***
Woland: так вы просто сидите и тупо пишите рассказы? Мастер: Не совсем. И не тупо. Это напряженный процесс, чтоб ты знал. Woland: и чем это отличается от того, чтобы сидеть и строчить дома за столом? Мастер: В основном, пинками. И задания интересные. Не все, правда... Woland: и совместные обсуждения так мотивируют... Мастер расхохотался, подавившись дымом. Он сидел в курилке и украдкой поглядывал на других курильщиков. Угадывать, нет ли среди них Воланда, было забавно. Мастер: Окей. Подловил. Это ужасно. Не всегда, конечно. Woland: вот видишь, правду говорить легко и приятно О чём это он? Мастер вроде пока не особо завирался. Woland: я знаю, о чём говорю, бро когда у нас после этюдов высказываются не преподаватели, а другие участники, некоторых придушить охота Мастер: То, что ты кровожадный, я уже понял. Но я уверен, ты придираешься. Я бы с удовольствием вас послушал. У наших писак завистник на завистнике и им же погоняет. Мастер достал ещё одну сигарету и попросил у соседа зажигалку. Woland: да ну хочешь померяться? Вообще-то, допустимы оба варианта написания, но подкалывать в грамматике - его любимое занятие. Мастер: ПомерИться Woland: иди в жопу! От такого незамысловатого ругательства потеплело в груди. Кажется, Остапа несло. Мастер: Это предложение? На экране мелькала пометка, что Воланд пишет. И пишет... Мастер успел пожалеть о сомнительной шутке. Наконец появился короткий ответ. Woland: не хотелось бы тебя обнадёживать... Мастер: Но? Woland: но я сверху. Блять. Мастер подавился дымом вторично и закашлялся. Он, конечно, не салага и не девственник, но к такому откровенному флирту, пусть даже спустя два дня плотного общения, был не готов. Дёрнула нелёгкая, как говорится. Вот и выкручивайся теперь. Woland: я почти вижу, как ты покраснел) Он резко поднял голову, озираясь, и на всякий случай пересел спиной к толпе. Не помогло. Показалось, что спину прожигают чьи-то настойчивые глаза. Мастер: Клевета и поклёп! Сосредоточься, сказал себе Мастер. Это просто шутка. Актёры, он слышал, — народ раскованный, игривый, непостоянный. Мастер: Не мальчик, кажись. Так что сам иди в жопу. Woland: о? мальчик искушён?) Мастер: Не в том смысле, конечно В смысле Ну ты понял. Woland: понял что ты очень изобретательный и искушенный мастер слова :D Мастер: А вот это как раз неправда)) Woland: скинешь что-нибудь своё? Мастер вздохнул и почесал затылок. Хотелось, конечно, поделиться. И, может, даже тем, что ещё никому не давал прочесть. Мастер: Если только старое. У меня сейчас жёсткий неписун. Одна дрянь выходит. Woland: без разницы что! мне интересно! Мастер: Тогда позже, когда доберусь до ноута. Woland: жду Мастер: Кстати Это было не совсем кстати. Но зудящие пальцы уже сами писали сообщение. Мастер: Ты меня когда-нибудь почтишь своим появлением? Или мне ждать, пока ты прославишься? Woland: жди меня, и я вернусь, только очень жди!)) ладно это непросто Начинается, подумал Мастер. Он так и знал, что не надо было выходить на скользкие темы. Woland: я тебе ещё не ныл, но у нас тут лютый трэш в плане графика сплошной содом эту ночь я не спал, например Мастер: Всё настолько плохо? Woland: я хочу тебя увидеть попробуй назвать время Мастер: Обед? Woland: совместный просмотр кино Мастер: До завтрака? Woland: речёвки Мастер: Перед ужином? Woland: тренинг Мастер: После? Woland: репетиции Да вашу ж мать. Мастер слышал, что театральная мастерская одна из самых занятых и увлечённых, но чтобы до такой степени... Не предлагать же прогулять. По крайней мере, не в первые дни. Он сам загонялся и получал удовольствие от учёбы, так что мог понять. И хотел дать Воланду отоспаться. Woland: трындец, сам видишь а хочется увидеться по-человечески чтоб без вот этого: привет-пожал руку-рассказал-анекдот-доел суп-сбежал Приятно. Слишком приятно. Не зная, что написать на это, Мастер сказал, что не запаривается, и легко попрощался.***
