***
Луна освещает мрачную даже в дневное время комнату ослепительным светом. Сукуна потерял свою силу, предполагающую множество преимуществ, среди которых ночное видение, поэтому сейчас лишь лениво проходится взглядом по смутному очертанию вещей. Фигурная вешалка, обычно придерживающая одежду Мегуми, слегка подрагивает от сквозняка, ноутбук на угловом столе вместе с растениями, украшающими полки со старинными книгами, создают своеобразный уют. «Уют?» — проносится в голове Рёмена, будто он сам не верит в то, каким человечным становится. Это не то, что он назвал бы эстетичным и интересным, но это собственность его парня. Всё, что принадлежит Фушигуро безопасно. Эта мысль бьёт по гордости бывшего Короля проклятий. Сукуна потягивается как кот, и садится, чтобы проверить время на часах, стоящих на прикроватной тумбочке. 3:00. Это человеческое тело так легко устаёт и просыпается от малейшего шума, что пения ранних пташек достаточно для навострившихся ушей и хмурого взгляда. Мысли после внепланового пробуждения быстро переплетаются и возвращаются к визиту в Киото, точнее к предупреждению наглого, белобрысого «учителя». «Берегите Сукуну. Один неверный удар, и павший король мертв!» — восклицает Сатору, и в его голосе явно читается раздражающая забава. Да, Рёмен потерял большую часть запаса проклятой энергии, но это не значит, что победить его стало проще. На его стороне опыт, боевые навыки и, конечно, оставшийся, немаленький потенциал. Вот только Мегуми принял предупреждение близко к сердцу. Он стал оберегать от каждого шороха и держать Сукуну настолько близко, что Итадори начинал ворчать от постоянного общества «татуированного засранца» — Хм. Что-то случилось? — Сукуна поворачивается на вопросительное мычание Мегуми, которого бодрствование бывшего проклятия напрочь уничтожило сонливость. — Ничего, — ворчливо отвечает и переводит взгляд на сильные руки, которые утаскивают обратно в постель. Пойманный в кокон тепла, Рёмен недовольно сопит, наклоняя голову и размещаясь на плече своего партнера. — Давай спать, — бормочет Фушигуро. Но Сукуна не может послушаться, по крайней мере не тогда, когда кожу неприятно покалывает футболка, натирающая его грудь и, в частности, аккуратные, затвердевшие от трения соски. Но ещё больше его напрягает, как швы трусов проходятся по чувствительным бедрам и оставляют след. Он ненавидит свою беспомощность, она заставляет его корчиться и хотеть содрать с себя слой кожи. — Прекрати возиться. — Мне некомфортно, — шипит Сукуна в своей не самой стандартной жалобной манере, предупреждая парня о предстоящей истерике. Он настолько плох в подборе слов и адекватном проявление эмоций, что его резкий, раздраженный тон — способ сказать о том, что что-то идёт не так. Каждый раз, когда они остаются наедине, Мегуми понимает его лучше всех. Он понимающе кивает, а после наклоняется и аккуратно стягивает неудобную футболку, пропуская голову парня и аккуратно целуя того в нос. Следом летят презренные трусы, оставляя Рёмена совершенно голым. Сукуна пользуется моментом и бросает многозначительный взгляд, а Мегуми, прекрасно осознавая к чему всё идёт, закатывает зелёные глаза и тоже снимает с себя одежду. — Если нас убьют посреди ночи в таком непристойном виде — это твоя вина. Действительно звучит ужасно, но Сукуна не может не думать о предстоящем контакте «кожа к коже» и ловить себя на медленно разоряющемся желание. Действия парня вызывают мурашки и долгожданное облегчение, будто он вновь ощутил в себе былую силу. Увы, это не так. Однако страсть и сила, исходящая от Фушигуро становятся утешительным призом, способным успокоить даже такое несносное проклятие. Прекрасное, статное тело, успокаивающее, ласкающие прикосновения — это однозначно слабость, которая способна облегчить муку потрепанных, сверхчувствительных нервов Рёмена. Сукуна делает глубокий вдох, отмечая интенсивные покалывания от макушки до кончиков пальцев. Ему настолько комфортно и уютно, что он начинает дремать. Казалось бы, едва ли не пускает слюни, раз не замечает, как его припечатывают и вжимают в стену. — Ты такой ребёнок, — фыркает Мегуми, отсылаясь к поведению парня. — Я? — саркастически бормочет Сукуна, но его дерзкий, язвительный тон сходит на нет, превращаясь в нечто воздушное, когда крепкая рука Мегуми обвивает его талию. Эта рука поглаживает его позвоночник, мозолистые пальцы рисуют круги по лопатках, от чего их обладатель послушно выгибается. Настолько удовлетворенный прикосновениями павший король приоткрывает рот и чувствует, как тело тает от чужих действий, плечи опускаются, а выражение лица смягчается. Мегуми всегда называет его красивым, особенно когда он такой безмятежный и податливый, потому что любит послушание. Теплые, пуховые одеяла, нежные поцелуи в нос — это всё, чем окружен Сукуна, когда он достаточно сонный и безмятежный, чтобы это трепливо переносить. Глупая, слепая щенячья любовь звучит слишком послушно и нелепо для такой пары, а одержимость не соответствует тому, кто потерял власть и обрел человечность, став более покладистым. Они согласились на утешение — это судьба. Мегуми утыкается носом в макушку розовых волос. Непроизвольная дрожь пробегает по спине Сукуны, который тут же выгибается дугой из-за колена, оказавшегося между бедер. Фушигуро определенно считает милым это неловкое поддрагивание ног. Каждый раз возникают риски, когда они так бесцеремонно и неожиданно раздеваются. Иногда Сукуна настолько устает в процессе соития, что его убаюкивает приятное, расползающееся по всему телу тепло. Он пускает слюни на руку Мегуми и мурлычет от удовольствия до самого восхода солнца. Сейчас он начеку и в боевой готовности: кровь в жилах закипает, когда шаман рычит ему на ухо: — Серьезно? — звучит с упреком. Его голос настолько тихий, бархатный, что Сукуна хищно улыбается, а его красные глаза сверкают с вызовом. — Почему бы мне не захотеть разделить ещё одну маленькую кончину с моим любимым колдуном? — Ты больше похож на одержимого фаната. Веди себя с достоинством, — Мегуми фыркает, показывая раздражение, но разгоряченный от желания Сукуна чувствует нечто большее. Член