Поздно бежать

Ловя на мушку силуэты снов, Смеётся и злорадствует любовь, И мы с тобой попали на прицел… Агата Кристи — Чёрная Луна

      Когда утром все вновь прибывшие наконец обстановку просканировать решили, Илья с ними ни в какую идти не захотел, потому что и так уже насмотрелся на всякие головы собачьи и ворон дохлых. На удивление, Влад его поддержал, сам тоже никуда не собирался, заявив, что ему, чтобы всё просканировать, никуда ходить не нужно вовсе, да и он уже всё и так просмотрел. На самом деле, может, ему уже просто лень стало, вот и захотел жизнью деревенской преисполниться. Влада, конечно, все переубедить пытались, мол, взгляды нам разные важны, но в итоге он так упёрся, что все на них руками махнули и обоих оставили. Влад, похоже, догадывался, что со скуки помрёт, поэтому напросился траву сухую во дворе разгрести, хотя Илье и непонятно было, чего ради и зачем ему это нужно. Сам Илья, конечно, решил дело вчерашнее своё завершить и с дровами расправиться, что вчера не успел доделать. В общем-то, бед никаких ничто не предвещало. Илью, конечно, жизнь вряд ли к тому готовила, что он один на один с Череватым останется. Он всем возможным богам молился, чтобы этого не произошло, но, похоже, насолил им сильно, и они его из принципа решили не слушать. Именно поэтому, видимо, ещё и Анна Петровна непременно решила сегодня до монастыря дойти, потому что дома ей не молилось отчего-то. Таким образом Илья и остался наедине с Череватым проклятым, что отчего-то молчал постоянно, как пыльным мешком прибитый, даже подтрунивать над ним перестал, когда они одни остались. Илья по дому походил, все углы осмотрел, понял, что делать здесь ему нечего, куртку накинул и во двор отправился, надеясь хоть на какое-то время скуку разбавить и от Череватого избавиться. Чтобы зря времени не тратить, он решил сразу дров наколоть, хотя и понимал, что получается у него так себе. Так он и хотел ближайшее время провести, наедине с собой и природой и от Череватого подальше. Илья сих пор понять не мог, что в прошлый раз на мостике этом произошло, когда Влад сидел, в воду смотрел и с бесовщиной своей общался, потом ни с того ни с сего душить кинулся, а как в себя пришёл, и вовсе целовать полез. И самое ужасное в этом было, что Илья даже утверждать не мог, что ему не понравилось. Губы у Влада какие-то неземные были, грубоватые, шершавые слегка, и сам он щетиной покалывал ощутимо при поцелуе, только вот ощущений таких Илья с женщинами не испытывал никогда. Его партнёрши обыкновенно по мастерству, да и по уверенности значительно Владу уступали. Череватый знал будто, что делает, до глубины души чувствовал, как нужно, как нравится — или это Толик его потусторонний ему нашёптывал? Вспомнишь чёрта, как говорится, он и появится, и как только Илья о нём думать начал, он тут как тут объявился, на крыльце встал, закурил, безразличным каким-то взглядом двор окидывая. Илья постарался сделать вид, что Череватый его не интересует совсем, продолжил работать с безразличием на лице, но взгляд словно сам собой то и дело к Владу устремлялся. Тот докурил наконец, уверенной походкой в сарай направился и вернулся с граблями уже, потому что Анна Петровна попросила траву сухую во дворе прибрать. Влад, похоже, в благостном настроении пребывал, да и разгребание травы его энергию не убавляло. Он ещё и болтать что-то успевал, а Илья, реагировать на него пытаясь, надеялся, что хоть пальцы его целы останутся и под топор не попадут, если его вот так будут отвлекать нагло. Череватому и вовсе плевать было, он даже анекдоты начал травить, бородатые достаточно, но уж слишком иногда забавные, чтобы Илью не рассмешить. Похоже, Влад и впрямь мечтал, что Илья палец себе топором оттяпал. Вроде бы и спокойно всё шло до тех самых пор, пока Илья внезапно на своих плечах руки чужие не почувствовал и голос ехидный у самого уха не услышал, при этом чуть по пальцам себя не ударив: — Та кто так топор держит вообще? Ты вот хоть шо-нибудь умеешь? У Ильи аж во рту пересохло от ощущения тепла чужого к нему так близко, и он топор снова чуть не выронил, только уже себе на ногу. Влад тем временем руки уже с его плеч убрал, об штанины протёр с физиономией брезгливой, будто бы лягушку какую потрогал, застыл в уверенной позе, с ухмылкой на лице. — Чего тебе нужно? — Илья зыркнул на него недовольно, желая наконец по наглой физиономии от всей души врезать. Он уже даже задумывался топор в ход пустить, чтобы глаза этот Влад треклятый