Lana Del Rey – Playing Dangerous
— Да ты посмотри! Понравилась ты этой мадам, похоже! — Да отстань. Методично пихнув мускулистым плечом девушку по её плечу, брякнув ремешками куртки, сержант шаркающей походкой двинулся в сторону выхода, сначала разогнавшись, а потом примкнув к толпе медленно выходящих полицейских у двери. Даже не оглянулся, хотя ему вслед смотрели с почти нескрываемым то-ли недовольством, то-ли смущением. В комнате переговоров повисла рабочая тишина: именно такая, потому что один за одним обладатели синей формы покидали штаб, оставляя после себя только тик часов, шум компьютеров и сканеров. Только лишь за окном пищали мелкие птицы, цепляясь за металлическую серую решётку забора, что начинало нервировать оставшуюся в помещении. Через участок в день проходит сотня дел: каких-то несерьёзных, заведомо ложных или же, наоборот, примечательных настолько, что заставляют весь штаб работать днём и ночью. И это первая её рабочая неделя после училища. Первая неделя допуска к настоящей, желанной работе. Первая ночная вылазка на место происшествия, знакомство с коллегами-пожарными и, кажется... новый поклонник. Джинн не помнит, с чего это всё началось, но отчётливо помнит тот момент, когда её вызвали на место, как она ехала через тьму ночи и дыма к точке. Мечтания ни к чему особому не привели и, залипнув несколько мгновений на серо-синие частички, из которых состоит пол в помещении, девушка всё же поднялась со стула, прерывая тишину своим размашистым тяжёлым шагом, двигаясь к комнате для допросов. Кажется, учредитель порядка не должен выглядеть растерянно или враждебно? Почему тёмное отражение отзеркаленных стёкол отдельных офисов, которые попадаются на пути, выдаёт такое уставшее и измотанное лицо? Это всего лишь была одна бессонная ночь! Впереди ещё сотни таких! Тихо открывает дверь в комнату с серыми стенами. На неё с порога уже цепляется чужой изучающий взгляд, будто именно её всё это время ожидали, не думая ни о чём другом. Подозреваемая не была напугана или зла, как многие, а попаданием в полицейскую рутину её выдавал лишь усталый сонный взгляд, гарантируя обыск в пол ночи и краткосрочный сон на жёсткой койке камеры с дальнейшим резким поднятием. — Это вы! Я так рада хоть каким-то знакомым лицам в этом змеином логове... Внутри офицера прошёлся непонятный холодок от ночных событий, когда она увидела, как задержанная жадно облизнула губы. Это ощущалось, почему-то, особо неприятно. С грохотом документация падает на стол. — За оскорбление представителей правоохранительных органов вы можете получить срок, если я передам ваши слова людям выше. Будьте аккуратны, — кривится, но не позволяет себе выражений. — Меня держит только ваш прекрасный голос. Вижу, с ним всё в порядке, хотя ночью столько на холоде находились и хрипели... Тут Гуннхильдр срывает от всех этих пошлостей. Она говорит "Знай свои границы!", пытаясь придать своему голосу строгости и грубости, – фраза эхом расходится по пустоте помещения, – потому что она – полицейский, она – сила и не должна краснеть под каждым комплиментом, невольно сжимая кулаки то-ли от неуверенности, то-ли чтобы как раз придать себе эту напускную уверенность. Другая бесстыдно смеётся, ведь по заявленной субординации она просто обязана подчиниться. С радостью. Любое сказанное слово будет использовано против неё, но это и не волнует. Взгляд следит за тем, как хранитель порядка подцепляет пальцами край воротника и нервно поправляет после ещё одного полученного едкого комментария. Новички все такие, похоже. Живой взгляд задержанной девушки сидит именно на Джинн, и всегда был на ней. Будто хочет сказать намного больше, чем говорит сейчас. И даже не профессиональными навыками, а чисто человеческой эмпатией Гуннхильдр чувствует, что личность она интересная, умная и в данный момент вершащая свой план. Всё остальное – привлечение внимания. — Мне нужны ваши показания. Я задам несколько вопросов, — Джинн садится напротив и кладёт ладонь на папку с фотографиями и записями, обратно переходя на формальности. — Как же я буду говорить, если меня так схватили? Госпожа офицер, освободите мне руки, пожалуйста?Everybody knows that I'm a,
Все знают, что я,
Good girl, officer.
Хорошая девочка, офицер.
No, I wouldn't do a thing like that,
Нет, я бы не сделала ничего подобного,
That's for sure.
Это точно.
Джинн даже не дёрнулась, но очень удивилась, как с точностью назвали её звание. По-хорошему, ей нужно выполнять свою работу, а не заниматься пустой болтовнёй, но внутренняя доброта не позволяет отказать. Вообще казалось странным, что подозреваемую приковали наручниками к столу. Обычно так делают только с теми, кто буянит, а та спокойно сидит, улыбается, лишь соблазняюще сползая на стуле бёдрами назад, будто ложится на стол. Стул скрипит, когда с него встали. Парой шагов офицер подходит к наручникам, снимая их. Освобождённая девушка потирает запястья, принимая ещё более раслабленную позу, складывая руки себе на колени в замок. — При других моих коллегах, полагаю, ваше поведение представляло сопротивление, потому последовали такие меры, — начинает, когда возвращается на своё место. — Я поверю на первый раз в ваше хорошее поведение. — Я не подведу вас, госпожа офицер. Доставая документы, малость вчитываясь в кусочки текста, мелькающие перед глазами, Джинн поджимает губы от такого обращения. Ещё не было так неловко при общении со штатскими на работе. Однако, продуктивность захватывает голову, позволяя заняться расследованием. — Значит, можем начинать? — Теперь с радостью помогу. Допрос начат. В его ходе Джинн всё больше замечает для себя особенности передачи информации. Лиза, – так звали подозреваемую, – имела достаточно грамотную речь, большой словарный запас и хорошие навыки рассказчика. Слушать её было и приятно, и информативно, без трудностей получая огромный блок информации о деле. Краткий пересказ жизненной позиции и деятельности лишь больше подогрел интерес к этой, на первый взгляд, ничем не отличающейся девушке. Джинн прикладывает кончик ручки к губам, задумываясь о будущей карьере этой девушки, в голове которой каждый пункт звучит как противоречие следующему: студентка филологического, связывающая свою жизнь с музыкой. Тихая жизнь в документации или яркость в софитах? Что ж. Она превосходная певица по всем параметрам. Местами Лиза щурится от ярких ламп, пытаясь прикрыться, – показывает, что болит голова. Очень болит. Вовремя вошедший напарник, который принёс результаты анализов на вещества, ещё больше убедил офицера в том, что девушка просто была пьяна и пытается восстановиться с похмелья. Она не делала ничего незаконного. Пока. И даже когда подозреваемая погружается в воспоминания, утыкаясь носом в рукав полностью прокуренного пуловера, Гуннхильдр наблюдает за её зелёными серьёзными глазами, сама падая в мысли больше того, кого опрашивает, и понимает, что Лизе верить можно.The house was already on fire,
Дом уже горел,
I swear, I'm not a liar.
