По обмену из Англии

Глава I. Суд. В Лондоне стояла на удивление жаркая погода. Городские жители выходили на пикники в парки, подставляли солнечным лучам бледные лица и улыбались знойному лету, степенно ступающему по улицам Великобритании. На улице Уайтхолл, расположенной в самом центре Лондона, глубоко под землей располагалась скрытая от посторонних глаз штаб-квартира Министерства Магии Великобритании. В этом самом Министерстве, на его девятом уровне, в Зале суда номер Семь уже второй час проходило заседание по делу Драко Люциуса Малфоя, Пожирателя Смерти, сторонника самого могущественного темного волшебника последнего столетия Волан-де-Морта, побеждённого великим Гарри Поттером, Мальчиком-который-выжил, который спас все магическое население от страшных беспорядков и положил конец Второй магической войне. Зал суда номер Семь был немногим меньше знаменитого Зала суда номер Десять, в котором проходили все самые громкие разбирательства по делам самых опасных преступников. Но Драко Малфоя едва ли можно было назвать преступником, хотя тот к своим восемнадцати годам и успел совершить несколько нехороших поступков, поступков именно «нехороших», потому что преступлениями, учитывая обстоятельства, их можно было назвать с большой натяжкой. Однако после окончания войны Министерство Магии беспрерывно работало над тем, чтобы все волшебники, имеющие на предплечье Тёмную метку, получили должное наказание, а, ещё лучше, срок в магической тюрьме, дабы избежать ещё одного восстания волшебников, борющихся за идеалы чистоты крови, или, не приведи Мерлин, очередного возрождения Темного Лорда, который, к слову, считался окончательно погибшим, поэтому нехорошие поступки Драко Малфоя, согласно новой политике Министерства, все же считались преступлениями. Зал имел квадратную форму. Стены, к которым крепились факелы, были сложены из темного камня. Справа и слева располагались ряды забитых присяжными и членами Визенгамота скамей, поднимающихся амфитеатром. Посреди зала стояло громадное дубовое кресло, в котором сидел подсудимый. Толстые металлические цепи, расположенные на подлокотниках, надежно обвивали тонкие запястья парня, предотвращая нежелательные действия со стороны подсудимого и исключая всякие попытки к бегству. И судья, и остальные члены Визенгамота, и господа присяжные были полны решимости избавить волшебную часть населения Великобритании от оставшихся на свободе сторонников ужасного Волан-де-Морта и отправить тех в то место, где, по мнению многих, преступники должны были находиться всю оставшуюся жизнь, то есть в Азкабан. Идея справедливости, согласно которой обладатели Чёрной метки безразборно подвергались всевозможным обвинениям с последующим заключением в тюрьме, прочно обосновалась в головах всех присутствующих в Зале суда, кроме, пожалуй, троих волшебников, также находившихся здесь в данный момент, а именно самого подсудимого и героев войны — Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер. На данный момент в Зале суда давали свои показания те волшебники, которые, так или иначе, когда-либо были знакомы с семьей Малфоев. Некоторые из них являлись учениками Хогвартса. К несчастью для всех троих, показания больше походили на завуалированные обвинения, что заметно снижало шансы добиться оправдательного приговора. На данный момент в Зале суда выступал долговязый мальчик с тёмными волосами, которого звали Эдмунд Сэллоу. Эдмунд учился в Хогвартсе на Слизерине и был младше Драко, Гермионы и Гарри на курс. Его семья, как и сам Сэллоу, не участвовала в войне, однако Эдмунд имел великолепную способность оказываться в нужное время в нужном месте и при этом не привлекать к себе внимания, что абсолютно точно шло на руку членам Визенгамота. Все предложения Сэллоу начинались с фраз «Как-то раз я видел…» или «Как-то раз я заметил…», при этом Эдмунд не забывал хитро прищуривать глаза и использовать особую интонацию в голосе, будто он рассказывал сплетни о Драко Малфое не на весь зал, а конкретному собеседнику, находящемуся от него в полуметре. Вот и сейчас Эдмунд подался слегка вперёд, выразительно посмотрел на подсудимого, который не обращал на него ровным счетом никакого внимания, затем в очередной раз хитро прищурится и обратился к судье: — Как-то раз я видел, — коварно произнёс слизеринец, — как Драко Малфой в комендантский час покинул гостиную Слизерина и направился вверх по лестнице. Я думаю, что он разрабатывал план по захвату Хогвартса, замышлял что-то зловещее, — он выразительно посмотрел на судью – этот взгляд означал что-то вроде «вы понимаете, о чем я». — Возможно, Малфой раздумывал о том, как пропустить в школу Пожирателей… Естественно, что показания Сэллоу, как и остальных учеников, свидетельствовавших против Малфоя, будут приняты во внимание, как показания очевидцев. Также абсолютно ясно было то, что никто здесь не спросит Эдмунда, что делал сам Сэллоу в коридорах Хогвартса после отбоя. Никто не задаст вопроса о том, как семья Сэллоу справлялась с ужасами войны и какой стороны они придерживались, потому что Эдмунд не справлялся и не придерживался — он не знал, как выглядит кровь на каменному полу, не знал, что такое терять близких, и не имел никакого представления о том, какого это стоять в метре от мерзкого волшебника со змеиным лицом. Драко Люциус Малфой не то чтобы считал себя невиновным — напротив, виновным как раз он то себя и считал. Да, Драко Малфой умел признавать свои ошибки, возможно не на всеобщее обозрение, не при безрассудных гриффиндорцах, но все же умел. Малфой прекрасно знал, что его обвиняют в том, что, по велению Темного Лорда, он совершил покушение на жизнь директора школы Альбуса Дамблдора, что из-за его неудачных попыток убить старика он подверг опасности жизни двух учеников, один из которых был лучшим другом Поттера и Грейнджер и таким же героем войны. Он винил себя в том, что ранее на протяжении многих лет восхвалял своё положение чистокровного волшебника, как издавна было заведено в его семье, и, вторя своему отцу, считал маглорожденных недостойными магического общества. Теперь, пережив все тяготы военного времени, вдоволь налюбовавшись на ненавистное змеиное лицо Темного Лорда, который скорее был безумным фанатиком, чем истинным лидером, испытав на себе несколько не совсем приятных заклинаний, которыми Волан-де-Морт бесконечно награждал своих подчиненных даже за самые мелкие проступки, насмотревшись на бездыханные тела невиновных маглорожденных и полукровок в Малфой-Мэноре, в поместье, которое когда-то было ему домом, Малфой пришёл к выводу, что чистота крови не значит ровным счетом ничего. Однако Драко абсолютно не понимал, почему именно его семья когда-то взялась поддерживать идеалы чистокровных волшебников, а не, скажем, семья Уизли, или Поттера, или Долгопупсов и т.