На следующий день сообщение от Воланда застаёт его в медпункте. Woland: что случилось? Мастер: В смысле? Woland: я видел, как ты заходил в медпункт Мастер: Откуда ты знаешь, как я выгляжу? Woland: неплохо знаю вашу мастерскую ты там новичок. и тебя трудно с кем-нибудь спутать А вот это интересно. Мастер думал, что вообще не выделяется — ни внешностью, ни в поведении. Как Воланд его вычислил? Своим актёрским психологическим радаром? Но вопросы он оставит на потом. Мастер: Так нечестно! Woland: так что произошло? Мастер: Забей. Обычный вывих Woland: ой ли? Мастер не может долго сопротивляться. Это начинает пугать. Мастер: Окей Я подрался Woland: блять! тебе что, пять лет? Мастер: А ты моя мамочка? Нас никто не видел Woland: сразу полегчало, угу выкладывай Мастер: Чего выкладывать Просто один мудак заслужил хороший хук Воланд снова долго пишет. Woland: он же не побежит жаловаться? тут с этим строго Мастер: Знаю Не побежит Woland: что мудак сделал? Мастер: Хорошего человека оскорбил Woland: мне из тебя клещами вытягивать? или я позвоню Мастера бросает в жар. Это кажется жутко неуместным: вот так, сейчас и в такой обстановке услышать голос Воланда. Он торопливо набирает. Мастер: Пидором обзывался Зарывался Уже порешали Всё! Воланд долго не отвечает. Две минуты. Три. Woland: рука хоть не рабочая? Выдохнув, Мастер чуть лужицей не растёкся от нервов и заботы. Держаться. Мастер: Я амбидекстр Бью левой, пишу правой Woland: забавно у меня гетерохромия Мастер: Шикарно! Woland: рад, что тебе не понадобится рука помощи Это снова подозрительно напоминает флирт. Мастер: Любишь ты наводить суету Woland: когда в следующий раз надо будет надрать кому-то зад позовёшь меня, ок? Мастер: Это ты типа меня слабаком назвал?) Woland: нет) я просто полюбуюсь***
Месяц - это натянутый лук. Лик Луны. А Луна - это круг. Анну-ли- ровать. Солнце - шар. Шарит по небу. Шарахает жар. Соль неба. Солнцеловать. В. Бродский
У реки, где было объявлено сборище шабаша, собралась разноцветная толпа. Посреди учебной недели организаторы объявили вечерний праздник, на котором мастерские представляли себя. Отсидеться у Мастера шанса не было. За день до этого его втянули в подготовку сценария, и сейчас театральная мастерская должна была показать перфоманс. Он не знал, будет ли участвовать Воланд, и решил не спрашивать, чтобы не испортить себе впечатление. Актеры носили маски, но он был уверен, что узнает. Не может не узнать. Иначе проиграет этот раунд. Они вообще много состязались в переписке. В шутках, сравнениях, спорах. Мерялись, в общем. Он протиснулся через зрителей и занял место поближе к костру. Раздались осторожные перестуки барабана и трещотки, забренчала гитара — музыкальная мастерская сбоку подавала настрой, на поляне повисла мелодия из чего-то зыбкого, пугливого и настороженного. От реки, слегка размытые в раннем тумане, подкрались три фигуры в белых простынях. Двигались они плавно и невесомо, как призраки или ведьмы из Макбета. Заигрывали со зрителями, тихо посмеивались, перешептывались. Эти Мойры (по крайней мере, такой смысл вкладывал Мастер) извлекли откуда-то венок, от которого тянулась алая лента, и начали примерять его к находящимся в первом ряду. Завороженно поглядывая на их гибкие фигуры, подчиненные ритму, и не упуская из виду остальную сцену, Мастер забывал дышать. Наконец объявились ещё три фигуры. Три разные маски — белая, с прикрепленным нимбом, серая, окроплённая красными каплями, и вычурная