ему не мозолил, понимал прекрасно, что свидетелей нет, и мыслей своих как чёрт ладана пугался. — Та я же только добра хочу, — Череватый глазами заискрил бесовски, будто и впрямь одержимый был. — Давай хоть топор держать научу. Научить, конечно, так и не научил, зато время помог сэкономить, потому что Илья сам до ночи бы не справился с дровами этими и Владу был благодарен, что этого избежать удалось. От работы аж жарко сделалось, мышцы затекать начали, и он прямо-таки острую необходимость в дом вернуться ощутил, отсидеться. Спину тянуло невероятно, и он одного лишь того хотел, чтобы отдохнуть недолго от всего. Влад его понимал, похоже, даже шутками своими не мучил, отмалчивался, но Илья это скорее как затишье перед бурей воспринимал, что вот-вот грянуть должна была. Череватый, правда, и впрямь над ним издеваться не торопился, а может, просто метод другой избрал, потому что почти сразу, в комнате оказавшись, кофту чёрную с себя стянул бесцеремонно и на диван куда-то кинул. Вроде обычный жест был, нормальный, ничего не предвещающий и издевательством никаким не отдающий, только вот Илья это именно так и расценивал, потому что у него дыхание перехватило, и он на Влада уставился, будто тот мёдом был намазан. И мысли у Ильи странные пошли, каких вообще не должно было в его голове находиться, что Влад, конечно, не Аполлон какой-нибудь, но сложен прекрасно, худощавый достаточно, но жилистый, и руки у него красивые очень, а после труда физического вены выпирают очень красиво. Гнать бы Илье такие мысли, да не мог он этого сделать почему-то. — Ты шо завис? — Влад на него тоже смотрел и в улыбке скалился, вроде бы переживания довольно искренне высказывая. — Устал с непривычки, — Илья, конечно, улыбку выдавил, будто бы как всегда всё было, однако сам взглядом нет-нет, да скользил по фигуре чужой. Однако Влад и тут чудеса доброты проявил невиданные, предложил даже: — Погоди, счас сбегаю, воды принесу. И действительно Влад ковш воды принёс, сам попил немного, а потом, ковш не отпуская, поднёс сам к губам Ильи, наклонил, намекая будто, что делать надо. Илья, что был бесстыдно рассматриванием фигуры его увлечён, сил в себе для противостояния найти не смог, глаза прикрыл, отпил из рук чужих, жестом показал, что хватит ему. Влад своими глазами чёрными следил внимательно, как струйки водные тонкие по чужому подбородку к шее ползут, в ямку меж ключиц скатываются, а потом приблизился вдруг резко, наклонился слегка, горячим дыханием шею опаляя, провёл языком, капельки собрал. У Ильи дыхание сбилось от ощущения на своей шее горячего и влажного, от ласки такой внезапной, от близости, что он себе даже в мыслях позволить не мог. Он рукой невольно по шее провёл, сжался весь, почувствовал, как щёки пылают, на полшага отступил, в стол почти упираясь и тем сильнее себя в ловушку загоняя. А Влад смотрел всё на него, словно глазами тёмно-карими насквозь прожечь хотел, лишь кучку пепла оставляя, и самообладанию этот взгляд никак не способствовал. Илья в эмоциях собственных терялся, что от страха к влечению странному варьировались, и в одном лишь он определился — в желании, чтобы близость эта странная как можно дольше продлилась. — У тебя такие ресницы длинные, — Влад неожиданно это сказал, серьёзно совершенно, и Илья от неожиданности чуть в обморок не свалился, а Череватый, паскуда такая, добить его, похоже, решил, добавил: — И глаза красивые. У Ильи аж голова кругом от комплиментов этих пошла, он подвоха всё искал, в глаза карие заглядывал, надеясь хоть что-то понять, но Влад как никогда открыто смотрел, искренне, влюблённо будто бы даже. И глаза у него тоже Илье такими красивыми показались, и ресницы подрагивали так, что аж сердце сжималось. Вообще никто и никогда таким необычным в глазах его не был, как бес этот, что напротив него лежал сейчас, глазами стреляя. — У тебя тоже, — и хотел бы Илья взгляд отвести, но не получалось у него отчего-то, и мысли уже шли такие, что Череватый наверняка его приворожить когда-то успел, иначе и объяснить происходящее самому себе невозможно было. Влад улыбнулся мягко слишком, руку протянул, коснулся, будто бы длину ресниц или мягкость кожи пальцами проверяя, по губам повёл почти ласково, касание задержал, а там и в рот осторожно залез двумя пальцами, подушечками язык изучая и поглаживая. Илья такой ласки и не испытывал никогда, ни с кем ещё не опробовал, и Влад первым такие вещи проделывал, заставляя дышать тяжелее и в плечи его