Становление дракона

«Блум, ты у меня прямо как цветочек: такая нежная и тихая, содрогающаяся от малейшего ветерка, но способная любого растаять при одном взгляде на тебя. Мы с папой гордимся тобой. Ты у нас совсем чудный тихий ребенок.»        Эта фраза сопровождала Блум на протяжении всей ее жизни. Она думала, что быть скромной, тихой домоседкой это не плохо, а наоборот очень даже хорошо. С начальной школы вела себя непримечательно и не лезла на рожон: избегала конфликтов, дискуссий, всегда оставалась пацифисткой и надёжным слушателем. Никогда не старалась лезть к другим с непрошенными советами и мнениями, желая оставаться в глазах других «хорошей и доброй девочкой». Что-то внутри нее внезапно стало протестовать, когда она оканчивала среднюю школу: тогда она стала замечать, что один лишь образ милой девочки не делает ей погоды. Она старалась быть учтивой, вежливой к другим и не делала ничего, что могло бы выставить ее в дурном свете, но люди предпочитали ей компанию других ребят, и зачастую гораздо более неприятных. Блум общалась со всеми, но при всем при этом чувствовала себя одиноко: ее жизнь не была похожа на жизни девочек-подростков из ее излюбленных сериалов и мультфильмов. У нее не было настоящих друзей, с которыми она могла поделиться сокровенными своими тайнами. У нее были родители: Майк и Ванесса, с которыми в отношениях у них были взаимопонимание и идиллия, но были и те вещи, которыми она не могла поделиться с родителями, как бы ни хотела, и тогда приходилось проживать свои проблемы, сомнения и переживания в одиночку.       Однажды она осмелилась сказать одной своей подружке, что девочка, с которой та стала общаться — на самом деле похвалила ее новую прическу совсем не искренне, и даже считает, что короткие волосы ей не пошли, и теперь ее и без того округлое личико казалось совершенно похожим на шар; но Блум отказались слушать и предъявили лишь в ответ на такие нелестные слова, что она «завидует», но она никогда бы не смогла объяснить, откуда она знает об истинных намерениях и мыслях других, и почему ей безговорочно нужно довериться. Да и Блум в довольно юном возрасте сама поняла, что рассказывать всем о своем «шестом чувстве» не стоит — посчитали бы ведьмой, сумасшедшей или просто зазнайкой. Сначала она конечно думала, что ее «чуйка» не более, чем интуиция, но когда оказалось, что интуиция под собой не подразумевает всплывающие бестелесные призрачные говорящие видения, то осознала весь масштаб странностей, происходящих с ней. Тут две дороги: заверить всех, что она ясновидящая, или заверить себя, что она немного больная на голову. Блум долго не могла решить, что из этого было бы лаконичнее, а потому тянула до последнего, пока не забила и не приписала себе слуховые и зрительные галлюцинации, причем возникающие только в определенных ситуациях и в определенной форме. С мамой она бы не поделилась: она бы забила тревогу. С папой тоже — в его глазах она всегда была и остаётся 6-летней малышкой Блум, которая вновь придумала как бы подшутить над своим стариком.        В школе у Блум был, наверное, один единственный друг — Энди. Они разделяли многие увлечения между собой: обожали Гарри Поттера, зачитывались Перси Джексоном, горели мечтой однажды сыграть в ДнД (но при условии, что их было всего двое, а для комфортной игры им нужно было минимум три человека в свою компанию — отказались от этой идеи моментально), горели тягой к музыке, которая тесно граничила с синдромом «навязчивых грёз» Блум, правда Энди не разделял ее любви к бойз-бэндам, и наконец вместе любили после школы растянуть путь до дома, болтая обо всём и ни о чём одновременно. Энди был неказистым очкариком, не привлекающим внимание, ровно как и Блум, хотя она и была полна какой-то природной красоты, данной ей от каких-то супер дальних родственников, которых она в глаза не видела, но успешно умела прятать ее за взлохмаченными огненными волосами и вечным взглядом «в пол». И внешность Энди нисколько не помешала Блум, 12-летней девочке влюбиться в него. Это сейчас, будучи старше, она постоянно вспоминает его и себя, давние события и пытается анализировать: может это была не влюбленность? Может привязанность? Может простая симпатия к Энди, как к человеку или единственному другу, затуманила ее голову и не имела первоначально ничего общего с той самой влюбленностью, граничащей с любовью? Она не узнает, поскольку некоторые стороны человеческого сердца могут быть непостижимы даже для его обладателя. Но все это и не важно, ведь