Gave up on what's right

Каждая течка видьядхара — это миллион проблем, подавителей, и желание того, чтобы всё, наконец, закончилось. По крайней мере так было до Цзин Юаня. Вот уже три цикла, как Дань Фэн располагается лёжа на любовнике, утыкается носом ему в шею и вдыхает-вдыхает запах, трётся где-то под челюстью и чувствует, как внутренний дракон прячет клыки. Это непривычно, сам Дань Фэн чёрта с два бы перестал скалиться, вот только против второй сущности не попрёшь — как бы от неё не открещивался. В конце концов Дань Фэн обычно стекает с Цзин Юаня куда-то ему под бок, а потом отстраняется и приваливается грудью к постели. Он вскидывает бёдра и прогибается в пояснице, демонстративно так, приглашающе, утыкается лицом в сгиб локтя и буквально чувствует, как прозрачная, чуть вязкая смазка стекает каплей по бедру. Дрожь желания гуляет вдоль позвоночника, заставляя только прогибаться сильнее и поджиматься; драконьи рога едва заметно мерцают, а эфемерный хвост выгибается в сторону от бёдер. Цзин Юань переводит взгляд, да так и замирает, пока разглядывает восхищённо прогиб спины, поясницу, вскинутые крепкие бёдра, влажно блестящие от закатного света подтёки смазки. Он приподнимается, не отводя взгляда, невольно касается кончиком языка нижней губы, чувствуя, как слюноотделение слегка увеличилось, а член чуть дёрнулся от заинтересованности происходящим. Дань Фэн до невозможности привлекателен в этот момент, и Цзин Юаню не нужно намекать дважды, он сам понимает, что от него требуется. Цзин Юань плавным, слитным движением поднимается с постели и перемещается назад, так, чтобы партнёр не мог его видеть. Отчасти это даже похоже на сенсорную депривацию, но если Дань Фэн захочет, то он всегда сможет повернуть голову и оглянуться через плечо. Но тот не поворачивается, не пытается проследить — предпочитает не видеть, а отдаваться только ощущениям. Цзин Юань не начинает сразу с этих призывно вскинутых бёдер, нет. Для начала он нависает сверху, однако старается сделать так, чтобы член даже вскользь не задел ягодицы, а хотя бы сбоку от бедра прижался. Видьядхара под ним недовольно ведёт бёдрами, но молчит, отлично знает, что стоит немного подождать, и всё обязательно будет. Цзин Юань касается губами плеч Дань Фэна, покрывает их влажными поцелуями, трётся колючей щекой о загривок и широко ведёт языком по чуть выступающим позвонкам. Дань Фэн старается расслабить линию плеч, пусть даже в такой позе это и максимально неудобно, вытягивается, глухо что-то выстанывает. У Дань Фэна отлично проработанное тело, и это всегда одно удовольствие — оглаживать широкую спину, наблюдать за тем, как тот сводит лопатки, как под кожей перекатываются литые мышцы, как он старается прогнуться ещё сильнее, круче, буквально стелется грудью по постели. Цзин Юань успевает огладить вздымающиеся от дыхания бока, вскользь коснуться живота и самого низа, раздразнивая, но не обхватывая ладонью. Отсюда отлично видно, как сжимаются и расслабляются мышцы, как смазка стекает вниз по нежному месту с выделяющейся венкой, как прозрачными вязкими каплями остаётся на поджимающихся яичках. Цзин Юань не отказывает себе в удовольствии пристроиться к этим ягодицам. Дань Фэн вздрагивает от интимного касания губ, переступает коленями и разводит ноги для удобства немного шире. Цзин Юань покрывает ягодицы поцелуями, кусает чувствительно, но так, чтобы не отпечатывать глубоких следов, проводит по коже языком, оставляя влажные дорожки. Смазка имеет специфический привкус, неожиданно приятный, необычный. И ему даже кажется, что запах только усилился, стал гуще, насыщеннее. Может, ему так кажется, потому что окна закрыты? А, может быть, всё дело в том, что с прошлой ночи Дань Фэн не принимает супрессанты. Вероятно, его