вцепляться. Ларионов знал вроде бы, что тот не тактильный совсем, касаний чужих не любит, но руки его не сбрасывал почему-то, сам ласку давал. — Невероятный ты какой-то, — Влад выдохнул тихо, руку убрал, притянул Илью за талию поближе. — Слишком для мужика охуенный. И как я раньше не замечал? — Поцелуй меня, — Илья неуверенно попросил, боялся всё, что Влад не так как-то отреагирует, но тот даже и не думал, видимо, ни шутить, ни ещё чего, взглядом окинул ещё раз и к губам его прижался, целуя так, будто в последний раз такую возможность имеет. Влад всё-таки действительно знал будто бы, что делать нужно, и Илья повторно в этом убедился, когда тот снова его целовал, жадно, по-собственнически, чуть не до крови кусая и свои же укусы зализывая моментально. Руки его по всему телу блуждали, под рубашку забирались, скользили по рёбрам, живот оглаживали, и касания эти нежными были, но уверенными до чёртиков, до того, что от ласки этой скулить в губы чужие хотелось, ещё ближе стать. И ведь, похоже, Влад ещё и ощущения его, эмоцию каждую считывал, всё проникновеннее целовал, то на нежность какую-то странную переходя, то срываясь снова, ладонь плавно между бёдер чужих вклинил, сжимая слегка через ткань брючную, и Илья не сдержался наконец, выдохнул томно в губы ему, от поцелуя отрываясь. Влад его теснее к себе прижал, по затылку свободной рукой поглаживая, другой по бедру худому выше повёл, сказал шёпотом почти, и голос у него сел будто бы: — Я в ахуе просто, чёрт бы тебя побрал, Илюша… Нельзя же таким быть, это незаконно. — Каким? — Илья в тон ему тихо ответил, робко руку на щёку щетинистую положил, поглаживая, и сопротивления никакого не почувствовал даже. Влад отвечать не стал, снова к губам его потянулся, накрыл своими влажно и крепко, почти сразу языком по кромке зубов скользя и с чужим переплетаясь, дёсны обласкал трепетно, и Илья чувствовал, какое тепло от него исходит, как он энергию какую-то бешеную в поцелуе этом передаёт, и млел от ласки этой, с ума сходил, в руках крепких плавился, понимал, что на всё уже готов, лишь бы момент этот не заканчивался никогда, лишь бы с Владом это самое «всё» было. — Ты меня так держишь, будто я убегу сейчас, — Влад в губы ему усмехнулся, отстранился чуть, за ключицу прикусил легонько, губами, словно извиняясь, коснулся. — А ты… — Илья даже не знал, как ему вопрос такой глупый задать, но Влад его положение спас тут же, шепнул успокаивающе, поглаживать не переставая: — А я от тебя не денусь никуда. Как я от такого сокровища сбегу? Илья на этот раз сам решился, к губам, уже родными ставшим, припал, по торсу обнажённому рукой вниз повёл, теплом тела наслаждаясь, у ремня брюк задержался, не рискуя поначалу дальше двигаться, но решился всё же и первым Владу в штаны полез, расстегнув трясущимися пальцами. Да тот и не против был, под ягодицы железной хваткой подхватил, на край стола усаживая и при этом от поцелуя не отрываясь ни на секунду, словно это жизненно важно для него было. Илья разомлел окончательно, ногами чужую талию обхватил, как можно крепче вжимаясь, назад откинулся, позволяя Владу над ним нависнуть и окончательно под контроль ситуацию взять. — Какой же ты у меня, — Влад на выдохе это выговорил, отстранившись снова, но лишь для того, чтобы к шее открытой губами припасть, к ключицам опуститься постепенно, покусывая и вылизывая, словно желая клеточку каждую обласкать. И «у меня» это у Ильи в голове засело, таким правильным и естественным казалось сейчас, когда Влад его рубашку расстёгивал неспешно, без лишнего давления, словно привыкнуть к ситуации позволяя. Илья снова будто способности действовать лишился, лишь за него цеплялся, как за опору единственную, плечи и шею тёплую сумбурно оглаживал, по контуру татуировки пальцами скользил и губы собственные кусал. Влад всё ниже с поцелуями своими опускался, следы оставляя, рёбра языком пересчитывал, и Илье казалось, что он с ума сходит или спит как минимум, и в жизни просто настолько прекрасные чувства испытывать невозможно. Ему держаться уже надоело, и он рубашку наконец с плеч скинул, не заботясь даже, что она на пол упадёт или помнётся. — Не знал, что ты так хорошо сложен, — Влад на него взгляд одуряющий поднял. — Прям как статуя. — Какая статуя? — Илья задыхался буквально, ничего осмысленного сказать или подумать даже не мог. — Кладбищенская, блять… — Влад от шутки не удержался, не стал ждать, как Илья отреагирует, снова с поцелуями накинулся, брюки чужие расстёгивая и