Джет

      В последнее время настроение Рифта изменялось на сто восемьдесят градусов с периодичностью ровно в сутки. Один день он злился и ревновал, другой — воспринимал вторые отношения Джета совершенно спокойно. Словно хотел найти баланс и примириться с новой для себя реальностью. По крайней мере, так казалось со стороны. Конечно, это были лишь догадки. А спросить, как оно на самом деле, сын Пепла по понятным причинам не мог.       В детстве Джет привык делиться всем, что было на душе, — сестра приучила. Но потом в орбитальной колонии пришлось отучаться, а клан отучил окончательно. Тем не менее самец всегда подсознательно жаждал откровенности с теми, кто близок. Вот только с Рифтом не получалось, а с Вожаком опасно было слишком откровенничать. Мотивы последнего до сих пор оставались не совсем понятными, и то, что юнец мог принять за проявление чувств, на деле могло оказаться хитрой стратегией добивающегося каких-то своих целей лидера. Как бы ни хотелось верить в обратное.       И все-таки Джет не мог полностью отказать себе в удовольствии поговорить с Полуночным Воем, разумеется, тщательно фильтруя информацию. Это отнюдь не означало, что Вожак становился ближе, чем Безродный, просто отношения с ними были… разными. К тому же сын Пепла прекрасно понимал, что обманываться не стоит. Каким бы смелым развлечениям они не предавались, у Воя был гарем, была куча детенышей, были клан и важная социальная роль. Что ему этот забитый юнец со странностями? А у Джета и Рифта не было никого и ничего, кроме друг друга. Можно ли сравнивать?       Тем не менее поведение лидера не переставало интриговать, и с некоторых пор сыну Пепла не столько даже хотелось проводить с Воем время, сколько докопаться до истины. Без сомнения, личность Вожака таила в себе множество загадок, но одна ее черта была общеизвестна, и сам Полуночный Вой никогда ей не изменял: Великий не бросал слов на ветер. И если он говорил, что привык разделять телесное и духовное, а разговоры не путать с сексом, то говорил неспроста. Проблема состояла в том, что с Джетом данный принцип не выполнялся. Вожак всеми силами демонстрировал, что для него эти отношения — всего лишь приятная интрижка, способ снять напряжение вдали от гарема, но когда речь заходила о том, чтобы присвоить им какой-то определенный статус, мастерски уходил от ответа, только бы не говорить правды. Зато охотно болтал на другие темы, тем самым выдавая себя с потрохами. И глупо было полагать, что лидер просто шел на уступки, чтобы удержать подчиненного. Они бы молчали, пожелай он хранить молчание. Он мог просто приказать, и юнец не посмел бы ослушаться. Да и способ заткнуть Джету пасть в физическом смысле у Вожака тоже имелся — рабочий и проверенный. Но нет. Полуночный Вой общался с сыном Пепла так, как, по его же собственному признанию, никогда не общался даже с женами. Что это могло означать?       Возможно, объяснение крылось в том, что ласки без проникновения не считались лидером за полноценный интим? Но, простите, назвать то, что они творили в постели «духовным общением» даже язык не поворачивался. И, что еще важнее, с каждым свиданием степень физической близости между двумя самцами лишь возрастала. Что характерно, пропорционально откровенности разговоров — не наоборот.       Оставалось одно из двух. Либо Джет постепенно превращался в идеального для Вожака партнера, с которым Вой готов был объединиться и телесно, и духовно, либо все это от начала и до конца являлось спектаклем, разыгранным, чтобы задурить голову доверчивому Молодой Крови. И оба варианта казались весьма сомнительными: первый — в силу своей малой вероятности, а второй — в силу несоответствия цели и средств. Для чего бы Великому понадобилось с таким неслыханным риском для собственной репутации добиваться расположения низкорангового охотника? Разве что… Вой действительно изначально имел гомосексуальную ориентацию, но тщательно ее скрывал. А прознав о том, что рядом есть такой же самец, который к тому же будет гарантированно молчать об их связи, схватился всеми когтями и зубами за единственный шанс. Но тогда что, скажите ради всех богов, мешало ему просто набраться смелости и наконец трахнуть объект своего внимания? Или?..       