся спустя неделю магической комы, его на грани жизни и смерти нашёл отряд дежурной группы авроров, отправленный по анонимному вызову. В тот вечер Джинни исчезла. В доме не нашли ни личных вещей, ни записки. Рана не была смертельной, это был хирургически точный разрез, не задевший не одного жизненно важного органа. Она не хотела его убивать. Он понимал. Джинни сотворила его по своему образу и подобию, теперь Теодор так просто не оставит. И она это знала. Начинался сезон охоты.