—
Чем просторнее вокруг, тем меньше Уберменшу хочется метаться от злобы. Дорога, две голые автомобильные колеи посередине степи, дрожала и впитывала удары подошвы. Медик как будто опаздывал в аэропорт и тащился за пределы города, не выцепив такси. Тащился так быстро, как некоторые не могут разогнаться, и нанизывал мысль на мысль. Казалось, он как человек служивший и люто презирающий войну с её залпами и огнём непригоден для Манн Ко. Однако одно дело забавляться на полигонах с бесконечными респавнами и втайне от всей цивилизации, так что можно и стерпеть при обычных условиях, и совсем другое — мнимая стрельба рядом с его обиталищем, почти что семейным гнездом, на мирной территории... Он брёл по привычному пути, где они с Поджигом прогуливались по хорошей погоде — без цели или для расхищения лекарственных трав. Теперь Уберменш выбрался на природу по личной надобности, без малоповоротливого друга, с правом свернуть хоть к деревьям, хоть в океан сыпучего сухостоя, не поддерживая никого над рытвинами. Убер обводил их глазами, ища жертву, готовый броситься за ней в любой момент и куда придётся. Он с детства, в родной семье дикарь и бунтовщик. В бою краем уха слышал, как его промеж себя называли ястребом, хищником, кем угодно неистовым и неукротимым, и вполне заслуженно. Убер одними ногами, нападая в мгновение ока, наносил непомерный урон — ноги сильные, поступь тяжёлая, сам много весит. Вышагивал вокруг и примерялся для следующего пинка, в сердцах ругаясь, когда рядом нет Поджига, и резко атаковал, раскидывая руки для равновесия, и белоснежный подол вилял, расправлялся в прыжке совсем как птичий хвост... И душа вон из тела. ..Пару раз в жизни загнал хворых зайцев до полусмерти и укрепился во мнении, что когда-то сумеет повторить это с целым и невредимым животным. Благородный, не применял ножей в бескровной охоте. Тренировался к дню, когда вымотает зверя или птицу за несколько часов, возьмёт голыми руками и утащит, не волоча сапоги и не задыхаясь, домой на ужин — хотя тоскуя по гораздо более питательной дичи. Кинулся в поля, сорвал подошвой песок и землю. Из хрусткого разнотравья выныривал блекло-русый шерстяной комок, протягивал назад длинные задние лапы. Убер мчался за ним, проваливался в ямки и муравейники, отталкивался от кочек. Заяц петлял в кустарниках, их торчащие ветки хватали за волосы и стегали по лицу. Жухлая листва, трава, цветки, солома и земля сливались в пёструю кашу и опрокидывались за спину. Аромат полузаброшенного пустыря, знойного летнего вечера на краю Америки переполнял грудь. Жара спадала, но не вокруг Уберменша, не под его лёгким свитером. Они с зайцем что есть духу гнались за уходящим рыжим солнцем, круто разворачивались от него и уносились назад как от взрыва. У четвероногого, верно, не было поблизости укромной норы, хотя бы лунки, где он скроется из виду, где орлиный взор медика его не настигнет. Изнуряя друг друга, попутно выбрасывали куропаток в небо из их временных гнёзд — в надежде, что это оглушит и задержит жертву или её охотника. "Клац!" Убер врезался в землю на всей скорости. Прочесал лбом узкий канал поперёк ложбин. Пока кувыркался в колосках, резал ими кожу и замедлялся, весь обсыпался семенами, щепой сорняков и пылью. Издал протяжный и скорее недовольный стон. Не смог дотронуться до сломанной ноги, не то что задрать штанину и уточнить, открыт ли перелом. За стреляющей, пухнущей болью Убер не различал, нарывает кожу или только мясо внутри, наливается ли сапог кровью. Взгляд постепенно прояснился, тьма схлынула. Тошнило от любых шевелений обеими нижними конечностями, от малейшего движения взад и вперёд. Куда двигаться, прикованному Уберменшу пока узнавать ни к чему. Там, где-то за горизонтом, за десятком его личных ориентиров, оба командных общежития — и обманутый Поджиг.—
"А если не вернёшься?" "Вернусь, залечу раны и пойдём на карту как обычно". Поджиг ослушался его, в смутной бессоннице ходил по территории базы дотемна. Брести к Уберменшу — не знает и не догадывается, куда и с чем. Собраться на работу в одиночку — значит навлечь ревность ко всему свету и грозное неисчерпаемое подозрение к Поджигу. Остаться дома — опять же, не хватит смелости; Поджиг во всём находил недостатки. За что его наказание суровее, он выбирал: за выход в люди без надзора Убера или за полноценный прогул. Ночь сгустилась, небо почернело до уголков и ни разу не вспыхнуло от сигнальной ракетницы. Покинуть КРС навсегда, утешив ложным обещанием, для Убера недопустимо, Поджиг прекрасно осознавал. Ждал до полуночи, крайнего срока. Позже медик никогда не возвращался, внутренние часы направляли