д, почему именно ему посчастливилось родиться чистокровным, а не, например, Грейнджер. Как бы вели себя все они на его месте? Почему именно его отец восхвалял Темного Лорда и поддерживал те идеи, из-за которых гибли люди и проливалась кровь? Почему именно он, Драко Малфой, был сыном Пожирателя Смерти? С детства всех нас, и чистокровных, и полукровок, и маглорожденных волшебников, и маглов — Малфой наконец пришёл в своих мыслях к тому, что все классы равны между собой, однако все ещё сомневался насчёт последних — учили тому, что семья превыше всего и родителей не выбирают. Из этого следует, что он был обязан убить Дамблдора и таким образом защитить свою семью и себя заодно от гнева Темного Лорда, который совершенно точно наградил бы Малфоев за непослушание смертью или бесчисленным количеством Круциатуса. От представления Нарциссы Малфой, лежащей на полу Малфой-Мэнора и кричащей от боли или вовсе не издающей не звука, скручивало желудок и замирало сердце. Возможно, он бы даже отдал жизнь за свою семью. И что же теперь? Почему, пытаясь защитить мать и отца и сохранить свою собственную жизнь, он все равно оказался здесь в качестве преступника? Почему у него не было выбора, в котором бы никто не пострадал? Что бы на его месте сделала Гермиона Грейнджер, которая никогда не ошибается? Которая почти никогда не ошибается. Об этом «почти» Малфой запрещал себе думать. Что ж…почему-то он был уверен в том, что Грейнджер нашла бы иной выход — запасной выход, чёрный ход, пройдя по которому, Малфой бы сумел сохранить жизнь своим родителям и при этом не подвергать опасности жизни других волшебников. Но сейчас это было уже неважно, потому что он, Драко Люциус Малфой, прикованный цепями, с разбитой губой — награда за дерзость от смотрителей — сидел в центре Зала суда номер Семь и, как и его отец Люциус Абраксас Малфой два дня назад, ожидал вынесения обвинительного приговора, явственно ощущая горечь металлического привкуса во рту. По крайней мере, Нарцисса Малфой, его мать, благодаря показаниям святого Поттера, была оправдана. Это успокаивало и одновременно наводило панику от осознания того, что она останется абсолютно одна в обществе, где фамилия Малфоев потеряла былой лоск и приравнивалась к постыдным именам, которые больше никто не произносил вслух вне стен Министерства. Почему торжество справедливости настолько жестоко? Почему в новом мире отсутствует обещанные милосердие и терпимость? Гарри Поттер сидел на четвёртой скамье рядом с Гермионой Грейнджер и держал подругу за руку в знак поддержки. Это было последнее заседание, на котором они должны были присутствовать вместе с Гермионой и Роном в качестве свидетелей, однако на дворе стоял конец июля, и Рону Уизли требовалось срочно подготовить отчеты о продажах в магазине «Всевозможные Волшебные Вредилки», в котором он теперь работал вместе со своим братом Джорджем вместо Фреда, погибшего на войне. После войны Гарри и Гермиона, не желая оставаться наедине со своими мыслями, охотно приняли предложение Молли и Артура Уизли, матери и отца Рона, пожить в Норе, ставшей им за долгие годы привычным местом обитания. Гарри изредка посещал квартиру на Площади Гриммо, доставшуюся ему в наследство от Сириуса, его погибшего крестного, но не испытывал ровно никакого желания задерживаться в мрачном доме Блэков, наполненном гнетущими воспоминаниями о людях, которых уже нет в живых, поэтому был несказанно рад провести лето в компании своих лучших друзей, вместе с которыми ему удалось уничтожить все крестражи и одержать победу над Волан-де-Мортом. После лета Гарри должен был поступить на службу в Аврорат и приступить к исполнению своей мечты стать аврором или отправиться вместе с Гермионой в Хогвартс и наконец закончить последний год обучения, который они, на тот момент озадаченные поиском частей расколотой души Волан-де-Морта, благополучно пропустили из-за бесконечных скитаний по лесам и попыток спасти магическое общество и самих себя от влияния темного волшебника. Гарри Поттер, привыкший активно действовать, а не проводить время за скучными учебниками, склонялся к первому варианту, несмотря на настоятельные рекомендации подруги закончить образование, но окончательный выбор ещё не сделал, пообещав себе подумать о будущем на досуге после всех судов и разбирательств, к которым их бесконечно привлекали работники Министерства Магии. И вот наконец настал тот день, когда присутствие ребят на суде требовалось в последний раз, поэтому надев с утра свою любимую клетчатую рубашку, вельветовый светло-коричневый пиджак и магловские джинсы, Гарри покинул выделенную ему комнату в надежде как можно быстрее вместе с Гермионой попасть в Министерство Магии и посодействовать в вынесении оправдательного приговора в отношении Драко Малфоя, их бывшего однокурсника и по иронии судьбы главного соперника на протяжении многих лет. С самого первого курса Гарри Поттер невзлюбил Драко Малфоя за его характер. Надменный слизеринец подстрекал, оскорблял, изводил издевками Золотое Трио все годы обучения в Хогвартсе, за исключением, пожалуй, последних двух лет. Гарри Поттер помнил Драко Малфоя с самого первого дня в школе. Малфой был до ужаса самовлюбленным, избалованным и тщеславным ребёнком. Вероятно, этому поспособствовало его чистокровное происхождение и влияние семьи Малфоев в магическом обществе, которая во все времена славилась своим древним родом и несметными богатствами в хранилище Гринготтса. Поговаривали, что потомки Малфоев могли не работать несколько веков и ни в чем себе не отказывать. Семья Малфоев считалась одной из Священных Двадцати Восьми, имела множество привилегий и рычагов давления на действовавшую в те времена власть. Вражда между Гарри и Драко началась тогда, когда Малфой оскорбил Рона Уизли и Гарри отказал неприятному мальчишке в рукопожатии, и усилилась, когда ребят распределили на разные факультеты — Гриффиндор и Слизерин, которые очень давно считали друг друга соперниками. Проходили годы. Ребята взрослели, менялись и становились уже не соперниками, а настоящими врагами в обстоятельствах разгорающейся войны. Гарри не был глупым, и прекрасно понимал, что за всеми поступками Драко Малфоя стоял никто иной, как его отец Люциус, который был до предельного нетерпим к маглорожденным, честолюбив, высокомерен и жаден до власти. Люциус Малфой какое-то время охотно придерживался политики Волан-де-Морта и считал связи с маглорожденными постыдными. Естественно, глава семейства Малфоев не мог допустить, чтобы его единственный сын стал предателем крови, и воспитывал Драко согласно чистокровным идеалам. Гарри не мог не согласиться с тем, что Малфой обладал незаурядным умом и проницательностью, был отменно образован и уступал в оценках разве что только самой Гермионе Грейнджер, его подруге, самой умной ведьме своего поколения, которая по иронии как раз и являлась тем самым представителем маглорожденных волшебников. Нетерпимость