Притяжение

Все знают, что юная омега благородного происхождения, достигнув совершеннолетия, должна немедленно начать готовиться к замужеству. Эта прописная истина была известна Чимину едва ли не с рождения. Он также знал, что некоторые его друзья начинали готовиться даже заранее, и разговоры об этом ходили по школе сладким шепотом, — но семья Чимина отличалась определенной строгостью. Отец Чимина считал, что всему будет свое время, а мамочка соглашался с ним, и потому сейчас, шагнув за порог девятнадцатилетия, он чувствовал себя смущенным и очень напуганным, стоя на пороге кабинета, где должна была начаться его взрослая жизнь. Всю дорогу до клиники мамочка очень крепко держал Чимина за руку, как будто и сам был испуган не меньше. Он глядел прямо перед собой, высоко подняв голову, да и выглядел красивее чем обычно в длинном старомодном платье, застегнутом под самое горло, — в конце концов у Чимина сегодня был особенный день, — но вся его поза выдавала напряжение. Обрядовая клиника занимала часть дворца бракосочетаний и была совсем не похожа ни на одну больницу, что Чимин видел раньше. Здесь было чисто и даже уютно; в коридорах сладко пахло незнакомыми цветами. Строго говоря, она и больницей-то не была, но обряды проводили только медики, и некоторые из них считались очень уважаемыми в сообществе — так по крайней мере рассказывал отец. Мамочка же сообщил Чимину, что они договорились о том, чтобы обряд провел доктор Мин: — Он не самый титулованный их сотрудник, но очень перспективный. И достаточно молодой. Чимину отчего-то казалось, что доктора постарше будут более опытными, а значит с ними можно не бояться, что что-то пойдет не так. — Молодой? — осторожно переспросил Чимин. Мамочка склонил голову и нахмурился, кусая губы, явно не готовый объяснить прямо. — Всегда лучше спросить о том, что тебя волнует, у кого-то ближе тебе по возрасту, — ответил он наконец. Что ж, Чимин мог это понять. Оказавшись у нужного кабинета, мамочка постучал в дверь. Всего несколько секунд спустя раздался щелчок замка, и их пропустили в кабинет. Перед ними оказался мужчина в светло-сером медицинском халате, невысокий, но крепкий. От него ничем не пахло, но это явно был альфа. Чимин отметил его мягкие черты лица и тут же в смущении опустил глаза — ровно для того, чтобы наткнуться взглядом на руки: крупные, с узловатыми пальцами, мягкими подушечками и коротко подстриженными ногтями. — Ким Сокджин-ши, — обратился альфа к мамочке. — Чимин. Чимин поклонился, снова страшно смутившись: нужно было поприветствовать альфу сразу, но он слишком сильно растерялся и как будто забыл все на свете правила приличия. — Меня зовут Мин Юнги, можешь называть меня хеном. Я буду твоим врачом. А это господа Чхве, Ли и профессор У, которые входят в состав сегодняшней комиссии. Чимин, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, повернулся и низко поклонился им тоже. Господин Чхве, тучный и седой, господин Ли, мужчина чуть за сорок с крючковатым носом и чувственными губами, и профессор У, опирающийся на трость и едва ли не дрожащий от старости, привели Чимина в такой ужас, что он почувствовал, как в горле собирается комок слез. Теперь он хорошо понимал, почему мамочка говорил про молодость. Конечно же, он знал, как должен проходить обряд, но ему отчего-то казалось, что это вопрос технический, дело нескольких минут. Сейчас же, столкнувшись с этими людьми лицом к лицу, он не мог не вообразить, как профессор У расстегнул бы ширинку трясущимися руками, достал сморщенный член… Интересно, ему пришлось бы пить таблетки для эрекции? От этих мыслей Чимин испытал острый приступ отвращения. Он положил руку на грудь и постарался выровнять дыхание. Мамочка стоял у него за спиной, и Чимин не мог даже оглянуться в поисках поддержки, чтобы не поставить ни себя, ни его в неловкое положение. — Не переживай, — раздалось над ухом. Голос у доктора Мина — Чимин пока что даже в мыслях не смог бы назвать его хеном — был низким и мягким. — Я уверен, что комиссия — это простая формальность, и все будет хорошо. Все очень быстро закончится. Чимин кивнул. — Снимай низ. Одежду можно положить вот сюда. — Доктор