После

***

— Да почему? — Потому что ты идиот! Ну как можно было?! Ты совсем головой тронулся за эти восемьсот лет?! Фэн Синь хмурится, когда слышит почти знакомый голос. Почти — потому что его обладатель стоит совсем рядом, а там, за деревьями нечто очень похожее на Му Цина, только чуть ниже и, кажется, глубже. Завораживающее. Так должна звучать нечисть, когда пытается заманить в свои лапы. Но он улавливает в нем знакомые нотки и даже сарказм — какая-то тварь обратилась Му Цином и поднялась на гору? Через все защитные поля и почти священную ауру? В конце концов, это монастырь. По крайней мере, чтобы там не было, настоящий Му Цин тоже хмурится, прекращая их с Его Высочеством тренировку, и оказывается ближе, поудобнее перехватывая меч. Ему тоже этот голос что-то напоминает. Се Лянь прикладывает указательный палец к губам и заходит чуть в бок. Слышно, как трещат сухие ветки под чужими ногами — когда выйдет, можно будет взять в кольцо. Тоже становится серьезнее и принимает стойку. Кажется, что между собой они только и делали, что дурачились и строили из себя очень усердных учеников. Если бы сражались в полную силу и были так внимательны, как сейчас — не остановились бы на парочке царапин. — Не стоит так беспокоиться! Думаю, Сань Лан что-нибудь придумает, — принц удивленно вскидывает брови, слыша самого себя где-то впереди. Многоголосый? что там за тварь такая? — Еще бы ему не придумать! Нет, ну хоть ты мне скажи: он совсем болван?! Сказано же было не трогать, нет, он лезет! Нет, это точно Му Цин или что-то очень на него похожее, потому что так ругаться может только он. Шелест и шаги совсем рядом, а после перед ними появляется мужчина в богатых одеждах. Его длинные волосы — точно плавленное серебро — взметаются на ветру. И есть в этом сверкающем полотне что-то волнительно. Что-то, от чего нельзя отвести взгляда. Фэн Синь сильнее сводит брови на переносице, но опускает лук: нужно ли кому-то на столько богатому и важному скрываться в лесу, просто чтобы подобраться к ним ближе? Пряди блестят, отражая лучи солнца, и слепят глаза. Самые длинные собраны небольшой короной в высокий хвост на макушке, а те, что покороче — обрамляют молодое лицо. Хочется коснуться этого жемчуга. Он ловит чужой острый взгляд — это точно Му Цин, только, кажется, намного, намного старше. Он окружен ледяной стеной и может заморозить одними только глазами. Они у него тоже невероятные: с длинными пушистыми ресницами и золотым отливом. У него во взгляде зимнее солнце и жестокий ливень в конце осени — у него там, кажется, так много, что еще немного, и точно затянет. — Стойка посредственная. Руку выше и расслабь — ты не палку держишь, — говорит, даже не замечая за собой, будто мастер по старой привычке поправляет ученика. Му Цин — его Му Цин — впиливается взглядом, вовсе выпуская оружие из рук и игнорируя замечание. Так странно: будто видишь свое отражение в реке — что-то размытое и нечеткое. Он улавливает знакомый — свой собственный — росчерк губ в недовольной ухмылке, видит ту непомерную гордость, что за ним начали замечать еще в детстве, видит, как человек перед ним складывает руки на груди в привычном жесте. Это… будто бы его, простого мальчишку, сына старой бедной швеи и слугу нарядили во что-то дорогое — такое же, как у принца — сунули ему надменности помноженной в сотни от того, что есть, и показали. Мужчина сжимает губы в тонкую полоску, наконец замечая, кто именно перед ним, перестает разбрасываться замечаниями и внимательно их осматривает. И взгляд этот, поза, уверенность, что разлетается от него во все стороны — все от Му Цина, только более зрелое, прочное и взрослое. Будто железное. — Да что у тебя за привычка… — за спиной появляется еще человек. Аккуратно собирает серебристые нити на ветру, убирает от своего лица, укладывая на чужое плечо, — Что там? Опять статуи? Святая столица, скажи, что там не