***
Сатору ужасно устал. Он забегался за это время. Уже прошел целый семестр, экзамены навалились скопом, еще и практика. Это все можно было бы пережить, если б не отец. Седзо Годжо был не просто отцом-одиночкой. Он был моральным садистом. Конечно, Сатору сильно преувеличивал, но заваливать его работой в компании во время экзаменов и практики — садизм. Они с Гето стали так мало времени проводить вместе, но даже ухватиться за эту мысль Сатору просто не мог, потому что его голова была занята учебой, работой и будущей практикой. — Сатору, — голос Сёко до тошноты спокойный, но лишь с виду. Те, кто достаточно хорошо знали девушку могли уловить призрачные нотки стали — она на взводе, — Гето попал в больницу, если быть точнее он сейчас находится в психиатрической клинике у психиатра. Это очень плохо, есть вероятность, что его исключат. Когда Сёко, слишком напряженная, подошла к Годжо, занятому документами, блондин напрягся. Редко можно было увидеть ее такой, а после слов сердце дрогнуло, упало куда-то на дно желудка, а потом вернулось обратно, но, кажется, встало на неправильное место. Сатору не собирался отвечать. Бумаги выпали из рук, но парень даже не думал их собирать или что-то с этим делать. Гето могут исключить. Все стало настолько плохо, что он попал в больницу. Даже не важно, что случилось. Это вина Годжо. Он не уследил, не был рядом, хотя обещал и Сугуру, и себе. Обещал помочь, обещал поддержать, что бы ни случилось, а виделись они только во сне и редко по утрам. У каждого были дела, даже направления, которые они выбрали на последний курс отличались настолько, что пары совпадали раз или два в неделю. Он не уследил, не помог, когда было нужно, а теперь уже поздно. Руки тряслись, в надежде найти опору, а в голове — белый шум. Ничего не слышно, не видно, Годжо просто старался дышать, но легкие будто сдавило. Он виноват. Если Сугуру сейчас исключат, виноват будет только Сатору Годжо. Сёко среагировала моментально, она перехватила Сатору и посадила на ближайший стул. Её саму трясло ещё какое-то время после такой новости и за пять минут она скурила три сигареты. Сейчас тоже потянулась к пачке, подцепив губами фильтр и сразу же закурила. Помещение заполнилось дымом, окно было закрыто, но девушку это мало волновало. Вообще мало что волнует, когда жизнь близкого друга рушиться и они, она и Сатору — его ближайшее окружение, ничего поделать не могут. Секо тоже считала себя виноватой, предпочитая не влезать, когда того не просят, но это именно та ситуация, когда надо было влезть вопреки возражениям. — Угроза есть, но пока ещё ничего не известно, — утешала она то ли Сатору, то ли себе внушала, — им нужно проверить его психологическое состояние, в последнее время ему нездоровилось, появились дома проблемы. Нужно будет поговорить с деканом. Сатору, всё… — она запнулась и быстро затянулась, чтобы скрыть дрожь в голосе, — будет хорошо, мы со всем справимся. Сатору старался глубоко дышать, но не выходило. Вдохи получались рваными и резкими, еще и сигаретный дым секо никак не помогал, только мешал вдохнуть побольше воздуха. Слова долетали до мозга через одно. Ничего не будет хорошо. Годжо знал это, потому что видел состояние Гето. Даже когда он спал, даже когда они не виделись, Сатору чувствовал. Все изменилось. Сугуру похудел, сильно похудел даже по меркам их разговора, стал агрессивнее, более уставший. А по ночам обнимал с каждым разом все крепче, перекрывая воздух. Сердце бешено колотилось в груди. Он виноват. Виноват ужасно. — Надо… — выдавил из себя парень, зарываясь пальцами в волосы и крепко сжимая, чтобы прийти в себя. — Надо что-то делать. Срочно. Сейчас. Сатору вскочил со стула, напрочь позабыв о брошенных документах и о Секо впридачу, и помчался в деканат. Ему нужно все узнать. Досконально, в точности. В больницу его точно не пустят, а пользоваться своей фамилией он не будет под страхом смерти. Никогда. Очень давно Сатору дал себе обещание не