Пробуждение

      — Я не уверен…              — Поверь мне: ничего не случится.              — Но…              — Ты мне не доверяешь?!              — Но…              Галф растерянно смотрит на двух мужчин, каждый из которых старательно его убеждает, что не произойдет ничего страшного, если они с Мью отлучатся из дома на несколько часов. Потому что его ногу обнимает всеми лапами Фурри и смотрит жалобно-жалобно:              — Мыррр?              И это разбивает его сердце, потому что бросить своего ребенка одного — это невыносимо!              — Не одного! — Майлд закономерно возмущается. — Я уже столько раз оставался с Фурри, поэтому такие слова воспринимаю как оскорбление! Да, мой хороший?              Дракончик довольно подставляет голову под ласкающую ладонь “дядюшки”:              — Мыррр!              И уже не так отчаянно цепляется за ногу Галфа.              Поэтому Мью “добивает” аргументами:              — Ты же сам хотел почаще выбираться, чтобы не погрязнуть в бытовухе. Я забронировал нам столик в твоем любимом ресторане — тебе не мешает передохнуть.              — Я не устаю с ним! — он подхватывает прилично выросшего малыша на руки. — Фурри — это не какая-то там обуза!              Его пара бережно обнимает их обоих:              — Конечно, не обуза! Но его родителям надо иногда вспоминать, что они не только родители. Правда, маленький?              Фурри тут же утвердительно мыркает и почти не капризничает, когда его бережно передают на руки Майлду, и тот начинает совершенно отвратительно сладко сюсюкать:              — А кто у нас такой красивый? У кого такие крылышки чудесные? Кто самый лучший малыш? — и хитро косится в сторону. — Родители, у вас буквально пара минут, чтобы испариться, пока я отвлекаю эту хитрую рептилию, — и снова нежничает с дракончиком. — Хочешь папайю? Я самую спелую на рынке выбирал специально для тебя!              Фурри радостно взвизгивает, освобождается из рук и, почти спотыкаясь, бежит на кухню:              — Мыррр!              Галф не успевает сказать о важности “нормальной” еды перед десертом, как его бережно, но настойчиво тянут за руку к двери:              — Пойдем, мой хороший. Неужели ты хочешь опоздать на наше свидание?              Темные жадные глаза напоминают о том, как он сам скучает по моментам, когда они остаются наедине — таким редким, но таким ценным. Поэтому он без слов следует за своим возлюбленным, который открывает перед ним дверцу машины и сам спешит занять место водителя:              — Майлд — просто сокровище! Кто еще согласится так часто сидеть с чужим ребенком.              Галф тут же шутливо дуется:              — Фурри — не чужой для него! Будто ты не помнишь, как мой друг буквально штурмовал нас, чтобы мы позволили ему нянчиться с малышом!              Мью еле слышно хмыкает:              — И я помню, кто был последним бастионом и не пускал его до последнего, пока у Майлда от зубов не стали отскакивать правила обращения с ребенком.              Галф с трудом удерживается от смеха, когда вспоминает свою непреклонность и жалобные глаза парня, умоляющие наконец дать допуск к маленьким лапкам и крыльям:              — Я хотел удостовериться, что о Фурри позаботятся должным образом! А то я знаю: только отвернись — и уже доставка пиццы у ворот, а детям надо есть много овощей и фруктов, чтобы получать нужные витамины.              Мью на секунду отвлекается от дороги, чтобы сверкнуть усмешкой:              — Ага, и выдрессировал друга так, что тот вообще не заикается о фастфуде и рыскает по рынку как закупщик из самых роскошных ресторанов, выбирая самые лучшие фрукты для своего крестника.              Он улыбается в ответ, вспоминая довольную мордочку дракона, когда тот уплетает очередную вкусняшку:              — Зато я уверен, что Фурри получает все самое лучшее несмотря на то, что он пока не может полноценно выходить из дома.              