Фушигуро начинает реагировать на легкое покачивание бедер со стороны Короля проклятий, его яйца волочатся по бедру парня и слегка подпрыгивают в попытке поскорее возбудить. Они лежали молча. Дыхание Рёмена участилось, челюсти Мегуми сжались в попытке вынести испытание, которое, увы, невозможно преодолеть, когда столь сексуальное проклятие хочет принять в себя всего шамана. Сукуне нравится склонять к сексу своего парня каждый раз, ведь Фушигуро готов трахать его не переставая, снова и снова. Он бы не выходил из бывшего проклятия, если бы он мог себе это позволить. Но часы показывали, что встать через четыре часа. Он хочет, чтобы его партнер мог постоять за себя, но для этого ему нужен здоровый сон. Это он и пытается донести, когда в качестве предупреждения кусает в шею, оставляя после себя след от зубов. — Но Мегуми… Тишина. — Мегуми… Мегуми, пожалуйста… Прошло уже два дня, — Сукуна продолжает пытаться добиться желаемого и сильнее трется о бедра парня до тех пор, пока рука не сжимает его бедро, предупреждая. —Ты чертова ненасытная сука, — это определенно не отрицательный ответ, поэтому Сукуна ухмыляется и прижимает губы к уху Мегуми. — Ты назвал Короля проклятий сукой? Тогда трахни меня как чёртову суку. Я так хочу почувствовать тебя. — Бывшего Короля, — отвечает Мегуми, уже будучи мухой в паутине Сукуны. Рёмен слышит это и тяжело вздыхает, он не верит в любовь. Это глупость и слабость — не более. В их случае всё куда сложнее — это сама судьба и встреча сокрушительной силы, бешенная энергия и мощь. Он уже не может представить мир без Мегуми. Просто знает наверняка: они созданы друг для друга, как солнце и луна. Фушигуро довольно резко оседлал талию Сукуны, положив руку тому на горло. Бывшее проклятие, которое бы никогда не позволило к себе подобного отношения, сейчас позволяет это тому, кто заставляет ноги дрожать от предвкушения. Если сила заключается в том, чтобы быть уязвимым, то стоит передать её в пользование тому, кому ты доверяешь, чтобы посмотреть, как искусно она впишется. Несмотря на возникшую человечность, в Рёмене все еще существует уверенность: он вернет силу, созданную из злобы и обернёт её против предателей. Мегуми никогда бы не предал его. Сукуна знает и верит в то, что сердце, душа и сам шаман будут следовать за ним всюду, даже на край света. Протяжный стон внезапно вырывается из уст Короля, стоит ему почувствовать, как члены прижимаются друг к другу и трутся. Рука Мегуми крепко обвивается вокруг них, а резкие толчки приближают Сукуну к опасной близости. Он выгибается, открыв рот, чтобы глотнуть воздуха. Ему до одури приятно, когда кто-то так ублажает и обожает его тело. Изощренные, похотливые человеческие пороки никогда не привлекали Короля проклятий, но шутница судьба всё изменила. Глаза шамана загораются от желания заставить кончить своего наглого, ненасытного партнера, в то время как сам партнер находит один большой, неоспоримый плюс у своей человечности. Фушигуро хорош до такой степени, что у Рёмена перехватывает дыхание, когда он находится рядом. За время знакомства Мегуми изучает все потаенные фантазии своего бойфренда, поэтому в процессе соития ведет себя грубо. Наклоняется, чтобы укусить, а потом, будто извиняясь, целует в плечо. Рука на горле напрягается, он шипит: — Ты становишься таким мокрым, когда я прикасаюсь к тебе. Когда Сукуна находится в своём некогда забытом человеческом обличие, он производит столько преякулята, что это значительно облегчает работу его парню. Они теряются друг в друге, плавно сливаются, когда наконец подходят к концу. «Проклятию» нравится видеть, как сперма каждый раз стекает по их обнаженным, запотевшим телам — его глаза стекленеют, когда он видит румянец Мегуми, который теряет стойкую, уверенную маску, скрывающую его эмоции. — Ух, ты только что кончил, но тебе этого мало? — замечает шаман новоявленное возбуждение Сукуны, который умудряется продолжать намокать и выделять ещё больше предэякулята. — Ты винишь меня? — Рёмен со смехом сглатывает. — Требую окончательного результата. Помни, я твоё всё. Точно так же, как и ты моё. — Никогда не считал тебя романтиком, — Фушигуро тяжело дышит, но он все еще тверд и готов к новому заходу. — Это совершенно точно не романтика. Назовите это судьбой, — отвечая на выпад бывшее проклятие сексуально облизывает губы, как будто никогда не сможет насытиться мыслью о том, что они связаны навсегда. В каждой новой жизни, в каждом бое и в каждом возрождении Рёмэн Сукуна и Мегуми Фушигуро являются началом и концом одной вселенной. — Все эти оргазмы ударяют тебе в голову, — Сукуна на это лишь пожимает плечами и закрывает глаза в то время, как Мегуми снова прижимается к нему. Руки ласкают его бедра и хватают так, что явно останутся следы, после шаман на уровне инстинктов прижимает свой член к излюбленной, привлекательной заднице. — Напомни мне ещё раз, что мы только что сделали? Наш секс и неординарную связь нельзя назвать хуйней. Ноздри Мегуми раздуваются, глаза темнеют, словно он смотрит на желанную добычу. Что-то в высокомерии Сукуны заставляет его звериную, агрессивную сущность, готовую нападать и жестоко трахать, пробудиться. Нет ничего, что могло бы обуздать бунтарский нрав Рёмена, который закреплен за ним с детства. Ему всегда нужно было становиться лучше, сильнее, раздвигая границы проклятой энергии и выходить за её пределы, он хотел быть сильнейшим до такой степени, что стал чудовищем. «Чудовищность» — это не то слово, которое использует Фушигуро. Он не отталкивает своего парня каким бы сильным или слабым он не был. Мегуми облизывает синяки на нежной, бархатистой коже, гладит его член, играет с его сосками, и это всё он делает не из-за того, чтобы привязать к себе бывшего врага и отомстить. Ему просто нужно, чтобы Сукуна стал его окончательно и бесповоротно. Только шаман может дать ему то, что он хочет. Они делят этот момент только между собой и никем другим — нет ничего более правильного, чем лежать в объятиях друг друга, будучи опьяненными силой, которая срастается и сливается в единое целое. — Каким же растянутым ты стал, — шепчет Мегуми, покусывая сосок