обращаться к отцу за помощью. Он не будет. Уже достаточно вырос, чтобы решить проблемы своими силами, своими деньгами, своим умом. Ему не нужны связи. Ему не нужна фамилия Годжо. Ему нужен Сугуру. И чертов деканат. Секо успела в последний момент потушить сигарету, засунув бычок в карман и побежала за ним. Её редко можно увидеть в подвешенном состоянии, обычно девушка крепко держала себя и свои эмоции в руках. Она была гораздо ниже Сатору и едва ли за ним успевала, когда они наконец оказались возле кабинете декана, она жадно хватала ртом воздух. Давно было пора бросить курить, каждый раз себе говорила девушка, и каждый раз забывала свои же слова и бралась за эту гадость. Там же возле двери сидели Нанами и Хайбара — они пришли узнать подробности и по возможности попросить дать Сугуру шанс. Какая бы ситуация не была ужасная, всегда можно её разрешить, ведь каждый человек может ошибаться. Гето думал, что остался один со своим горем. Но знал бы он сейчас, сидя в одиночной палате и смотря пустым взглядом в стену, что за него пришли заступиться его друзья и любимый человек. Может быть, он не опустил бы руки, может быть не закапывал себя всё глубже в это состояние, в котором помогут разве что сильные антидепрессанты. Кабинет декана встретил их холодным отчуждением. Мужчина средних лет сидел и читал документы, когда к нему ворвались четверо студентов. Он удивлённо выгнул бровь, переводя тяжёлый взгляд на каждого из них и задержал на Сатору. — Если вы за Гето Сугуру пришли просить, всё уже решено, — мрачно ответил он, не дав ни одному из них сказать и слова, — послезавтра соберётся комиссия и там, скорее всего, примут вердикт его исключить. Годжо прожигал декана яростным взглядом, а через секунду уже был готов крушить все. Это не правильно, Гето ни в чем не виноват, что бы он не сделал. Ударил преподавателя, за это ведь не исключают? И что? Выговор, штраф, отстранение, но не исключение же? Внутри все дико болело, ныло, горело, но Сатору держался, до боли сжимая кулаки. — Это не справедливо! — попытался парень, даже не замечая рядом друзей и Сёко, никого. В его голове набатом звучала мысль, что Сатору все делает неправильно, что Гето сейчас там один, сидит и не знает, что происходит, не знает, что он не один на самом деле. От этого внутри все начинало ныть еще сильнее, сильнее толкало дальше, говорить больше, стоять за любимого человека. — Он один из лучших учеников академии, во всем! В спорте, в научной деятельности, в учебе. Скоро практика, дайте ему еще один шанс! Слова Сатору звучали убедительно, ведь это полицейская академия, чего тут только не случалось. Нужно проделать колоссальную работу, пройти через множество препятствий, чтобы дойти до последнего курса в академии, каждый ученик приложил уйму усилий и заслужил то, что у него есть. А Гето было не просто студентом, а лучшим, который выкладывался всегда на полную, он учился, занимался спортом, помогал преподавателям, его работы одни из лучших и он как никто другой заслужил второй шанс. — Сатору, ситуация непростая создалась, — вздохнул декан, на его лице залегла глубокая усталость, — я понимаю твоё стремление помочь и сам бы помог, но решаю не я, а комиссия. Проблема совершенно в другом, он не просто ударил куратора, а избивал — избивал настолько, что его пришлось оттаскивать нескольким людям. Кто знает что случилось бы, а вдруг убил. Неконтролируемая агрессия первый признак расстройства личности, если судить по последнему месяцу, то на лицо признаки и депрессии. Психиатр не может дать точный диагноз, так как парень отказался идти на контакт, тут два варианта: депрессия или психопатия. Это уже приговор для Гето, дальше учится он не сможет, но если вернуться обратно — всё зависит от вердикта комиссии. Они могут дать шанс, отправив сначала в академический отпуск. А там зависит от того сколько времени Гето будет выздоравливать, всё зависит от него. Это всё коротко пояснил мужчина. Он нервно