начиная по бёдрам стягивать, в один момент чуть ли не на руках Илью удержав. Тот почему-то штуку глупую про статую на горе вспомнил, в голове у себя прокручивать начал. Думал он, похоже, слишком громко или даже вслух чего нечаянно ляпнул, но Влад, что рукой уже под ткань влез нагло, разгорячённой плоти касаясь и тихий стон выбивая, прошипел иронически: — СтатУя стоит, как и хуй, — и хихикнул тихонько, по-бесовски совершенно. — Прекрати в голове моей копаться, — Илья возмутиться хотел, но сразу в краску ударился, глаза закатил, а потом снова стон удержать не смог, потому что его тело, как Влад считал, прекрасное, наглаживать начали во всех местах, куда только руки настырные доставать могли. Владу уже, видимо, и терпеть надоело, и он Илью на лопатки почти уложил, заставляя полностью на стол опереться, под колени ухватил, одну ногу аж на плечо себе закидывая. — Разрешишь? — фраза эта чуть насмешливо прозвучала, и особенно из уст Череватого, что никогда разрешение не спрашивал, на памяти Ильи так точно. Да в данной ситуации это и не так нужно было, потому что Илья, как в дурмане, на всё согласился, кивнул, добро давая. Пальцы у Влада действительно умелыми оказались, на многое способными, и он одними ими до стонов, с губ срывающихся, довести мог. Илья не сомневался даже, что у Влада опыт-то только с женщинами был, вот только он как будто знал, как именно ему приятно сделать, специально будто ещё сильнее распалял, угадывал, куда и как надавить. Не иначе, бесовщина ему и тут на помощь приходила, верные действия подсказывала. Настолько отточенно он всё делал, настолько идеально и даже будто красиво как-то, что Илья в пространстве и времени настолько потерялся, что момент упустил, когда быстрые пальцы в нём твёрдая разгорячённая плоть сменила, отчего он выгнулся весь, к Владу вплотную прижался, надеясь подсознательно, что дискомфорт лёгкий так быстрее пройдёт. — Ну ты шо? — Влад, конечно, эмоции его запросто считывал, как и мысли слишком громкие, похоже, потому что тут же к губам прильнул, целуя чуть ли не до звёздочек в глазах, бёдра сжал сильнее, при этом темп ускоряя. Илья как будто одурманен был чем-то, настолько сильно в голове плыло, и он лишь навстречу подавался, обо всём забывая и ничему отчёт не отдавая уже, да и желания рационально мыслить сейчас не имея. Его разве что через время поза смущать начала, и он подумал, что в темпе таком бешеном, да ещё и на столе, секс в пытку превращается, и пусть даже с самим Владом, во всём восхитительным — проблема в пояснице была, что уже ныть начинала от такой позиции. Влад, похоже, снова в его голову влез бесцеремонно или сам уже уставать начал, замедлился несколько, даже целовать мягче стал, нежнее, проникновеннее. Разрядка одновременно наступила, в лучших традициях каких-нибудь романов бульварных, и Влад Илью крепче к себе прижал, целуя расслабленно, а потом отпустил вовсе, на край стола опёрся, отдышаться пытаясь. Илья хотел, конечно, прокомментировать, но смысла не было в этом, особенно уж для человека, который в себе уверен прекрасно и в чужой голове копаться способен спокойно. По глазам хитрым видно было, что знает тот, какое удовольствие смог доставить — на Илью и посмотреть было достаточно единожды, как он об стол облокачивается, дышит тяжело и дрожь в коленях унять пытается. Влад на его бёдра засматривался, и в глазах его бесы плясали, выдал наконец с хитрым огоньком во взгляде: — Так бы и сожрал. Илья аж потом покрылся, вспоминая про бесовщину проклятую, спросил на всякий случай: — Со мной Влад говорит или Толик? Влад промолчал загадочно, заулыбался, как кот, жирной сметаны объевшийся, и понятно вроде стало, что юмор его искромётный к нему возвращается. Да и это, тем не менее, Илье всё ещё не помогало ситуацию до конца осмыслить. Дурман странный спадал постепенно, и он понимать наконец начинал, что вообще такое случилось. В его жизни, конечно, всякое бывало, но такого расклада он не представлял, не мог вообразить даже, поэтому и задал вопрос, по-детски глупый и наивный: — Это я теперь гей, получается? — Та хоть эге-гей, — Влада, похоже, этот вопрос не на шутку позабавил, и он фыркнул, явно от смеха сдерживаясь. — Зато мой. — Дурень, — Илья локтем ему в бок двинул недовольно, но Влад ловко его руку перехватил, к себе притянул и ладони влажными губами коснулся, нежно так, как будто это действительно значило что-то. В том, что Влад Череватый присваивать кого угодно умеет, Илья тоже наглядно убедился.