тело настолько привыкло к постоянному подавлению, что без привычной дозы медикаментов старается избавиться от их влияния, раскрывается, предчувствует конец течки, и инстинкты толкают получить от этого состояния максимум возможного. Дань Фэн всегда пахнет, как море и раскалённая сталь. И сквозь этот запах пробиваются тонкие нотки чего-то ещё, обычно подавляемого препаратами. Цзин Юань вновь припадает губами к ягодицам, целует их, чувствительно кусает, а потом всё-таки широко ведёт языком от самой мошонки к сжимающимся мышцам прохода, давит на них языком и слегка проталкивает кончик внутрь. У него у самого внутри всё поджимается от спазма возбуждения, от жаркой волны, прокатившейся по телу, а что уж говорить про Дань Фэна. Того и вовсе выгибает, когда влажный язык раздвигает сжавшиеся мышцы, он уже не сдерживаясь стонет, поощряя к действиям дальнейшим, ёрзает по постели и прихватывает пальцами простыни. Цзин Юань приподнимается на коленях, окидывает взглядом потрясающий прогиб поясницы и на пробу несильно прихлопывает ладонью по вскинутым крепким ягодицам. — Не опускай. Так и держи. В голос прорываются отчётливые ноты приказа. Дань Фэн тут же скалится на приказной тон, даже взрыкивает что-то негромко, но бёдра послушно держит достаточно высоко над постелью, только коленями переступает, от чего крепкие мышцы ягодиц напрягаются и расслабляются. Цзин Юань разогревает кожу прикосновениями правой ладони, ощутимо, но пока далеко не сильно прихлопывает, потом — до звучного, хорошо слышимого шлепка. Дань Фэн вздрагивает, но не закрывается, наоборот даже. Цзин Юань наблюдает за тем, как кожа розовеет, это на самом деле отдельный вид удовольствия — наблюдать за таким, успокаивает раздражение оглаживанием, постоянным неразрывным контактом ладони и ягодиц. Затем, без всякого предупреждения — следующая серия шлепков, от которых розоватое переходит в покраснение, от которых даже сама ладонь разогревается и слабо гудит после каждого размеренного удара. — Всё в порядке? Цзин Юань обязан спросить, безопасность — самое главное правило. Если что-то вдруг пойдёт не так, то он должен тут же прекратить. — Эоны… да! — Дань Фэн даже запинается, отвечая не сразу. Он дышит поверхностно, облизывает пересыхающие от дыхания губы и ёрзает, подставляется. Правую, тёплую от шлепков ладонь заменяет левая, почти что холодная на контрасте. Цзин Юань плотно прижимает её к левой ягодице, даёт ей немного согреться от контакта с разгорячённым и подготовленным телом, а затем возобновляет размеренные, звонкие удары, которые отдаются эхом где-то в сознании. Внутри ворочается что-то непонятное, ведёт носом и удовлетворённо скалит клыки, но оно всё ещё голодно, хочет, требует своё. Наконец Цзин Юань обеими ладонями сжимает подрагивающие бёдра, оглаживает их поощрительно, успокаивающе. Он плавно сводит руки на ягодицах вместе, чтобы иметь возможность прикасаться везде, где необходимо, и замечает на одной из ягодиц яркий, отчётливый отпечаток ладони. И, кажется, следы от зубов, которые сами по себе скоро сойдут с кожи. Дань Фэн так удачно подставляется, что даже менять позицию абсолютно не хочется. У него бёдра дрожат, он практически ложится на постель, но помнит приказ и вновь старается приподняться. Цзин Юань слегка давит большими пальцами на проход и немного растягивает упругие стеночки в сторону, подготавливает, следит, чтобы не повредить партнёру, хотя такое обильное количество смазки должно максимально сгладить и облегчить проникновение. Он пережимает себя у основания, укладывает член прямо на ложбинку меж ягодиц и трётся прямо так, раздразнивает [как будто знает, что дракон сам попросится на член, если захочет ощутить его в себе как можно скорее]. Цзин Юань оглаживает чуть скользкими ладонями