крутил ручку в руке, давая понять Сатору, что и сам хотел бы иного. Всё остальные молчали, переваривая услышанное. — А если мы придём и будем ну… — Хайбара замялся, — его защитниками? Сатору тяжело дышал, стараясь не поддаваться панике, не наделать дел, не сделать еще хуже. Он виноват. Виноват во всем, что случилось: не уследил за любимым человеком, позволил ему опуститься так низко. Это ведь не в один день произошло. Гето сжирал себя изнутри постоянно, каждый день, раз за разом, а Сатору был слишком занят чтобы заметить это. Годжо был на грани того, чтобы начать задыхаться в своем чувстве вины и отчаянии. Он виноват. Во всем, что произошло виноват лишь он. Если бы только был рядом, если бы только обратил свое чертово внимание… — Да, мы будем на его защите. Если он сам не сможет присутствовать, мы его защитим. Он лучший, а в стенах академии очень сложно получить этот статус. Академический отпуск на лечение, потом он снова вернется и продолжит, закончит. Осталось всего полгода, он так старался, чтобы один поступок все перечеркнул? — Сатору был готов на все. Готов был своим местом пожертвовать, если бы было необходимо. Переживет. Он не горел работой в полиции так, как Сугуру. Никто так не горел, как он. — Я не допущу подобного, извините. Несколько минут ушло на осознание, что эта горстка студентов готовы положить свои головы, лишь бы защитить Гето Сугуру. Декан заломил брови и тяжело вздохнул, а ведь нет смысла пытаться их остановить, хоть как-то вразумить. О своём бы будущем думали, а не лезли в это. — Дети, — только и сказал он и обвёл каждого взгляда, здесь он видел всё ещё детей, которые вот-вот вступят во взрослый мир, но то, как они смотрели. Особенно взгляд Сатору, его глаза ярко сияли решимостью и упорством, он явно не собирался останавливаться, и единственное, что может сделать мужчина, это смирится, — послезавтра в 12 часов, двадцатый кабинет. Вам придется очень постараться, чтобы добиться академического отпуска. А теперь уходите отсюда.***
Тёплая погода явно не соответствовала настроению четырех студентов. Они хмуро сидели на лавочке возле академии. — И что нам делать? Это очень серьезное дело, — первым заговорил Нанами, скрестив руки на груди, — что вообще с ним произошло? Годжо-сан? — он посмотрел на парня в ожидании ответа. Сатору все еще немного трясло от всего, что произошло. Ни о какой работе или учебе думать вообще не было ни сил, ни времени, ни желания. Это было не нужно, лишнее. Все мысли занимал только Гето, которого с огромной вероятностью могут исключить, который загнал себя в такое отвратительное состояние, который сидит там один в палате. И нигде, совершенно нигде Годжо не может помочь. Нет, может. — Я отойду позвонить. — коротко бросил он и резко поднялся. Оставался один проверенный вариант. Отец. Сатору готов был на это. Даже если придется всю жизнь пахать на этого старика, даже если вся гордость, все принципы, все самостоятельность, которые он так скрупулезно выстраивал все это время, рухнут от одного звонка, Годжо готов это сделать. Трубку сняли через пять гудков. Быстро для владельца и генерального директора одной из крупнейших компаний, и долго для отца, которому сын никогда не звонит первым. — Сатору? — голос Седзо был удивленным, но Сатору это никак не впечатлило. — Что-то случилось? Ты никогда… — Случилось. — грубо перебил парень, прислоняясь спиной к дереву. Он не любил в принципе разговаривать с отцом, но выхода не было. Либо так, либо Гето исключают. А на это Сатору пойти просто не может. — Гето хотят исключить за избиение куратора. — Блондину не нужно пояснять, что он хочет от Седзо. Не было смысла. Каким бы похуистичным отцом он ни был, мужчина достаточно умный. — Понял. Когда принимают решение? — голос все еще немного удивленный, но уже становится привычно холодным, каким он обычно выдает Сатору новую порцию работы. — Послезавтра. Нанами проводил его хмурым взглядом, такого Сатору он не видел никогда. Обычно