Догорание.

Это казалось до уморы смешным, — влюбляться в Венди Тестабургер. У Венди есть парень, и она уж явно не станет возиться с каким-то невротиком вроде Твик Твика. И уж точно ей не станет вдруг этот Твик Твик нравится. Нет, это глупость. Аксиома всей жизни Тестабургер, — она идеал. Венди, будто целое число с опредëлëнным чëтким значением. У неë нет недостатков. Твик в свою очередь только и состоит из них. Он явно не целое число, скорее дробное, а то и само «Пи» с его бесконечным значением. Так отвратно полюбить Венди Тестабургер, — сложно потом разлюбить такое совершенство. Пытаясь найти недостатки, находишь только новые плюсы. Твик пытался, поверьте на слово. Это сложно любить Венди Тестабургер. Вроде близко, а такая далëкая. Одноклассница, а уже встречается. И не с Твиком, с другим. Твик — смышлëнный мальчик, понимал, — до Тестабургер он не дотянется. Не его она звëздочка вот и всë. Он пытался полюбить другую. Тщетно. Разбились попытки вдребезги. Твик не знает, что делать, — напуган. Разбивает к чертям посуду от трясучки, что въелась в тело. Рвëт листы тетради от пары ошибок. Нервы напряжены до придела. И съедает его тоска с ревностью, когда касается она другого. Бедный Твик где найти ему спокойствия? Только в мыслях. Где целует она его, где берëт его за руку нежно, где смеëтся с ним заодно, и где они вовек вместе. Твик леет внутри от мыслей, но на деле робостью скован. Лишь и может — посмотреть да отпрянуть глазами. «Всë от стресса,» — себе он внушает. И отчасти замечание верно, но отчасти. Только отчасти. Ведь по правде всë от чувств сокровенных, долго скрытых годами многими. Но однажды Твик осмелился. Подошëл к ней, отвëл еë в сторону и промямлил нервозно: — В-венди, ты давно, сильно… Грн-нх!.. В общем, ну, нравишься мне. Тестабургер хлопнула своими ресничками, а зрачки еë карие сузились. Помолчали они минуту, пока Твик нервно дëргался. — Прости, Твик, но я на твои чуства не отвечаю и, вообще-то, я со Стэном встречаюсь. И больше они никогда не общались. Твик надеялся, правда, надеялся. Вдруг пути их переплетутся, вдруг подружатся, вдруг поцелуются… В грëзах так легко раствориться, а на деле лишь ошибиться.

***

Годы шли, скорее горели. Выпускной класс. Бутоньерки на костюмах надеты. Всё смеются, своë вспоминая. Мамы плачут, сопли пуская. Глянул Твик на свою недоступную пассию. И на миг ударило током его сердце. Она была прекрасна, чëрное платье, каблуки на шпильках и тому прочее. Но грудь болела не от минутного восхищения. Осознание вмиг прожгло его голову. Он больше не увидит еë никогда. Только на старой фотографии школьного альбома. Вживую никогда. Его это начинает гложить. Он желает забыть о ней навсегда, и поэтому Твик отворачивается, поэтому трясëтся от временной дисфории, поэтому не желает видеть фиолетовых цветов, которыми украшены столы, — они сильно напоминают Венди. Неожиданно, его зовëт знакомый голос со стороны. Марш. Твик разворачивается и мнительно смотрит. — Эм, привет, чувак, прикинь, конец учëбы, хах! — Ну, да. — Ты кстати стал более спокойным. — Ага. Отчеканил Твик, желая, чтобы Стэн отстал. — Это круто. «Господи, отвали уже от меня!» Твик от злости проливает бокал, который так упорно пытался налить, желая переключить своë внимание к напитку. — Йоу, осторожней, старик! Твик злобно рокочет. — Эй, Стэн, можно тебя на минутку? Венди здесь. Она перекинула взгляд на визави Марша и вдруг: — Оу, Твик! Аккуратней! Тебе помочь? — Не надо. — Ладно, как знаешь. Удачи в жизни. Мы ведь потом вряд ли встретимся. — Ага, удачи, Венди.

***

Годы горели, нет они скорее уже пылали. Твик учился, потом работал. Обычная рутина в жизни каждого человека. Он редко ходил на свидания, и обычно эти свидания не заходили дальше трапезы. Однако, иногда он все-таки начинал встречаться, но, увы, не на долгое время. И дело было не в том, что ему девушки не нравились, дело было в том, что девушкам Твик не нравился. У него был горбатый нос, корявые патлы на лице и макушке, неотëсанный вид – как бы Твик ни пытался его исправить. Твик взрослел, но порой, утопал в воспоминаниях о том, как когда-то любил. Нападала на него элегичная ностальгия. А потом он посмеивается, осознавая всю курьëзность этой ситуации.

***

Годы пылали, но, увы, сейчас они тлели. Догорала вся жизнь. Уходили года в пустоту. Твик одинок. И встретит он смерть один. Да, до смерти ещë не скоро, но не так уж она далëка. И смотря со скорбью на сожжëнные года, невольно он вспоминает Тестабургер. И ему вновь смешно, но грусть на рëбра надавливает. И хохочет он не с того, что были пустые надежды, а с того, что был глуп, – не пытался поймать моменты, боялся и только смотрел, убиваясь в ревности. Через пару лет он вновь вспомнит те времена, и тогда Твик будет со странным чуством вспоминать те года, когда давили на него нервы. Он не знает, что с ней сейчас, но ему всё равно почему-то интересно, как она поживает. Вроде прошли уже те года, растворились те чуства и время, а интерес никак не догорает, только медленно тлеет.