Мин указал на низкий широкий пуфик. — И проходи на кресло. Выбора у Чимина не было. Сегодня одеться ему пришлось официально, но удобно, чтобы легко было раздеваться. Он снял туфли. Стянул одновременно юбку и трусики, оставшись в рубашке и носках, и по мягкому ковру прошел к центру комнаты, где возвышалось кресло для омег. Оно не выглядело настолько же пугающим, как кресла в клиниках, где Чимину доводилось сидеть прежде. На сиденье была накинута мягкая ворсистая ткань, светло-голубая, с разводами и искрами, теплая даже на вид. Чимин знал, что это не просто плед. Церемониальные покрывала были удобными и стерильными. Легко впитывали. Наверняка его достали из пакета всего за несколько минут до того, как Чимин вошел в комнату. Он присел на краешек кресла, плотно сведя ноги. Доктор Мин мыл руки, и по помещению распространился острый запах антисептического мыла. Ужасные господа о чем-то переговаривались чуть поодаль, и у Чимина наконец появилась возможность осмотреться. Он кинул взгляд на мамочку — тот ободряюще улыбнулся ему, но улыбка не коснулась глаз. Кабинет был достаточно большим, чтобы вместить в себя не только кресло, кушетку и рабочий стол врача — ближе к окнам, уходящим под самый потолок, располагался низкий диван, по углам комнаты стояли горшки с растениями. Некоторые из них даже плодоносили, но незнакомые Чимину плоды были мелкими и зелеными. Стены украшали репродукции картин: на каждой были изображены омега и лебедь, и на самой откровенной из них омега лежала, раскинув ноги, а птица готовилась проникнуть клювом в раскрытую розовую щель. Чимин так засмотрелся, что не заметил, как вернулся доктор Мин. — Начнем? Едва успокоившееся сердце снова забилось часто-часто, но Чимин не смел ослушаться. — Ножки сюда. — Доктор Мин похлопал по опоре. — И попой ближе ко мне. Чимин подвинулся, как ему сказали, и откинулся на спинку. Так можно было смотреть в потолок и не видеть, как господин Чхве, господин Ли и профессор У приближаются к креслу. Но все равно он почти физически чувствовал направленные на него взгляды. Он сам не мог объяснить свой страх, но ничего не мог с ним поделать. И не заметил, как начал дрожать: он сидел полностью раскрытый с выставленной напоказ киской и старался не думать о том, что сейчас происходит. Что это происходит на самом деле. Что это происходит с ним. — Все в порядке? Доктор Мин положил ладонь ему на колено, и это простое прикосновение неожиданно успокаивало лучше, чем мысли, которыми Чимин пытался себя отвлечь. Ладонь доктора была сухой и горячей. Он не пытался коснуться Чимина в интимных местах, просто так и держал ладонь на колене, поглаживая кожу большим пальцем. — Чимин? — Да, все хорошо, — выдавил из себя Чимин. — Вы как-то слишком нежничаете, — заметил кто-то из господ. — Давайте уже приступим. Я еще не обедал. Семья Чимина оплачивала членам комиссии угощение после церемонии. — Чимин, — раздался снова голос доктора Мина. — Сейчас я прикоснусь к твоей вульве и раздвину половые губы, чтобы мы могли посмотреть на состояние гимена. Чимин? — Да. Он уставился в потолок. Там тоже была картина — фреска. Какие-то бесконечные поля и облака с резвящимися ангелочками. Лучше он будет думать про них. Пальцы доктора Мина спустились от коленей ниже, надавили на внутренние стороны бедер, как бы давая привыкнуть к ощущениям, а потом потянули за мягкие складочки. — Камера, — скомандовал доктор Мин. Тут же раздался щелчок снимка и чуть позже — сигнал начала видеозаписи. Доктор Мин потянул сильнее, киску Чимина как будто пытались вывернуть наружу. — Пак Чимин, девятнадцать. Слизистая чистая, розовая. Гимен решетчатого типа. Эластичный. — Внутрь Чимина ткнулся кончик пальца, но тут же отступил. — Плотный. Всем видно? Отверстия небольшие, не растянутые. Гимен без дефектов. — Целочка, — вздохнул кто-то из рассматривающих его господ. — Думаю, на этом все. Спасибо. Камера щелкнула еще раз. Киску Чимина отпустили. Он хотел было свести ноги, но доктор Мин немедленно зафиксировал их, удержав на месте. — С тобой мы пока не закончили. Чимин оторвал взгляд от потолка. Господа из комиссии по очереди расписывались в каких-то