Клянусь, я не лгу.
Well, I'm a little shaken,
Ну, я немного потрясена,
But I'm fine, thanks for asking.
Но я в порядке, спасибо за вопрос.
— Как ваше физическое состояние сейчас? — Уже переживаете? — сдерживает улыбку. — Я в порядке. — Угум... хорошо... — зарывается в бумагах полицейский не зная, был этот вопрос ещё одной формальностью или уже личным интересом. Ещё парочка коротких рассказов, которые смог выдать молодой усталый мозг на такие же усталые вопросы Гуннхильдр, сверлящей взглядом то железный холодный стол, на который нормально и не опереться руками, то на стену за головой задержанной. Знает, что по ту сторону пуленепробиваемого стекла никто не сидит, потому что пол отдела уехало домой отсыпаться. — Значит, вы готовы сотрудничать со следствием? — начинает подводить итоги Джинн, задавая радостный для себя вопрос. — Да, это несложно. Я не скрываю ничего важного от вас, — и, видя на себе непонимающий взгляд, объясняет. — ничего важного, что может касаться следствия. Звучит как приятное облегчение. — Тогда поспешу сообщить, что вас пока отпускают из участка, но так как вы являетесь фигурантом в деле, то действует запрет на выезд из города и... — Постойте, — Джинн замолкает. — простите, что перебила, но у меня есть одно условие, при котором я согласна помочь, — Лиза придвигается ближе к столу, мысленно пытаясь дотянуться до собеседника. — Лично к вам. — Лично ко мне? — переспрашивает. — Да, — выдерживает паузу подозреваемая. — Сходите со мной на свидание. Тогда... я вся ваша, — смеётся, пока Джинн внутренне всю переворачивает от этих резких пошлостей. — в рамках расследования.Tell me do you always,
Скажите мне, вы всегда
Work alone so late?
Работаете в одиночку так поздно?
Gosh, I don't lit if I,
Чёрт возьми, я не горю, если я
Stand in here in my nightgown.
Стою здесь в ночной рубашке.
Вот и вскрылся этот интерес. Офицер почувствовала какое-то неприятное чувство по всему телу. Казалось, что она сидит без одежды, без защиты, без какого-либо оправдания. Что это? Это страх. — Я не знаю, что вам ответить на ваше условие, — Джинн резко встаёт из-за стола, спеша покинуть место. — Вы нравитесь мне! И только вы! — Лиза повышает голос, пытаясь успеть за уходящей. — Прошу, подумайте над моим предложением! Я всё скажу! Её рука тянется к чужой руке, но девушка вовремя себя осекает, так и не докоснувшись до полицейского. Джинн же на это успевает отвести руку назад, сторонясь подобных жестов. — Поберегите свои замечания для следующих встреч. Дверь хлопает, принося в помещение сквозняк. Сразу в комнату допросов входит дежурный, провожая недоумевающую Лизу с допроса. Сейчас её волнует только ответ на данное предложение встречи. Полицейский спешит зайти в тупик коридора – ответвление, где стоял кулер. Обычно там никто не ходил, да и место было слишком неприметным. Можно расслабиться. Набрав себе немного воды, Джинн расслабляет плечи, откидываясь к стене. Что она может сделать, если просто выполняет свою работу, а та медленно начинает настигать и её обычную, гражданскую жизнь? Что она может сделать, если этот человек правда может сильно помочь в сборе улик и показаний, и его нельзя терять, но поставлено условие... Где границы профессионализма? Остаток рабочего времени прошёл в молчании. Джинн старалась не общаться с коллегами, чтобы не потерять свои важные мысли. Что было связано с документами или с увиденным на месте происшествия было записано в ежедневник, а остальное девушка так и унесла с собой в мыслях, когда уходила домой, – после обеда её отпустили домой отсыпаться к следующей смене. По возвращению домой Гуннхильдр не видела перед собой ничего, кроме мягкой постели. Когда голова докоснулась подушки, стало легче. Тело уже начинало расслабляться, когда вся форма была наконец скинута и аккуратно сложена рядом с кроватью. Конечно, стоило сейчас поспать, а потом заняться делами по дому, но множество разных мыслей начинали тормозить все построенные планы. Задёрнутые шторы пытаются спрятать спальню от солнечного света, но до конца это не осуществимо: на улице яркое зенитное солнце, кипит жизнь, никто и не думает о сне кроме таких же работяг, которые только возвратились со своих смен домой к семьям. Офицер накидывает на нижнюю часть тела плед, пытается поймать какую-то частичку уюта и тепла, одновременно с этим вспоминая события при ночном задержании.Do you really have to put,
Вы в самом деле должны надеть на меня
Those tight handcuffs on?
Эти жёсткие наручники?
Looking at me, then suddenly.
Он посмотрел на меня, и вдруг...