Сукуны, в то время как его пальцы сжимаются внутри теплого, податливого тела. Шаман все еще напряжен, но для собственного расслабления плавно погружает пальцы ещё глубже. — Тогда зачем готовиться? Просто вставьте его и не тратьте зря время, — Сукуна фыркает. Мегуми на это лишь улыбается. Он слышит, как у его парня сбилось дыхание, стоило прикусить розовый, возбужденный сосок. — Как же ты нуждаешься в моём члене… — шепчет в самое ухо Мегуми, пока поглаживает руками обнаженное тело. — Со всеми своими любимыми темноволосыми любовниками подобным занимался? Могу поспорить, что с такой жаждой в глазах, ты и раньше позволял другим шаманам осквернять себя. Красивое, расслабленное выражение лица Сукуны меняется на прищуренные глаза и сварливое хмурое выражение лица. — Откуда такие выводы? Любимый шаман у меня один, — это может означать очень многое. Да, Сукуна ощущал раньше удовольствие и радость от секса с другими, но никто не держал его душу так, как это делал Мегуми Фушигуро. Он решил свести все свои связи, кроме одного единственного, на нет, решив для себя, что ещё одного шанса завоевать шамана не будет. — Ой? Хочешь сегодня сыграть наивную, краснеющую от пошлостей девственницу? — Мегуми дерзко фыркнул, легко раздвигая ноги Сукуны. Вставший, возбужденный член прижимается к заднице проклятия. — Позвольте мне осквернить тебя окончательно? Ты хочешь, чтобы я впервые сказал тебе, насколько ты тугой. В том, чтобы я трахнул тебя, ты нуждаешься больше, чем в воздухе? — Какой ты драматичный, — Рёмен смеется, но уверенность Мегуми превращает нелепые слова в грязные обещания. Член дергается от этих слов. — Назови это судьбой, — цитирует Мегуми. — Или тебе больше нравятся драматичные разговоры со второй половинкой, чем секс? — бывшее проклятие прищуривается и пытается украсть поцелуй, который заканчивается игривым укусом нижней губы шамана. — Эй, — Мегуми кладет руку на грудь Сукуны, — Оставайся там и веди себя хорошо. Рёмен в обычном своём состоянии сказал бы, что быть хорошим не в его стиле. Но прижатый член Фушигуро, кончик, хлюпающий возле самого входа от такого количества выделенной смазки, растекающейся по головке от брызг, заставляет проклятие выгнуться. Член выпирает от интереса, а у Сукуны перехватывает дыхание, стоит раздутой головке его парня высунуться наружу. При каждом нажатии его кольцо мышц расширяется, и всё, что окружает бывшее проклятие вдруг теряет смысл — рядом есть только Мегуми Фушигуро, и это как константа. Хочется ощутить знакомое тепло его члена внутри. От своих похотливых желаний король почти теряет лицо, особенно после того, как его парень позволяет головке снова войти в него и почувствовать привыкшие к размеру уже податливые стенки. Но Сукуне нужны не просто мелочи; ему нужно, чтобы все это было внутри и приятно саднило кожу. Мегуми продолжает играть в свою игру, глаза бывшего демона закатываются при грубом вторжении. И он наслаждается тем, как его дырка растягивается каждый раз, пока жар в животе не становится невыносимым. От нетерпения некогда грозный, вселяющий страх и ужас шаман, превратившийся в чудовище, смотрит в глаза своего партнера и недовольно фыркает: — Что, чёрт возьми, не так? Что-то случилось с остальной частью твоего жалкого члена? — Жалкого? — Мегуми улыбается и снова полностью вторгается в тело. Он скрепил их вместе, так, чтобы они стали одним целым. В этом вся прелесть секса — соединение с любимым человеком и ощущения себя частью чего-то большего. После он наклонился к губам Сукуны так, чтобы их губы оказались достаточно близко — он хотел незаметно украсть невинный поцелуй, пока его партнер посмеивался где-то снизу. — Хочешь сказать что ЭТО ничтожно, Сукуна? — вколачиваясь в сексуальное тело нижнего, Мегуми произносит имя Сукуны тихим тоном — его улыбка яркая, а глаза многозначительные. Сукуна снова тает в подушках и чувствует нечто непонятное, необъяснимое и незнакомое для него. — Мне всё ещё нужно поднять сюда свой член, — и Мегуми проводит пальцем вверх по животу Сукуны, щелкает его пупок там, где находится кончик его члена. Так он пытается доказать свою правоту. — Ты уверен, что это тебя не сломает? Могу поспорить, ты всё равно захочешь принять настолько глубоко? Ты бы взял от меня всё, что угодно в таком состоянии. — Мегуми… — щеки Сукуны от таких провокационных слов вспыхнули, настолько это было восхитительно и возбуждающе. — Даже если я заполню тебя спермой так, чтобы из тебя вытекало — тебе будет мало. Перестань быть таким жадным, Куна. — Мегуми… — Сукуна ошеломленно улыбается, забавляясь уверенностью своего возлюбленного. При этом он изо всех сил старается толкаться навстречу Фушигуро, чтобы почувствовать трение. — Ты хочешь это? Хочешь, я войду в тебя, чтобы твоей маленькой дырочке не было одиноко? — он сжимает бедра Рёмена, оставляя после себя заметные следы. Сукуна почти задыхается, смеясь над таким извращенным, пошлым Мегуми — провокационные слова льются из него как лава, которая тут же обжигает чужие щеки. Он горит. Его одержимость полностью накрывает его, голос Мегуми в ушах, горячая длина его пресса, эти красивые руки, удерживающие его — всё это заставляет насладиться моментом вдоволь. — Хватит дразниться. — Я не дразнюсь. Я покажу тебе твое место, Король Проклятий, — бедра Сукуны подняты над плечами Мегуми и раскрыты так, что Мегуми может прижать головку члена к его входу. — Я не хочу видеть от тебя грубость в адрес Итадори. Понимаешь? — Сукуна на это лишь хмурится, но потом кивает не потому, что согласен, а потому, что хочет большего. Он нуждается в огне, который Мегуми начинает разжигать до тех пор, пока от бывшего демона не останется ничего, кроме пепла. Но даже тогда он начнёт всё заново. Поэтому, когда Сукуна наконец стонет, действительно выражает свое желание, Мегуми врезается в него с шлепком. Член настолько глубоко входит, что выбивает весь воздух из лёгких — Сукуна начинает задыхаться. Он тяжело дышит, простыни запутались в кулаке. В это время Мегуми продолжает покачивать бедрами, погружая свой член в Сукуну, как будто он не более чем дырка. Он рычит, грязно, собственнически. — Не могу поверить, как