статуи. Мужчина пихает его локтем и кивает в их сторону, все еще не сводя взгляда. Фэн Синь заставляет себя посмотреть чуть выше и… ладно, он понимает потрясение Му Цина, потому что смотреть на себя-не-себя странно. — О, так я выше. — Это единственное, что тебя волнует?! — его (с каких пор он его?) Му Цин шипит, ударяя по спине — не больно, но ощутимо. Зыркает, как дикий кошак, и, кажется, из чистой гордости готов сначала подраться с ним, а уже после разбираться с этим. — Вот я даже не удивлен, — взрослый Му Цин действительно взрослый: он даже не шипит, но по глазам и по тону чувствуется все его негодование и недовольство. Фэн Синь думает, что ему даже его привычные колючки и сарказм не нужны, чтобы окунуть кого-нибудь поглубже в отхожее место. Метафорически конечно, но он, очевидно, со своей манерой общения именно от туда и вылез. — Да ладно тебе, ты измывался надо мной как только мог, — вот «другой я» почему-то такого восхищения не вызывает; наверное, потому что есть в этом что-то предсказуемое и ожидаемое: и рост, и широта плеч, и ткани. Но черт возьми! Ему действительно жить нормально не дают из-за этих несчастных пяти сантиметров! — А я совсем не изменился, — Фэн Синь с Му Цином одновременно поворачивают головы на слова принца. И у него совсем нет инстинкта самосохранения?! Почему он так близко стоит со своей точной копией и вообще не волнуется ни о чем?! — Хаха, действительно один в один. Что думаете? — Это может быть не самой хорошей идеей. — Как вы оба вообще дожили до своих лет? — мужчина закатывает глаза, и ладно — это абсолютно точно Му Цин, только почему то их два, и один из них более взрослый и чуть ядовитее. А еще он почти не изменился по телосложению от себя настоящего. Фэн Синь этому даже рад. — Это выглядит странно, — и только сейчас Фэн Синь замечает, на сколько у Му Цина звонкий голос по сравнению с человеком перед ними. Хотя, скорее, просто у него другого это звучит более глубоко и шероховато, но все еще мягко, как шелк. — Это не было бы так, если бы Фэн Синь хоть раз включил голову и послушал меня. Юноша довольно хмыкает на эти слова: — Слышал? С возрастом ты тупеешь. Уже по привычке он резко оборачивается, вскидывая руку, но не успевает попасть, потому что Му Цин засунул куда подальше свое недоверие к этому и стоит уже почти что в притык. Он едва ли ниже взрослого Фэн Синя, да и выглядит этот «взрослый» не то чтобы как-то особенно, но в чужих глазах мелькает неподдельное восхищение. И что ему там понравилось? Мужчина ему ухмыляется, слегка наклоняясь, чтобы смотреть глаза в глаза: — Я уже и забыл, какой ты был, — он тянется коснуться непослушной черной пряди, но замирает и убирает руку, когда на него непонимающе косятся и сторонятся, — милый и воспитанный мальчишка, а сейчас тебя не заткнешь. Му Цин почти отскакивает с этих слов и почему-то покрывается красным. Когда Фэн Синь не был мерзким щенком и не лез в драку, собственное сердце пробивалось сквозь грудную клетку, но стоило этому Фэн Синю едва ли коснуться и назвать его из всех возможных именно «милым»… — Если что-то не нравится, оставайся здесь, а я заберу тебя мелкого. Он хотя бы не такой наглый, — взрослый Му Цин — ему почему-то думается, что взрослый Му Цин стал кем-то важным на подобии генерала — смотрит как-то недовольно, и холод от него усиливается, — Прекрати лезть к ребенку, — кажется, слышно, как он скрипит зубами. — Как я могу лишить маленького тебя такого удовольствия? — Я серьезно оставлю тебя тут, — звучит как угроза. Интересно, почему у «Генерала» Му Цина волосы серебряные? — Так они поженятся, — Се Лянь внимательно смотрит на чужие руки и понятливо кивает себе взрослому. Нет, ну почему его вообще ничего не останавливает? — К сожалению, — «Генерал» Му Цин устало соглашается, прикрывая глаза. — Да ладно тебе. В конце концов, ты уже тогда был вл. — взрослому Фэн Синю прилетает подзатыльник, от