Это то, что огорчает его просто безумно и подогревает еще сильнее чувство вины, что они с Мью вот так сбегают и не могут взять с собой ребенка хотя бы парк или на детскую площадку.              Ладонь знакомо ложится на его руку в комфортном ободряющем жесте:              — Дай ему время. Я уверен, что очень скоро мы сможем выбираться на прогулки всей семьей.              Это неимоверно согревает его сердце.       Семья.       Он, Мью и их малыш, который моментально украл его сердце, как только Галф его увидел.              Да, это не его родной ребенок, не его плоть и кровь, но это ощущение невероятного родства и принадлежности иногда разрывает его грудную клетку изнутри, заставляя желать поделиться этим со всем миром: смотрите, это маленькое черное чудо — его дитя, его дракончик, который выбрал его и теперь позволяет быть его родителем несмотря на все ошибки, которые Галф до сих пор совершает.              Поэтому он сжимает ладонь в ответ:              — Да, я знаю. Просто иногда я чувствую себя таким виноватым, что делаю что-то не так, поэтому он не обращается!              Тепло поцелуя успокаивает его руку:              — Ты — замечательный отец, Фурри очень повезло, что ты его принял и так заботишься о нем несмотря на обстоятельства, в которых вы познакомились.              Галф еле слышно смеется, вспоминая:              — Да, я как-нибудь расскажу ему, как его отец выкрал нас обоих из научно-исследовательского института, чтобы затащить в свое драконье логово.              Темные глаза довольно и гордо блестят:              — И ни на секунду об этом не пожалел. И буду делать так и дальше, если тебя опять загрузят работой!              Он тихо скулит в ответ:              — Это было всего пару раз!              — Ага, и ты настолько зарывался по уши, что мне приходилось чуть ли не с боем пробиваться, чтобы вытащить тебя из-под завалов твоих исследований!              — Можно подумать, что есть что-то в этом мире, что тебя может остановить!              И сердце на секунду замирает, чтобы начать биться быстро-быстро после совершенно уверенного:              — Меня ничто не остановит, когда дело касается тебя и Фурри.              Словно нет варианта, при котором Мью отступит.              Предательская соленая капля дразнит уголок глаза, готовая вот-вот скатиться по щеке:              — Эй, мы не договаривались, что ты меня доведешь до слез! Речь была о свидании в ресторане!              Мью кивает, останавливая машину на парковке:              — Да, план был именно такой, — и тянется к нему через рычаг переключения передач, чтобы поцеловать до дрожи нежно. — Но это не отменяет того факта, что я все сделаю, чтобы защитить тебя и нашего ребенка. Абсолютно все.              Черт, он все-таки расплакался!              Но его никто не дразнит за подобную чувствительность: губы лишь бережно собирают соленый аперитив с его лица, заставляя сердце заходиться от щемящей нежности. И только когда Галф немного успокаивается, то еле уловимый поцелуй дразнит его губы:              — Ты готов? Я сделал предварительный заказ, чтобы ты долго не ждал свою любимую свинину с базиликом.              Мью все-таки смеется, когда он невольно взвизгивает от радости — буквально как Фурри, который учуял запах любимого фрукта:              — Свининка! Что же ты молчал! — и тут же благодарно целует в ответ. — Спасибо, что вытащил меня, я и правда иногда забываю, что нужно иногда быть еще где-то помимо дома и работы.              Можно, конечно, целоваться в машине до помутнения сознания и трясущихся рук, но свинина сама себя не съест, поэтому приходится все-таки выбраться и на дрожащих ногах все-таки дойти до забронированного столика, за которым можно стонать уже совсем по другой причине с набитым ртом:              — Как вкушна!              Мью улыбается так довольно, словно это его рук блюдо Галф поглощает сейчас с такой жадностью:              — Доставка даже из этого ресторана — это все-таки уже немного не то: мясо успевает немного остыть, а рис становится немного жестким. А здесь прямо со сковородки повара…              — Идеально! — Галф с наслаждением пережевывает еще один кусочек. — Прямо как ты!              