легко ты принимаешь меня. Ты создан специально для моего члена, Куна, — Рёмен ворчит, волосы спадают ему на лоб, чистый взгляд превращается в ошеломленный, затуманенный. Всё становится нечетким по краям, стоит Мегуми оказаться над ним. Любовь действительно является проклятием. Невозможно иначе назвать эмоции, которые он испытывает. Его сердце трепещет, когда член Мегуми касается его простаты. Остаются многочисленные синяки на его шее от поцелуев и укусов. Он принадлежит Мегуми, Мегуми принадлежит ему, и это настолько просто, что не должно было сопровождаться усложнением и противоречием, кто бы что не говорил. Ничто не имеет большего значения, чем член Мегуми, который наполняет Сукуну, как будто он всегда должен был быть там, соединяя их вместе. Лишь их души и тела соединяются воедино. Сукуна тонет в нем, жар накапливается в его сердце, а напряжение в животе и штанах давит, стоит Мегуми стать грубее. Он гонится за удовольствием, оргазмом Сукуны, когда тот начинает тихо стонать. Это означает, что он близко. Член пульсирует внутри каждый раз, когда Фушигуро толкается. Рёмен становится напряженным и при этом остаётся немного воодушевленным от собственнического чувства, переполняющего его. Позже он будет презирать синяки и боль, а также свою человечность, но знание, что теперь Мегуми принадлежит ему, и только Мегуми позволено осквернять его тело таким образом — заставляю его усмехнуться. Это триумф, возможность держать сердце Сукуны в руках того, от кого это не ожидали. Мегуми трахает его, когда он хочет. Иногда он медлительно раскачивается внутри своего тысячелетнего парня, впитывая жар, а давление его члена заставляет жалко хныкать. Он хочет, чтобы Мегуми каждый раз заставлял его кончать, хочет настолько потеряться в этом, чтобы больше не чувствовать своё тело. Он — личная дырка Мегуми, сосуд для всей той спермы, которую он выпускает, когда Сукуна действительно его заводит. Он — любимая игрушка для траха Мегуми, потому что ни одно тело ещё не могло бы настолько хорошо обращаться с его членом. Все это проносится в голове Сукуны, когда он падает на матрас и выкрикивает одно лишь имя. Сам Рёмен существует лишь в тот момент момент, когда его наполняет Фушигуро. Всё это удерживает Сукуну под контролем, пока он наблюдает, как улыбка его возлюбленного становится мягкой. — Всё, посмотри, как хорошо ты меня принимаешь. Хочешь большего? — Королю Проклятий хочется рычать. Какой глупый вопрос. — Эй, не смотри на меня так. Я дам тебе то, что тебе нужно. Мегуми даст Сукуне всё, что тот захочет. Обычно, когда Мегуми стонет и резко входит в него, он не расстраивается. Не жалеет о потерянном могуществе, силе, бессмертие. В конце он тоже придет с тяжелым вздохом к оргазму, потому что Фушигуро забрал у него всё: его бессмертие, его сердце, его душу, способность дышать воздухом. Всё это не имеет значения, когда рядом ОН. — Давай, вставь глубже, — стонет Сукуна, потому что независимо от того, насколько глубоко Мегуми находится, он хочет, чтобы вся его сперма попала ему в живот, в горло. Хочет быть уничтоженным от интенсивности этого. Проходит немало времени, прежде чем он, наконец, приведёт дыхание в норму, вздыхая и наблюдая, как шаман откидывает его волосы назад и утыкается носом в щеку. — Эй, — Мегуми щелкает пальцами перед Сукуной, который лежит весь в сперме и поту с полуприкрытыми глазами. — Ты всё ещё со мной? Сукуна улыбается, зарывается лицом в грудь Мегуми и вздыхает с облегчением. — Всегда. Он говорит это и отдаёт своё сердце и душу несмотря на то, что когда-то поклялся никогда не падать так низко.***
////////// Сукуна просыпается с болью, но не жалуется, потому что жалобы означают грядущий спор, а он не хочет споров. Ему хочется еще больше тех нежных поцелуев, которые даёт Мегуми, когда он просыпается. Мягких губ, прижимающихся к его лбу, векам, скулам, шепчущих ему на ухо слов — всего этого просто до безумия хочется. — Просыпайся, Сукуна, давай. Красные глаза распахиваются, сонный вздох вырывается из него, когда Мегуми приглаживает его волосы назад, а рука нежно массирует мышцы на его спине. — Вы голодны? — Сукуна ворчит, что означает «нет». Он не любит есть по утрам. Это разбивает всякую надежду на семейную жизнь, которую мог иметь Мегуми, пока в одиночестве ел рис и яйца в то время, как Сукуна растягивался на кровати. — Даже не немного? — предлагает Мегуми, предлагая кусок яйца на конце его палочек для еды. Сукуна сонно моргает, позволяя глазам закрыться, прежде чем прижаться лбом к бедрам своего партнера. — Нет. Обратите на меня внимание. — Король драмы, — Мегуми фыркает. — Ты ведешь себя так каждый раз после секса. Сукуна улыбается этому воспоминанию, укладывая голову на бедро и трется о него щекой, словно кошка, метящая свою территорию. — Ты такой ребенок, — передразнивает, а затем прикрывает глаза, устраиваясь удобнее на шамане. — Я? — спрашивает шаман с полным ртом риса, дергая челку в центре лба Сукуны. — Это ты закатываешь истерики на публике. — Ради награды, — ответ очевиден. Рёмен томно потягиваясь, фыркает, когда наконец находит удобное место, где он может посмотреть на Мегуми и положить руку ему на колени. — Ага. Для этого есть термин. Поганец. — Надо же, у тебя есть зубки, — улыбка Сукуны такая язвительная, что Мегуми чуть не швырнул в него подушку. — Но тебе же это нравится во мне? Какими ещё рискованными вещами увлекается мой малыш-шаман? — Я сейчас повторю то, что было ночью, — глаза Сукуны от такого тут же теряют намек на сонливость, улыбка настолько широкая, что ямочки на его щеках засияли. — А если я хочу этого? — Ты ни в коем случае не позволишь мне сдерживать тебя каким-либо образом, но… — Это то, что ты хочешь? Привязать меня к кровати, чтобы ты мог поступать со мной по-своему? — Сукуна насмехается, виднеются острые зубы. — Ты просто хочешь, чтобы я подчинялся тебе, а? Тебе нравится видеть меня под собой? Ты чувствуешь себя сильным, Мегуми? — Нет, — он краснеет, потому что в диалоге это смущает гораздо больше, чем он предполагал. — Ой, а что тогда, Мегуми? — шаман немного выжидает, отводя взгляд, прежде чем сказать достаточно