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Специфичный запах от пожара распространяется всё дальше и дальше, проникая в одежду и кожу. Серость сменяется яркими красками, играющими тенями на любой свободной поверхности или человеческом потрясённом лице. Джинн за маской серьёзности пытается скрыть волнение и желание разбегаться, помогая всем. Но, сдерживая порывы геройствований, она отдаёт дело пожарным, ликвидирующим последствия, а также капитану полиции, который дал ей главенство над одной девушкой, ведущей себя совсем странно. Она ногой наткнулась на какой-то штырь, распоровший ей остаток одежды и сделавший рану на бедре чуть выше колена. Пока врачи оказывали первую помощь, девушка приглаживала себе по голове, что-то бормотала и иногда хныкала, пока рану обрабатывали и перевязывали. Однако, короткая майка и разорванная юбка почти ничего не прикрывали: холод отрезвлял её, давал замёрзнуть. Чтобы это предотвратить, раненная вцеплялась в принесённый офицером плед, укутываясь, а когда с ногой закончили, то тот участок она прикрыла своей кофтой, перевязывая её вокруг талии. Госпитализация ей не требовалась, потому сразу состоялось задержание. Джинн всё это время стояла рядом, оглядывая работу врачей сверху вниз. Ну и не только то, как врач обматывал бедро. Эти красивые руки, держащие края накидки, фигуристое дрожащее тело, длинные стройные голые ноги, на которые нацеплены лишь потрёпанные кеды. На секунду полицейский мысленно ругнулся на себя, пытаясь уйти от рассматривания. После всего фельдшер, не поднимаясь, молча мотает головой на вытягивание наручников офицером: — Не заламывайте. Она потянула плечо. — Разберусь. Спасибо за помощь, — отвечает Джинн с холодом, подходя к раненной. На фоне продолжает орать полицейская сирена и слышны голоса работников специальных федеральных служб. Два шага, и Гуннхильдр свысока следит за девушкой, поднимающей на неё взгляд. Это было... слишком неожиданно. Уставшая, едва вменяемая, она, не предлагая выпить вместе с ней, пьянила своим образом, рождая в чужой голове желание лишь поскорее прикоснуться к ней из-за резко появившегося интереса. Джинн ещё не видела настолько красивых глаз. — Значит, я теперь... с вами? — усмехается собственному вопросу сидящая. — Вы задержаны по подозрению в поджоге и распространению наркотических веществ, нам нужно проехать в участок. Девушка на ответ поджимает губы в улыбке, но ведёт себя совершенно спокойно, медленно поднимая обе руки, давая запястья полицейскому, как и положено. Джинн думает, что это спокойствие обусловлено тем, что от любого резкого действия пьяную поведёт в сторону. То было правой. Всё же отбросив все сомнения, офицер просто склоняется, подавая руку, чтобы помочь подняться. Когда они сравнялись, задержанная пару секунд жмурится, будто готовится обратно упасть, но всё же приходит в себя, когда на руках захлопываются наручники – полицейский придерживает одними пальцами чужие запястья, стараясь делать это не грубо. Нарушая порядок задержания оставлением рук спереди, она ловит благодарный взгляд. — Простите. Холодно, — почти шепчет девушка, намекая на плед, упавший с её плеч, когда она вставала.Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
Полицейский хмыкает на намёк, быстро ловит упавшую накидку, снова укутывая ею просящую это сделать. Концы пледа сводит на груди, что даёт дотянуться до них задержанной – та мгновенно поднимает сцепленные руки, придерживая концы, чтобы уж точно ничего не упало. А на её лице вся та же радость и счастье, которые появились при первом зрительном контакте... будто это не её заковывают и лишают свободы. — Ступай, — приказывает Джинн сзади, приближая их к своей машине. Одна шатающейся походкой идёт по указанию, другая сзади следит за этим действием, украдкой поглядывая назад, на остальных участников процесса, чувствуя некое отчуждение от мира в этой смеси гари, ночной росы и холода, пока события как картинки сменялись, мелькали перед глазами. Поднимает руку к лицу, пару раз вдыхая через перчатку – одежда уже впитывает в себя эту гадость. Нужно скрываться. — А знаете... — начинает ведомая, но решает замолчать, не доставая вопросами. Офицер лишь с непониманием поднимает бровь, утыкаясь взглядом в её затылок. Машина Джинн находилась чуть подальше, чем стояли другие, находясь как раз у входа в местный сквер – огороженные тенями машин скорой помощи, во тьме они садились в авто. Вдвоём. Большинству фигурантов требовалась госпитализация и помощь медиков, так что Лиза, во-первых, была одной из немногих, кто мог сам поехать в отдел, а во-вторых, она была первой, кого вытащили с места происшествия, по совместительству и преступления. Напарник Гуннхильдр самоустранился от неё, оставаясь помогать капитану, так что Джинн получила приказ немедленно ехать. Таким образом ей досталась задача вести подозреваемую в одиночку. Можно было выдохнуть – конечно, слежка предусмотрена, и без разрешения офицера девушка не имеет права и шага в сторону сделать, но, по крайней мере, она не была буйной и не требовала жёстких мер. Так казалось. Джинн открывает дверь машины к задним местам, сбоку подавая руку. — Я сама, — кидает задержанная на галантность, плюхаясь на сиденье, оставаясь ногами ещё на корпусе автомобиля, а не в салоне, как бы залезая только на половину. Оценивая пару мгновений ситуацию, полицейский решает пристегнуть девушку из соображений безопасности: доехать им нужно целыми, и пока одну из них шатает так, что любой резкий поворот может стоить ударом в голову о дверь или передние сидения, то лучше, если она будет с ремнём безопасности. Джинн, придерживаясь рукой за корпус машины, ныряет в темноту вслед за задержанной, как только ухватывает скобу пряжки на ремне, одной ногой пробирается в салон, – но на этом моменте начинается сущее буйство. Задержанная, оживляясь, пинает ногой ногу полицейского, заставляя упасть, и пока Гуннхильдр пытается сдержать равновесие, прилетев коленом на сиденье, а левой рукой на его спинку, девушка ловит руками её лицо, за щёки, притягивая на себя. В паре секунд Джинн чувствует на своих губах чужие, со вкусом алкоголя и каких-то сладостей, пугается и, полная шока, издаёт короткий стон, подаётся назад, руками уцепившись в открытые плечи – плед снова сполз. Это было очень агрессивно и жёстко, девушка была вжата в кресло, но за ней не наблюдалось ужаса: только лёгкий испуг и интерес, будто вся её жажда ограничивалась на доминировании над собой. Она сделала это намеренно...I've been bad, I've been wrong,
Я плохая, я была не права,
Playing a dangerous game.