тот его раздражал своими шутками, подъебами, как будто специально играл на нервах Нанами, испытывая на прочность, и получал от этого удовольствия. Кенто был в этом уверен на всё сто процентов. Но сейчас… сейчас он видел Сатору злым, раздраженным, потерянным. Те самые эмоции, которые банально не складывались в мировоззрение Нанами, если говорить о Сатору. Парень перевёл взгляд на Сёко, он всё ещё намерен получить ответ на свой вопрос. — Пиздец случился, — коротко и ясно ответила девушка, затягиваясь сигаретой. Какая это уже по счету за последний час? Она сбилась со счета после шестой, а может седьмой или десятой. — Что бы ни случилось, мы должны помочь Гето-сану, — в голосе Хайбары сквозила уверенность вперемешку с волнением. Но как бы парень не храбрился, никто из них не был уверен, чем это закончится. Но одно они знали точно — если плохо, то плохо не только для Сатору, но и для всех них. Жизнь будто в мгновение ока разделилась на до и после. И «после» не нравится никому. Человек по определению привык жить в комфортной для себя среде, за годы учёбы для них комфорт сложился в виде Гето и Годжо, которые никогда не разлучались. Когда они вместе вокруг будто озаряется солнечным светом, согревая своими лучами всех. Это как тёплый какао в дождливый день. Тяжёлое одеяло и фильм на ноутбуке в снежный вечер. Но сейчас тучи закрыли солнце, какао закончилось и одеяло потерялось. Всеми силами они не просто хотели вернуть привычный комфорт, они хотели вернуть человека, который дорог одинаково для всех и Сатору немножечко больше. Нанами протянул руку, раскрыв ладонь, Сёко поняла его, и через секунду вложила сигарету. Парень нервно затянулся, с его щёк пропали краски, как у мертвеца. Нанами, который привык всё держать под контролем, на данный момент его потерял, и ничего не мог поделать, кроме как покурить, чтобы привести мысли в норму. Он нервно поглядывал на Сатору, разговаривающего по телефону и, не чувствуя вкуса, курил. Земля уходила из-под его ног, теперь Нанами отчётливо чувствовал приближающуюся катастрофу. Сбросив трубку, Сатору вздохнул. Ему не хотелось сейчас разговаривать вовсе, все мысли были заняты Гето. Он повернулся и посмотрел на друзей на лавочке неподалеку. Над ними будто черная туча висела: все напряженные, в непонимании. Годжо не мог их винить, но и объяснить все тоже не мог. Просто потому что не хотел. Сейчас всё, что он хотел, это увидеть Сугуру, убедиться, что с ним все в порядке. Хотя ничего не в порядке. Даже не попрощавшись, Сатору развернулся и пошел в сторону общежития. Возвращаться туда не хотелось, но больше идти было некуда. В душе поселилась призрачная надежда, что этот чертов старик поднимет жопу со своего нагретого кресла и сделает хоть что-то для сына. Комната общежития встретила непривычным фантомным холодом. Все было так же, как раньше. Только в ближайшее время Гето не придет. Сатору мерил шагами комнату, думая, как правильно поступить, и как связаться со своим парнем. Рассказать ему, что все хорошо, что он не один, что Сатору все решит. Но это было невозможно. Все средства связи отбирали, никого не пускали. Годжо сел на пол рядом с кроватью и уставился в точку на полу. Он должен что-то сделать. По крайней мере, попытаться. Всю ночь Годжо не мог уснуть. И на следующий день тоже. Он пытался работать или учиться, но ничего не могло удержать его внимание и трясущиеся руки дольше пятнадцати минут. К назначенному времени Сатору пришел в кабинет, где уже сидела комиссия, явно предупрежденная о его приходе.***