тихо, чтобы его парень услышал: — Я просто хочу позаботиться о тебе и держать тебя здесь, рядом. Со мной. В безопасности… — улыбка Сукуны исчезает, губы приоткрываются, когда он моргает. За этим предложением скрывается так много всего, что оно ослепляет; Мегуми хочет защитить Сукуну, обеспечить его, почувствовать, что он удовлетворил потребности своего Рёмена. Самый первобытный инстинкт любого животного — это самоудовлетворение от того, что партнер счастлив. Именно этим Мегуми и занимается. Это настолько искренне, что Сукуна надеется найти это забавным. Вместо этого он теряет дар речи. Он дурак, которому нравится, когда о нем так заботятся. Когда делает это его любимый человек. — Ой… — Ой?! — Мегуми шипит, хмурясь, словно ожидает какой-то насмешки. — Забудь это, — шаман встает с кровати, и хорошее настроение Сукуны мгновенно исчезает. Он раздражен, немного зол на себя и ещё больше злится на Фушигуро за то, что она породила в нем такое мерзкое чувство. Он присоединяется к Мегуми в душе, просто чтобы раздражать. Но он возненавидел своё решение в тот момент, когда Мегуми спрашивает: — Что случилось? Ты злишься, что я ушел, и теперь ты здесь и требуешь моего внимания? — Я здесь, чтобы сэкономить время, — рычит Сукуна, но моет волосы слишком сильно, кожа раздражается от трения. Они лишь немного опаздывают к следующему раунду игр, каждый выпускной класс вынужден сражаться друг с другом на арене. Сукуна сидит в сторонке вместе с другими учителями, слишком близко с Годжо. Он наблюдает, как Мегуми получает сильный удар в живот от Тодо, и красные глаза превращаются в сердитые щелки. — Оу, с Мегуми всё будет в порядке, — Рёмен обращает свой убийственный взгляд на Сатору и морщит нос, когда понимает, что не знает, куда направить свой гнев. Трудно смотреть на кого-то сверху вниз, когда его глаза закрыты. — Он довольно сильный. Продолжал наращивать свою выносливость только для защиты дорогих людей, — бывший демон равнодушно отводит взгляд, будто эти слова его не касаются. — Ему нравится это делать. Защищать других. Он твоя тень, поэтому ты не пострадаешь, — это трогает сердце Сукуны. Он вздрагивает, когда понимает, насколько они переплелись. Мегуми не может вынести мысли о смерти Сукуны, а Сукуна не может вынести мысли о том, что его парню причиняют боль. Глупый. Они оба глупые. В тот момент, когда Фушигуро объявляется победителем, желудок Рёмена теряет напряжение. Его раздраженный выдох заставляет Годжо смеяться. Он игнорирует это и прихорашивается, когда Мегуми первым подходит к нему. — Ты в порядке? — спрашивает Мегуми, как будто это не его нос сейчас в крови, а костяшки пальцев поцарапаны. Их следует целовать. — Я? — вместо этого Сукуна фыркает, указывая на рваную униформу парня. — Тебе следует беспокоиться о себе. — М, нормально. Просто требуется немного больше времени, чтобы исцелиться. Годжо переводит взгляд на них двоих и уходит. Сукуна знает, что с его шаманом не все в порядке. Он дышит слишком тяжело и морщится, когда ступает на правую ногу. В тот день Юдзи забирает их домой и читает Сукуне лекцию о том, как заботиться о людях. — Тебе не следовало так рисковать. — Иногда лучшая защита — это нападение», — кричит Мегуми, впитывая соль для ванн, пока его личное проклятие разваливается на кровати. — Так говорят слабые и безрассудные, — Сукуна хмурится и слышит журчание воды, когда Фушигуро стоит в ванне. Это медленная попытка — он ковыляет в спальню, с его волос все еще капает вода. Энергия вокруг него меняется, снова активируется обратная проклятая техника. — Безрассудный? Я выиграл, и я все еще жив. Это был просто спарринг, — кровать прогибается под тяжестью пострадавшего, его вздох облегчения наполняет тишину. Он по-прежнему в одном полотенце, разложенном на кровати — это позволяет Сукуне ясно видеть легкие синяки на бедрах и груди. Только он можно позволить так отмечать Фушигуро. Все его тело горит от этой мысли, пульс настолько громкий, что младший улавливает это. Его глаза распахиваются, голова склоняется к Рёмену. — В чем дело? Сукуна ничего не говорит и наконец качает головой. — Мы говорили об этом, — шаман невозмутимо вытягивает руку, приветствуя своего парня. Тем не менее, тот не двигается с места, прикрыв рот. — Речь идет о драке? Тишина. — Ты злишься, потому что я принял удары, чтобы проверить свой предел, или ты беспокоишься обо мне?» На этот раз сам Сукуна не знает, и он честно пожимает плечами. — Эй, — вздыхает Мегуми, дергая за рукав древнее зло. — Подойди, я просто хочу тебя немного подержать. Сукуне неуютно, когда он в таком настроении, но он все равно идет, кладя голову на грудь Фушигуро, а руку на ушибленную талию. Шаман зачесывает назад его челку, проведя пальцами по линии отметин, проходящей по выпуклой щеке. Мегуми замерзает, но он все еще теплый после ванны, и глаза Сукуны закрываются от внезапно нахлынувшего комфорта и безопасности. Они ничего не говорят, пока Король Проклятий лежит, пальцы его защитника скользят по чужим ресницам и продвигаются вниз по носу. Большой палец поглаживает губы Сукуны, прежде чем Фушугуро целует черную точку в центре лба Сукуны. Яблочко. — Нет ничего, что могло бы отнять меня у тебя. Возможно, у тебя остался неприятный осадок, но я здесь, рядом с тобой, — красные глаза распахиваются, тяжесть слов Мегуми оседает в сердце Сукуны. Что бы он сделал, если бы Мегуми серьезно пострадал? Что бы он сделал, если бы Мегуми умер? Ответ прост: заставить мир сгореть. Пусть деревья превратятся в пепел, а тела станут дровами, если волос на голове его благословения окажется тронутым. — Как будто я позволю тебе уйти так легко. И Мегуми улыбается, обхватив обеими руками туловище своего возлюбленного. Его слова доносятся до макушки Сукуны приглушенно. — Я знаю одного человека, страдающего манией величия, — они близко, бедра соприкасаются, запах Мегуми повсюду. Кожа горит от касания, а мрачность и опустошенность от битвы начинает исчезать. Вместо этого его тело пульсирует небольшими импульсами, достигающими низ живота. Фушугуро, должно быть, тоже это чувствует, потому что он наклоняется и шепчет: — Эта драка так тебя