Играя в опасные игры.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
Полицейский ещё раз опешил, убрал дрожащие руки с плеч, вспомнив слова врача, с полным непониманием, есть ли вообще у этой девушки совесть и осознание, что её могут посадить. Кошмар. — Вы что творите?! — слишится хриплое. — Очень захотелось попробовать ваше очарование, — приходит спокойный ответ. Поднимая руки от чужого тела, Джинн пытается сдержать шок от действа и от видения того же веселья, что было на молодом лице всё это время: не видно, что подозреваемая боится физической силы или иных мер. Будто жаждет их. С этими мыслями и воспоминаниями офицер широко раскрывает глаза, ощущая учащённое дыхание и тот же накативший стресс. Уже которую минуту она лежит и вспоминает детали ночи, которые кажутся постыдно интимными, мешая ту сцену коротенького поцелуя с условием, которое ей эта же наглая девушка поставила часами ранее. Рядом на постели лежит телефон и, открывая мессенджер, Джинн на секунду прогоняет тему с изъятием вещей, думая о том, отдали ли Лизе телефон, но всё же находит в галерее фотографию личных данных, переписывая оттуда телефон в поисковую систему приложения, мысленно задерживаясь на фамилии "Минчи" из документов. Чат открыт. По фотографии в профиле она убедилась, что аккаунт принадлежит нужному человеку. Только что написать? Рука с устройством застывает в воздухе, курсор в строке мигает, готовый написать слово, пока девушка откидывается и смотрит в потолок. Просьба о свидании звучит серьёзно. Свидания бывают разные, с разным исходом. Есть ли ей смысл рисковать собой, чтобы помочь расследованию? И дело было не только в риске, а ещё и... в личных качествах офицера Гуннхильдр. Всю ночь и остаток утра она чувствовала давление на свою персону, будто жертва, чувствующая рядом хищника. А эти комментарии Минчи, которые можно понять совершенно в разных смыслах... Им нужно идеальное свидание, после которого Лиза будет удовлетворена и готова сотрудничать. И это усложняется тем, что у Джинн никогда не было ни свиданий, ни отношений. Но волновало даже не это. Джинн должна не чувствовать себя уязвимо рядом с подозреваемой, не должна таять от каждого взгляда и касания, смущаясь до красоты и жара. Написав одно краткое сообщение, девушка отложила телефон, отдыхая от яркости экрана в темноте комнаты, пока размышления не давали покоя. С этим она устала ещё больше, в конце концов уснув до середины вечера. Прошло время с кучей работы и новыми доказательствами. Гуннхильдр думала над ними, хоть и старалась не держать всё в голове, работая на работе и отдыхая дома, чтобы было разграничение, но образовавшаяся ситуация заставляла нервничать. Накинув на себя синюю клетчатую рубашку перед зеркалом, она ещё раз посмотрела на себя, расправила плечи, пытаясь выглядеть смелее, и вышла из дома, оставив любимую тишину внутри квартиры. Свидание было назначено на вторую половину дня, в свободное от работы время, когда можно было поехать домой и переодеться в штатского, что и сделала Джинн по просьбе ранее. Добираться до места она решила именно на своей машине. Это казалось почему-то более надёжным и защищённым, всё равно что то выражение "мой дом – моя крепость". Автомобиль хоть крепостью и не был, но зато позволял организовать слежку и безопасное перемещение. Остановка на одной из улиц, временное местечко около тротуара. Не давая слабины, Гуннхильдр сжимает руки на руле, посматривая в зеркало заднего вида с нарастающим чувством уверенности. Спустя время к машине подходит знакомый силуэт; полицейский вытягивает руку, открывает дверь справа от себя, указывая на место спереди возле водителя. — Здравствуй, присаживайся.Hurricane, hurricane.
Ураган, ураган...
Let's get in the back of your,
Давайте сядем в заднюю часть вашей
Cop car, officer.
Полицейской машины, офицер.
You can ask me anything you want,
Вы можете спросить у меня всё, что угодно,
Anything, anything.
Что угодно, что угодно.
Джинн смотрит на приборную панель, отвлекаясь, пока Лиза, держа перед собой сумку, присаживается рядом, с аккуратностью потягивая на себя дверь. Обеим это сразу напоминает ночь, и если Минчи утопает в этих мыслях сполна и в удовольствие, то офицер пытается всеми способами организовать что-то нормальное между ними. — Госпожа офицер, думала, вы носите только свои эти красивые полицейские рубашки и жилеты. В обычной одежде вы выглядите слегка непривычно, — Лиза оглядывает сидящую, поворачиваясь. Любуясь на дом через дорогу на другой стороне улицы, полицейский удивляется услышанному, поворачиваясь обратно. — Обычное дело. Я же не везде хожу в форме. — А жаль. Ваш галстук придавал вам лишь больше сексуальности... С лёгким недовольством, Гуннхильдр спешит напомнить, что они перешли ещё днём ранее в переписке на "ты": — И... называй меня просто Джинн. Джинн Гуннхильдр, — уже чувствуя то, что её специально выводят на смущение, всё же говорит твёрдо. — Красивая фамилия. Хочу такую же. — Прошу тебя прекратить, пожалуйста, так выражаться... Упираясь в переднюю часть салона ногами, Лиза мелодично смеётся, поправляя прядь волос за ухо. Только сейчас офицер смотрит в её сторону, на одежду и понимает, почему та написала "Оденься не во что-то официальное, лучше будет более свободное": на самой девушке была футболка с длинными рукавами, джинсовые шорты по колено, те самые старые красные кеды, которыми гордились, видимо, за бренд, ну и, по классике, уверенная улыбка и блеск в глазах. Так что похожий набор в виде футболки, рубашки и брюк не был чем-то необычным. — Мы на свидании! Такое не является особенным, Джинн. Ключ зажигания проворачивается одним умелым движением, по салону проходит вибрация. Спрашивается только одно: — Почему едем именно в это место? — Люблю там бывать. Ловлю вдохновение для песен. Они подъехали к кофейне, на которую заранее указала певица. То было её особенным местом для творчества, – причём, именно для написания песен, но не для выступления или иных задач. На рассказы об этом Гуннхильдр по-доброму хмыкнула, первый раз напрямую встречаясь с творческими людьми. Те были для прагматичной и чёткой её каким-то отдельным воздушным миром, полным красок. Лиза первая вышла из авто, и тут к Джинн пришли мысли, делает ли она всё так, как нужно, чтобы действо было и правда идеальным свиданием? Но тревога снова рассеилась: девушка подскочила к Джинн, когда они направились ко входу, который был поодаль от стоянки. Минчи вцепилась ей в руку, под плечо, расслабляясь. Так обычно идут пары. Всё в порядке. Далее всё любезно было предоставлено Лизе – что место, что меню. Потому что это показывает открытость партнёра к пробованию нового и возможности попробовать то, что любимо вторым партнёром. По крайней мере, если в остальном вести себя уверенно, руководить ситуацией, просто отдавая небольшой выбор, то это действительно казалось чем-то приятным. И вот, они снова сидят напротив друг друга, прямо как и тогда в комнате допросов. Только Джинн чувствует себя намного лучше, чем в машине. Она справляется, только не может выключить хотя-бы на секундочку свою аналитику и трудоголизм. Всё это она воспринимает как часть работы, и именно этот фактор Лизе и предстоит исправить. Не должно быть так, она хотела не этого и, удачно попав под руку, сполна может управлять встречей под страхом полицейского сделать что-то не так. Всё же... нехорошо, когда один отдыхает, а второй не может расслабиться, верно?Do you have a girl? I don't see,
Есть ли у вас девушка? Я не вижу,
A ring on your finger.
Кольца на пальце.
Well that's interesting, have you,
Что ж, это любопытно. А вы
Ever thought of dating a singer?
Никогда не думали о том, чтобы встречаться с певицей?