к маглорожденным и одаренность Гермионы, которая, по мнению Малфоя, просто не имела права быть лучше него, заставляла слизеринца ненавидеть не только ее лучшего друга, который, к слову, оказывался всегда в центре внимания из-за того, что выжил, будучи совсем ребёнком, благодаря жертве своей матери Лили Поттер, при столкновении с самим Волан-де-Мортом, но и саму Гермиону, которая своим трудолюбием, упорством и отвагой всячески доказывала своё право на место в магическом обществе и таким образом разрушала чистокровные предрассудки. В итоге на шестом курсе Поттер решительно не мог ответить, кого из них двоих Малфой ненавидел больше, и искренне считал, что шкала ненависти, вспыхнувшей между ними, абсолютно точно уравнивалась в ответ. Что касается Рона Уизли, который в отличие от Гарри и Гермионы, все-таки считался чистокровным волшебником, то их взаимоотношения с Драко Малфоем были определены ещё задолго до их рождения и охарактеризовались крайней неприязнью. Семья Уизли на протяжении многих веков не брезговала связями с маглорожденными и с удовольствием внедряла в свою жизнь магловские изобретения, что было абсолютно неприемлемым в семье Малфоев и давало веский повод для проявления презрения. Вражду Золотого Трио и ненавистного слизеринца разрешила война. Гарри до сих пор помнил, как на шестом курсе в желании защититься от так и не примененного Малфоем Круцио и в порыве отомстить Драко Малфою за пострадавших от проклятий Рона и Кэтти Бэлл запустил в слизеринца Сектумсепрой — режущим заклинанием, раны от которого едва не оказались смертельными для Малфоя. И именно в тот момент Гарри Поттер по-настоящему испугался. Малфой сын своего отца, он никогда не был истинным Пожирателем, и, несмотря на все гадкие поступки и метку на предплечье, уж точно не заслуживал смерти. Гарри помнил искаженное от страха и отчаяния лицо Драко Малфоя на Астрономической башне, помнил дрожащую руку, сжимающую палочку с волосом единорога в сердцевине, помнил, как Малфой обезоружил Дамблдора, но так и не смог выкрикнуть смертельное проклятие, потому что Драко Люциус Малфой не был способен убивать. Гарри помнил, как в Малфой-Мэноре Драко Малфой не выдал их, и тогда после их освобождения в сознании Поттера наконец всплыла простая истина — Драко Малфой всего лишь заплутавший ребёнок, который во время не смог отличить чёрное от белого, ребёнок, который всю жизнь поддерживал идеалы своих родителей, по-своему старался защитить их и всеми силами пытался не умереть сам. Он не был героем. Его порок — трусость и чрезмерное честолюбие. Но и врагом для Золотого Трио он тоже никогда не являлся. Гарри знал, что семья Малфоев не принимала участие в битве за Хогвартс, но также знал, что до сих пор жив, благодаря Нарциссе Малфой, которая солгала Волан-де-Морту о смерти Поттера, конечно, в первую очередь, ради своего сына, но все же солгала и тем самым дала шанс всей магической Великобритании. Гарри Поттер искренне верил в то, что Малфои заслуживают второго шанса, заслуживают начать жизнь с чистого листа, и именно поэтому он сидел здесь, в этом зале, и был решительно настроен встать на сторону защиты своего однокурсника. Гарри посмотрел на Гермиону, которая чересчур сильно сжимала холодной, липкой от пота ладонью его руку. Ее пушистые волосы по своему обыкновению опровергали законы гравитации: волнообразные каштановые пряди лезли во все стороны и совершенно точно доставляли хозяйке неудобства. Грейнджер в очередной раз привычным движением свободной руки заправила выбившуюся из копны прядь за ухо. Гарри подумалось, что прическа, пожалуй, единственное, что осталось от той прежней, довоенной Гермионы, которая не пугала своей чрезмерной худобой и болезненной бледностью кожи. Конечно, Гарри понимал, что внешний вид подруги — последствие длительного отсутствия нормальной пищи во время их скитаний и переизбыток тревожных событий, сполна пережитых друзьями за последние годы. Надо отдать должное Молли, которая всячески старалась привести фигуру будущей невестки в порядок и незаметно, как она думала, удваивала порцию Гермионы за ужином. Однако Грейнджер, по-видимому, физически не могла вместить в себя столько еды и украдкой, чтобы не обидеть хозяйку, делилась своей порцией с Роном, который, сколько Гарри его помнил, никогда не был против перекусить второй раз. Карие глаза подруги, казавшиеся теперь слишком большими на исхудалом лице, безотрывно изучали фигуру Малфоя в центре зала. Он знал, что подруга тоже считала Драко Малфоя несправедливо осуждённым и не меньше него переживала за положительный исход дела. Гарри оправил очки на переносице, крепче сжал ладонь Гермионы в ответ и тоже перевёл взгляд на Малфоя. Малфой держал спину по обыкновению прямо, как и положено аристократу, и, кажется, даже не касался спинки кресла. Тонкие черты лица казались острыми из-за худобы, в которой Малфой уступал разве что Гермионе Грейнджер. Гарри невесело усмехнулся такому сравнению и собственному выводу о том, что Гермиона снова обошла Малфоя, только теперь это едва ли приносило радость. Бледная кожа слизеринца сильно контрастировала с чёрным костюмом и с такой же чёрной шелковой рубашкой. На верхней губе алела внушительная ссадина. Серые глаза казались стеклянными и смотрели будто сквозь трибуны. Гарри догадывался, что Малфой применял окклюменцию, чтобы скрыть истинные эмоции, однако переживания слизеринца выдавали напряженные скулы, отчётливо выделяющиеся на худом лице. Весь Драко Малфой напоминал мраморную статую, и, не смотря на почти недельное пребывание под стражей — Поттер знал, что семью Малфоев задержали пять дней назад в их поместье, — сохранял во внешнем виде привычную надменность и холод. Светлая чёлка заметно отросла и, по-видимому, доставляла дискомфорт привыкшему к всегда идеальной укладке Малфою, отчего слизеринец периодически резким движением головы отбрасывал мешающие пряди волос в сторону. И если бы ни эти движения, нарушающие его неподвижность, то можно было бы подумать, что Малфой был подвержен заклинанию окаменения. Гарри снова посмотрел на Гермиону — та поджала губы и еле слышно прошептала: — Гарри, мы должны ему помочь. — Мы поможем, — шепотом ответил Гарри, — я уверен, его оправдают. Гермиона отвлеклась от разглядывания Малфоя и принялась осматривать зал, поворачивая голову то вправо, то влево, отчего непослушные волосы разлетались в разные стороны ещё сильнее. — А где Нарцисса? — Гермиона вопросительно посмотрела на Поттера. — Я думала, что ее отпустили. — Она в Мунго. Нервный срыв. Пробудет там несколько дней, — пояснил Поттер. Гермиона снова перевела взгляд на Малфоя, поджала губы и озадаченно свела брови на переносице. — Я слышала, что Малфой–Мэнор опечатали, — прошептала она снова. — Если его оправдают, то выходит, что Малфоям негде жить. — Я так не думаю, — тихо сказал Гарри. — У них, кажется, есть