— Гето Сугуру, — ровный голос врача вывел Гето из транса, — как вы себя чувствуете? — Это так важно? — равнодушным голосом поинтересовался парень, даже не взглянув на женщину, которая сидела напротив него, — как будто мою душу вывернули наизнанку, насрали туда и запихнули обратно в тело. После обеда он направился в кабинет психиатра, ему должны сказать о его дальнейшем будущем. По правде говоря, сейчас Гето не думал ни о каким будущем, его попросту нет. Лишь темнота, бездонная яма и он со своими заебами, которые потоком вывернулись наружу из его нутра. Надоело играть, строить из себя здорового, он заебался настолько, что абсолютно насрать на всё его будущее, друзей, учёбу. Он остался один, как того желал. — Сейчас решается вопрос о вашем дальнейшем обучении. Слова врача застали врасплох, Гето поднял голову, а в его глазах читалось удивление. Разве не уже? Он прочистил горло, которое сжало спазмом от волнения — единственная эмоция, на которую парень был способен. — Эм… мое мнение учитывается? — Безусловно, я могу связаться с вашим деканом и передать ваши слова. Чего бы вы хотели сами?***
В зале стояла напряженная атмосфера и исходила она со стороны четырёх студентов, которые сидели сбоку от основного стола. Не так часто проходят подобные заседания, но зато метко, ситуация непростая. Одна часть склонялась к тому, что подобным студентам здесь не место. Пускай они хоть трижды будут лучшие, это не повод избивать куратора и по совместительству уважаемого преподавателя. Другие же защищали его, объясняя тем, что с каждым может такое произойти. К тому же, Гето в последнее время испытывал сильный стресс из-за проблем в семье, к слову избитый преподаватель тоже был на стороне Гето, несмотря на то, что стал его жертвой. Споры длились какое-то время, иногда позволяли высказаться и студентам, хоть и мнение их не особо учитывали. Отец Сатору подсуетился, и благодаря этому появился высокий шанс того, что Гето оставят. Этот вердикт оседал в воздухе конференц-зала. Оседал неприятным пеплом для некоторых, кто был недоволен, но поделать ничего не мог, сколько бы не надрывал горло. Казалось бы, можно всё закончить, разойтись и потратить время на более приятные вещи — например обед. Ответ прост, ждали комментарии Гето. Студент совершивший подобное должен дать объяснение, не важно какие причины накопали во время расследования. Декан получил телефонный звонок и вышел из зала, а через несколько минут вернулся. — Думаю, его оставят, — шепнул Хайбара, не понятно кого пытался в такой наряженной атмосфере утешить. Глаза парня блестели в предвкушении. — Коллеги, — голос декана слегка дрогнул, — Гето Сугуру дал комментарий. Он сказал, что о сделанном не жалеет, учиться дальше не собирается и желает, чтобы его исключили. Из приоткрытого окна щебетали птицы, тёплый ветер развевал листву, а в конференц-зале вмиг стало холоднее, чем в Сибири. Слова декана поразили Сатору как громом. Что значит, Сугуру сам отказался? Сам сказал, чтобы его отчисляли? Этого просто не может быть. Он ведь так горел работой в полиции, учился день и ночь, а теперь просто уходит по собственному из-за одного инцидента? Годжо с силой сжал руки в кулаки и поднялся со стула. Тот со скрипом отодвинулся, грозясь упасть и наделать шума. — Не верю ни одному слову! — твердо, сквозь зубы проговорил Сатору, сверля глазами декана. Тот был за то, чтобы Сугуру исключили. Иррациональная часть Годжо кричала, что это все подстава, что Гето просто хотят закрыть там и все, что все это ложь чистой воды, все против его парня и никто не хотел встать на его сторону, даже псевдо поддержка. Сатору чувствовал разъедающую изнутри злость вперемешку с тупой болью. Все не могло так закончиться. Им нужно поговорить. Срочно. Прямо блять сейчас. Костяшки побелели от силы, с которой Годжо сжимал ладони. — Он не мог отказаться от работы своей мечты, не мог просто все оставить и сдаться. Он не такой! Заседание закончилось тем, что Сатору вытаскивали Нанами, Хайбара и Сёко из зала. Официально Гето Сугуру этим же днём исключили из полицейской академии. Ближе к вечеру Гето отдали документы и выписали из клиники. Ничего серьезного у него не нашли, несмотря на агрессию и странное поведение, а потому поспешили избавиться. Странно было идти по кампусу, понимая, что больше сюда не вернётся. Странно смотреть на это всё теперь ровным взглядом, не