За рассказами о своей жизни и творческой работе Минчи и правда увлекает за собой офицера. Та с интересом слушает про случай с плагиатом инструментала, про первый записанный альбом, про интрижку с бывшим барабанщиком и удивляется тому, насколько может быть непостоянна жизнь не у таких, как сама Джинн; её рассказы про полицейскую академию, военную подготовку и устройство на работу она считает скучным и классным только для самой себя. А Лиза... Она слишком превосходная. Если не считать способности напиваться в абсолют и втягиваться в передряги, связанные с уголовным кодексом. Отставляя уже пустой стакан, отмечает про себя, какой же холодный кофе может быть вкусным, – выбор Лизы. Возможно, перед работой стоит заезжать сюда и покупать эту вкусность с собой в участок... — ...быть может, у тебя и есть музыкальный слух. Жаль, что тебя не увлекает игра на чём-либо, — стекает к столу Минчи, сдерживая мечтания. — Скорее, на это нет времени. Свободного времени не так много. Да и моя работа не предполагает возможности сидеть в наушниках и что-то слушать. Этого в моей жизни мало, хотя я никогда не откажусь от хорошей музыки, — поясняет Гуннхильдр. Она уже не нервничает, что какой-нибудь официант на них косо посмотрит, а другие посетители шепчутся обязательно про их стол. Девушка облакотилась боком к стене, вслушиваясь в мурчащий голос певицы. Ведь он действительно красив. Упущение, что до сих пор не успелось послушать хоть одну её песню. — Хорошей музыки может стать больше, если будешь приходить и слушать меня, — отзывается Лиза также спокойно, как и до этого. — Я, — взгляды встречаются. — я подумаю. Джинн забывает про всякие планы и начинает чувствовать то, что должны чувствовать люди, приходящие на свидание. И именно по её инициативе они переместились уже на природу. "Хочешь, я тоже покажу место, где люблю гулять?" – звучит вопрос, но ответ очевиден. В жёлто-оранжевом свете заходящего за горизонт солнца они поехали в большой парк в паре кварталов от первой точки. Разговор за разговором, интерес за интересом, но у Минчи удалось начать побеждать эту серьёзность и закрытость, обнаруживая за ней достаточно весёлого и зелёного человека, любящего помечтать о чём-то далёком от документации и чёрно-жёлтых лент криминалистов. Они загулялись до позднего вечера: полицейский в рамках плана идеального свидания специально освободила под него весь день. От смены до смены. Да что уж там говорить: она полностью к нему подготовилась! Вопрос об уезде по домам не стоял так остро, но Лиза всё равно потянула их обратно к машине, с удовольствием хватая податливую Джинн за собой. Хоть офицер и не выглядела тактильной, но позволяла себя брать за руки и обнимать без лишних слов, когда обстановка тому не препятствовала. — Тебе нехорошо? Куда ты хочешь? — с настоящей заботой спрашивала Гуннхильдр, не совсем понимая, что от неё требуют. — Нет, просто... — Лиза задумалась и в этот момент обрадовалась, что девушка идёт к ней спиной, не видя хитрой улыбки. — смена обстановки. Джинн за пару метров от машины отключила сигнализацию, разблокировав двери. Подходя к задней части авто, чтобы пробраться именно к задним сидениям, Минчи останавливается у дверей, привыкнув, что именно полицейский будет её сажать в "свои" машины. Вопросов в голове ноль. Потому что много простых объяснений, почему она не хочет ехать спереди. И одно из них подтверждается, когда Гуннхильдр замечает, что девушка с нервностью поглаживает место на ноге, где её недавно ранили. Не закрывая салона, полицейский всё же решает спросить: — Начало болеть? У меня в багажнике аптечка, могу сделать тебе перевязку... — Нет, не стоит, — останавливая направившуюся за автомобиль, Лиза заставляет посмотреть на себя. — Подойдёшь? Возвращаясь к открытой дверце уже с салфеткой в руках, вытирая ладони, девушка наклоняется, чтобы не задеть головой крышу, а потом присаживается на сам край сидения отмечая то, что машина особо и не прогрелась на солнце за всё то время, пока их не было. Почти спокойно, почти комфорт. — Джинн... Офицер поворачивается на своё имя, уже так привычно воспринимаемое с озвучиванием голосом певицы, которая, как оказалось, любит называть людей именно по именам. Ну и иногда по милым прозвищам – для Гуннхильдр просто ещё не подобрала. — Что ты опять придумала? — на ней лёгкая улыбка, но самая настоящая из всех возможных.The flames are getting higher,
Языки пламени становятся всё выше,
So's my desire.
Так же как моё желание.
It's kind of exciting,
В каком-то смысле это возбуждающе,
Don't you think?
Не кажется ли вам?
Then suddenly, he's uncuffing me.
Затем, внезапно, он снимает наручники...
Дверь машины мягко захлопывается; после Лиза ползучими движениями сокращает расстояние и, немного помедлив, мягко, с растягиванием момента целует, прикрывая глаза. Джинн боковым зрением смотрит на тонированные стёкла, успокаивая себя в безопасности их местонахождения почти на пустой парковке. Один короткий писк ключа-брелка, заблокировавшего двери авто. Джинн прикрывает глаза и начинает отвечать на нежные попытки поцеловать её. Это же часть свидания? Интенсивность нарастает, Лиза, возможно, неосознанно, вцепляется в чужую кофту, сминая ткань в кулаке. Раз ей спокойно позволяют делать это, не прогоняя и не возмущаясь, то необговорённая ситуация становится ещё какой обговорённой. Минчи приходит в голову то, что её партнёр, скорее всего, не умеет делать то, чем можно продолжить этот вечер. Сказания об опыте, пока они сидели в кофейне, дают хоть какие-то проблески здорового отношения. Попытки доминировать сквозь поцелуй оказываются успешными да и офицер сразу учится тому, что было сделано, пытаясь самостоятельно взять вверх. Тут пришло второе осознание: она легко обучаема. Голова Лизы касается сидения, русые волосы волнами спадают вниз, расплываясь. Сверху, ещё немного мнясь, держится Джинн, внимательно вглядываясь в чужую реакцию. Ещё какое-то время цепляясь то лёгкими, то более глубокими поцелуями, что полицейский едва сдерживал скулёж от наслаждения, они сделали паузу, любуясь глазами друг друга. Тогда офицер села так, чтобы с удобством дотянуться до талии Минчи, и огладила стройное тело под собой короткими движениями ладоней, а после пальцами поддела края футболки, оглаживая уже под ней голое тело. — Джинн, у меня одно условие. Лиза снова немного приостанавливает их. Она хочет спокойствия для девушки. Почему-то когда происходит именно то, о чём она мечтала последние дни, всё резко становится сложным. — Какое же на это раз? — шепчут в ответ, оставляя руки на том уровне, на котором они были. — Ты не должна себя заставлять это делать, если не хочется. Если ты хочешь просто угодить мне, то мне не хочется обременять тебя и твой опыт. Снова берёт серьёзное лицо в свои ладони, всматривается в добрые голубые глаза, сейчас выражающие вполне высокую решимость и счастье. Кажется, за это время она полюбила Джинн так, что эта уставшая улыбка и взгляд – уже всё, что хочется в этой жизни. Лишь бы видеть это рядом. — Я... просто хочу. Я просто хочу, разреши. Неопытный во всём офицер осознаёт своё влечение, желая этого момента, наверное, как обычный взрослый человек. Её холодные руки всё также касаются тела под одеждой: где-то выше, мечтая потрогать грудь без нижнего белья, да и где-то ниже, упираясь в пояс шорт. Лизу ведёт от всех этих касаний; сгибает ноги в коленях, зная, в насколько открытой позе, из-за места, где они находятся, она пребывает. Настолько близко к неприкосновенному и любимому стражу порядка. Закрывает уже своё лицо руками, сначала от жаркого и пылкого ощущения именно нижнюю часть лица, пока смущается, постепенно перемещая ладони на свои глаза, – всё от того же смущения перед полицейским.I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