поместье во Франции. Проведут какое-то время за границей. В конце концов никто не собирается забирать у Малфоев имущество навсегда. Министерство не имеет на это права. Я думаю, все дело в магии крови. Кингсли сказал, что как только поместье будет полностью очищено от темной магии, а опасные артефакты изъяты, то Малфой-Мэнор снова перейдёт во владение Малфоев. Грейнджер кивнула и облегченно выдохнула. — Никогда бы не подумала, что скажу это, но мне его жаль, — пробормотала Гермиона, сглатывая ком в горле. Гарри повторно поправил очки на переносице и снова уставился на Малфоя. — Мне тоже. Гермионе действительно было жаль Драко Малфоя. Как и Гарри, она прекрасно понимала, что Малфой являлся всего лишь пешкой в шахматной игре чёрных и белых – Пожирателей Смерти и Ордена Феникса и ему просто не повезло оказаться на стороне проигравших. И если Поттер считал, что Драко Малфой все же мог когда-то сделать верный выбор, как, например, Сириус Блэк, то Гермиона думала иначе. Как бы Малфои не презирали окружающее общество, они очень любили друг друга и испокон веков защищали свою семью. Драко никогда не пошёл бы против воли матери и отца, несмотря на очевидную принадлежность Люциуса темной стороне. И если Люциус Малфой действительно какое-то время поддерживал политику Волан-де-Морта, видя в этом выгоду для своего рода, и всячески выражал ненависть по отношению к маглорожденным, то его сын слепо вторил отцу, а когда Малфой-младший понял, что суждения и действия Люциуса практически склонили семью Малфоев к ногам Смерти, то было уже слишком поздно что-либо предпринимать. У него просто не осталось выбора. У Драко Люциуса Малфоя не было выбора с самого рождения. Гермиона действительно ненавидела Малфоя какое-то время, ненавидела за то, что тот оскорблял ее по поводу и без, ненавидела за то, что тот выплевывал противное «грязнокровка» в ее адрес с таким отвращением, что она еле сдерживала себя от того, чтобы тут же не наложить на противного слизеринца Силенцио. Ненавидела за то, что тот унижал Рона Уизли, ее Рона, лучшего друга и возлюбленного, и называл его «недалеким», «тупоголовым идиотом», «предателем крови». На шестом курсе Малфой внезапно замолк, стал вести себя до непривычного тихо и отстранённо. На спине проступил холодный пот, когда она вспомнила залёгшие синяки под стальными глазами, полными безысходности, и сероватый оттенок его кожи. Тогда ей хотелось подойти к Малфою, схватить того за лацканы фирменного пиджака и вытрясти из него хотя бы одно привычное оскорбление. Гермиона Грейнджер решительно не могла объяснить ни себе, ни окружающем такого очевидного беспокойства по отношению к слизеринцу. Возможно, все дело было в том, что Гарри, подозревающий на тот момент Малфоя в наличии Темной метки, всякий раз заострял на нем внимание, возможно причиной ее беспокойства являлась непотопляемая уверенность Гермионы в том, что в Драко Малфое жила толика света, способная указать слизеринцу верный путь. Ну, или она просто привыкла к тому Малфою, который разбрасывался грязными словами налево и направо, а молчаливый Малфой, игнорирующий существование Золотого Трио и, в частности, существование «грязнокровки Грейнджер», выбивался из привычного уклада школьной жизни и давал весомый повод для этого самого беспокойства. И хуже всего то, что Драко Малфой сейчас выглядел примерно также, за исключением безэмоционального взгляда. Судя по всему, Малфой оставил все страхи, волнения и переживания за барьерами окклюменции в своей голове. И сейчас она его тоже ненавидела за то, что одно присутствие Драко Малфоя, один секундный взгляд в его сторону способен был поднять в Гермионе Грейнджер такую волну уже забытых эмоций, с которыми она, самая умная ведьма своего поколения, решительно не могла справиться, и ей все ещё хотелось верить в Драко Малфоя, хотелось надеяться на то, что его помощь Золотому Трио не была случайной, что слизеринец сможет оправиться и зажить другой жизнью, где нет места глупым предрассудкам и чужим решениям. Когда последний свидетель закончил свою речь, и раздался удар судейского молотка, призывая присутствующих в зале сохранять тишину, раздался громкий голос судьи: — Итак, — тучный волшебник в судейской сливовой мантии прокашлялся и перевёл взгляд на рядом лежащий лист пергамента, — напоминаю, что мы продолжаем разбирательство по делу Драко Люциуса Малфоя, чистокровного волшебника 1980 года рождения, который обвиняется в содействии Тому-Кого-Нельзя-Называть… — Они до сих пор не называют его по имени…— изумлённо произнесла Гермиона. — Остерегаются, что Волан-де-Морт снова воскреснет, — прошептал в ответ Гарри и невесело усмехнулся. — …что подтверждает наличие у подсудимого Темной метки на левом предплечье, а также обвиняется в использовании непростительного заклинания Империус, в покушении на жизнь бывшего директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора, убитого 30 июня 1997 года профессором Северусом Снейпом по предварительной с ним договоренности; обвиняется в помощи Пожирателям Смерти в проникновении в здание Хогвартса и всяческом содействии темным волшебникам. Судья оторвался от пергамента, осмотрел присутствующих и снова посмотрел на записи перед собой. — Предоставляется слово героине войны Гермионе Джин Грейнджер, маглорожденной волшебнице 1979 года рождения. Гермиона вздрогнула от внезапного обращения к ее персоне, и ей показалось, что Малфой вздрогнул вместе с ней. — Гарри Поттер! Гарри Поттер! — послышался чей-то голос совсем рядом. Гермиона моментально перевела взгляд на то место, где, по ее мнению, находился источник звука, и заметила худощавого старичка в министерской мантии с длинной седой бородой, доходившей тому до пояса. — Гарри Поттер! — повторил старик громче. — Попрошу вас покинуть своё место и проследовать за мной. Это не займёт много времени. Гермиона посмотрела на рядом сидящего Поттера. Гарри кивнул ей, показывая, что все в порядке. Гермиона отпустила руку друга. — Я скоро, — прошептал Поттер, затем поднялся со своего места и направился за незнакомым волшебником в сторону выхода из Зала Суда. Грейнджер встала со скамьи, предварительно достав из сумки листы пергамента с написанной речью, обвела растерянным взглядом присутствующих в зале волшебников, которые сосредоточили все своё внимание на героине войны, и снова посмотрела на Малфоя. Драко Малфой смотрел прямо на неё, отпустив окклюменционные барьеры, смотрел без привычного отвращения и холода, смотрел странно, с нескрываемым отчаянием, смотрел так, словно старался запомнить ее образ. На мгновение Гермионе показался его взгляд до абсурдного знакомым. Бред. Драко Малфой ненавидел ее несколько лет и попросту никогда ранее не мог так на неё смотреть. Он выжидающе вскинул брови, и Гермиона окончательно потерялась. Заметя ее растерянность, Малфой, беззлобно усмехнулся, и Грейнджер, чувствуя, как