расстроила? Щека Сукуны прижимается к груди Мегуми. Отказываясь поднимать глаза, он говорит: — Драка? Ничего впечатляющего, —он говорит это с некоторой язвительностью, но после прижимает Фушигуро к кровати, опуская голову на теплый живот и прижимаясь носом к полотенцу. — Что ты там делаешь? — Я хочу это снять, — Сукуна моргает, выгибая шею назад. Его пальцы погружаются под полотенце. — Это мешается на моем пути. — Кусок ткани против великого короля проклятий. Какое зрелище, — ухмыляется Мегуми, отбрасывая прежнюю насмешку Сукуны. Он закладывает обе руки за голову, заинтригованный, прежде чем махнуть подбородком. — Тогда сними это. Продолжай, Куна. Это немного унизительно, но Рёмен просто хмурится и разворачивает полотенце. Член парня упирается в его бедро, горячий, но, к сожалению, ещё не твердый. Он заинтересованно дергается, стоит Королю проклятий поднять его и, глядя на темно-розовую головку, хищно облизать губы. После этого, прикрыв глаза, Рёмен берёт кончик в рот и начинает активно посасывать. Член пульсирует один раз, всё ещё вялый. Сукуна прижимается к животу Мегуми и удерживает большую часть длины между губами. Он не двигается — пытается насладится солоноватым вкусом своего возлюбленного. По крайней мере, пока, глаза закрыты, а частичка его парня все ещё теплая. — Сукуна…? — в ответ на это он издает раздраженный звук и продолжает сосать член Фушигуро. Он находит удобную позицию и прислоняется щекой к бедру, пока чужая рука поглаживает его затылок, перебирая пальцами розовые пряди на макушке. Волосы достаточно длинные, чтобы Мегуми мог ухватиться и дергать голову туда-сюда, играя с Рёменом, как с игрушкой. — Это то, чего ты хочешь? Просто нужно что-нибудь во рту, чтобы занять тебя? Сукуна никогда бы не признался, что делает это ради блага Мегуми. Но он бы солгал, если бы сказал, что не испытывает кайфа от ощущения, когда длинный член начинает твердеть у него во рту. — Твой рот… Куна, — выдыхает Фушигуро, когда закрывает глаза и откидывается назад. Его парень чувствует провал в кровати, поэтому довольный собой начинает мурлыкать подобно сытому коту. Никакого движения или поддразнивания — это отстой. Губы Сукуны двигаются только тогда, когда он глотает. — Тебе это нравится? Сукуна делает малейшее движение вверх, кивая, насколько это возможно, с членом во рту. Пальцы Мегуми массируют его кожу головы, рука опускается ниже и сжимает его шею сзади. — Хороший мальчик. Сукуна тихо рычит, ненавидит, когда его так называют, потому что чувствует себя собакой. Мегуми знает это и поправляет себя, говоря тихое: «Спасибо, Сукуна». На это отвечают мычанием, снова сглатывают накопившуюся слюну и расслабляют челюсть, прижимаясь головой к животу шамана. Он лежит так, что наслаждается ритмом учащенного пульса Мегуми. Со стороны Короля Проклятий это не подчинение. Это простое осознание и прямое проявление того, что он заботится о своём возлюбленном. Это частичная отдача на безграничную заботу Фушигуро, которую он отдаёт с такой легкостью, что это тешит эго бывшего демона. Кто еще мог подарить Мегуми мир? Кто еще может обожать Мегуми и доставлять такое удовольствие, заставляя дрожать от оргазмов и кончать с такой интенсивностью, что после этого оба ошеломляются? Сукуна. Только Сукуна. И когда Мегуми произносит его имя легко, мягко, а шепот «Сукуна» наполняет комнату — мир становится нечетким. — Интересно, как долго ты сможешь лежать с моим членом во рту? — в голосе нет вызова, но Рёмен думает, что все это испытание. Он принимает это так, словно теперь порабощение мира не так важно, куда лучше отсасывать шаману. Его глаза сосредоточенно сужаются. В том, что они делают, нет никакой спешки. Мегуми продолжает гладить розовые волосы, шепча сладкие, лестные слова, в то время как Сукуна пребывает в блаженстве. Он начинает ощущать солоноватый привкус предэякулята на своих губах. В первые за долгое время Король даже не хочет трахаться вечером. Его удовольствие отходит на второй план. Ему просто нужно, чтобы его парень был доволен, к тому же неожиданно для своего тысячелетнего возраста, он осознает — ему нравится чувствовать тяжесть члена на своем языке и знать, что именно он является причиной чужого возбуждения конкретного лица. Их блаженство начинает достигать пика в тот момент, когда пальцы Мегуми сжимаются в чужих волосах, а голова Рёмена наклоняется вперед, так что его нос прижимается к коже парня и на его затвердевшие яйца просачивается немного слюни. — Ты так хорошо справляешься. Как насчет того, чтобы я дал тебе награду? Нервы Сукуны накаляются. Прежняя сонливость от идиллии, что когда-то заглушила пульсацию между ног и боль в животе, сошла на нет и теперь мир стал острее. Мегуми со стоном кончил, а сам бывший демон думает только об одном. У Короля проклятий нет даже мысли о своем нынешнем положение. Его желание очевидно: он сосет член своего шамана, просто чтобы попробовать еще немного молочной жидкости, которая продолжает вытекать после оргазма. Мегуми похлопывает его по бедрам и улыбается. — Иди сюда, можешь присесть. Сукуна колеблется, ненавидит, когда ему приказывают что-либо делать. Всё же старый статус даёт о себе знать. Но стоит Мегуми взять смазку и выдавить ее между своих пальцев, так что они заблестели, Рёмен тут же откидывает мысль об отложенном удовольствие и собственные принципы в дальний ящик. Он наблюдает, как сгибаются и разжимаются чужие пальцы, а обещание о быстром поиске точки удовольствия заставляют Сукуну замереть. — Все, можешь устраиваться поудобнее. Это больше не причиняет мне боли, — шепчет Мегуми и целует своего возлюбленного в лоб. Сукуна наблюдает, как исчезают синяки с тела, а потом опираясь на бедра Мегуми, фыркает, стоит двум пальцам приблизиться к его входу. Он так сильно этого хочет, но ненавидит выглядеть отчаявшимся. Вместо того, чтобы наслаждаться тем, что его растягивают, он хмурится, глядя на шамана. Его одаривают самой трепетной и доброй улыбкой. — Ты так хорошо позаботился обо мне. Думаю, будет справедливо, если я покажу вам, как сильно я это ценю, — два пальца проникают и изгибаются внутри Короля, они приятно потирают его