— Возьми, я прошу. Появляется то чувство, когда всё плывёт перед глазами, будто мир тает на солнце как снег, будто всё слишком тянется, не отпускает, заставляет вариться в событиях, лишь больше награждая тяжестью и яркостью ответных реакций на каждое движение – через призму возбуждения принимаемое усиливает свой эффект в несколько раз из-за высокой чувствительности. Лёгкая летняя одежда всё же ещё не снята полностью из-за опасений прохлады. У Гуннхильдр внутри что-то приятно переворачивается от вида почти полностью обнажённой симпатизирующей девушки, извивающейся от принимаемых ласк, в её машине, на её вечере. Тонкие руки оглаживают блондинистую голову, заглаживают мешающие прядки чёлки, как бы поощряя то чередование поцелуев и небольших засосов-покусываний в области от плеч до живота, которые с приятностью дарят Минчи. Наконец, расстёгнутые шорты приспускают на уровень колен, а затем и вовсе снимают, кладя куда-то рядом. Настал черёд спортивного топа. Потом множество фривольных вдохов, рваных фраз, пристальный взгляд Джинн, изучающая реакции на свои действия, и темп. Доходящий всё до бóльших значений... Джинн напряжена, едва хмурится, шепчет что-то успокаивающее, одной рукой оглаживая как раз то бедро, где чуть повыше её ладони блестит белым полоска бинта. Важно... быть очень заботливой и внимательной. Это всё, что было усвоено из рассказов знакомых и из каких-то школьных фанфиков. Как страннен этот черёд. Но как правдив счастливый взгляд зелёных глаз, меркнувших меж теней от передних сидений. Гуннхильдр в который раз прогоняет это в голове уже дома, зарываясь в одеяло, чтобы скрыть свою обнажённость, – начинали на одном, закончили на другом. Во тьме спальни ничего не видно, но девушке точно известно, как рядом спит Лиза. Потому что самолично её укладывала после продолжения их замечательного вечера уже дома. Это часть свидания? Да. Самого их настоящего и первого. По всему телу расходится усталость, которая притягивает к кровати, будто магнит. В углу комнаты из шкафа выглядывает уголок повешенной туда рабочей формы, и этот тёмно-синий с чёрным выглядят так чуждо в мягком свете лампы, которую певица попросила оставить включённой, когда проваливалась в сон. Но не зря форма попадалась на глаза. Что ей, Джинн, делать теперь? Ни в коем случае нельзя никому сообщать, что между ними было, – это самая настоящая взятка, а Лиза, между прочим, всё ещё являлась подозреваемой и находилась под следствием. И неважно, как сладко она сейчас спит на животе, при каждом вдохе поднимая ничем не закрытые, выглядящие очень хрупкими плечи; только совершенно не стесняется так лежать, пока Джинн умирает от смущения и сидит в одеяле, которое предназначалось для них двоих, как в домике.I've been bad, I've been wrong,
Я плохая, я была не права,
Playing a dangerous game.
Играя в опасные игры.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
— Опасные игры, — думается ей, и всё же усталость сламывает, заставляя лечь и попытаться заснуть. И даже когда рано утром уходит на работу, не перестаёт думать, как прогнать все эти тревожные мысли из головы, потому что если внешне всё выглядит спокойно, то внутри её медленно пожирает чувство настигающей опасности и неправильности. С этим трудно находиться на работе – на её опасной работе. В такой час большинство людей всё ещё спит, вот и Минчи не является исключением, так как работы на ней нет; относится к тем людям со свободным графиком, которых никогда не понимала офицер. И логично, что если хочется избавиться от тревожности, то нужно уничтожить её очаг и начало. Только вот этого хочется меньше всего. Джинн возвращается в спальню, неуверенным шагом подходя на чужую сторону постели. Берёт одеяло, накидывая им спящую, чтобы чувствовала себя не так уязвимо, как проснётся. На тумбе в прихожей второй комплект ключей. А офицер Гуннхильдр уже в отделе, допрашивая другого фигуранта её дела сразу после больничных обследований. — Жду тебя в участке в обед, — меж делом вспоминает начало сообщения Лизе полицейский, где писала, что можно взять дома и куда подходить после. Такая забота, по её мнению, была необходима. Да и Лизе... можно доверять. Хоть всё было обычными словами, на которые не может работать следствие, Джинн почему-то была уверена, что Минчи невиновна. Именно днём ранее они разграничили их встречу и дачу показаний, потому никакой информации для дела получено не было. Работая за компьютером она не замечает, как под столом потрясывает ногой от ожидания, готовая встать и куда-то побежать от накопившегося предвкушения. Гора работы. Информационной. И если они правда выйдут на продавца запрещённых веществ, накрывая его, то решатся махом несколько проблем, закроются несколько дел, открытых ранее, из-за их связи с таким же распространением тяжёлых наркотиков. Лиза явилась в срок, мирно ожидая в холе для посетителей, когда её заберут. Полицейский, увидев её издалека, заправил получше рубашку, вытянулся и широкой походкой направился к знакомой. — Что ни день, то праздник, — сквозь улыбку говорит про себя Гуннхильдр, оценивая ещё один новый образ певицы. Та сидела нога на ногу, подняв взгляд сначала на стенды с информацией, располагающиеся на стене, а когда увидела Джинн, то улыбнулась той привычной улыбкой, которую каждый день дарила объекту обожания. Юбка-плиссе выше колена, которая была смутно похожа на ту, что была надета в первый день их "знакомтсва". И короткий топ с алым кардиганом. Ничего вызывающего. Жара... Прочитав немой вопрос на вполне удовлетворённом лице, Лиза после приветствия сама сказала: — Успела заехать к себе домой, хотя-бы переоделась и переобулась по погоде. Со звоном каблуков о кафель офицер кинул взгляд под ноги, чтобы увидеть туфли на совсем небольшой платформе. И правда всё точно по погоде – не то что личные служебные ботинки. — Главное, — Джинн, смиряя горделивым взглядом дежурного, который молча следил за ними, и придерживая Лизу под спину ладонью, продолжает. — чтобы мнением не переобулась.Hurricane, hurricane.
Ураган, ураган.
