Иная учеба

      Несмотря на все уговоры родных и близких, она решила, все же, поехать за ним в Сибирь… За ним, за своим венчанным мужем. Провожали ее со словами: «Ты еще подумай», «ты еще молодая, зачем губить свою жизнь», «не порть жизнь хотя бы детям, раз на себя плевать» и, что было больнее всего слышать, «если бы не мама, я бы тебя выпорол и запер в комнате, чтобы не сбежала».       В Сибири, к ее огромнейшему удивлению, их никто не ждал. Жена политического с двумя малолетними детьми на руках осталась почти что на улице и, если бы не добрые люди, которые ее заметили и позвали пожить у них пару дней, быть может, и вовсе замерзла насмерть.       К мужу-каторжанину не пускали, есть было нечего. Она попыталась устроиться хотя бы прислугой в один из домов, но была оттуда изгнана на следующий же день — еда пригорела, в доме была грязь, сковородки были вымыты только с одной стороны…       От отчаяния она подбросила детей к приюту с письмом, чтобы их никуда не отдавали — она обязательно придет за ними через неделю или месяц, после чего кое-как заняла денег и пошла на телеграф. В дом свекрови вскоре почтальон принес краткое: «Умоляю выслать деньги — отработаю». Догадаться, у кого не совпали ожидания и реальность, не составило ни малейшего труда.       Уже через месяц она валялась в ногах у свекрови, благодаря за деньги, попросила прощения у родителей, а потом обивала пороги Синода, где требовала немедленного развода: муж даже на каторге ругает царя и винит его во всех бедах.       — Сашенька, прости меня за все и клянусь: я выйду замуж, этого больше не повторится, — шептала она, глядя на дочь. — Сашенька, я выйду замуж и муж нас будет содержать и защищать…       — Сашенька… — уже вслух шептала Зоя. — Сашенька…       Александр Васильевич проснулся на втором или третьем слове «Сашенька».       — Зоя, что случилось? — спросил он.       Зоя, с облегчением поняв, что ей приснился донельзя идиотский сон, в котором она с самого начала и до самого конца вела себя как последняя дура, честно ответила:       — Да что-то так пить хочется, что сил никаких нет… И голова раскалывается.       Александр Васильевич протянул супруге стакан с водой, увидев, что тот опустел практически мгновенно, налил второй.       — Саша, а Варнецкая виновата в том, что так отвратно приняла роды? — спросила Зоя.       — Скорее, если и виноват, то тот врач, который пришел потом, либо тот, который приходил домой, — подумав, ответил Александр Васильевич. — Варнецкая же до конца не помогала, отошла раньше.       — Мама узнает — будет возмущаться, что рожать надо было дома, либо, на самый крайний случай, в больнице, — сказала Зоя. — Ой, Сашенька, помираю-то я как…       От этих невольно брошенных слов Александр Васильевич донельзя испугался. На мгновение вспомнив Мари, мужчина бросился одеваться.       — Сашенька, ты куда? — растерялась Зоя.       — За врачом, — ответил Александр Васильевич.       — Сашенька, милый мой, родной, так не настолько же все плохо, — удивилась Зоя. — Будет сильно плохо — мне Гусельникова дала две ампулы с морфием. Правда, мне от него было однажды еще хуже, так что даже не знаю, стоит ли или нет…       — Если что, Зоя, ты буди меня сразу, — произнес Александр Васильевич.       Делиться подробностями недомогания не было желания ни с кем. Однако информация незаметно просочилась дальше и уже на следующий день Эльвира Марковна пришла навестить Зою.       — Как здоровье, Зоенька? — спросила женщина.       — Жить можно, — махнула рукой Зоя. — Одно обидно — вообще сил никаких. Поэтому лекцию снова будет читать Александр Васильевич…       — Ничего страшного, — ответила Эльвира Марковна. — Отлежись, отдохни…       — Матушка, — вдруг сказала Зоя. — Не знаю, с чего мне это вдруг в голову ударило, но что-то так страшно стало…       — Что случилось, Зоя? — спросила Эльвира Марковна.       — Да как представила, что меня сошлют… — Зоя вздохнула. — Страшно стало. А читать лекции как Александр Васильевич читает — и толку от них?       — От них толку, что студенты узнают новое, — ответила Эльвира Марковна. — Уже это будет не лишним.       Аудитория встретила Александра Васильевича с немалым удивлением. Первой же мыслью у многих было то, что Зою все же арестовали и будут судить. Слова Александра Васильевича, что их лектор больна, казались какой-то несусветной глупостью.       После лекции, которая значительно уступала Зоиным в уровне критики даже жандармерии, инициативная группа студентов решила пойти на кафедру, чтобы узнать все из первых уст.       — Зоя Михайловна? — удивился Алексей Леонидович. — Она еще не пришла в себя после рождения ребенка. Поэтому лекцию читает Александр Васильевич, прокурор.       — Зоя Михайловна читала предыдущую лекцию, — сказал один из студентов. — Одному идиоту что-то на ней примерещилось, поэтому он пошел в жандармерию. Так не в жандармерии ли сейчас Зоя Михайловна? Или, может, уже не в городе?       — Зоя Михайловна приболела, — ответил завкафедрой. — Не рассчитала силы, когда пришла на прошлую лекцию. Господа, имейте, в конце концов, совесть! Женщине вообще положено заниматься домой и семьей, а не бежать, едва родив, зарабатывать деньги.       — Вы бы хоть раз сходили на лекции Зои Михайловны, — не выдержал кто-то из студентов. — Одна из основных мыслей, что женщина — тоже человек, который имеет полное право трудиться, а не только заниматься рождением детей.       — Слышал я Зою Михайловну, причем не раз, — сказал Алексей Леонидович. — А вам все же советую быть более милосердными к другим. Придет в себя ваша лектор в себя — придет и в университет.       Сергей, которого буквально выпнули на следующую лекцию Зои, пришел в жандармерию не очень довольный.       — Только зря время потратил, — сказал он с порога.       — Что, Геллер вещала исключительно то, что нужно вещать? — спросил Филатов.       — Нет, Геллер больна, а лекцию читал прокурор, — ответил Сергей. — Строго про доказательства, легкая критика жандармерии. Справедливости ради, скажу, что уголовному сыску у него тоже досталось. В общем, он жандармерию уголовному сыску не противопоставлял, так, парочка примеров, как нельзя портить доказательства.       — Хочу верить в то, что это не Геллер больна, а муж ее запер дома, — мечтательно сказал Филатов. — Она же на той неделе вполне была себе здорова. Значит, точно от мужа досталось. Ну или синяки прячет.       — Да что ты так все о Геллер рассуждаешь? — не выдержал Николай. — Сам, небось, Елену Филипповну поколачиваешь?       — Елена Филипповна таких балаганов не устраивает, — ответил Филатов. — Поэтому даже бы захотел — не за что возмущаться.       Елена Филипповна удивляла Филатова с каждым днем все больше. Казалось, после рождения ребенка ей могло быть не до супруга. Однако всякий раз Елена Филипповна, принарядившись, встречала вечером мужа, потом они проводили время втроем или вдвоем.       — Леночка, — Филатов всякий раз был приятно удивлен такими выходами супруги. — Какая же ты у меня красивая!       Однажды, поддавшись какому-то непонятному чувству, Филатов решил купить супруге две розы, красную и белую, и, придя домой, вручил их Елене Филипповне.       — Димочка, спасибо большое, — всякий раз, когда ей дарили цветы, Елена Филипповна не понимала, с какого перепуга она такое заслужила.       — Две розочки, как ты и я, — ответил Филатов. — Красивый букет.       О детях Филатов заикаться боялся, однако всякий раз слова Елены Филипповны, что мануфактура им сейчас не пригодится, дарила надежду.       «Ну а что такого? — думал Филатов. — Поблюет? Так многие блюют. Зато дети будут, наследники, наше счастье и радость».       — Ох, Дима, вот знать бы, что следующий раз будет все легче — ни на секунду бы не задумывалась, — однажды сказала женщина.       — Обязательно будет, Леночка, обязательно будет, — с улыбкой отвечал Филатов и гладил супругу по волосам.       Шло время. Казалось, все недостатки ожидания ребенка начали забываться, поэтому Елена Филипповна с большей охотой соглашалась на предложения Филатова, а иногда и сама их инициировала. Однако беременность пока что не наступала, что радовало Елену Филипповну и пока что оставляло равнодушным Филатова.       Однажды Филатов увидел на тумбочке супруги бутылку с микстурой.       — Леночка, от чего это? — спросил мужчина, немного обеспокоившись.       — От материнства, — честно ответила Елена Филипповна.       Филатов, боявшийся, что супруга заболела, опешил от такого ответа.       — Лена! — чуть возмутился он. — Что это еще за новости? Еще ты траву у меня не пила! Не хочешь детей — кто мануфактуру придумал? Америкашки. Вот и надо пользоваться их изобретением! Что за трава-то хоть?       — Ромашка, — сказала Елена Филипповна, в глубине души радуясь такой реакции супруга, а не возмущений, криков, угроз избить или рукоприкладства.       — А ромашка вообще здесь не поможет! — ответил Филатов. — Пить ромашку — ты бы еще ее сверху на живот мазала! Не хочешь детей — не желай правильно!       Поняв, что ей просто везло и для этого не надо было выдумывать столь сложные схемы, Елена Филипповна сказала:       — Почему не хочу? Просто не знаю, хочу или нет. А раз дело не в этом, раз все равно не получалось, то оно и к лучшему. А потом будет видно, повезет или нет.       — Что ты называешь словом «повезет»? — решил уточнить Филатов.       — Да любой вариант, — честно ответила Елена Филипповна. — Хоть так хорошо, хоть так.