испытывая абсолютно никаких эмоции. В голову как не кстати лезли различные воспоминания, когда они с Сатору здесь бегали вместе, ходили с Сёко курить. Сатору мог играть на нервах Нанами, а они вдвоём стояли курили за этим наблюдали, нередко делали ставки, через сколько Нанами не выдержит. Всё ещё помнит ощущения будущего, когда собирался выпускаться и идти работать, так хотел этого всего, что даже страшно от того, несколько сейчас все равно. Он обогнул учебное здание, чтобы не пересекаться со знакомыми студентами и не встретить Сатору. Мысли о нём заставляли сердце беспокойно ныть в груди, не хотелось так поступать с ним, но иного выхода Гето не видел. У того ещё не было сломано будущего, а за собой тащить в эту тьму было слишком эгоистично. Комната встретила Гето тишиной, в воздухе всё ещё витал парфюм Сатору, мысли путались, а пальцы дрожали. Хотелось закончить всё быстро, чтобы оставить здесь свои воспоминания окончательно. Гето сложил свои вещи, ноутбук, пару книг, лекции. Он не хотел задерживаться, иначе сломается окончательно, ляжет тут посреди комнаты и больше никогда не сдвинется. Наспех вырвал листок и кривым почерком оставил несколько строк. А потом не оглядываясь ушёл, больше он не вернётся. Листок он бросил на кровать Сатору, оставляя позади своё будущее, любовь всей жизни, друзей и своё сердце. «Не ищи меня. Спасибо за всё»***
Сатору рычал на всех: на друзей, на преподавателей, на проходящих мимо студентов. Обида и злость кипели внутри. Как все могло так быстро поменяться? Как человек, в которого ты был влюблен три года, с которым вступил в первые осознанные, «взрослые» отношения, просто так уходит спустя полгода? Годжо не хотел думать ни об отце, у которого попросил помощь впервые в жизни, воспользовавшись связями, фамилией, ни о друзьях, в особенность Секо, которые смотрели на него грустно и с какой-то жалостью. Они все ему были не нужны. Нужен только Гето, который все еще был в больнице, который отказался от всего. Отказался от учебы и мечты, а Сатору даже не знает причину, потому что чертово уважение личных границ не позволяло выяснить, докопаться, спросить еще раз. Отвязавшись от чужой компании только к вечеру, Годжо поспешил в комнату. Он хотел оказаться в своем безопасном пространстве, где все еще витал запах Сугуру, который обязательно скоро выветрится, где все еще были его вещи, где Сатору мог эгоистично закутаться в чужую толстовку, свернуться комочком на сдвинутых кроватях и вспоминать хорошие дни, ожидая, когда Гето вернется «домой». Он делал так в особенно напряженные периоды учебы, а сейчас просто хочется спрятаться. От реальности, от всего, что навалилось, почувствовать родное тепло, руки, закрывающие от всего мира, и на секунду представить, что всего этого не было, что Сугуру все еще учится, просто устал и скоро вернется, что они вместе пойдут на практику, снова пересмотрят тупые романтические фильмы, а потом снова лягут спать после череды ленивых нежных поцелуев. Комната встретила его ледяным холодом, а в голове напрочь стерлись все мысли. Его вещи были на своих местах: брошенные на пол носки со вчера, расправленная кровать, сдвинутая с чужой такой же, наспех разбросанные книги по столу, когда Сатору искал нужный учебник. Только ничего из вещей Сугуру больше не было. Пустая половина кровати, ни белья, ни пледа, чистый стол, подоконник, где лежали его книги. Нет даже фотографии, которая была преклеена на стену над рабочим столом! Их совместная фотография. Будто все так и было. Будто Сатору вернулся в свой первый курс, где не было еще вещей, где разложился тогда только Годжо в ожидании соседа. Пусто. Осознание приходило очень медленном. Понадобилось слишком много времени, чтобы войти в комнату и закрыть за собой дверь. Годжо ступал аккуратно, медленно, тихо, будто идет по минному полю: один шаг и подорвется на месте. В глазах заиграли блики. Может быть, это все из-за очков? Вот, снимет очки, и наваждение