чёрная, с вороными перьями по бокам, — символизировали три ипостаси: святого, воина и политика. Сколько ни всматривался, а перехватить взгляд или заметить цвет глаз у мельтешащих фигур, Мастер не мог. Он так отвлёкся на поиск, что не заметил, как его голову венчает что-то щекотное и нежное. Нет! Вот это стоило предвидеть. Полез в самую гущу, молодец. Его уже вытягивали за обе руки, лишая опоры, и подталкивали к костру, окружая и вертя им, как тряпичной куклой. От оторопи и паники следить за происходящим стало труднее. Кто-то из актёров — кажется, политик, — спешно поднёс ещё одну простыню и Мастера начали закутывать в неё, запевая что-то заунывное и угрожающее. Потрясающе. Зная, что его ждёт, Мастер попробовал расслабиться. Ну, потерпит ненавистную качку, что уж теперь. Всё для искусства. Вдох-выдох. Вдох... Плотно закатав тело в простыню, актрисы, не сбиваясь с темпа песни, окунули ладони в белую глину и принялись запечатывать лицо в застывающую маску. ...выдох. Приятная прохлада для горящих щёк и противное покалывание от стягивания кожи. Он закрыл на несколько секунд глаза, чего не стоило делать: сердце ухнуло в пятки, его будто сбросили с высоты, — шесть фигур легко подхватили Мастера, чтобы раскачать. Взмах — почти закинули в костёр, другой — едва не выронили в воду. Мастер молился, чтоб актеры не усердствовали для эффекта, потому что тошнотные позывы уже явственно давали о себе знать. Так священную жертву готовили к обряду перехода. Скоро всё должно кончиться. Остался выход ещё одной персоны. Песня оборвалась, музыка тоже. Опущенный на землю Мастер мотал головой, вытряхивая головокружительную слабость и мутно оглядывая застывшую публику и актёров сквозь опавшие на лоб цветы венка. Никто на него не смотрел. Он обернулся и обомлел. По кромке воды шествовало потустороннее нечто. Покрытая чёрной краской по всему сухопарому полураздетому телу она... или он. В полутьме он не смог сразу разобрать, потому что ветер развевал струящиеся длинные волосы. Костёр отбрасывал на светлые пряди соблазнительные тени и отблески. Когда он — всё-таки он, ну естественно, Аид же, — приблизился, Мастер понял, что не только маска мешает распознать, но и закрытые, как у спящего, веки. Дыхание было сорвано к чертям, сердце отбивало бешеный ритм контрапунктом к ритму от шести пар хлопающих рук. Аид вздёрнул руки, пригнулся и, вырисовывая в воздухе диковинные иероглифы, осторожно задвигался. Мастер боялся моргать, не желая пропускать ни одного изящного всплеска кисти, ни одной изломанной и в то же время совершенной позы. Это был танец смерти, торжество искушения и преддверие падения во мрак. На задворках сознания у Мастера билась мысль, что любовь к древнегреческим сюжетам до добра не доводит. Потому что вот он здесь, в одном мгновении от того, как его найдут ищущие руки, и только чувства стыда и затронутой гордости не давали броситься наутёк. И сбежать был готов, и вообще он был готов: ноющее возбуждение грозило выступить под простыней и превратить мистерию в пошлый фарс. Невысокая фигура в маске подобралась вплотную, нащупала ноги, вскинула взгляд — Мастер резко выдохнул — и как-то молниеносно, подло сделала подножку, уронив его в руки хозяина подземелья. Он знал, что этого не было в сценарии, и, хватаясь за плечи, мысленно проклинал Воланда за эту импровизацию, пока подбородок не сжали крепкие пальцы. Глаза и правда были разные: левый, от сумерек болотистого цвета, правый тёмный, не разобрать оттенка. Сытая улыбка, опасные тени в глубине сощуренных глаз — последнее, что увидел Мастер, прежде чем отключить поток мыслей и образов напрочь. Остались только тёплые губы, и мир схлопнулся до точки взрыва.