О, это особый сорт удовольствия: доводить до розового смущения этого обычно сурового и замкнутого на людях дракона. Поэтому Галф откровенно любуется покрасневшим лицом и неловкими движениями руки, когда Мью пытается съесть хоть ложку карри, которое себе заказал:              — Скажешь тоже.              — Скажу — и не раз. Мне очень повезло, что я тебя встретил, — теперь его черед бережно касаться поверх чуть дрожащей ладони, лежащей на столе. — Я иногда останавливаюсь и пытаюсь осознать счастье, что у меня есть ты. И Фурри. Это кажется сном, и я так боюсь проснуться и понять, что это все — лишь сладкая фантазия моего мозга, а в реальности мне нужно вновь влачить жалкое одинокое существование, которое скрашивает лишь Азар.              Пальцы тут же сжимают его руку в ответ в попытке убедить и доказать:              — Это не сон. Я всегда рядом с тобой и очень сильно люблю тебя. Вас обоих.              — Я тоже.              Это заняло у него время, когда Мью мучился из-за страха, что Галф все-таки решит уйти, а сам он не мог разобраться в своих чувствах: его здесь удерживает чувство долга перед маленьким драконом или что-то большее, что выросло из первичной яркой симпатии и последующей чуть сумасшедшей влюбленности. Но теплое золотое счастье в этих обычно темных глазах того стоило, когда он в первый раз тихо и смущенно признался в ответ:              — Я тебя люблю.              Дальше его воспоминания несколько смазаны из-за невероятно горячих поцелуев и того, о чем Галф будет говорить с их ребенком лет этак через 10-12, когда будет отвечать на вопрос, откуда берутся дети.              А сейчас он вновь смахивает непрошенные слезы и поднимает бокал с вином, раз у них все-таки свидание, чтобы услышать ликующий звон стекла:              — За нас.              Алкоголь теплой волной растекается по его телу, подкрепляя ту вяло бурлящую лаву, что разбудил Мью получасом ранее в машине своими страстными поцелуями и жадными ладонями. И Галф уже всерьез подумывает досрочно завершить их ужин, пока они еще оба не наелись до состояния ленивых тюленей, чтобы потратить вечер с куда большей пользой, как тревожно хмурится, когда понимает, чей контакт сейчас отображается на экране телефона. Потому что Майлд не стал бы просто так их сейчас беспокоить.              — Что случилось?              И холодеет, когда слышит тревожный голос своего друга:              — Блин, ребята, мне очень жаль, что я вас отвлекаю, но что-то происходит с Фурри, и я не уверен…              — Мы выезжаем.              Мью понимает его без слов по испуганным глазам и уже идет к администратору, чтобы быстрее оплатить счет, а потом с непроницаемым лицом гонит с превышением скорости к их дому, без конца повторяя:              — Все будет хорошо, мы справимся, что бы это ни было.              Галф молчит и только сильнее сжимает руку своей пары на рычаге. И срывается с места, как только машина останавливается, чтобы метнуться по направлению руки Майлда, который указывает на ту комнату, где когда-то находилось яйцо:              — Он забился в угол, накрылся одеялом и рычит, когда я пытаюсь подойти. Я ничего не делал — правда! Все было как обычно: мы немного поиграли, я почитал ему, а потом он!..              Он успокаивающе сжимает ладонь друга:              — Я тебе верю, — и потом медленно приближается к своему драгоценному ребенку, которого и не видно из-под одеяла. — Фурри, детка. Что случилось? Это папа.              Под тканью видно какое-то копошение, но по крайней мере дракончик не рычит и не выказывает недовольства, поэтому Галф делает еще несколько медленных шагов, чтобы не испугать свое дитя с очень хорошим слухом:              — У тебя что-то болит, моя драгоценность? Покажешь папе? Я помогу.              