Узкие серые коридоры-проходы кажутся настоящим лабиринтом; при подъёме через лестницу Минчи замечает на стене пожарный план выходов и расположения станций с тушащими принадлежностями, на пару мгновений прикидывая, насколько большим оказывается этот полицейский участок. Джинн заводит их прямо к себе в кабинет, но не позволяет остаться здесь. Они идут в другое, удобное место. Взглянув на золотистый треугольник с инициалами, стоящий на краешке столешницы идеально прибранного стола, Лиза разворачивается и слегка цепляет девушку за рукав без понимания, куда им надо. — Куда мы сейчас, офицер? — спрашивает без уверенности. — В комнату допросов, — не разворачиваясь, отвечает Джинн, пока её руки тянет от веса архивных папок: одно затрагивает второе, а затем и третье... В той самой комнате, куда когда-то её согнали с пренебрежением, где она билась с грубым стажёром, решившим это дело наручниками, сейчас она увлечённо знакомится с делом, даёт чёткие описания и характерные для людей её работы термины с обычаями. Дело начиналось ещё задолго до того, как кто-то неаккуратным движением устроил поджог, – установлено спец. службами, что это был несчастный случай, – задолго до сходки и далеко от самой госпожи Минчи. Но именно она, которая приехала по зову знакомых отдохнуть и повеселиться, что трудно устроить взрослым, она, которая даже в пьяном состоянии имеет блестящую память и ориентированность, сейчас является самой ценной уликой, способной восстановить хронолигию. Да и её экстравертная манера, знающая почти всех, кто был в тот вечер... Она складывает руки на колени, пока ведёт рассказ; затем одной рукой занимается опознанием фотографий, указывая, а второй закрывает часть ноги – уже не требовалась перевязка, и теперь сама Лиза не могла шутить, что белая обмотка бинтом как свадебная подвязка на бедро; Джинн на такое лишь приподнимала брови, понимая намёк. С Лизой было продуктивно, удобно, легко. И она требовалась уже не только как помощник, но и как человек: офицер при новых выясненных обстоятельствах всегда лично сообщала о них певице, доверяя этой непостоянной девушке как настоящему коллеге. В конце концов, была не одна экспертиза и не одно обращение капитану полиции, но Джинн ни в чём не сдавалась, пыталась не упустить и малейшего слова, хотя падала ночами от усталости, сразу засыпая, как оказывалась в кровати. Переволновалась настолько, что почувствовала, как падает в бездну своих мыслей и событий, обозначая для себя важным только один пункт: Пурпурная Ведьма. То было вторым именем Лизы, творческим псевдонимом, под которым выходили синглы, – и даже их уже заслушали в свободное время до заучивания наизусть. Джинн чувствовала себя стабильно плохо, так как понимала, во что ввязалась по собственной воле. С этим были уже и слёзы ночью, когда никто не видит, потому что стыдно, как она выполняет рабочие обязанности, а с другой стороны она доходила до приятной дрожи по всему телу, когда вспоминала слегка дерзкий и легкомысленный образ этой прелестной девушки с обширными знаниями, – она оставила свою кофту у Джинн, не успев забрать, ну и, соответственно, не догадываясь, сколько раз с её пуловером засыпали в обнимку. Офицер хотела узнать о невиновности Минчи в происходящем больше, чем это хотела сама Лиза. Так прошло достаточное количество времени. Все подустали и находили горстку сил лишь на какое-то новое событие, требующее расследования, – всё по рабочей рутине и защите граждан. Через пару месяцев полицейский уже до конца свыкся слышать днём тут и там "Офицер Гуннхильдр!", наконец-то даже психологически разграничив свою личную жизнь от рабочего времени хотя-бы тем, что ходила свободной походкой, не вслушивалась в каждый шаг... А для её профессии это весьма сложно.If you can't stand the heat,
Волков бояться -
Then stay out of the fire,
В лес не ходить.
You might get what you, desire.
И тогда, возможно, получишь то, что хочешь.
Boy, love is strange,
Парень, любовь — странное чувство.
Sometimes it makes you crazy,
Иногда она сводит тебя с ума,
It can burn or break you.
А может испепелить или сломать...
Пролетая через шумные проспекты в центре, ей всё же удалось припарковать машину в очень даже престижном месте, совсем недалеко от ресторана, где намечалось мероприятие. Через зеркало, висевшее над головой, расправила на себе галстук, съехавший из-за пристёгнутого ремня безопасности. Середина осени, дорожная плитка покрыта тоненьким слоем влаги, оставляя на себе блеск от вывесок и иных осветительных приборов павильонов. Выравнивая шаг, Джинн спешит к зданию рядом, которое, как кажется на первый взгляд, на этой улице является самым ярким. Её впускают за широкие стеклянные двери с матовой оконтовкой, спрашивая имя, – у каждого стола есть заказчик, нельзя просто так куда-то определиться и проникнуть на светский вечер. Швейцар в чёрном одиноко ожидает её у гардероба, – девушка припозднилась с приездом, и вечер уже почти подходил к концу: оставалась пара номеров, и гости могли расходиться. Освободившись от пальто, которое ей любезно помогли снять и повесить, Гуннхильдр без привлечения к себе внимания прошла в гостевой зал, полный красивейших людей, любуясь на то, как свет играет на маленькой сцене в центре ресторана. Всё погружалось в тьму коричневых и иных тёмных тонов, пока в ретро-стиле, с золотисто-белым отблеском прожекторов, стояла, кажется, и вправду самая прекрасная женщина. На лирической паузе, пока играла живая музыка, Лиза со своей платформы любовалась в набитую людьми пустоту. Сначала куда-то высоко, не на людей, – как принято выступающему, а затем уже опускаясь к незнакомым лицам со своей хитрой улыбкой, которая была частью выступления. Джинн почему-то желала быть найденной, хотя мысль о том, что кто-то ещё с её опозданием держал идею её прихода, сразу отпала, но девушка продолжала держать взгляд на сцене, ловить каждую складочку длинного платья певицы, цветом которое походило на золотую осень, увядающую в пользу оранжевого. И даже когда подошёл официант с вопросом, она лишь односложно ответила, даже не поворачиваясь на человека. Оставалось немного. Минчи сделала пару шагов назад, спиной, и когда нащупала рукой край рояля, который стоял дальше всех, но всё ещё в центре, она подалась на него, будто падая, чтобы наполовину лечь на инструмент. Рядом пианист, исправно играющий в своей роли, только раз поднял взгляд, убедившись, что девушка не упадёт и не нарушит его игры. И, подбирая рукой микрофон к себе поближе, она изящно упала на крышку, запев продолжение:If you can't stand the heat,
Волков бояться -
Then stay out of the fire,
В лес не ходить.
You might get what you, desire.
И тогда, возможно, получишь то, что хочешь.
Boy, love is strange,
Парень, любовь — странное чувство.
Sometimes it makes you crazy,
Иногда она сводит тебя с ума,
It can burn or break you down.