которого он, пригнувшись, уворачивается. — Заткнись, — что-то неясное мелькает на этом лице. Что-то, отдаленно похожее на то, что творится с его Му Цином. Его Му Цин шипит, ударяет его по руке, просто потому что надо ударить, и, кроется, готов сбежать. — Почему.?! Почему из всех возможных именно он?! — он почти успокоился и заставил принять себя незаинтересованное выражение лица, но, видно, не сегодня. — Ты слишком благородный и добрый, а он с возрастом начинает тупеть. — Милый, Цин-Эр, милый и воспитанный ребенок, — ему все же приходится подзатыльник. — Ох, а это нельзя как-то ускорить? — Ваше Высочество! — они одновременно вскрикивают, оборачиваясь к Се Ляню. Нет, ну почему они здесь стоят и не знают, что им делать, а он преспокойно спрашивает такое?! — Рано или позно это должно произойти. Разве не лучше, если вы перестанете спорить уже сейчас? — К сожалению, они не перестанут это делать, — принц в монашеских одеждах с самым прискорбным лицом кладет руку ему на плечо, — и иногда ты можешь жалеть о том, что сказал когда-то, так что, подумай на несколько раз, пожалуйста. — Жалеть? — Возможно, тебе будет стыдно, но если ты думаешь, что так будет правильно — пускай, — взрослый Му Цин, слыша это, фыркает, закатывая глаза и шепчет что-то о темных знамениях и звёздах Се Лянь из этой непонятной речи выцепляет для себя что-то важное и согласно кивает. В конце концов это один человек, наверное, так что они должны друг друга понимать. — Так разве у него нет обетов? — М, это весьма… Обоим Фэням прилетают почти синхронные удары: — Заткнись к чертям! — Ты что, совсем дурак?! — Вы же позовете меня на свою свадьбу? — Нет никакой свадьбы! — Му Цин покрывается почти однородным красным и скорее от смущения, нежели от злости. Взрослый Фэн Синь сжимает губы в тонкую полоску, чтобы не показать своей улыбки — ему надо запомнить, как выглядел его муж в свои семнадцать, потому что сейчас даже его смущение выглядит на нем не так ярко. Пока один Му Цин выглядит совершенно не заинтересованным в этом балагане, срывая с дерева вишню, а второй пытается вернуть себе самообладание, Фэн Синь подзывает свою младшую версию: — С ним тяжело, — он с полуулыбкой смотрит на них обоих, — Но постарайся слушать. Это действительно важно. — Эй, не говори там всякой ерунды. Мы не знаем, как это все повлияет на будущее, если продолжим в том же духе, — «Генерал» Му Цин отправляет в его сторону косточку от ягоды. — Не будь таким мнительным, Цин-Эр, — Фэн Синь ладонью отбивается от маленького снаряда и вновь возвращается к тихому тону, — Слушай и постарайся не наделать ошибок. Вам будет тяжело. Фэн Синь еще не знает, о чем именно они говорят, но… почему-то он верит, что спустя время они будут вместе, так что он запомнит. Му Цин недоверчиво приближается к себе старшему. Мужчина как-то странно смотрит на очередной красный плод у себя в руке, и почему-то он чувствует себя обязанным сказать это: — Я отнес их матери, — он взрослый недолго молчит, и во взгляде мелькает что-то печальное. — Хорошо. — Ничего не скажешь? Не то чтобы ему нужен совет на будущее или на подобии: он сделает все сам. Не важно, кем он является сейчас и кем будет потом — он в состоянии дойти до необходимого. — Му Цин, — собственное имя почему-то по особенному странно ложится в воздухе. Наверное, потому что это говорит он же, но спустя время, — ты не один. И почему-то именно это бьет сильнее всего за сегодня. — Ты можешь им верить. Ты не один. — Фэн Синь! Му Цин! Кажется, что-то происходит! — от принца в монашеских одеждах действительно летит золотая пыль — Я клянусь, если это не все, лично тебя утоплю! — Му Цин! Утопи Фэн Синя, когда мы вернемся домой! А потом все трое исчезают так же быстро, как и появились. оставляя за собой еле заметную пыльцу. — И что это было? — Тебе же сказали, что ты, идиот, залез, куда не надо. — Да что ты такое дерганный?!