щеки наливаются румянцем от смущения, едва улыбнулась слизеринцу в ответ. Драко заметно моргнул в знак поддержки, и теперь настала очередь Гермионы вскидывать брови в удивлении. В конце концов решив, что переглядок с Малфоем ей достаточно, волшебница перевела взгляд на судью. — Пожалуйста, представьтесь ещё раз и расскажите нам, что вы знаете о преступлениях, совершенных Драко Люциусом Малфоем, — тучный волшебник в судейской сливовой мантии деловито почесал короткую бородку и в ожидании посмотрел на Гермиону. — Я, Гермиона Джин Грейнджер, маглорожденная волшебница 1979 года рождения, знакома с Драко Люциусом Малфоем с 1981 года, — громко произнесла Гермиона и посмотрела на подрагивающий в руках лист пергамента. Сейчас от неё требовалось одно — обратить обвинения в оправдания и таким образом убедить всех присутствующих в невиновности Малфоя. Она пробежалась взглядом по записям и снова посмотрела на Малфоя, который отвечал ей тем же пронизывающим взглядом. — Мисс Грейнджер, — судья снова обратился к Гермионе, — действительно ли в школьные годы вы и мистер Поттер враждовали с мистером Малфоем? Можете ли вы подтвердить обвинения в его адрес? Гермиона глубоко вздохнула. — Да, мы с мистером Малфоем действительно не ладили в школьные годы, но наши отношения едва ли можно было назвать враждой, — Гермиона заметила, как Малфой усмехнулся, и закусила губу: вражда — наиболее точное определение их отношений. — Все дело в том, что на первом курсе Дарко Малфой в начале учебного года был распределён на Слизерин, а я, мистер Поттер и мистер Уизли, наш лучший друг, были распределены на Гриффиндор. Я хотела бы обратить внимание всех присутствующих на то, что, как известно, эти факультеты никогда не ладили между собой, и, следовательно, мы и мистер Малфой не могли быть друзьями даже гипотетически… — Хорошо, мисс Грейнджер, — волшебник в сливовой мантии прервал Гермиону, — что вы можете сказать о преступлениях мистера Малфоя. Гермиона снова посмотрела на зал, который жаждал услышать грязные подробности из уст героини войны и буквально заглядывал к ней в рот в попытках наконец уловить те слова, которые уж точно подпишут Драко Люциусу Малфою обвинительный приговор. — Я подтверждаю вынесенные мистеру Малфою обвинения… Губы Малфоя дернулись. Он опустил голову и, кажется, зажмурил глаза. Гермиона сглотнула ком в горле и сжала лист пергамента настолько крепко, что его острые края больно впились в девичьи ладони. — Но прошу обратить внимание на то, что на момент принятия Чёрной метки мистер Малфой не достиг совершеннолетия и, следовательно, не был волен принимать решения самостоятельно, — продолжила Гермиона спешно, чтобы у судьи не осталось возможности остановить ее поток речи, — также прошу принять к сведению то, что Драко Люциус Малфой принадлежит к древнему роду Малфоев, где за воспитанием и образованием детей всегда строго следили родители. Думаю, здесь многие знакомы с отцом мистера Малфоя Люциусом Малфоем, — Гермиона обвела взглядом присутствующих, которые смотрели на неё широко распахнутыми глазами. — Вы должны понимать, что Люциус Малфой не позволил бы своему единственному сыну чтить маглорожденных и игнорировать те идеалы, которые веками поддерживала чистокровная семья. Кроме того, прошу обратить ваше внимание на то, что во время войны в Малфой-Мэноре проводились собрания Пожирателей Смерти, и в поместье нередко повалялся сам Волан-де-Морт. Зал замер. Кажется, волшебники даже дышать перестали, словно действительно приготовились к появлению Темного Лорда. Гермиона внутренне ухмыльнулась, затем посмотрела на Малфоя, который вновь сидел с поднятой головой и отражал ухмылку в ее сознании на своём лице. — Попрошу вас ответить на вопрос, — уверенно продолжила Гермиона, — что бы вы сделали на месте Драко Люциуса Малфоя? Ведь если бы мистер Малфой отказался выполнять задание Волан-де-Морта, то вероятнее всего нашёл бы своих родителей убитыми в своём же доме или, ещё хуже, наблюдал бы за тем, как Люциус и Нарцисса прощаются с жизнью под Круциатусом. А что бы стало с самим Драко Малфоем? — Гермиона снова обратилась к хранящему молчание залу и выдержала паузу. — Его бы убили. — Вы говорите о создании нового мира, о том, что послевоенное общество наконец простится с вековыми предрассудками, что восторжествует справедливость и чистокровные волшебники будут наказаны за дурное отношение к маглорожденным, и считаете, что мы воевали именно за это. Чушь! В первую очередь каждый из нас воевал за своих родных, за семью, за то, чтобы наши близкие жили под мирным небом и не знали ни пыток, ни смертей. Я думаю, что Драко Малфой уже давно понял безрассудность политики Волан-де-Морта, но он не мог оставить свою семью и делал все, что, по его мнению, защитило бы его мать, отца и его самого. Не все из нас рождаются героями. Разве это преступление — хотеть жить, будучи ещё ребёнком? Я считаю, что у мистера Малфоя просто не было выбора поступить по-другому, и на его месте, возможно, я бы поступила точно также, — сказав последние слова, она столкнулась с серыми глазами Драко Малфоя и заметила проблеск надежды с примесью благодарности в его взгляде. Зал зашумел. Каждый считал себя обязанным выразить свою степень изумления, негодования, одобрения или восхищения ее речью рядом сидящему соседу. Затем раздался звук судейского молотка, и зал снова стих. — Мисс Грейнджер…пожалуйста, продолжайте, – обратился судья тише, чем обычно. — Вы говорите, что избавите общество от предрассудков, но судите человека согласно этим предрассудкам. Если бы на его месте был полукровка или маглорожденный, а не представитель чистокровного рода Малфоев, то вы бы старались отправить его в Азкабан с таким же рвением? Кто из вас действительно принимал участия в боевых действиях? — Гермиона укоризненно посмотрел на присутствующих — волшебники молчали. — Я, мистер Поттер, мистер Уизли были там и принимали участие в сражениях. Наши близкие отдали жизни за то, чтобы искоренить жестокость и насилие. И то, что вы судите человека, который едва достиг совершеннолетия, и действительно совершал преступления, но свершал их не потому, что жаждал власти и мечтал убить всех маглорожденных, а потому, что страх и отчаяние не оставляли ему выбора, вовсе не характеризует вас, как благонамеренных граждан, — она замолчала. — У вас все, мисс Грейнджер? — опасливо спросил раскрасневшийся судья. — Почти, — твёрдо ответила Гермиона. — Еще я бы хотела попросить вас принять во внимание тот факт, что, когда мы оказались в плену у Пожирателей Смерти в Малфой-Мэноре, мистеру Малфою было приказано опознать нас. Он не выдал меня, не выдал Гарри Поттера, не выдал Рональда Уизли, несмотря на то, что, я уверена, узнал каждого из своих школьных однокурсников, и тем самым выиграл для нас время, благодаря чему мы успели сбежать, — Гермиона снова выдержала