А может испепелить или сломать тебя.
Почти сразу ей подали небольшой бокал ранее заказанного. Джинн отдала предпочтение тому, что в этот вечер заказывали большего всего. Ей принесли кирш и, немного отпив знакомый напиток, офицер опознала на языке вишнёвый вкус, продолжая глядеть на сцену, где собирались все софиты со стен. Лиза играла со светом, устремляемым на её персону, поднимала руку вверх, будто без особого энтузиазма тянется до чего-то, даже не пытаясь дотянуться, поёт в пустоту, выходя на нотки беззаботности на словах "сводит тебя с ума" в тексте. Спустя мгновения девушка отводит локти назад, опираясь ими на инструмент, пока поднимается головой и торсом. Уже не поёт в пустоту, снова смотрит на зал, улыбается, будто специально контактирует со своими слушателями, просто-напросто наслаждаясь моментом. До того уставшая Гуннхильдр, подпирая кулаком щёку, пока заслушалась чужого тембра, снова выпрямляется над столом, пытаясь мысленно поймать выступающую. Поворот головы в сторону, изящный жест всем телом, пока микрофон намертво держат у нижней части лица. Лиза будто прочитала все её трепетные мысли, случайно посмотрев именно туда, где находился стол полицейского. Несколько мгновений они видятся так после тяжёлого рабочего дня, и когда Минчи снова разворачивается к центру, показывая девушке свой профиль, Джинн видит её уже счастливую улыбку, не похожую на лесть, которую ранее скрывал микрофон. Нежный голос стал звучать тише; все понимали, к чему. Гуннхильдр, допивая алкоголь, вспоминает последние строчки песни, которую ей полностью накануне презентовал в виде текста сам исполнитель с обворожительными зелёными глазами, которые сейчас прикрывают в наслаждении.I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
Лиза с восторженной лёгкостью пропевает это последнее, медленно опуская микрофон себе на грудь, будто в смущении прикрываясь. Музыканты вокруг неё потихоньку замолкают, доигрывая, только лишь один барабанщик ещё как не в себя держит ритм, который задал изначально. Нараспев Минчи вновь мурлычет в динамики радостное "Спасибо-о-о" сначала коллегам, – играющим, – а затем и залу, трепетно её слушащему. Никуда не спеша, в отличие от остальных, потому что пришла сюда с конкретной целью, Джинн откидывается на спинку кресла, вместе со всеми осыпая овациями сцену. По окончанию выступления мелкими, но интенсивными шажками певица сходит с помоста, удаляясь вглубь ресторана и давая следующей девушке взайти на сцену. Немного выждав момент, офицер особо тихо забирает с соседнего кресла свой пиджак с презентом и, слегка пригибаясь, проходит обходным путём за угол, где скрылась Минчи. Получив обратно верхнюю одежду и сумку, держа всё это в руках, Лиза выходила из подсобки, из которой сделали своеобразную гримёрку, болтая с женщиной средних лет, по одежде которой она относилась к персоналу здешнего заведения. Завидев в конце коридора Гуннхильдр, на радостных нотах певица стремительно, но вежливо обрывала разговор, давая понять, что ей пора идти. Та женщина похлопала ей по плечу и скрылась за углом, куда все и уходили, чтобы попасть в зал. — Доброго вечера, Ведьма, — тихо проговаривает Джинн, склоняя голову. Лиза со спокойствием чмокает её в самые губы. — Ах какая! Думала, что ты уже не... — обрывает фразу Лиза, широко улыбаясь, когда офицер из-за спины вытащила букет красных роз. — Идём, выйдем уже из здания. Вечерний холод ещё больше ударял по показателям температуры, заставляя съёживаться после ещё одного порыва ветра. Вдали безумными звуками мегаполиса кипела жизнь. А они, выйдя через чёрный ход, стояли сбоку здания, окружённые только лужами на асфальте и чёрным декоративным ограждением у посеревшего газона. Лиза придерживает левой рукой полученный букет, стараясь не травмировать свои любимые цветы кровавых оттенков, а правой из сумки на поясе вытаскивает сигарету, шурша крышкой бумажной коробочки. Рядом, с каким-то скорбящим лицом, на это смотрит Гуннхильдр, даже не удивляясь тому, как быстро девушке удалось выудить сигарету. Для подобных случаев Джинн, который месяц окружая себя вниманием певицы, уже купила себе некурящей зажигалку, в этот же момент как раз доставая её из кармана на холод. — В извинение за опоздание могу предложить тебе что-то, — поднимая руку с зажигалкой, говорит она. — Что ты хочешь? Пригибаясь к чужой руке, Минчи держит сигарету и, когда офицер дал огня, мгновение застывает в такой позе, сузив глаза, а потом спешит приложить своё личное расслабление к губам. — Что я хочу? — смеётся, затем закуривает. — А что предложишь? Кофе? Сигареты? Себя? — отнимает сигарету от губ, просмеявшись со своей шутки в быстро развевающейся кучке дыма. Джинн уже привыкла к такому роду пошлостям, на её лице играет улыбка да слышится смешок. Ей не принципиально? С творческой Лизой, имеющей тысячу и одну идею в голове, всё звучит как отдых и награда.I've been bad, I've been wrong,
Я плохая, я была не права,
Playing a dangerous game.
Играя в опасные игры.
I'm in love, I'm in love,
Я влюблена, я влюблена -
Love in a hurricane.
Любовь посреди урагана.
Такие вечера правда не были для них исключением, а вечеров вместе они провели уже достаточно, каждый свободный от рабочих смен полицейского день побивая этот рекорд. Они тянутся сесть поскорее в авто, чтобы не попасть под начинающийся дождь. Джинн идёт следом за своей женщиной, и в голову почему-то снова лезут мысли о работе, как бы она их не прогоняла. В последние недели мысли эти были такими же надоедливыми, но ничуть не тревожными: с Минчи сняты все подозрения и обвинения за предъявлением следствию весомых доказательств непричастности к незаконной торговле и обороту запрещённых веществ. Наверное, скоро ей всё равно станет легче, груз ответственности уже спал официально, и их отношения являются идеей всё безопаснее и безопаснее. Это – оплот спокойствия и надёжности офицера, где она реально отдыхает. Играть драму со своей тревожностью получается реже. И всё приходит обратно на свои места после той неразберихи среди ночного пожара, порванной юбки и клетчатого пледа из машины. Лиза останавливает шаг у светофора, который горит красным. Оглядывается и, с незаменимой детской легкомысленностью, кидает: — Побежали, пока машин нет! Видя только то, как от ветра плащ на Минчи взмывает в воздух при быстром перемещении, Джинн устремляется за ней, не сдерживая слегка пьяного ситуацией смеха. Всё же, ей нравятся эти опасные игры.