его стопы в медкабинет. Поджигателя сморил сон. Если что-то действительно произошло, Убер однажды всё же воссоединится с напарником — и не будет рад его недосыпу. А когда беспокойство не даёт положить голову на валик из душистой одежды Убера, гонит из общежития на все четыре стороны — на этот случай припасены успокоительные. Завтра Поджигу, была не была, рано просыпаться, убивать за двоих, не давать капитану почуять нечто трагичное. Убрался в кабинет — и на этаже созрела маленькая суматоха. Капитан RED, снайпер, на полусогнутых скатился с чердака и к спальне пулемётчика, оттуда, под мышкой Фёдора, на кухню добывать и разводить настойку. "Что-то у кого-то стряслось" — Хэви единственный из команды, кому Ман-Ди поверял тревоги за чужое самочувствие. С одним Уберменшем он не делил переживания — вероятно, по тем же мистическим причинам. Прежде Уберменш выходил без напарника по дню-двум в месяц или реже, обозначая в его справке обострение какой-то хронической болезни. Пиро же красных в одиночестве не воевал ни при каких условиях. Голос покровителя сам собой раздавался в голове, и сзади будто торопила незримая лечебная пушка. Ман-Ди на карту не вышел, Фёдор позволил ему отоспаться и восстановить силы, и без снайпера и медика статистика КРС опять просела. Капитана это заботило меньше, чем истоки возмущения его эмпатии. Он едва дождался, когда отчуждённый и как бы немой Поджиг вернётся в медкомнату. Наёмники разбежались по делам, очистили коридор второго этажа, и Ман-Ди постучался. Поджиг приотворил дверь и даже капитану не показал истинное лицо. Придержал противогаз у шеи, если заставят говорить. Ман-Ди зачем-то согнул руки, спросил, где Уберменш и когда он вернётся. "Мне как лидеру надо знать о жизни и здоровье подчинённых..." Пиро дрогнул наглухо запечатанной головой, и только; хотел вновь закрыться на два оборота, и снайпер задержал. "Что-то... Критическое?.." Молодой и бестолковый лидер. Поджиг вдруг отозвался: "Ху-ху", и Ман-Ди подстрекнула обречённость его тона. Хозяин медкабинета постеснялся даже губы разомкнуть, поспешил закупориться от людей, природы и всего враждебного мира. Допрос оборвался. Ман-Ди перешёл в общую гостиную к скауту и инженеру, укутался в общественный плед. — Что там? Выяснил, где врач? — с опаской задался разведчик. "Неа". — И ну его на хер... — Он изображал равнодушие, но фигура в белом халате с того злосчастного раза преследовала его, подстерегала за каждым углом. — Тебя на хер, Дональд, зачем ему под руку лезть? — по-отцовски ровно и безмятежно произнёс Инжи. — А кому у медика ещё железные органы промывать? Ты без него проживёшь не дольше Поджига! Кстати, — скаут обернулся к задумчивому снайперу: — Это из-за Поджига ты сегодня..? "Да, а кого ещё?" Он тупо загляделся на пол и объявил наконец: — Пойду его искать. — Сумасшедший! — Дональд вцепился в потрёпанную ручку дивана. — Или мне не будет никакого покоя. Разведчик вскочил, не дал ему сбежать за походным рюкзаком: — Дались тебе их проблемы! Никто из нас не нужен ни Поджигу, ни Уберменшу, брось! Нашёл чьей беде сочувствовать!.. И что такого с медиком могло стрястись ужасного? Чтобы он — и сквозь землю вдруг провалился? Да поделом ему! — Хватит, — хрипнул Ман-Ди, выдернул уголок пледа из кулака Дональда. — Не влияет то, кто из команды нервничает, не я выбираю. — Будь проще, деревенщина, — продолжал скаут. — Проще некуда. Я за всех вас душой болею, извиняйте. Инженер отвлёкся от журнала техники: "Чем-нибудь подсобить, а?" — Подкрути мне велосипед, — и удалился.—
Убер не нуждался ни в чьей помощи, не раскаивался за нанесённые обиды. И если б наоборот — не докричится, не подаст сигнала бедствия. Он выскочил из базы спонтанно и налегке, и не на что было опереться как на трость, нечем перетянуть кости, ослабить резь, сотрясти воздух или подстрелить живность на завтрак. Над Убером и бесконечным морем колосьев летал тёплый ветер. Над головой чирикали и кружились пташки, ещё не стервятники. Уберменш не гнушался лежать день и ночь под открытым небом, пока что могущий отогнать мошек и животных — а поймать их становилось проблемой с частичным вынужденным параличом. Колено опухло, нога не разгибалась, и по ощущениям обломки впивались в мышцы. Уберменш, медик лишь по должности, не знал точно, что повредил. Ревность Убера успокаивало лишь то, что его передряга не ловушка, подстроенная союзниками, дабы заиметь свободный доступ к его подручному, столь яро и неспроста опекаемому. Он нешуточно рассуждал о безвыходности положения медика СИН, кто подчинён клятве Гиппократа телом и духом — не посмеет не вылечить, если Убер до него