в конце концов Энди перевёлся, а смс Блум с каждой прожитой неделей требовали все больше времени для мальчика, чтобы увидеть их или ответить на них, пока сама Блум не поняла, что самое время остановится: теперь Энди видимо нашел себе новых друзей, а она осталась прожитым этапом его жизни, к которому ему не нужно возвращаться. Это давило, безусловно, но жить дальше придется, это неоспоримо, а потому Блум старалась и дальше делать вид, будто ничего не произошло и все по старому. Даже если оба обещали вырасти и пожениться, если у них не появится кто-то, кого они по настоящему полюбят. Даже если не всерьез. Даже если Энди шутил тогда, а она, наивная девочка-подросток поверила его словам, приняв их за чистую монету.       Старшая школа поначалу внушала в Блум чувство уверенности и окрыленности. Начальная, средняя школа… Да, это уже прожитый этап. Не самый позитивный, но и не самый плохой. С ней мало чего интересного произошло за то время, но теперь, вот он, новый этап! У нее обязательно все получится. Ведь неспроста во всех фильмах и сериалах показывают эту бурную подростковую жизнь старшеклассников! Значит она точно есть. И Блум наконец поймет, что это такое. Жизнь развернётся ровно на сто восемьдесят: она подружится с классными ребятами, будет общаться с ними, гулять, тусоваться, может даже впервые попробует пунш, о вкусе которого могла только гадать все эти 15 лет и вдруг даже сможет понравится какому-нибудь милому парню?       Все обязательно изменится.       Блум была уверена и полна решимости.       Но судьба так не считала.       Первые две недели Блум правда старалась. Она заставляла себя общаться со всеми, как и всегда будучи паинькой и хорошей девочкой. Но моргнуть она не успела, как внутри класса быстро выстроилась своя иерархия, а Блум оказалась где-то в ее середине с конца, близкая к тому, чтобы быть причисленной к фрикам и изгоям. И она понимала причину этого. Митси. Митси была на редкость едкой и неприятной, и она была из той категории людей, которых Блум не любила и не боялась себе в этом признаться. Самоуверенные, нахальные, саркастичные и ядовитые, и по непонятным причинам всегда в центре внимания других, а главное — пустые в понимании школьницы. Блум не старалась вглядываться в суть девушки по началу, держась позиции независимого наблюдателя и кого-то не предвзятого. С некоторой дистанции Митси и вправду не вызывала поначалу подозрений: она была довольно общительной и вроде как не грубила никому открыто. Но уже скоро чуйка Блум дала о себе знать, когда ей довелось пообщаться с Митси с глазу на глаз, и тогда она осознала, каким человеком была ее собеседница. Митси складно болтала: начинала с оппонента, медленно переключая внимание на себя. Опускала комментарии в духе «А, так где ты живешь? Ваша семья купила недавно половину дома? Ааа… Я никогда о таком не слышала, надо же, у меня ведь собственный дом с бассейном…», указывая на свое превосходство, причем, обычно на материальное, и лишь иногда — на интеллектуальное или духовное; ценности Митси при таком раскладе были предельно ясны; а также любила «подшутить по доброму» над кем-то, умело давя на потаенные и скрытые комплексы каждого, и Блум была уверена, что иногда Митси была способна создавать *новые* комплексы, о которых никто ранее и не задумывался. Так, например, брюнетка указала Блум на ее вздернутый носик, сравнивая ее с «милой хрюшкой», и с тех самых пор она так и не смогла перестать видеть это в своем отражении каждый раз, когда ее взгляд лишь на секунду задерживался на зеркалах. Митси также неоднократно заостряла внимание на том, что Блум не часто меняет свою одежду. От нее никогда дурно не пахло, она знала, но позволить себе носить каждый день новый наряд она не могла: ее гардероб был крайне скуден и она не нуждалась в новых вещах (в чем пыталась себя частенько убедить), а это по мнению Митси указывало на весьма бедное положение семьи Блум, что было не правдой, но было преподнесено как истина для других.        Флорес Блум пыталась убедить себя до последнего не точить зуб на одноклассницу, которая определенно имела влияние на других. Вердикт всегда выносился Митси, и в основном она решала, каких мнений будет придерживаться ее компания. Если Блум оступится хоть раз — ей несдобровать, она это понимала. Она ведь хотела в этом году стать другим человеком? Изменить свою жизнь к лучшему? Значит она должна стараться и становится ближе к другим, даже если к Митси.        У Блум не получилось.       