Хотя нет. Был бы Вой «пассивом», стал бы он на Джета время тратить, зная, что на корабле также обитает Рифт? Да и драка в душевой свидетельствовала о том, что Вожак предпочитает быть сверху. Опять-таки, Джет как будто с Рифтом не дрался… Дрались, еще как… Но что-то подсказывало, что речь о разных вещах. Да и заигрывания лидера меньше всего походили на попытку подобраться к Безродному посредствам сближения с сыном Пепла.       А вообще… Все могло быть еще проще. Что если Вожак впервые поймал себя на том, что его необъяснимо тянет к другому самцу? Понятно, что он был не вполне уверен, как ему в сложившейся ситуации поступить. Конечно, в его возрасте такой поворот выглядел по меньшей мере странно. Но если учитывать, как Тучка выразилась, «редкость данного явления», то все вставало на свои места. Ему просто мог долго не попадаться подходящий кандидат, вот и приходилось изображать из себя обычного самца. Он даже гарем завел — все как положено. Но, судя по его рассказам, особого энтузиазма у него семейная жизнь все-таки не вызывала… А это его разделение близости на телесную и духовную стало удобной отговоркой. Попыткой скрыть, что Вожак никогда и ни с кем не был близок по-настоящему.       Впрочем, верно говорят, что чужая душа — потемки. Джет, например, даже не представлял себе, как близость вообще можно как-то разделять. Рифт — его первый и до поры единственный — никогда не был для него просто «телом», даже на стадиях вражды и смирения. Он всегда воспринимался сыном Пепла как личность — сперва ненавистная, затем в чем-то похожая на него самого, а под конец — уже самая близкая и дорогая на всем белом свете. И ничего, что с развитием чувств разговаривать друг с другом они так и не начали. Джет понимал, что партнера не переделаешь, и постепенно научился любить безмолвно. Что касается Безродного, то, возможно, поначалу Джет и был для него всего лишь средством удовлетворения похоти, но затем все изменилось. И это было как раз то, что даже сын Пепла не смог бы передать словами, но остро ощущал всем своим естеством.       Они лежали рядом — в полной тишине — и просто чувствовали друг друга. И ничего более не требовалось. Они давно понимали друг друга с одного взгляда, одного вздоха, одного прикосновения, одного жеста. Например, на языке Рифта молча извлеченный из аптечки регенератор означал: «Прости, я не сдержался и причинил тебе боль, но это все потому, что мне не все равно где ты и с кем ты». Рука, как будто случайно задержавшаяся на животе или бедре, означала: «Не уходи, побудь со мной еще». Быстрый косой взгляд: «Я хочу, чтобы ты дотронулся до меня». Когда Рифт хотел поддержки, то подсаживался к Джету, касаясь его боком. Или вставал подле него, мимолетно задевая плечом. Но учитывая специфику Безродного, даже это можно было засчитать за самое искреннее проявление чувств.       Сын Пепла в этом плане, конечно, был куда смелее и настойчивее. Довольно быстро бросив безуспешные попытки разговорить партнера, он взялся раскрепощать его иным образом — телесно. Если вокруг не было посторонних, Джет мог подойти и обнять, когда ему вздумается, зарыться в гриву, боднуть головой. Даже вне Сезона. Рифт же крайне редко делал это первым, особенно когда не предполагалось спаривание. Но и не отстранялся, как бывало раньше, а в последнее время даже начал неумело отвечать на прикосновения, умудряясь не заваливать младшего самца сразу.       Особенные успехи Рифт, однако, делал именно после спаривания. В такие моменты у него даже общаться более-менее получалось — без раздражения и потери нити разговора. Этим, кстати, они принципиально отличались с Вожаком, для которого беседа, напротив, являлась частью прелюдии. Впрочем, даже имеющийся прогресс не мешал Джету и Рифту по-прежнему находить удовольствие в безмолвных ласках. Как, например, сегодняшним утром.       