паузу и перевела взгляд на судью. —Я считаю, что Драко Люциус Малфой заслуживает второго шанса, и прошу Вас предоставить ему возможность зажить нормальной жизнью. У меня все. Гермиона без разрешения плюхнулась на скамью и привычным жестом руки убрала прядь волос со вспотевшего лба. — Спасибо, мисс Грейнджер. Мы будем иметь в виду вашу просьбу, — недовольно пробормотал судья. — Прошу выступить мистера Гарри Поттера, — сказал он громче. Гермиона посмотрела на все ещё пустовавшее место рядом с собой, оглянулась по сторонам — Поттера нигде не было видно. Когда Грейнджер уже собралась подняться со скамьи, чтобы пойти и отыскать друга, зал вдруг загоготал и взорвался аплодисментами. Гарри стоял у самого выхода. По-видимому, он только что вошёл в зал, и появление героя войны, Мальчика-который-выжил, не осталось незамеченным. — Да здравствует Гарри Поттер! — кричали волшебники. — Великий Гарри Поттер! — слышался возглас со стороны. Гарри не обращал на них никакого внимания. Он был бледен и нервно поправлял очки на переносице. Гарри выглядел так, как будто узнал какую-то очень страшную тайну, о существовании которой ранее и подумать не мог. Поттер окинул растерянным взглядом расшумевшийся зал и недоверчиво посмотрел на Гермиону, будто та только что объявила ему, что получила «Тролль» по Трансфигурации. Грейнджер недоуменно свела брови на переносице. Он с минуту изучал ее нахмуренное лицо, затем посмотрел на Малфоя. Драко занервничал слишком явно для волшебника, который умел пользоваться окклюменцией: кадык Малфоя дернулся, а сам слизеринец побледнел, казалось, ещё сильнее и стал похож на одно из приведений Хогвартса. Гарри снова посмотрел на Гермиону и на этот раз еле заметно прищурился — Гермиона пожала плечами, показывая, что она ничего не понимает. Зато глаза Драко Малфоя, когда Гарри вновь обратился свой взгляд к нему, буквально округлились от понимания. Малфой напряг челюсти и медленно замотал головой. Гарри едва заметно кивнул Драко, отвёл от него взгляд и направился к своему месту. Малфой облегченно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Пока Поттер добирался до своего места через толпу волшебников, вскочивших со своих мест и желающих прикоснуться к нему или пожать руку, растерянность на его лице сменилась плохо скрываемой злостью. — Как твоя речь? — спросил Гарри подругу, стараясь не пересекаться с ней взглядами, когда наконец оказался возле Гермионы. — Думаю, оказала должное воздействие на публику, — ответила волшебница. — Отлично, — ответил Гарри, изучая фигуру Малфоя в центре зала. — Надо вытащить Малфоя отсюда, — решительно произнёс он. — Что произошло? — спросила Гермиона, разглядывая напряженное лицо друга. — Сейчас узнаешь, — процедил Гарри сквозь зубы. Снова послышался стук судейского молотка, а затем громкий голос судьи: — Тишина в Зале суда! Волшебники расселись по своим местам, зал стих. — Итак, мистер Поттер, — судья почтительно улыбнулся герою войны, — я хотел бы вас спросить… — Нет! — воскликнул Гарри так, что Гермиона вздрогнула. — Это я хотел бы Вас спросить! На каком основании не были изучены все материалы по делу Драко Люциуса Малфоя?! Лицо Гарри Поттера покраснело от злости, а руки сжались в кулаки. — Позвольте… — судья замялся. — Я не совсем понимаю, о каких материалах идёт речь… — он несколько раз провел рукой по короткой бородке и отвёл взгляд в сторону. — Вы все прекрасно понимаете! — закричал Поттер на весь зал, так, что его голос отразился эхом от каменных стен. — Я говорю о воспоминаниях, которые вы изъяли у мистера Малфоя и не удосужились посмотреть. Я говорю о воспоминаниях, в которых ясно показано, как мистер Малфой спас нас от гибели в Малфой-Мэноре. Мистер Малфой вызвал эльфа, который во время трансгрессировал нас из поместья Малфоев. Именно он не дал умереть Полумне Лавгуд и мистеру Олливандеру, когда они оказались в плену! Именно он кормил и поил пленных, незаметно от других Пожирателей Смерти, — Гарри сделал глубокий вдох, провёл ладонью по лбу, вытирая проступившие от духоты в зале капли пота. — Я требую вынести Драко Люциусу Малфою оправдательный приговор! Потому что, если бы не он, здесь бы не сидели ни мы с мисс Грейнджер, ни уж тем более остальные волшебники. Я не уверен, что все здесь присутствующие вообще были бы живы. — Мы…мы посчитали, что воспоминания подсудимого не так важны для принятия решения, — попытался оправдаться покрасневший от стыда судья. — Спасибо, мистер Поттер, что вы так вовремя смогли со всем разобраться, — раздраженно произнёс тучный волшебник, делая на слове «вовремя» особое ударение. — Суд удаляется для принятия решения, — судья стукнул молотком ещё раз, встал со своего места и направился к выходу из зала — члены Визенгамота последовали за ним. Свидетели и присяжные стали обсуждать услышанное. Зал суда наполнился голосами. Гермиона посмотрела на Малфоя: Драко сидел, откинувшись на спинку кресла и уставившись в потолок; тонкие запястья по-прежнему обвивали толстые цепи; бледные кисти рук расслабленно лежали на дубовых подлокотниках. Гарри сел на скамейку, упёр локти в колени и утопил лицо в ладонях. — Кто дал тебе посмотреть его воспоминания? — Гермиона осторожно коснулась рукой плеча друга. Гарри отнял ладони от лица и устало посмотрел на подругу. — Мистер Парсон, — тихо ответил он. — Работник Отдела тайн. Он когда-то хорошо знал семью Малфоев. Не хотел, чтобы сын Люциуса попал в Азкабан, — Поттер невесело усмехнулся. — Они специально не стали смотреть, чтобы не подвергать сомнению выдвинутые обвинения. Изъяли воспоминания, согласно правилам, и не стали смотреть. Парсон сказал, что члены Визенгамота запретили присутствовать на суде лицам, которые, по их мнению, могли быть хоть как-то заинтересованы в освобождении Драко Малфоя из-под стражи. Запретили присутствовать таким, как Макгонагалл, Тонкс, Забини… Запретили всем, кроме нас. Посчитали, что мы, как никто другой, должны желать отправления Малфоя в тюремную камеру. — Они ошиблись, — Гермиона усмехнулась и сжала плечо друга в знак поддержки, разглядывая узоры в родных зелёных глазах. — Однозначно ошиблись, — выдохнул Гарри в ответ и мягко улыбнулся подруге. Через пятнадцать минут в Зале суда снова зашелестели сливовые мантии членов Визенгамота. Судья занял своё место, расправил складки на мантии, положил перед собой несколько листов пергамента и привычно стукнул молотком, призывая присутствующих сохранять тишину, затем он осмотрел затихший зал и опустил взгляд на записи, лежащие перед ним. — По делу Драко Люциуса Малфоя, чистокровного волшебника 1980 года рождения, обвиняемого в содействии Тому-Кого-Нельзя-Называть, а также в применении запрещённого заклинания Империус, в покушении на жизнь Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора, бывшего директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, суд решил Драко Люциуса Малфоя считать виновным… Гермиона с Гарри обменялись обеспокоенными взглядами. Малфой, до этого расслаблено сидящий в кресле, заметно напрягся. — … и, учитывая показания мистера Поттера и мисс Грейнджер, назначить условно обвиняемому испытательный срок, длинною в один год, начиная с сегодняшнего дня, без заключения подсудимого в места лишения свободы. За это время подсудимый обязан отправиться в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс и пройти повторно заключительный курс обучения без возможности покидать данное учреждение на праздники и выходные дни, при этом выполняя все требования руководства и преподавателей школы. Также, по решению суда, в течение одного года Драко Люциусу Малфою запрещено покидать страну без уважительных на то причин, на палочку Драко Люциуса Малфоя будут наложены ограничения на все время исправительного срока. По истечении установленного срока по делу подсудимого будет назначен повторный суд. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Толстые цепи отпустили запястья Малфоя и с характерным звуком упали вниз, громко клацнув по каменному полу. Драко потёр запястья и с брезгливым выражением на лице принялся стряхивать с чёрного костюма невидимую пыль. Судья в последний раз стукнул молотком — присутствующие встали. Тучный волшебник поднялся со своего места, собрал все бумаги, которые были разложены на судейской стойке, аккуратно сложил их в чёрный портфель из драконьей кожи и первым вышел из зала. За ним последовали остальные члены Визенгамота. Несколько минут спустя из Зала суда номер Семь стали поочередно выходить присяжные и свидетели, и только Гарри и Гермиона не спешили вставать со своих мест. Когда зал опустел, Малфой медленно поднялся с дубового кресла, встал на ноги, слегка пошатываясь от очевидной слабости в переутомленном организме, выпрямил спину, сложил руки в карманы чёрных брюк и уставился пронзительным взглядом серых глаз на Поттера и Грейнджер, сидящих на четвёртом ряду. Гарри встал первым — за ним последовала Гермиона. Друзья вышли в узкий проход, спустились с трибун по лестнице и встали в центре зала напротив Драко Малфоя. — Малфой, — Гарри кивнул в знак приветствия своему однокурснику. — Поттер, — Драко отразил его жест и перевёл взгляд на Гермиону, стоящую рядом с гриффиндорцем, — Грейнджер, – он повторно кивнул девушке. — Где моя мать? — нарочито холодно спросил Малфой. — Она… она в Мунго, — поспешно ответила Гермиона, — у неё был нервный срыв, но сейчас уже все в порядке. Она пробудет там несколько дней. Думаю, ты можешь ее навестить. Малфой снова кивнул, изо всех сил стараясь сохранить беспристрастное выражение лица, но Гермиона заметила, как в серых глазах промелькнуло едва уловимое беспокойство. Гарри с минуту пристально разглядывал лицо однокурсника, по-видимому, силясь в глазах Малфоя найти ответы на незаданное вопросы, затем цокнул языком, мотнул головой и отвёл взгляд в сторону. — Я считал тебя трусом, но ты… — Не смей! — резко оборвал его Малфой. Гарри усмехнулся и беззлобно посмотрел на напряженное лицо слизеринца, из глаз которого чуть ли не вылетали молнии. — И не собирался, — произнёс Поттер на вдохе, — сам расскажешь, если посчитаешь нужным. Малфой моргнул, затем моргнул ещё раз, сделал глубокий вдох и кивнул Поттеру, заметно расслабившись. — Расскажешь о чем? — спросила Гермиона, до этого хранившая молчание. — Не твоё дело, Грейнджер, — огрызнулся слизеринец, пресекая любопытство однокурсницы. — Кстати, — Гарри прохлопал себя по карманам пиджака, выудил из правого маленький прозрачный флакончик с голубоватым содержимым и протянул его Малфою, — часть твоих воспоминаний, которая может пустить нежелательные сплетни. Думаю, им не место в Министерстве. Малфой перевёл взгляд на миниатюрный сосуд. Нахмурился. Недоверчиво взглянул на Поттера. Замер в нерешительности. — Тебе следует научиться доверять, — сказал Гарри, заметя колебания слизеринца. — Забирай. Нужно разобраться с содержимым, если не хочешь, чтобы воспоминания попали в чужие руки. Малфой кивнул, взял протянутый ему предмет и спрятал в карман брюк. — Возможно, я прислушаюсь к твоим советам, Поттер. Мне следует тебя поблагодарить? — Малфой выгнул бровь. — Не стоит, — Гарри поправил очки на переносице. — Думаю, мы квиты. Малфой кивнул в очередной раз. — Послушай, — Гарри выдержал паузу и поджал губы в нерешительности, — на Площади Гриммо в Лондоне есть квартира, которая когда-то принадлежала Блэкам… Малфой насторожился, услышав девичью фамилию своей матери. — Она мне досталась от Сириуса Блэка, двоюродного брата твоей матери… — Я знаю, кто такой Сириус Блэк, Поттер. Дальше, — нетерпеливо произнёс Драко. — Квартира, конечно, не в лучшем состоянии, но защищена Заклинанием Фиделиуса и многими другими защитными чарами. Малфой-Мэнор пока опечатан, и вам с Нарциссой наверняка негде жить..— Гарри запнулся, но, заметив заинтересованность в глазах Малфоя, тут же продолжил, — в общем, я подумал, что вы могли бы пожить там. Он снова полез в карман и на этот раз достал маленький листочек с записанным на нем адресом. Поттер протянул его Малфою. — Пускаешь меня в свой дом, Поттер? — удивлённо спросил Малфой. — Он такой же мой, как и твой. В тебе наверняка найдётся кровь Блэков, Малфой, — Гарри подмигнул слизеринцу, затем мельком взглянул на рядом стоящую Гермиону, — нынешнее общество не очень-то лестно отзывается о твоей семье. Этот дом — самое безопасное место из всех, что я знаю. Я уверен, она бы хотела, чтобы ты был в безопасности. Кадык Малфоя дёрнулся, Драко шумно выдохнул, на мгновение отвел взгляд куда-то в сторону, затем снова кивнул Поттеру в знак согласия, взял протянутый листок, прочитал адрес и вернул его Гарри. — И последнее, — Гарри осмотрел зал, проверяя отсутствие посторонних глаз и ушей, и, удостоверившись, что кроме них в зале никого из волшебников не осталось, продолжил чуть тише, — в квартире есть тайник – книжный шкаф. Четвёртая полка, третья книга. В тайнике спрятана волшебная палочка с волосом единорога в сердцевине. Она не находится под надзором Министерства и, я думаю, по-прежнему верна своему хозяину. — А с тобой приятно иметь дело, Поттер, — Драко хитро улыбнулся. — И все же спасибо. Он внимательно посмотрел на Поттера. На мгновение замер в нерешительности, но уже через минуту всё-таки вытащил правую руку из кармана и протянул ее гриффиндорцу. Гарри посмотрел на протянутую бледную ладонь аристократа, усмехнулся очевидному дежавю и на этот раз ответил на рукопожатие. — Ну, я пойду. Увидимся. — Гарри отпустил ладонь слизеринца, сделал два шага назад, кивнул на прощание и направился в сторону выхода. Грейнджер осталась стоять на месте. Малфой проводил взглядом уходящего Гарри Поттера и снова посмотрел на неё как-то странно. Гермиона привыкла, что Малфой всегда являлся сосредоточением надменности и претенциозности, и