И его сердце сжимается от боли, когда он слышит еле уловимый всхлип: Фурри плачет! Поэтому он больше ни секунды не раздумывает и падает рядом с дрожащим комком на колени, чтобы притянуть его к себе:              — Мой маленький! Я тут, с тобой. Что болит? Или ты чего-то испугался?              А теперь его черед переживать инфаркт, потому что из-под одеяла выглядывает вполне человеческое лицо маленького ребенка четырех-пяти лет:              — П-папа!              Кажется, сегодняшний вечер можно объявлять вечером слез, потому что Галф рыдает уже во весь голос, крепко-крепко обнимая своего дракончика, который уже совсем вырос:              — Да, я тут! Я с тобой!              Маленькие тонкие ручки сначала робко, но потом все более крепко обхватывают его шею, пока Фурри тихо скулит ему куда-то в плечо:              — Это так страшно! Сначала кожа странно зудела, а потом… Вот… А я не знаю, что мне делать! И дядя Майлд испугался, а я не понимаю, что мне делать!              — Мое дитя, — Галф продолжает баюкать ребенка, не зная как успокоить. — Все в порядке, ты справился! Папа Мью же тебе рассказывал, что однажды ты сможешь принять свою вторую форму — и вот, у тебя все получилось.              Он задыхается от счастья, когда ощущает, как их обоих обнимают сильные руки его пары, а их всех накрывают как куполом большие черные крылья, словно защищая от всего мира. И на щеках его мужа тоже слезы радости.              Но Фурри почему-то отрицательно мотает головой:              — Ты неправильно сказал!              Галф недоуменно моргает:              — Но ты же превратился в человека.              — Не “справился”, а “справилась”. Я справилась.              Опа…              Он медленно поднимает взгляд на Мью, который ярко-ярко улыбается:              — У нас… девочка?              Тот довольно кивает в ответ:              — Наша драгоценная дочка.              Где-то рядом рыдает Майлд, громко хлюпая носом:              — Я так и знал! Так и знал! Моя принцесса! Самая красивая девочка в мире! Твой крестный папочка купит тебе самые красивые платья!              Галф снова смотрит на свою… дочь и не может не улыбаться от счастья в ответ на эту красивую робкую улыбку:              — И как нам тебя называть, радость моя? Мы звали тебя Фурри, потому что не знали, кем ты захочешь быть, но ты можешь выбрать любое имя, которое тебе нравится.              Та не задумывается ни на секунду:              — Фрейя.              Зато ему самому нужно несколько мгновений на осознание, чтобы бросить укоряющий взгляд в сторону друга:              — Это какие такие книжки ты читал маленькому ребенку, а?! Скандинавскую мифологию?              Тот мгновенно прячется за подушкой, выставляя ее перед собой как щит:              — Он… Она сама выбрала книгу! Ей понравились оттуда картинки!              Фурри… Фрейя тут же кивает:              — Да, я хочу быть как та красивая девочка.              Фрейя.       Богиня любви.       Самая красивая жительница Асгарда, которая может надевать волшебное оперение и летать.       Предводительница валькирий, которая может за себя постоять.              Это определенно идеальное имя для их дочери.              Галф встречается глазами со своей парой и улыбается в ответ на радость в ответном взгляде, а затем обнимает свою драконью драгоценность еще крепче:              — Ты уже наша самая красивая девочка, и твои папы сделают все, чтобы ты была счастлива. Мне еще придется притормаживать твоего отца, чтобы тот в попытке защитить тебя не перегибал палку, а то он может!              Фрейя что-то совсем по-драконьи мурлычет, когда Мью бережно гладит ее по голове, а потом хитро смотрит на своего второго папу:              — А научишь меня летать? Ты говорил, что когда я стану взрослой, мы вместе с тобой полетаем!              Галфу хочется схватиться за голову, потому что теперь переживать ему придется не за одного дракона, а за двух, которые будут парить где-то высоко-высоко в небе.              Но его семья — такая.       Самая лучшая.