прогиб поясницы, следит за сведёнными вместе лопатками, и ему самому всё больше хочется толкнуться бёдрами ближе и протолкнуть член сразу же на всю длину, по растянутому ночью и так текущему сейчас. — Дай мне… — невнятно, просевшим голосом просит Дань Фэн. Он не может толком сформулировать мысль, поддаётся бёдрами назад в надежде на то, что удачно прижавшаяся к проходу головка сама проскользнёт внутрь прямо по смазке, а дальше останется только ловко пропустить в себя на всю длину. Дань Фэн не скулит, как это делал бы любой другой дракон на его месте, но гортанно стонет, всячески прижимается к партнёру, уже даже подумывает о том, чтобы опрокинуть того на постель и забраться на него сверху. Так больше возможностей получить желаемое. Цзин Юань и толкается внутрь, не выдерживает всё-таки первым. Плавно, неторопливо, зато не останавливаясь до тех пор, пока пах не прижмётся к ягодицам, пока не ощутит, как мышцы плотно сжимаются вокруг. Дань Фэн длинно выдыхает, прогибается, кажется, ещё круче, и плотно насаживается, с внутренним удовлетворением ощущая наконец, заполненность. Ладони сами собой опускаются с поясницы на спину, Цзин Юань наваливается сверху, вжимает Дань Фэна собой в постель, а ладонью давит прямо между лопаток, не позволяя подниматься, даже толком сделать глубокий вдох не позволяя. Этому чему-то внутри нравится такая безраздельная власть, оно насыщается ей жадно, ненасытно, требуя большего, пока дают. Цзин Юань и берёт всё, что ему предлагают, и отдаёт не меньше взамен, буквально всего себя. Толчки в тесноту тела становятся точнее, сильнее, размеренными и не слишком-то медленными. Цзин Юань то позволяет члену почти полностью выскользнуть наружу, чтобы внутри оставалась только головка, придерживающая мышцы раскрытыми, то вытаскивает едва ли наполовину, чтобы тут же с силой загнать обратно внутрь. Дань Фэн чувствует, что у него колени разъезжаются от такого напора. Он стонет в голос, вжимается в постель и опускает бёдра вниз, пусть даже приказ не стоит игнорировать, иначе… иначе что? Это внутренний дракон подставляется и хочет угодить доминанте, что и вызывает диссоциацию в голове самого Дань Фэна. Он вцепляется пальцами в простыню, та ощутимо трещит, но сейчас так не до этого; он только бёдра старается удерживать разведёнными, чтобы Цзин Юань продолжал толкаться внутрь так точно и глубоко. Потом уже Цзин Юань убирает ладонь с лопаток, позволяя сделать полноценный вдох, и тут же не сильно, но уверенно тянет за волосы, чтобы Дань Фэн приподнялся, упёрся в постель хотя бы локтями. Дань Фэн и приподнимается, вскидывает голову вслед натяжению. — А бёдра опускать, — рычание и отчётливый шлепок по бедру, — никто не разрешал. Дань Фэн весь напряжён как струна, и Цзин Юань скользит ладонью под него, оглаживает живот, затем грудь, придерживает и не даёт упасть обратно на постель. Дань Фэн ему за это благодарен, потому что ноги держат плохо, но он находит удачный баланс, когда упирается в постель не только коленями, но и локтями. При этом Цзин Юань старается не останавливаться, только растягивает удовольствие точными, размеренными толчками, которые с каждым пошлым шлепком подводят к балансировке на самой грани. Цзин Юань обхватывает пальцами горло Дань Фэна, держит таким образом его голову приподнятой и практически ложится грудью ему на спину, продолжая толкаться внутрь в ритме, который так сейчас подходит им обоим. Дань Фэн сглатывает, кадык движется по внутренней поверхности придерживающей горло ладони. Цзин Юань утыкается носом ему за ухо, вдыхает-вдыхает запах, трётся носом о то же местечко, а затем в голове что-то щёлкает, заставляя его толкнуться внутрь тела особенно глубоко. Запах. Запах перед ним раскрылся полностью. Море, раскалённая сталь и