доберётся. К кому ж ближе, к синим или красным? Медик медленнее черепахи карабкался по соломе, прижатой им в падении и в исступлённом беге, вдоволь скрипел от боли вдали от посторонних ушей — и делал над собой усилие, отжимался от земли, пристально следил за долговязым силуэтом в красной униформе КРС, жилетке и шляпе. Непростой задачкой для Ман-Ди было разыскать Уберменша за бесчисленные мили от общежития RED. Ни костров, ни зовов, ау и свистов, ни вспышек не приходилось ждать бесхвостым лысым обезьянам, кто не есть Поджиг. Снайпера, когда он уходил, вслед обозвали "пастырем добрым, который ищет заблудших овец". Чего-то библейского атеист Фёдор да нахватался от родной литературы. "Всех под одну крышу собирает", — плюнули тогда. "Волк от нашей отары ушёл, сам!.. Не к синим?" "Не к синим", — твёрдо определил Ман-Ди, не подкрепил ничем, и его не услышали: "Туда и дорога!" "Он ушёл без Поджига, не странно ли?" — донёсся голос Хэви, последний. Ман-Ди додумался у входной двери, что велосипед ему не подспорье, если Уберменш ранен. Он рыскал по лесу и пустырю и без медигана тоже, решил, что всё к лучшему и интуиция вновь его не подводит — так Ман-Ди даст медику понять, что Поджига не навещали хотя бы за этим. Обнаружил чёрную копну волос у притоптанной колеи, столкнулся со взглядом немца и трусливо отвёл свой — и не сообразил, как уместнее обратиться. "Герр Уберменш?" — обратился-таки. Избегал зрительного контакта, а Убер, наоборот, назойливо искал его. — Я не собака, и напасть не смогу. — Его английский оставлял желать лучшего; австралийцу Ман-Ди такое в привычку, сам через это проходил в американской стороне. — Кому это надо... Помочь пришёл. Медик протянул руку, оперся на руку Ман-Ди. "Ёптыть, тяжёлый, я не дотащу". Его придавили, согнули как берёзу и чуть не сломали под массой литых мышц. Уберменш подпрыгивал на здоровой ноге, больную волочил; онемевшая ступня застревала в спутанной траве, Убер выражался и доставал её вручную. — Закрепить, м-может? Привязать к ноге или…? Поворчал-поворчал, послал Ман-Ди с его житейской мудростью — и согласился. Через двести метров изволил и укусить предложенный бутерброд. — Что передали Поджигу? — Ничего. Чистая правда, ничего. — Снайпер ещё остерегался диалога "с глазу на глаз", и так идти намного неудобнее. — Я спросил, где ты можешь быть, и он не знал, не сказал... — На карте был? — Я сам не был... но Поджиг оттуда возвращался. "Хм", — и замолчал, жадно доел сэндвич. Домой добирались вразвалочку по вчерашней погоде, но чуть более холодной и пасмурной, ветер поутих в сумерках. — Ты откуда? — продолжил Убер. — Австралия, ясен корень... — Не скажу, что ты из аборигенов. "Типирует, ты посмотри! Времени зря не теряет". Ман-Ди окончательно принял вид робкого мальчика перед строгим учителем начальной школы. Впрочем, в его фермерской глубинке до образования ли было ему... И врать ему незачем. — Отчим и мачеха, похоже, из приезжих. Потомки приплывших-прилетевших откуда-то. Они путались в рассказах. — Настоящих родителей не помнишь? — Неа. Живыми никто их не встречал, и вроде бы твёрдо знаю, что они не умерли. — Он отвернулся от сверлящего взгляда. — Чувства не могут мне изменить. Будь я чьим-то родным ребёнком, наверное, слышал бы каждый их шаг, каждый чих в любой точке планеты… А я ведь на кого-нибудь похож, внешне, чертами лица? От кого произошёл, по-твоему? Уберменш остановился, безучастно осмотрел его до пояса. Из-за плохого выговора Ман-Ди трудился ещё и вслушиваться в его речь. — Не вижу смысла применять эти категории в отношении тебя, если всё так. Это разговор отдельный. "Ах, вот оно что", — подумал снайпер, про себя ухмыльнулся в стиле собеседника. — И как я могу посудить, по духовным качествам ты если не равен команде, то превосходишь её. — Спасибо. — Не меня благодари. "А-а-а, харизматичный ублюдок!!" — Ман-Ди опомнился, вытряхнул из мозга зачатки привязанности к Уберу, желания ещё встретиться когда-то и договорить. Того и гляди, он поведает, почему же дар непредвзятого соболезнования не щёлкнул по колену Ман-Ди ни вчера, ни за три дня, как иногда случается. И почему душу жалят волнения не Уберменша, а его сердобольного подопечного. И сегодня, прямо по пути домой, уже не успеет поинтересоваться. Навстречу им по автомобильным тропинкам — то по одной, то по соседней — бежал разведчик с ранцем стокового медигана. Уберменш оттолкнулся от плеча накренённого Ман-Ди, с его помощью подскочил от великого негодования. Дональд затормозил. Припомнил и его ненависть к безобидным хлопушкам, и хватку, равную Оружейнику, и ревность. Заорал: "Нам По-о-оджиг вы-ы-ыне-ес!.."