Лишать разума

Кажется, жизнь никогда не закончится. Он не может сбежать, не может отдохнуть, не может умиреть. Эхом, мутный рассудок слышит какую-то часть разговора, столь ненавистных и мерзких для него людей, разумеется о нём. —Приветственный подарок, который, надеюсь вам понравится. Могу ли я снова познакомить вас с Бакстером Стокманом? Время играть в дурака. Глупый разговор с глупыми людьми и, о дьявол, они и впрямь думают что ничего не изменилось. Идиоты, однако именно им придется устроить спектакль, пусть верят, что он сломан лишь внешне, пусть хотя бы о чём-то подумают. Шокирующая новость, боль осталась. Острая ненависть, которую даже нельзя восполнить в таком состоянии, ненависть не только к Хану, который как озабоченный причиняет одну лишь боль, но и ко всем. Ко всем людям и мутантам, ко всем в этом мире и Вселенной, ко всем, даже к самому себе. Он теперь не сбежит, он не сможет, даже если захочет, не сейчас и никогда. В таком облике он словно без воли, словно инструмент, словно программа. Хах, и где тут честь? Лучше бы и вправду лишили эту мерзкую тварь жизни, может хоть так боль будет повержена. Корай и вправду удивительна, одним лишь оскорблением, дала надежду на покой. Стокман — идеальный пример того, что будет с теми, кто предаёт, да идеальный, идеальный в отличие от всех в этой комнате. Он идеален и неповторим, гениален и уникален. Он, только он. С чего такие лести, с чего такая нужда в нём? Его, как учёного можно заменить, но как цель игры — нет. Шредер так хочет доказать, что он лучше? Из одного этого делания, можно сделать вывод, что он уже провалился. Он никогда не сможет доказать что-либо Стокману, слишком многого хочет. Признание и преданность, после подобного? Поклонение и признание, серьезно? Да никогда и не в этой жизни. Почему он до сих пор жив? Ответ прост — только лишь по воле Ороку Саки. Больше никто его не держал, никто не вынуждал жить и страдать дальше. Жизнь будет такой же отвратительной как и всегда. Надежд больше нет, есть только желание мести и точная цель. Сырое утро, будто пропитано меланхолией и длинное до бесконечности. Самые обычные рабочие будни, такие же как и всегда, с одним лишь желанием поскорее уйти на своеобразный отдых и просто отключиться. Доктор держится лишь одной идеей свободы. Бакстера мучают собственные мысли: он работает на тех, кого ненавидит всей жизнью и живёт лишь из-за них. Его тело разодрали, расчленили, а он просто работает на этих ничтожеств, он и сам ничем не лучше. Твари, которые разодрали его тело, идиоты, которые лишили его жизни и он, который не смог вовремя послать всех. Как же доктор жалок, жалок из-за собственных ошибок, жалок для всех этих гнид. Жалок и не может ничего с этим поделать, даже принять, в силу упрямого характера. Жизнь никогда не закончится, как боль, как страдания, как гниение личности, как его ужасная работа. Неожиданно, за Стокманом, ну или тем, что от него осталось, раздаются мощные, уверенные шаги. Может показаться, что это идёт тупой амбал, но нет, идёт куда более ненормальный человек. Со стороны такой лёгкий и изящный, но удары и шаги такие, будто он весит тонну и сделан из железа. Так хочется его убить, но увы доктор не в том положении и никогда не будет в подходящем. — Работаете, доктор Стокман? Ну, мне всё равно в любом случае. Просто хочу посмотреть на вас, и узнать, вам больно? — отчего то голос Шредера и вправду звучал заинтересованно, с лёгкой насмешкой, но не издевательской. Это не вещает ничего хорошего. Ну и чёрт с ним, такая «жизнь» всё равно существует только для страданий. И никогда не закончится.