бергамот. Вот почему он с утра так принюхивался к чаю, как будто подсознательно уже понимал. Цзин Юань широко ведёт языком по плечу Дань Фэна, собирая солоноватую испарину. Густой и сильный запах забивает все рецепторы, он чертовски привлекательный, тянет ещё ближе, максимально близко, насколько это только возможно. Цзин Юань откровенно дуреет, тычется носом в изгиб шеи, ближе к плечу. Чувствует, как десну начинает саднить, как будто простые человеческие клыки начинают увеличиваться. Дань Фэн реагирует быстрее. Зубы смыкаются на пальцах, прикрывающих шею. Оставляют на фалангах и костяшках кровящие раны. Цзин Юань откровенно рычит, низко, выбрирующе, и попыток при этом не оставляет, всё ещё жаждет добраться до того места ближе к плечу и впиться в него зубами, прокусить, ощутить одуряющий привкус крови на языке. Ещё немного, и от того, как узко и плотно сжимаются мышцы вокруг члена, он сам кончит, впервые прямо внутрь. — Цзин Юань! Дань Фэн натурально вскрикивает, когда пальцы обжигает болью, но боль эта на удивление приятна. Он прикрывает шею рефлекторно, чувствуя агрессивно-возбуждённый напор настоящего доминанта, дрожит и дышит часто-поверхностно, даже соскользнуть не пытается. Не получится. И совершенно не хочется. Дань Фэн от очередного сильного толчка соскальзывает корпусом по постели, выставляет руки, только чтобы не удариться головой об изголовье кровати, и Цзин Юань тут же пользуется этой возможностью. Клыки прорезают кожу и вгрызаются прямо в мышцу, сильно, цепко, лишая возможности этому хоть как-то помешать. Раны от клыков кровят, кровь попадает в рот и на язык, и этот привкус действует опьяняюще, Цзин Юаня ведёт ещё больше, он сжимает челюсти сильнее, вгрызается и не совсем осознанно оставляет знак принадлежности, буквально отпечатывает его в коже, под кожей. Кажется, Дань Фэн кончает только от ощущения впившихся в шею клыков. Цзин Юань слишком остро чувствует резкое сокращение мышц, когда Дань Фэн кончает в первый раз от одних только зубов на шее, замедляется и толкается внутрь тела неторопливо, глубоко, с оттягом из-за того, что сократившиеся мышцы пропускают с трудом. Звук собственного имени отдаётся мелкой дрожью и концентрацией внимания, Цзин Юань ещё раз с удовольствием услышал бы, как Дань Фэн зовёт его срывающимся от ощущений голосом. Во многом благодаря лишь обильной смазке получается толкнуться до самого основания и замереть так, подрагивая от дикого желания, густого и по-настоящему привлекательного запаха, отчётливого привкуса крови на языке. Кровь пачкает не только язык, но и губы, частично подбородок даже. Цзин Юань вжимается прямо в ягодицы, кончает внутрь — впервые — и даже не собирается отстраняться, не собирается отпускать от себя видьядхару, своего дракона. Его тянет вылизывать крепкую шею партнёра и вновь впиваться в неё клыками, чтобы следы остались как можно более чёткими и глубокими. Цзин Юань буквально наваливается на Дань Фэна, подминает под себя, не позволяет ему отодвинуться или вскинуться. Мышцы прохода внезапно становятся слишком узкими, Цзин Юаню кажется, что Дань Фэн снова сжимается, но это не то, что-то не так. Это с самим Цзин Юанем что-то не так. Если бы он среагировал раньше, то успел бы вытащить член до того, как узел набухнет и произойдёт склещивание, до того, как их крепко сцепит между собой. На самом-то деле он не хочет отстраняться, он вообще не собирается отпускать любовника от себя. Только рычит угрожающе, когда тот делает попытку соскользнуть, и толчком бёдер загоняет член глубже. Мышцы прохода тут же плотно смыкаются за узлом, Дань Фэн, кажется, кончает второй раз, вхолостую, и Цзин Юань наваливается на него сверху, придавливает собой, своим весом, как следует прижимая к матрасу и удерживая в таком