стенки, делая свободным и податливым. Это худшая часть человеческого тела. Нужно обращаться с ним осторожно, если только обратная техника не может исцелить вас достаточно быстро. Сукуна еще не на этой стадии, и Мегуми обращается с ним как со стеклом; движется так медленно, что Сукуна думает, что может вот так заснуть и позволить Мегуми делать все, что ему заблагорассудится. Он просыпался от такого количества спермы в себе, член все еще пульсировал внутри, так что Сукуна мог почувствовать, как сильно он сводит Мегуми с ума. Может быть, в другой раз, когда Рёмен не будет рычать: — У моей признательности есть временное ограничение. — Уверен? — Мегуми улыбается. Именно рядом с Королем проклятий он научился язвить и так нагло усмехаться, глядя в лицо своего парня. Он буквально перенимал на себя манеру общения Сукуны. Это чертовски заводило. Только этому наглец было разрешено высокомерно относиться к властному возлюбленному, но не сейчас. Не тогда, когда Сукуна готов отдаться в руки Мегуми. — Мне не нравится твой тон, — шипит, его глаза расширяются, когда Фушигуро останавливается. Он убирает пальцы, и возле входа остается только пульсирующий, изнывающий член. — Мой тон? Ты ненавидишь, когда я даю тебе твою заслуженную награду? — нос Рёмена морщится, он пытается сосредоточиться на гневе, а не на резком толчке Мегуми. — Ты не дал мне ничего существенного, — он рычит, глаза почти закрываются, когда Фушигуро прорывается сквозь тугое кольцо мышц у входа. Скольжение облегчается скользким маслом и предыдущим растяжением. За последнее время в целом проход стал весьма разработанным. Мегуми едва дает время приспособиться, прежде чем он кладет обе руки на бедра Сукуны и опускает его вниз. Медленно, но достаточно уверенно, чтобы тот легко скатился к основанию. Они оба переводят дыхание. Член ласкает теплые стенки, а кольцо мышц растягивается до комфортного предела. Это не больно, но нижнему явно нужно привыкнуть к этой полноте. Когда шаман находится в Сукуне, тот задается вопросом, как бы он мог жить без этого. Его собственное сердцебиение, чужой член, который бьются теплым пульсом, застывшим в тишине — всё это заставляет утонуть в огне удовольствия. — Ты задаешь темп, — Мегуми вздыхает, руки скользят к бедрам его парня. — Тебе же не нравится мой тон, — это вызов. Если что-то и поможет Сукуне, так это его сила воли. Его челюсти сжимаются, он использует бедра, чтобы подняться и осторожно опуститься на член Фушигуро. Делает это в своем темпе, который не вписывается в стандарты чего-то быстрого, но и медленным назвать нельзя. Шаман сдерживает любые насмешки, позволяет Рёмену использовать его член. Он с теплотой смотрит на то, как партнёр подпрыгивает, опускаясь на всю длину и запускает умеренный ритм, который ускоряется с каждым следующим толчком. Глаза Сукуны полуприкрыты, губы приоткрыты, он опасно улыбается, наблюдая, как ресницы Мегуми трепещут под тихие стоны. — Мне жарко. Тесно внутри тебя. Я кончу. — Еще нет, — шипит Сукуна и так сильно хлопает бедрами вниз, что Мегуми выгибается. — Не смей кончать, пока не удовлетворишь меня, — это воспламеняет что-то глубоко внутри шамана, он прижимается подбородком к груди, наблюдая, как тело его парня принимает его. Облизывает губы, внезапно хватает бедра и начинает использовать их как рычаг, чтобы нарастить темп. Сукуна дрожит, бицепсы горят, глаза расфокусированы, когда Мегуми начинает толкать глубже каждый раз, когда он опускает бедра. Наконец, он задевает простату, от чего Король проклятий начинает «течь» ещё больше. Ему нравится чувствовать, как в него погружается член. Ему нравится видеть, как Фушигуро ставит на нём метку, нравится баловаться и отслеживать шрамы, которые сам оставил на чужом теле. Он закрывает глаза и задыхается, когда его грубо хватают его за задницу. — Это приятно? — один красный глаз приоткрывается, брови нахмурены, а щеки покраснели — это заставляет Мегуми смеяться. Он тоже задыхается, его рука поднимается, чтобы обхватить щеку партнера, а потом опуститься прямиком на грудь, поглаживая подтянутый пресс и переходя к красивому члену. — Ты любишь эту позицию? Я сделаю всё, лишь бы ты получил удовольствие, — Мегуми стал слишком раскованным рядом с Королём проклятий. У него как будто появилось второе дыхание. Сукуна не может не стиснуть зубы, когда Фушигуро начинает быстро его поглаживать вдоль члена, сжимается так сильно, что шаман чувствует, как стенки становятся уже и получает немыслисое удовольствие, выраженное глухим стоном. Они выработали ритм, в котором изголовье кровати стучит о стену. Кровать скрипит, простыни движутся вокруг них. Пока Мегуми гонится за завершением, Сукуна начинает выдыхать его имя, как мольбу. — Мегуми… Мегуми, гуми… — Шшш, я почти у цели. Я кончу в тебя, — стоит ему произнести это, как сказанное воплощается в жизнь. Его отпускает, пока Сукуна течет, крепко прижимаясь к его члену. Сперма Рёмена разбрызгивается по груди Фушигуро, его бедра дрожат, даже когда всё останавливается. — Ты такой красивый, — Мегуми улыбается, снова касается щеки Сукуны и проводит большим пальцем по розовым губам. — Мне нравится видеть тебя человеком. Человек. Отвратительно. Но у Сукуны не хватает сил сказать такое. Вместо этого его глаза становятся мягкими и закрываются, когда он прижимается щекой к теплой ладони своего парня. Сперма капает на живот Мегуми. Это настолько чувственно, что он наклоняется и целует шамана. Ищет утешения в своих губах — языки сливаются. А сам король остается с членом внутри, как будто его тело не сможет вынести пустоту. Фушигуро улыбается, все еще дергаясь внутри Сукуны, когда он спрашивает: — Опять? — Снова, — Сукуна улыбается, облизывает губы и закатывает глаза, когда второй парень прижимается к нему. Они продолжают вновь настойчиво толкаться, когда член Мегуми наполовину тверд. Он, наконец, садится и заставляет Короля сесть к себе на колени. Проходит глубже и испытывает сухой оргазм от того, насколько тугим становится Рёмен, когда его снова трахают. Член Мегуми болит, но он не перестает толкаться — хочет снова довести и себя, и партнера до оргазма, в то время как Сукуна