Становление дракона

      Бар Фрутти-Мьюзик располагался на берегу пляжа. В ноябре спроса в этом месте было немного по понятным причинам: осенью едва ли хоть кто-то посещал пляж для того, чтобы погреться в лучах солнца или искупаться в прохладной воде. Блум хотелось верить, что бар в остальные времена года держится на здешних завсегдатаях, а у владельца нет проблем с финансами или налогами: все таки место это было миленьким. Нередко здесь выступали музыканты самоучки, по скольку Фрутти-Мьюзик был открыт к подобного рода мероприятиям и только рад был дать шанс начинающим артистам показать себя. Концерты не прекращались круглый год, хотя конечно летом атмосфера здесь была иной, более располагающей к веселью, а главное — к доходу обеих сторон. И хотя Блум не могла не согласиться, что осенью здесь довольно пусто и не так ярко и весело, но в тоскливой атмосфере она тоже видела что-то особенное и приятное, как бы странно ни звучало.       Был уже полдень. Солнце располагалось высоко над землёй, но было скрыто облаками и не могло хоть немного согреть своими тоненькими лучами, а морской ветер словно острая холодная сталь резал лицо и руки.       Энди стоял неподалеку от сцены бара, держа руки в карманах куртки. Его взгляд был направлен вдаль, в глубины морских волн, и даже Блум, подошедшая достаточно близко, чтобы услышать ее или увидеть краем глаза, не смогла оторвать его от этого занятия. Ее кольнула обида. Даже подобная мелочь с его стороны была способна ее ранить, и ей бы стоило постыдиться или поругать себя за такую ранимость, но она не могла ничего с собой поделать. — ... Осенью здесь совсем тоскливо. Но по-особенному красиво.       Энди наконец повернулся к Блум, подав голос. Блум, стоило ему повернуться к ней, тут же отвернулась в сторону моря, словно отвечая ему той же монетой. — Тоскливо не значит плохо. Это временно.       Наконец, набравшись смелости, она повернулась к давнему другу и взглянула внимательно в его лицо. Прошлым вечером она не смогла как следует его рассмотреть, и только лишь некое наваждение позволило ей его узнать в сумерках. А теперь она четко видела, что это и вправду он. Конечно, после вчерашнего не стоило даже искать подтверждения этому, но Блум не была бы собой, если бы не хотела рассмотреть его наконец поближе разок.       Энди и не думал отводить взгляд. Они смотрели друг на друга, будто подначивая другого наконец начать важный разговор. Энди сдался первым. — Что ты хотела обсудить, Блум?       Блум наконец опустила взгляд, упираясь им в песок под своими ногами, и двинулась вдоль сцены, минуя ее в компании Энди, принимаясь идти вдоль пляжа. — ... Почему ты не писал мне? Ты мог бы сказать мне, что не хочешь общаться со мной. Или что у тебя нет времени на меня. Но не игнорировать.       Брюнет послушно следовал за ней, держась чуть поодаль. Ветер крепчал, но не мешал никому из них услышать другого. Потоки будто были публикой, подслушивающей приватный разговор в дешевом ситкоме, которая то и дело свистела, смеялась или охала после каждой сказанной фразы.       Молчание Энди тянулось. Блум же хотелось неимоверно услышать от него ответ. Хоть какой-то. Просто чтобы он сказал хоть что-то. Показал, что она не пустое для него место. Что он готов хотя бы поговорить с ней. — ... Ты знаком с Митси?       На этот вопрос Энди был готов ответить. — После того как я перевелся, мы оказались в одном классе.       Блум уныло кивнула головой, наконец услышав от него хоть что-то. — Вы друзья? — Не знаю.       Энди смотрел в спину Блум, идя где-то позади. Не хотелось смотреть в ее лицо и видеть на нем печаль или разочарование. Достаточно было слышать это в ее голосе. И он слышал. — У тебя много друзей появилось?       Парень пригладил свои волосы, наблюдая, как рыжие локоны впереди него бессовестно колышет настойчивый ветер. Пожалуй волосы Блум были единственным, что так сильно выделялось на фоне серого моря и грязного мокрого песка под ногами. — Двое. Марк и Рио. А у тебя, Блум? — Ни одного.       Она наконец остановилась. Ее голос осип на мгновение, и Энди напрягся, стараясь подготовится к наступлению. Блум повернулась к нему лицом, показывая свою обиду во всей красе. Раскрасневшиеся глаза смотрели точно на него, без слов обвиняя в собственных слезах. Губы подрагивали, словно сдерживая весь тот поток оскорблений и криков, который хотел вырваться из уст Блум, но не мог. Она не позволяла себе ни плакать, ни ругать его. Энди не знал, к лучшему ли это. Для кого? Для него? Безусловно. Для нее? Точно нет. — Почему ты бросил меня?       И снова тишина. Энди смотрел в ее голубые глаза, словно пытаясь найти там что-то. Оправдание? Или наваждение? Что ему говорить? Он хотел быть мягче, но не нашелся, что сказать. Он знал, что если сейчас скажет то, о чем думал все это время, она поймет причину сама. — Ты ведь была в меня влюблена, да?       Блум с несчастным выражением лица беспомощно округлилась в лице. Глаза ее стали ещё больше, брови надломились, образуя на лбу незаметную складку, а челюсти сомкнулись, сжимая губы крепко-накрепко вместе. Неужели он знал? Разве это было так заметно? Блум не знала, что думать. Неужели ее чувства и стали причиной их раскола? Энди понял все по ее выражению лица без единого слова. — Я догадывался. Блум... Я никогда не думал о тебе в таком ключе. Твоя настойчивость даже после перевода меня пугала. Я не хотел отказывать тебе прямо. Я не нашел способа лучше.       Энди видел в ней всю ту же маленькую девочку, которая всюду бегала за ним. Энди не был против, но только по началу: они с Блум были похожи. Они наслаждались временем, проведенным вместе, даже если в тишине. Энди не было чуждо одиночество, как и Блум, но когда в ее сердце поселились чувства к нему, она не хотела оставаться одна, совсем, а всюду искала возможность быть рядом. А Энди не хотел, чтобы она отобрала у него эту возможность для единения с самим собой. Где был он — там и она. Он мог спокойно вздохнуть только будучи дома, ведь только там она не могла настигнуть его, но этого было недостаточно. Ему хотелось иметь возможность быть одному даже в школе, если он того хочет, или по дороге домой. Но Блум не позволяла. И когда у Энди появился шанс наконец обрести заветный от нее отдых, она стала ещё настырнее, написывая и названивая ему, да так много, что при одном взгляде в телефон все его силы отнимались в одно мгновение. Из-за Блум у него отпадало всякое желание расставаться с одиночеством.       Блум быстро изменилась в лице, как и раньше. Ее глаза взметнулись в пол, брови расслабились, а губы перестали быть напряжены. Она никогда не хотела показывать свою грусть, но она не знала, что делая вот так — выглядела самым несчастным существом на свете.       Она ничего не ответила. Лишь обогнула Энди и направилась обратно, а он так и остался стоять, планируя выждать достаточно, прежде чем пойдет домой. А может он задержится здесь и прогуляется, давая возможность морскому ветру опустошить его голову и избавить от этого лишнего груза? В конце концов сейчас все кончено: он наконец раскрыл ей свою душу. А она ему? Возможно лишь отчасти. Но даже так ей должно стать легче. Не сразу, через время. После шторма всегда наступает штиль, а после штиля — выглядывает солнце. Нужно лишь подождать.