Вернувшись от Вожака и заглянув в свой отсек, сын Пепла обнаружил там Безродного — Рифт не захотел дожидаться прихода партнера и отправился к Джету сам. Встреча прошла бурно — в хорошем смысле. Затем, насладившись друг другом сполна, самцы задремали, а выспавшись, снова предались любви. Было далеко за полдень, когда они пресытились спариванием и ощутили голод иного характера. Джет сходил на разведку и в душ, после чего отвлек на себя внимание трех шатающихся по уровню юнцов, предоставив Рифту возможность беспалевно покинуть чужую каюту. Безродный мастерски сделал вид, что проходил мимо, и мигом разогнал младших охотников, благодаря чему сын Пепла отделался лишь несколькими царапинами. На кормежку они пришли раздельно, надеясь встретиться в пищеблоке и спокойно провести время за совместной трапезой. Увы, стайка новобранцев и тут нарушила их планы, пришлось изобразить стычку и разойтись по углам. После этого самцы вернулись каждый в свою каюту, чтобы еще немного поспать. Спариваться с набитым брюхом все равно была не лучшая идея, кроме того, Вожак сегодня ожидал Джета пораньше.       Уже на месте сын Пепла узнал, что перестарался и пришел слишком рано. Вожак еще, видимо, разбирался со своими делами в Совете.       — Сюда, сюда, славный воин! — засуетилась встречающая клиентов толстая раутка. — Сегодня мы приготовили особенную комнату, охотникам должно понравиться!       Джет на всякий случай решил не спрашивать, почему она так в этом уверена, а просто последовал за толстухой.       Когда самец вошел в отсек, и под потолком зажегся свет, воодушевление раутки стало понятно. Джет с изумлением прищелкнул, обозревая завешенные диковинными шкурами и всевозможным оружием стены. Чего здесь только не было! И сабли, и копья, и метательные снаряды, и стволы всех калибров. На полу слоями лежали кожи и пушнина, по углам стояли чучела странных тварей, а в самом центре возвышалось гигантское ложе, ножки и изголовье которого были выполнены из рогов и бивней. Видимо, в понимании владельцев борделя, данная обстановка как нельзя лучше подходила охотникам. Причем хвостатых ни капли не смущало, что с оформлением тут был явный перебор, ведь, создавая интерьер, они руководствовались своим главным национальным принципом — «чем больше, тем лучше».       Пока Джет стоял посреди комнаты как истукан, дивясь на все увиденное, дверь снова отодвинулась, и в помещение вошел Вожак. Юнец обернулся, чтобы его поприветствовать, но не успел, потому что Полуночный Вой с порога начал хохотать. Застигнутый врасплох сын Пепла попятился и втянул голову в плечи, не зная, как реагировать. Великий же снял маску и сквозь смех проговорил:       — Вот это да, ну и экспозиция! Что скажешь, мой верный воин?       — Думаю, нам просто пытались угодить те, кто ни капли не разбираются в нашей культуре, — осторожно предположил Джет.       — Не разбираются — это еще мягко сказано, — продолжая веселиться, Вожак сделал круг по отсеку, вернулся к юнцу и ободряюще хлопнул его по спине.       — Но что именно тебя так позабавило, Великий? — решился сразу уточнить Джет, чтобы не попасть впросак позже.       — Ты не видишь? — брови Вожака взлетели вверх, а жвала разошлись в снисходительной улыбке, будто бы перед самцом сейчас был несмышленый детеныш, сказавший очаровательную глупость.       — Кажется, я не настолько наблюдателен… — смутившись, прострекотал младший воин.       — А ты приглядись, — посоветовал лидер. — В основном это все подделки.       В подтверждение своих слов, Вожак снял со стены ближайший кинжал и протянул его Джету. Взяв оружие в руки, юнец сразу же понял, что Великий имел в виду. Кинжал был абсолютно тупой, к тому же изготовлен из тонкой жести, согнуть которую не составляло труда двумя пальцами.       — Впрочем, вот это оригинал, — отыскав взглядом что-то более-менее правдоподобное, продолжал Вожак. — Такими пушками пользуются чша. Но ствол запаян, да и общее состояние удручающее.       — А это — тоже бутафория? — возвращая кинжал на стену и подходя к тяжелой на вид булаве, поинтересовался Джет. — Я такого никогда не видел…       Он протянул было руку, но не решился дотронуться.       — Правильно, не трогай, это оружие настоящее и оно явно побывало в боях, — одобрительно рыкнул Вожак. — Но мне даже издали видно, что ребра на навершии специально зашлифовали. Вот ведь хвостатые тупицы, испортили прекрасную вещь…       — А кто пользуется такими? — отходя, спросил Джет, имея в виду незнакомый вид оружия.       — Видел что-то подобное у феххов, но достаточно давно, — Полуночный Вой отвернулся и провел рукой по оранжево-красной блестящей шкуре, которая, судя по всему, когда-то принадлежала некому крупному хищнику.       — Таких животных я тоже нигде не встречал, — заметил сын Пепла, переключая внимание на новый «экспонат».       — Разумеется. Потому что их нет в природе. Тут даже шкуры ненастоящие — синтетика, — хмыкнул старший самец, демонстрируя изумленному сородичу текстильную изнанку. — Более лживой обстановки мне еще встречать не доводилось.       — Я думаю, синтетику проще чистить. А на счет оружия — это просто техника безопасности. Неразумно было бы размещать в подобном месте действующие образцы, — попытался отыскать рациональное зерно Джет.       — Неразумно пытаться впечатлить яутжа подобной туфтой, — возразил Вожак. — Особенно если этот яутжа — твой ценный клиент. Хотя где хвостатым это понять…       — Мой Вожак, я предлагаю все-таки дать этой комнате шанс. Кровать, вроде, неплохая, — поразмыслив, рискнул Джет.       — Что ж, ты прав, она хотя бы настоящая, — усмехнулся Полуночный Вой.       — Задумывался ли ты когда-нибудь, воин, почему нельзя прикасаться к чужому оружию?       Джет и сам не понял, как Вожак оказался позади него. Сильные руки лидера, вынырнув у юнца из-за спины, легли ему на грудь и принялись жадно блуждать по нагретой от возбуждения коже, размазывая стремительно выступающую испарину.       — Потому что оружие — это душа воина? — хрипло отозвался сын Пепла.       Над его головой раздался насмешливый стрекот.       — Душа? Ну-ну…       Внезапно руки Полуночного Воя скрестились поперек тела Молодой Крови, и Вожак повалился на ложе, увлекая юного любовника за собой. Джет вскрикнул от неожиданности и рефлекторно вцепился в запястья старшего самца, но тут же разжал хватку и медленно провел кончиками пальцев вдоль предплечий, а после перешел на плечи и принялся на ощупь изучать их могучий рельеф. Великий не препятствовал, он лишь удобнее расположил сына Пепла спиной на своей груди, после чего вернул руки в прежнее положение, чтобы ощутить частое дыхание и биение заходящегося от предвкушения сердца. На миг Вожак замер, и Джет послушно замер следом. Но вот ладони Полуночного Воя пришли в движение. Тяжелые, как будто отлитые из свинца, они скользнули вниз по животу молодого воина, на долю секунды замедлились в паху и решительно переместились на внутреннюю сторону бедер, сжимая, разводя в стороны и приподнимая. Одновременно лидер согнул колени, лишая юнца возможности вновь соединить ноги.       В этот момент сын Пепла отчетливо ощутил горячее влажное касание. Откуда-то снизу параллельно его широко раскрытой промежности начало выдвигаться нечто пульсирующее и упругое. Твердея с каждой секундой, оно все плотнее прижималось к приоткрытой клоакальной щели младшего самца, дразня ее задний край особенно сладко. Джет опустил взгляд и увидел, что между его ног возвышается член Вожака, создавая иллюзию, будто сын Пепла обладает непропорционально крупным достоинством. Зрелище получилось столь странным и возбуждающим, что, подкрепляемое приятными ощущениями, тотчас же вызвало у Джета ответную эрекцию. Пенис юнца проворно покинул свое вместилище и, наполнившись кровью, разместился рядом с внушительным органом Великого, довольно точно повторяя его изящный изгиб, но уступая что в длину, что в толщину примерно раза в три.       — И тем не менее ты, как я погляжу, не особенно против, чтобы чужие руки трогали твое оружие, — тихо промурлыкал Вожак, захватывая оба пениса и начиная плавно их массировать.       — Это дозволено не всяким рукам, — в тон ему отозвался молодой вон. Затем сделал паузу и добавил: — Лишь тем, которым я без опаски могу доверить и свою душу.       Надеясь на столь же проникновенный ответ, сын Пепла затаил дыхание, но… Попытка не удалась. Снова не удалась…       Стоило Джету заговорить о душе и доверии, как тело Полуночного Воя резко напряглось, а свободная рука взлетела вверх и почти до хруста сдавила горло Молодой Крови, вызвав у жертвы шум в голове и помутнение в глазах.       — Осторожнее, воин, — послышалось близко-близко, прямо над ухом. — Иногда слова и правда могут все испортить.       После этого лидер еще крепче сжал когти и, игнорируя хрип задыхающегося юнца, яростно задвигал внизу второй рукой.