пропадет, все будет как раньше. Черный пластик полетел на пол, но ничего не изменилось. Сердце гулко билось в груди, напоминая о том, что Сатору Годжо все еще жив, все еще стоит, все еще существует в этом чертовом мире, но сам он не ощущал ничего. Только ужасный холод. Кровь бурлила в венах, не давая пошевелиться. Это все не реально. Он потерял сознание, упал, сейчас ему снится отвратительный, ужасный, кошмарный сон. Нужно заставить себя проснуться. Вот, проснется, все закончится. Он откроет глаза и рядом будет мирно сопеть Сугуру. Или будет сидеть рядом в кресле и сжимать его руку. И посмотрит своим нежным-волнующимся взглядом. И спросит, все ли в порядке. А Сатору крепко обнимет его и пообещает себе никогда не отпускать. Внимание привлекает листок на кровати. Два предложения. Годжо не верит. Пальцы дрожат, руки не слушаются, легкие качают воздух с неимоверным усилием. Вдохнуть становится все тяжелее. Взгляд поплыл, но Сатору не понимал из-за чего. Ему срочно нужно проснуться. Срочно, иначе этот сон никогда не закончится, заберет с собой и похоронет. На дрожащих ногах парень опустился на пол и закрыл лицо руками. Влажно. Годжо дернулся, осознавая, что его лицо было мокрым. Вот, что мешало четко видеть картинку. Слезы бежали по щекам, скапливаясь на подбородке, капали на рубашку, впитываясь неаккуратными пятнами. Сатору в панике стал стирать их сначала с лица, а потом пытался оттереть рубашку, но становилось только хуже. Нельзя так. Скоро ведь вернется Сугуру, если увидит блондина таким расклеившимся, точно будет волноваться или потащит по врачам, или… Мозг прострелило от осознания, заставив замереть. Слезы не останавливались, дыхание совсем сперло. Он не вернется. Сугуру больше не войдет в эти двери, больше не обнимет, не заговорит ласковым голосом, не спросит, как он себя чувствует, не хочет ли поесть. Больше всего этого не будет. Мир по кусочкам начал падать куда-то вниз, рушиться в этой пустой комнате, где все еще чувствовался фантомный запах Гето, но где больше не было его тепла, только холод, пробирающий до костей, собирающийся в венах, в крови, проходящий через сердце. Сатору овладел гнев. Обида, боль смешались в ядерный коктейль, и из глотки вместе с застоявшимся воздухом вырвался крик боли, оглушивший сего самого. Он не заметил, как задержал дыхание, но теперь, когда в легкие попал кислород, внутри все жгло, кололо миллионом мелких иголок. Мозг перестал контролировать ситуацию. Годжо не мог поверить в то, что это происходит, не мог осознать, понять, что Сугуру больше не придет, что он просто бросил, оставил его одного, но когда до атрофированного сознания дошел смысл всех слов, всех произошедших событий, Сатору взревел. Он резко поднялся на ноги и опрокинул кровать Гето. Бывшую его кровать, сквозь слезы пытаясь разглядеть хоть что-то. Хотя нет. Он не пытался понять, не пытался рассмотреть. Ему было уже все равно. В голове ни одной мысли, только адреналин, обида и боль, выходящие с горячими, обжигающими щеки слезами и сжавшимися кулаками. Стору с силой ударил стену, даже не чувствуя отдачи, не видя следа крови на белых обоях. Он не чувствовал боли, он хотел проснуться. Ударил еще раз, потом еще, и снова. Раз за разом, пока не почувствовал наконец желанную боль, но не проснулся. Наваждение не пропало, сон не рассеялся. Чертовы статьи в интернете, которые кричали, что если спишь и причинишь себе боль, то сразу проснешься! Это не работает, блять! Сатору чувствовал, что что-то стекает по рукам, но уже перестал разбираться в природе всего этого. Слезы, кровь, что дальше? Желчь? Годжо медленно сполз по стене, зарываясь пальцами в белые волосы, которые сразу окрасились красными пятнами. Рука саднила, болела, кажется, он себе что-то сломал, но осознать это не получалось. На стене осталось яркое пятно крови, в перемешку с побелкой и посыпавшейся штукатуркой. На полу осталось содрогающееся тело Годжо Сатору, существующее в эфемерном пространстве.