бумагах на столе и один за другим покидали кабинет. Мамочка снова ободряюще улыбнулся ему, глубоко поклонился доктору Мину и вышел вслед за ними. — А теперь интересная часть. Понимаешь, что будет дальше? Чимин кивнул, но доктор Мин зачем-то все равно стал пояснять. Наверное, в этом заключалась его работа. — Плева омег очень плотная. Ее трудно разорвать, поэтому потребуется небольшая помощь, чтобы подготовить тебя к семейной жизни. И твоему альфе, и тебе так будет приятнее. Пока он говорил, он снова опустил ладони на бедра Чимина и принялся медленно их ласкать, то поглаживая, то сжимая. От этих неторопливых движений и мягкой интонации Чимин расслабился — он только сейчас понял, как сильно были напряжены его бедра и живот, как поджималась киска, пытаясь скрыть нежное нутро от посторонних глаз. Доктор Мин немного склонился к нему и шумно втянул воздух. — Ты хорошо пахнешь. От этого комплимента Чимин вспомнил, что перед ним не просто врач. Перед ним альфа, который желает его, хочет войти в его тело. — Трогал когда-нибудь свою писечку? — спросил доктор Мин. Чимин смутился. Такого вопроса он не ожидал. — Когда моюсь — трогаю. Доктор Мин хмыкнул. — А еще? Когда-нибудь делал себе приятно? Ты ведь уже почти взрослый. Наверняка хотелось. Чимин вспыхнул до самых корней волос. О таком стыдно было рассказывать. Он знал, что такое мастурбация, но везде говорилось, что занимаются омеги таким только от большой нужды. Взрослые — если у них нет альфы. А если у омеги нет альфы, значит с ней что-то не так. Если же альфа есть, то омега не должна заниматься глупостями, и свое половое желание ей стоит направлять на то, чтобы ублажать альфу. — Я не… — Только честно, — перебил доктор Мин. — Я не буду тебя ругать и никому не расскажу. — Я не трогал себя, — признался Чимин. На самом деле у него просто не хватило духу прикоснуться к себе рукой. — Но я терся о подушку… И о подлокотник дивана. — Хорошо, — кивнул доктор Мин. — Скажу тебе как врач: альфа у тебя появится очень скоро, но пока его нет, наедине с собой не бойся себя потрогать. Так ты узнаешь, что тебе нравится и потом сможешь позаботиться о себе. — О себе? — удивился Чимин. — О себе, — подтвердил доктор Мин. — Кому нужна злая, неудовлетворенная омега, которая не умеет хорошо кончить под своим альфой? Пораженный, Чимин застыл. Он никогда не думал, что ему придется уметь еще и это. Обслуживать альфу — да, этому учат. Этому будут учить его следующие несколько месяцев. Но удовлетворять себя? Он думал, все сложится как-то само собой, если, конечно, в мужья ему не достанется кто-то старый и страшный вроде профессора У. Но такого ведь не может с ним произойти, правда же? — Ты задумался. С этими словами доктор Мин пощекотал его киску, и Чимин ахнул от неожиданности, так приятно это было. — Большие половые губы, — произнес доктор Мин, проведя пальцами вдоль нежных складок. Он немного отодвинул их в разные стороны и потянул за розовую кожицу внутри. — Малые половые губы. Чимин задышал сбито и часто. От уверенных и аккуратных прикосновений его киска намокала, и он почувствовал, как, сократившись, стеночки вытолкнули порцию густой и пахучей смазки. Доктор Мин одобрительно улыбнулся ему — не как мамочка, осторожно и отстраненно. Эта улыбка выражала его ожидание. Предвкушение. — Капюшон клитора. Кончик пальца очертил полукруг в самом верху. — А теперь раскрой для меня писечку. Чимин неуверенно положил пальцы над киской и потянул кожу в разные стороны, не касаясь самой розовой и нежной части. — Сильнее, — властно потребовал доктор Мин, и Чимин потянул пальцами за сам капюшон, оголяя набухшую ярко-розовую бусину. — Головка клитора. — Доктор Мин зажал ее между пальцами. Совсем не больно, но очень чувствительно. Так, что Чимин задохнулся от жаркой волны, окатившей все тело. Он уже не понимал, то ли хочет сжать коленки, схватить крепче чужую руку, притиснуть, оставить это ощущение себе — то ли наоборот, раскрыться сильнее, вывернуться наизнанку, позволив альфе проникнуть в самую глубину. Он чувствовал себя очень уязвимым и в то же время очень хотел, чтобы с ним сделали… все что угодно. Все, что захочет сделать с ним