положении. Узел внутри полностью твердеет, лишая возможности расцепиться, а клыки всё ещё впиваются в воспалившуюся шею, не выпускают из хватки. Дань Фэн сдавленно стонет от распирающего изнутри ощущения. Узел закрывает плотно, мышцы сжимаются за ним рефлекторно, запечатывают внутри до тех пор, пока не спадёт и не сможет выскользнуть безболезненно. Цзин Юань дышит глубоко, загнанно, не может толком прийти в себя. Он сам до конца не осознаёт, что произошло, и медленно, очень медленно разжимает хватку челюстей. Кровь потекла сильнее, Цзин Юань тут же ткнулся носом Дань Фэню за ухо, чтобы вновь уловить запах, который буквально свернул перед ним всё ограничения: море, раскалённая сталь и бергамот. Только сейчас запах ощущается настолько остро, полно, будоражаще. Вкусный и привлекательный. Двигаться не хочется, кажется даже, что двинуться сейчас и попытаться разъединиться будет чертовски больно. Цзин Юань опускает голову, касается языком воспалённой, глубокой раны, принимается вылизывать её, вычищать, собирать подтёки крови и заласкивать боль. Он двигается совсем немного, только чтобы улечься удобнее, и его как будто прошивает от самого копчика до загривка. Зверь внутри удовлетворённо урчит, требует близости, тепла, требует сполна одарить Дань Фэна и хотя бы немного получить взамен. Это выматывающе, но абсолютно ни с чем не сравнимо, конкретно эта течка проходит ощутимо на несколько уровней более открыто, страстно, так, как и должна по природе своей. Зверь внутри требует полной и неразделённой близости со своей парой, к которой он уже несколько десятков лет принюхивался, вокруг которой нарезал круги и присматривался, но всё никак не мог подобраться. А тут носитель сам снял с него намордник и спустил с крупной цепи. Цзин Юань опускает руку, оглаживает ладонью бок своего партнёра, сжимает немного и скатывается в сторону, одновременно с этим потянув Дань Фэна на себя. Отчего-то ему кажется, что так, на боку, перенести сцепку будет гораздо легче и приятнее. Он утягивает партнёра в крепкие объятия, продолжает вылизывать его шею и плечо, касается кончиком языка наполняющихся кровью лунок и аккуратно вычищает их, держит рану чистой и аккуратной на вид. Аккуратной, не считая того, что это овальный след от впившихся зубов и крупных клыков. Цзин Юань проводит кончиком языка по собственным зубам, словно пробует и пытается убедиться. Клыки и правда увеличились, десну из-за этого саднило. Он не чувствовал всего этого раньше потому что слишком был опьянён близостью и желанием этой самой близости. А вот сейчас — почувствовал. Клыки постепенно уменьшаются, но не убираются до конца, до привычных человеческих размеров. Цзин Юань вновь проводит ладонью по бедру Дань Фэна, плавно ведёт ладонью выше, соскальзывает на низ живота и размазывает по коже редкие белёсые капли, которые не оказались выплеснутыми на постель. Он хочет, может быть, перехватить ладонь Дань Фэна и привычно переплести пальцы — их личный, тихий жест, — но, опустив взгляд, видит кровь и на фалангах, и на костяшках. Кое-где неровно содрано зубами, кое-где — мелкие ранки от клыков. Взгляд застывает на укушенных ранках на пальцах. Цзин Юань медленно моргает и вновь смотрит на шею, на ярко алеющую метку. Запах всё ещё привлекает его, заставляет заткнуть тревожные мысли куда-то подальше, и пока что находиться рядом, выласкивать дракона, пока длится сцепка, покрывать плечо неторопливыми поцелуями. Сколько должно длиться это состояние? От пятнадцати минут до часа? Цзин Юань не знает. В заднюю стенку черепа одиноко бьётся мысль «Дань Фэн не хотел быть повязанным», эта мысль напрягает его, а зверь внутри вскидывается и недовольно ворчит, сверкает глазищами в сторону метки. Моё. Вот так просто. Мой. Всего одного слово.