Спустя пару месяцев от начала учебы Митси решила устроить у себя в доме вечеринку по случаю Хэллоуина. Приглашен был весь класс, пара ребят с классов постарше, и даже друзья Митси со средней школы. Блум буквально посчастливилось быть в списке приглашенных, ведь других задротов эта участь обошла стороной, и никто не сомневался в том, что Митси и не собиралась пристраивать у себя на вечер фриковатых ребят. А Блум отлично справилась с тем, чтобы не казаться «фриковатой». Столько усилий ей понадобилось, чтобы отпроситься у Майка с Ванессой — словами не описать. До этой поры Блум никогда не отлучалась из дома поздним вечером, что уж говорить о вечеринках, которые явно могли продлится и дольше полуночи? Но скрепя сердце родители сжалились, отпуская свою ненаглядную и единственную дочь. Они видели, как это важно для неё. Блум пообещала, что постарается уйти раньше и обязательно позвонит Майку, чтобы тот забрал ее, когда она соберётся домой.       К приготовлениям Блум отнеслась крайне серьёзно, ведь что за Хэллоуин без страшных костюмов? Она с трудом уговорила саму себя не надевать костюм Эдварда руки-ножницы, прекрасно понимая, что за люди собираются у Митси и какая реакция у них будет на желание Блум соответствовать празднику. Митси бы ещё непременно пошутила, что Блум прямо-таки ребенок, которому не хватает корзинки в виде тыквы для конфет. Избавьте ее от этих едких комментариев. Так что она решила надеть свое забавное тёмно-синее платье с узором паутины и остановится на этом. Скучно, но что поделать.       Она полная энтузиазма чуть ли не летела с лестницы вниз, готовая идти покорять всех собравшихся на вечеринке. Если не костюмом, то хотя бы своим обаянием, которое по словам Ванессы у нее было. Мама, кружившаяся в гостиной вокруг Майка, распластавшегося на диване и смотрящего бейсбол, тут же взметнула свой взгляд в сторону дочери, которая была уж слишком возбуждена предстоящим мероприятием. — Блум, милая, выглядишь очаровательно!       Ванесса взметнула ладони, складывая их вместе, а Майк тут же отвел взгляд от монитора, глядя на свою милую дочурку, чтобы оценить, действительно ли Блум нарядилась очень мило. Конечно в их глазах это было правдой. — Блум, ты пойдешь без костюма? А как же Эдвард руки-ножницы и Биттлджус???       Мужчина вскинул брови, выпрямляясь и занимая позицию собеседника, краем уха слушая речь комментатора в телеке. — Нет, пап, я ведь больше не ребенок! Там будут и ребята постарше, так что… — Постарше? Мальчики???       Глаза Майка тут же округлились, делая его похожим на мопса, а Ванесса звонко засмеялась. — Майк, перестань. Не беспокойся за нашу девочку, она ведь уже такая взрослая… Может она и вправду познакомится с кем-то, это уже в ее возрасте.       Блум краснела на глазах, начиная с ушей, старательно застегивая кофточку поверх платья. Глубокого декольте конечно не было, но любая обнаженная часть ее грудной клетки ее сильно смущала… Да она и вправду не совсем взрослая, чтобы носить что-то вызывающее. Безопасность ее тела — превыше всего. И она веселиться идет, а не флиртовать с мальчишками. Едва ли там будет хоть кто-то, кто мог бы затмить глубоко тая́щуюся в ее груди любовь к Энди, которую она не смогла пережить, а лишь засунула поглубже в потаенные уголки своего сердца, оставляя ее не закрытым гештальтом. — Мама, не говори глупостей, я хочу просто пообщаться с друзьями, только и всего. Мальчики меня не интересуют.       Майкл облегченно вздохнул, видимо неправильно поняв ее. — И правильно, от мужчин одни проблемы. Если Блум приведет в дом девушку, я даже не смогу ее осуждать за это… — Папа!       Ванесса лишь смеялась ещё больше, наконец подходя к дочери и убирая ее челку за уши, но Блум подобно капризному ребенку поправляла все обратно. — Блум, так не видно твоих красивых глаз. — Мне так больше нравится…       Девушка смущенно перекинула через голову сумку на одно плечо, поднимая глаза на маму и даже неволей выпрямляясь. — Я пойду. — Хорошо, только не забудь… — Позвонить папе, когда буду собираться. Я помню.       Блум чуть приподнялась на носочках, целуя маму в щёку на прощание, а затем проходя и к папе со спины, целуя и его, пока он рассеянно не мог выбрать смотреть ему на монитор телевизора или на дочь. — Удачи, милая! Не забудь позво… — Майк, смотри матч, мы уже все обсудили. — Ааа, да???       И он с чистой совестью уставился обратно, под голос комментатора матча, кричащего «…он промахнулся!», и Ванесса вышла вместе с Блум на крыльцо, провожая ее, и наконец, отпуская.