альфа. Ритмичными движениями доктор Мин гладил вокруг головки клитора. Поначалу ощущения были тянущими, почти болезненными, но затем он окунул пальцы в смазку Чимина и заскользил вокруг бугорка нежно и гладко. Розовое естество Чимина налилось кровью, и теперь киска выглядела ярко, жадно, как раскрывшийся цветок в ожидании пчелы, которая опылит его. — Выход уретры. Доктор Мин с нажимом потер ниже. Это ощущение было новым, сильным, острым. Не сдержавшись, Чимин всхлипнул и дернул бедрами — ему хотелось еще, сильнее, интенсивнее. Палец толкнулся в самую глубину киски до болезненного давления. — А это твоя девственная плева. В руках у доктора Мина появился странный инструмент: на одном его конце был шарик величиной чуть меньше мячика для пинг-понга, а на другом — лезвие. Прохладный металлический шар коснулся низа живота Чимина, проехался между пальцами, держащими киску, обогнул клитор, заставив Чимина вздрогнуть от холодного прикосновения, и надавил ниже. Свободной рукой доктор Мин вновь дотронулся до клитора, а потом двинул шариком, пытаясь толкнуть его внутрь. И еще раз. И еще. — Доктор… — выстонал Чимин. От возбуждения наворачивались слезы. Он не мог перестать ерзать на месте. Так хотелось, чтобы клитор крепче сжали, так хотелось чего-то внутри — в самой-самой глубине. — Юнги-хён. — Хён, — послушно поправился Чимин. У него уже не осталось сил ни соображать, ни стыдиться. — Юнги-хён. Пожалуйста. — Я дам тебе выбор. Ты можешь лишиться девственности с этой вещью. — Юнги снова надавил шаром, на этот раз куда-то ниже и мягче. — Или принять член альфы. — Альфа, — хныкнул Чимин. — Пожалуйста… Альфа! — Хорошо. Сейчас будет больно, но очень недолго. Юнги перехватил свой странный инструмент шаром к себе. Лезвие было направлено в киску Чимина. — Я сделаю два надреза. Глубоко вдохни. Чимин послушно втянул воздух — и тут же ощутил резкую острую вспышку боли, которая тут же сошла на нет. — Молодец, — похвалил Юнги. — Еще раз. Вдох. Во второй раз все закончилось даже быстрее. Чимин успел обрадоваться, но, завершив свою операцию, Юнги сделал полшага назад. — Хен! — испугался Чимин. Куда он? Куда он теперь, когда Чимин так нуждается в нем? — Сейчас, малыш. — Голос альфы звучал низко и успокаивающе, но настойчиво. — Держи себя раскрытым для альфы. Перед глазами уже было мутно от слез. Киска ныла и пульсировала от желания и жгущей боли. Чимин только слышал удаляющиеся шаги, звуки воды, какие-то шорохи и стуки. Когда он смог с собой совладать, немного успокоился и проморгался, Юнги уже снова стоял перед ним в распахнутом халате и раскатывал презерватив по крупному возбужденному члену. — Альфа, — жалобно повторил Чимин. Ему показалось, что он слышит запах Юнги, горький и травной, но тут же отвлекся снова: тот встал совсем близко и, в последний раз огладив член, похлопал им по изнывающей киске. Чимин ахнул и выгнулся на кресле, пытаясь податься ближе. — Не терпится, да? — хмыкнул Юнги. — Можешь стонать и кричать. Он толкнулся головкой в клитор, и Чимин не сдержался; сладкий стон родился где-то глубоко в груди и вырвался со слезами и хрипами. Юнги надавил ему на живот и зафиксиовал, чтобы Чимин перестал подмахивать, но так было даже лучше — теперь Чимин как будто чувствовал надежную опору. Альфа держал его, он был беспомощен и защищен одновременно. Юнги все гладил его членом по киске, проезжался головкой от клитора и до низа, туда, где, еще прикрытая, пульсировала влажная дырочка. Удовольствие накатывало волнами. Чимину казалось, что еще секунда, и случится что-то еще… вот-вот. Не хватало совсем немного. Но потом волна отступала, и он оставался на берегу, нуждающимся и жадным. — Пожалуйста!.. Юнги пристроился головкой у входа, склонился ближе и прошептал ему на ухо: — Сейчас альфа порвет твою писечку. — И толкнулся внутрь: медленно, неотвратимо, болезненно, туго. Чимин хотел отдаться ему всем своим существом, почувствовать его в самой глубине, принять его и не отпускать как можно дольше. — Расслабься, крошка. Не плачь, — ласково сказал Юнги. От него действительно пахло какими-то травами. Чимин вдыхал его запах с жадностью, как будто и его хотел присвоить