настолько податлив в его руках, что растекается «лужей» по постели почти без сил. Фушигуро закидывает его ноги к себе на плечи, положив руки на изголовье, чтобы была возможность погрузиться в Рёмена с глубокими скольжениями. Так, чтобы они оба изнывали от наслаждения. — Я думаю, изучение обратной техники имело побочные эффекты, — Мегуми посмеивается и стонет, когда Сукуна вскрикивает. — Мне так тяжело сдерживаться, так жарко. — Не останавливайся, — шипит, хватает Мегуми за челюсть, принуждая его к поцелую. Сукуна целуется так, будто хочет украсть весь воздух из легких. Они невозможны друг без друга. Когда Мегуми наконец кончает в Сукуну во второй раз, он берет на себя ответственность. Он претендует на то, что принадлежит ему. В то время, как сам Король Проклятий выставляет напоказ своё доверие к шаману как самую настоящую награду. Теперь Мегуми хочет, чтобы Сукуна продемонстрировал те отметки, которые он оставил. Он не получает удовлетворение, когда замечает, что его парень до сих пор выделяет жалкие капли предэякулята. Фушигуро хочет, чтобы Рёмен кончил так сильно, что его собственное лицо окрасилось в молочную жидкость. Каким же он стал развратным, находясь рядом с личным проклятием. — Снова? — Сукуна шепчет в поцелуе, ухмыляясь, когда Мегуми делает еще один толчок и сперма льется по заднице. — Ага, — шаман задыхается, все еще возвышаясь над своей парой, когда они прерывают поцелуй, чтобы дать воздух. — Я не смогу закончить, пока ты не насытишься, верно? Сукуна удовлетворенно прикрыл глаза, показывая плавную мечтательность, которая следовала обычно за оргазмом. Это грязный и чистый секс. Каждый раз, когда Мегуми толкается, он беспомощно прижимается к кровати, вдавливаясь в матрас силой бедер. Из него вырывается лишь тихий стон: — Ну, Мегуми, сильнее. Мегуми снова кончает, но не останавливается, настолько сбитый с толку похотью. Он не может понять, чувствует ли его член удовлетворенность. Ему важно лишь одно — пришел снова его партнёр к оргазму. Ему нужен Сукуна, такой милый, податливый, такой, который не может даже говорить и сделать без помощи Мегуми. Созависимость — это не любовь, но Мегуми уже доказала, что есть исключения. Он всё ещё трахается с Сукуной. Сходит с ума от того, как их зубы сталкиваются в поцелуе. Подстрекает Рёмена, кладя руку на его член и шепча ему на ухо грязные слова. — Бля, я кончу, я хочу наполнить тебя, Сукуна. Я хочу зайти так глубоко внутри, что только завтра, ты поймешь, как сильно я хотел и хочу тебя, — Король Проклятий смеется над этим, задыхаясь и дрожа. — Напоминаю, ты назвал меня сукой. Ты чудовище, Мегуми, — действительно, в этот момент Мегуми чувствует себя таковым. Он не может остановить движение своих бедер или дать партнёру достаточно шанса вдохнуть воздух. Фушигуро хочет быть тем, кто зажжёт в Сукуне некую жажду жизни, которая не включает в себя ничего, кроме кровати и их обнаженной тел, спутанных в оргазме. Последний глубокий толчок дает Мегуми то, что он хочет. Он заставляет Сукуну трястись от оргазма настолько сильного, что струи достигают его подбородка. Член дергается в такт члену шамана, ударяющегося его простату, легкие вдохи исходят из розовых губ. Когда Фушигуро наполняет Рёмена последними каплями, он наконец издает дрожащий вздох, будто только что проснулся от лихорадки. Сукуна ошеломленно улыбается ему, скользя языком по его острым зубам, когда говорит: — Ты так глубоко вошёл в меня. Надеялся отыскать матку? — Нет, — смеется Мегуми, приглаживая челку Сукуны назад и вздыхая с облегчением, когда его член выскальзывает на свободу. — Я просто хотел дать тебе обещанную награду. — Иметь вашу душу достаточно для награды, — Король облизывает губы и еще раз ошеломленно улыбается, когда из него начинает вытекать сперма. — Секс — это бонус. Мегуми тоже улыбается, а затем прикасается к чужим губам для поцелуя, пока руки гладят тело Сукуны, проводят по его животу и бедрам, смачиваются семенем. Им нужно в душ. Он бесцеремонно подхватывает затраханное тело на руки и аккуратно несёт в ванную комнату. Поначалу в душе холодно, но вскоре теплая вода начинает течь по их ногам. Сукуна удобно прижавшимся к стенам ванны, положив голову на плечо Мегуми. Рёмен почти мурлычет, когда руки его парня начинают блуждать по его бедрам и заднице. — Ещё один раз? Пожалуйста? — Фушигуро дышит ему в губы, отчаяние делает его голос тихим. Сукуна не отвечает, выкрикивает имя Мегуми, дрожит. Его тело сотрясается в конвульсиях каждый раз, когда грубые подушечки пальцев Мегуми исследуют его тело. Это слишком. Слишком хорошо. Он пускает слюни, позволяя новому оргазму захлестнуть его. Так он оказывается бескостным перед Мегуми, сонно закрывая глаза и задремывая. Он лежит мертвым грузом, когда шаман вытирает их полотенцем, не удосуживаясь открыть глаза, когда он снова садится на простыни. Ему не нужно знать, что Мегуми улыбается ему, не нужно видеть любовь в его глазах, когда он играет с волосами Сукуны или гладит его по щеке. Он и так это знает. Пусть шаман влюбляется в него столько раз, сколько ему заблагорассудится. Может быть, просто может быть, Сукуна сможет простить ограничения этого человеческого тела, если оно вызывает у его парня такую реакцию. — Киото уезжает завтра. Ты можешь остаться, если чувствуешь себя здесь в большей безопасности, — вещи Сукуны всё еще находятся в комнате Итадори. Это слишком далеко от Мегуми. — Говорят, нельзя так небрежно пускать злых духов в свой дом, — бормочет Сукуна, глаза все еще закрыты, он в полусне, когда Мегуми целует его в нос. — Какой злой дух? Я вижу только сонного старика, — Сукуна фыркает и неуклюже тянется рукой, чтобы потянуть Мегуми за челку. — Не начинай. — Не буду, — Мегуми улыбается. — Просто предлагаю, — предложение — значит намного больше. Он не предлагает Сукуне простое место для проживания — он даёт ему шанс отступить. Он принимает Сукуну в свою жизнь таким образом, что это невозможно изменить. — Полагаю, я могу остаться подольше, ради этого мальчишки, — он говорит дольше, но имеет в виду навсегда. Мегуми улавливает это с достаточной интуицией, чтобы ответить: «Сколько пожелаешь».