взгляд его всегда был соответствующий, особенно обращённый к маглорожденной Грейнджер. К грязнокровке. Сейчас же в серых глазах не было и намёка на презрение и высокомерие. Он смотрел на неё так, как будто видел в последний раз и был совершенно этому не рад. — Почему ты не уходишь? — спросил Малфой, внимательно изучая черты ее лица. — Почему ты на меня так смотришь? — поинтересовалась гриффиндорка, проигнорировав его вопрос. — Как? — Малфой вскинул брови. — Так, как будто мы никогда не были врагами…так, как будто ты рад меня видеть, — Гермиона пожала плечами и опустила глаза в пол, заливаясь краской от глупости собственного предположения. Драко сделал пару шагов в ее сторону и встал почти вплотную. Гермиона, почувствовав знакомый, едва уловимый запах мяты, медленно подняла голову и уперлась взглядом в ворот чёрной рубашки. В горле пересохло. Казалось, одеколон Малфоя норовит выжечь ее слизистую. Пульс участился от непривычной близости, и Гермиона с трудом подавляла в себе желание сорваться с места и скрыться за дверью Зала суда. — Что ж…Может, я действительно ряд тебя видеть, Грейнджер, — тихо произнёс он, и Гермиона почувствовала тепло его дыхания на своём лице. Во избежание неловких ситуаций Гермиона благоразумно решила не поднимать голову и не заглядывать Малфою в глаза, чтобы понять, насколько он серьёзен в своём утверждении. Драко вытащил руку из кармана брюк. Гриффиндорка вздрогнула, когда он едва ощутимо коснулся ее плеча, провёл кончиками длинных пальцев вдоль руки по предплечью и зацепил ее ладонь. — Спасибо тебе, — хрипло отозвался Малфой, проводя большим пальцем по ее костяшкам. Гермиона опустила взгляд, посмотрела на их сцепленные руки. От его прикосновений кожа покрывалась мурашками. На мгновение ей показалось, что на ее запястье болтается что-то вроде браслета. Она пригляделась. Браслет был похож на тонкую нить и отливал серебром. Гермиона сдвинула брови. Она не помнила, чтобы в ее скудной коллекции украшений имелась такая вещь, кроме того, она с уверенностью могла сказать, что не открывала шкатулку с драгоценностями, если их можно было так назвать, уже очень давно. От собственных размышлений Гермиону отвлёк Малфой, который отпустил ее руку и сделал шаг назад. Гриффиндорка посмотрела на слизеринца, явно чем-то взволнованного, затем снова перевела взгляд на своё запястье — никакого браслета там больше не было. Возможно, усталость сыграла с ней злую шутку, и ей стали мерещиться странные вещи. Малфой с нескрываемым интересом изучал ее лицо. Повисла неловкая пауза. — Ладно… — Гермиона первая нарушила давящую тишину, — мне пора идти. Увидимся через месяц. — Через месяц? — растерянно переспросил Малфой. — Ну, да. Ты же должен вернуться в Хогвартс. Или ты забыл? — тон Гермионы стал привычно строгим. Таким тоном она напоминала Гарри и Рону про забытое домашнее задание, которое те не собирались выполнять, или упрекала своих друзей за очередное опоздание на урок. Малфой усмехнулся. — Не забыл, — ответил он. Она кивнула на прощание, сделала шаг назад и уже собралась уходить, но вдруг остановилась и снова посмотрела на Малфоя, на этот раз придирчиво. — У тебя кровь на губе, — произнесла Грейнджер, затем достала заткнутую за пояс волшебную палочку и направила конец волшебного древка на лицо Драко. — Эпискеи, — произнесла Гермиона, и алая ссадина на верхней губе слизеринца затянулась. Она опустила палочку. Малфой коснулся подушечками пальцев своего рта и, по-видимому, не ощутив шероховатости раны, кивнул Гермионе в знак благодарности. — Теперь все, — произнесла гриффиндорка напоследок, после развернулась на каблуках ботинок так, что ее волосы разлетелись в разные стороны от резкого движения, и поспешила к выходу. *** Гермиона вышла в Атриум Министерства Магии, наполненный снующими туда-сюда работниками и посетителями. Девушка отошла в сторону, чтобы исключить возможность быть сбитой с ног спешащими волшебниками, и осмотрелась в поисках Гарри. Холл Министерства Магии был наполнен синеватым светом от высокого стеклянного потолка, украшенного золотыми символами. Темный паркет под ногами был отлакирован до зеркального блеска настолько, что Гермиона могла различить в напольном покрытии собственное отражение. Из позолоченных каминов, встроенных в стены Атриума, то и дело выходили вновь прибывшие волшебники. Гермиона посмотрела на фонтан Магического Братства в центре холла и недовольно скривилась, в который раз обращая своё внимание на порабощенного домового эльфа, стоявшего возле выточенных из камня волшебника, волшебницы, кентавра и гоблина. Морщины на ее лице тут же разгладились, когда девушка увидела сидящего возле фонтана Гарри, который, по-видимому, ждал ее, чтобы вместе отправиться в Нору. Гриффиндорка, пробираясь сквозь оживлённую толпу волшебников, поспешила к другу. Гарри был занят чтением «Ежедневного Пророка», с новым выпуском которого они не успели ознакомиться с утра. Он не сразу заметил Гермиону, которой наконец удалось добраться до фонтана. — Гарри! — громко окликнула его Грейнджер, отчего тот резко вскочил с места и чуть не выронил газету из рук. — О! Гермиона! — Поттеру наконец удалось сфокусировать свой взгляд на фигуре девушки. — Все в порядке? Не думал, что ты задержишься. Я был почти уверен, что ты вышла из Зала суда следом за мной, и заметил твоё отсутствие только тогда, когда добрался до Атриума. — Да, все в порядке, — поспешно ответила Гермиона, рассматривая взволнованное лицо друга. — Решила удостовериться, что Малфой в норме. — И как? Удостоверилась? — Гарри скептически повёл бровью. — Да, он в порядке, только вёл себя… — девушка сделала паузу, подбирая в голове слова, которыми бы можно было охарактеризовать непривычное поведение Малфоя, — странно. — Странно? — заинтересованно переспросил Гарри. — Что ты имеешь в виду? — Ну-у-у… слишком дружелюбно для Малфоя, — пояснила Гермиона. Гарри хмыкнул, раздумывая над словами подруги. — Возможно, он пересмотрел приоритеты, — подытожил он и подмигнул Гермионе. — Я думаю, ты поступил правильно, — серьезно произнесла Грейнджер, глядя в зелёные глаза друга, — на Площади Гриммо они будут в безопасности, в том числе и от работников Министерства. — Я тоже так думаю, — согласился Поттер, — по крайней мере, Кикимер точно будет рад появлению в доме Блэков представителей чистокровного рода Малфоев, — нарочито важно сказал Гарри и рассмеялся. Гермиона рассмеялась вместе с ним, вспоминая брюзжания старого домовика по поводу того, что «грязнокровкам не место в благородном доме Блэков». — Я обещал Молли, что мы вернёмся к обеду, — сказал Гарри, перестав наконец смеяться. — Нам стоит поторопиться, если не хотим нарваться на гневную тираду матери семейства Уизли. Гермиона согласно кивнула, взяла друга за руку, чтобы не потеряться в толпе, и они вместе направились к ближайшему камину с Летучим порохом.