себе. Он помотал головой: он плакал, да, но ему было хорошо сейчас. Осторожно Юнги вытащил член и почти сразу толкнулся внутрь снова, на этот раз легче и мягче. У Чимина было много смазки, и как только напряжение спало, Юнги задвигался в нем быстрее. Он вбивался до самого упора, заставляя киску хлюпать и течь еще больше. Он задевал внутри Чимина какие-то такие места, что кричать хотелось беспрерывно. — Твоя дырочка, — произнес Юнги; его дыхание чуть сбилось, — должна быть достаточно широкой, чтобы принимать альфу и чтобы ему было удобно. И достаточно узкой, чтобы доставлять ему удовольствие. Тебе больно? Чимин снова помотал головой. Он давно уже забыл про боль, осталась только отчаянная погоня за наслаждением. — Сожмись, — приказал Юнги. Его член и без того заполнял киску до предела, но Чимин честно постарался обхватить его туже. На лице Юнги отразилась вспышка мучительного удовольствия — а потом он резко вытащил член, и киска сжалась вокруг пустоты. — Хен! — вскрикнул Чимин в отчаянии. — Мне даже жаль, что я не могу кончить в тебя, — сказал Юнги. — Дать тебе свое семя. Он вытер член ритуальным покрывалом, оставив на нем кровавые разводы. Снял и выкинул пустой презерватив, заправил член в штаны. Чимин видел, он все еще возбужден — и чувствовал его запах, теперь еще более горький и густой. — Но я дам то, что тебе так хочется. Юнги проник в Чимина сразу тремя пальцами, согнул их внутри, безошибочно найдя чувствительное место, а другой рукой снова занялся клитором. Он долбил Чимина ритмично, безостановочно, бесконечно долго. Так, что Чимин едва не сорвал голос. Но когда мизинец Юнги проскользнул по смазке ниже, коснувшись второй дырочки Чимина, маленькой, плотно сжатой, удовольствие стало таким ошеломительным, что внутри Чимина будто что-то взорвалось. Киска сжималась долгими судорогами из самой глубины. Из нее все текло и текло. Дрожали поднятые колени. Дыхания не хватало. — Вот и все, маленький. Все хорошо. Юнги легко гладил его по животу, по бедрам, по мокрой киске. Он помог Чимину подняться с кресла и подал салфетки, но у Чимина все валилось из рук, и Юнги пришлось помочь ему вытереться. — Оденешься сам? Чимин кивнул. Пока он с трудом натягивал трусики и юбку, Юнги не смотрел — черкал что-то в документах на столе, видимо, чтобы не смущать его. Но после всего, что произошло, Чимин больше не мог смущаться. Сам Юнги казался совершенно невозмутимым, как будто это не он отходил от Чимина с бугром в штанах. Дело было сделано, и Чимин на нетвердых ногах направился к выходу. Он остановился у двери, чтобы попрощаться, и Юнги протянул ему руку: — Поздравляю с началом взрослой жизни. Пожимая ее, Чимин вновь отметил, какая же она большая и горячая. Теперь он знал, какими ласковыми и сильными могут быть эти пальцы. Он опустил глаза в пол и поклонился: — Спасибо вам. Юнги ответил тихим беззлобным смешком. Стоило Чимину оказаться в коридоре, мамочка вскочил и бросился к нему. — Как ты? Чимин несмело улыбнулся и пожал плечами. Он и подумать не мог, что это будет так хорошо. Люди вокруг говорили совершенно разное, а мамочка и вовсе переволновался. — Поедем домой? — попросил Чимин. Мамочка снова взял его за руку, вместе они дошли до машины. Чимин осторожно уселся, чтобы не потревожить ноющую киску, хотя боль казалась даже приятной. Он решился заговорить, уже когда они подъезжали к семейному особняку. — Мне даже понравилось. Очень. Все хорошо. — Ему показалось важным добавить: — И доктор Мин вкусно пахнет. Мамочка вдавил педаль тормоза так, что Чимина мотнуло к лобовому. Только ремень не позволил ему удариться. — Пахнет? — Да, — непонимающе ответил Чимин. Что случилось? — Ох, детка. Он же не пах, когда я был там. Они все принимают подавители. Такие правила. — Я не сразу почувствовал, — объяснил Чимин. Ему тоже это показалось странным. — Только в самом конце, когда… Когда… Нет, все-таки смущаться он все еще мог. Ему было стыдно рассказать такое даже мамочке. Особенно мамочке. Неужели он что-то сделал не так? Но мамочка только сложил руки на руле и после нескольких секунд тишины, показавшихся Чимину вечностью, произнес: — Ничего. Мы что-нибудь придумаем.