***
Следующим утром настроение было заметно лучше. Здоровый сон с приоткрытым окном пошел на пользу телу и духу, и Маша, под убойный саундтрек из какого-то слэшера по телевизору, вот уже четверть часа изображала бюджетную версию английского завтрака. Она закономерно согласилась на предложение Пети, но оповестила его об этом лишь на следующий день, решив, что капелька неопределенности его праздной жизни точно не повредит. На деле же сама Маша знала, что не пойдет на работу, как только за ней закрылась дверь петиной квартиры. Тогда же написала начальству, мол, семейные обстоятельства, что поделать. Петя вел себя на удивление покладисто. Встретил Машу у подъезда ее дома, любезно, – самолично! – загрузил сумку с компьютером на заднее сидение. Хлам сгреб ближе к водительской стороне, поэтому Маша чувствовала себя почти королевой на просторном пассажирском месте. Почти – потому что между ними с Петей все еще продолжал торчать то ли рулон обоев, то ли скрученный ковер – даже при ближайшем рассмотрении природу загадочной конструкции определить было невозможно. Позволил Маше подключить свой плейлист, развлекал ее занимательными историями из жизни и накидывал интересных фактов из истории Китая. Откуда он осведомлен об истории Китая в таких подробностях Маша не знала и знать, честно говоря, не хотела. Впрочем, Петя продержался не больше десяти минут. – Ты что, – он принялся вертеть головой в попытках удержать фокус на дороге и одновременно рассмотреть машино лицо повнимательнее, – глаза накрасила? Маша глаза действительно накрасила. Ну, накрасила – это громко сказано, конечно. Просто пробежалась тушью, которую совсем не целенаправленно отыскала в недрах комода, по ресницам. В два слоя – если уж что-то делать, делать надо хорошо. – Нет, – уверенно соврала Маша. Петя затормозил на светофоре и вгляделся еще тщательнее. – А ведь, – одобрительно покивал он, ожидаемо не обратив внимания на ответ, – неплохо! Очень даже неплохо. Не знал, что у тебя есть косметика. – У любой девушки в квартире есть косметика, – закатила глаза Маша. – Вот поэтому-то и не знал, – они обменялись милыми улыбками, светофор загорелся зеленым, и Петя вернулся к дороге. – А что за повод, Машунь? – Не каждый день работу прогуливаю, знаешь ли. – Ну, я так и понял, – загадочно протянул он в ответ и замолк на остаток пути. По прибытии Петя вжился в роль с новой силой: галантно подал руку даме, пока та вываливалась из салона автомобиля, придержал дверь офисного подъезда, в лифт зашел первым, порекомендовав ознакомиться с правилами этикета, когда Маша не сразу въехала в суть этого простого жеста. В непосредственно импровизаторский офис Петя тоже распахнул дверь самостоятельно и со смиренным ожиданием уставился на Машу. Сама кротость, не иначе. Маша настороженно его осмотрела, пожала плечами, и перешагнула порог. Венцом всего был довольно болезненный толчок в бок, когда Маша, здороваясь со Стасом, Оксаной и ребятами-актерами, не заметила, как Петя изготовился принять ее пальто. Ввиду отсутствия практики повозились с этой процедурой дольше нужного под всеобщими терпеливыми взглядами и в неловком молчании. Антон, покончив с приветствиями, попытался смыться на перекур, но был жестоко отловлен Стасом и возвращен на свой пост. Стас желал, чтобы ребята коллективно одобрили петины предложения по закупке, поэтому вся честная компания, как детсадовцы перед воспитателем, расселась в рядок на любых доступных поверхностях и приготовилась к ревизии. Маша же, отвязавшись, наконец, от надоедливого брата, облюбовала самый дальний угол дивана в самом дальнем углу офиса, расчехлила ноутбук и мельком оглядела комнату из своего убежища. Арсений был в очках. Теперь Маша вспомнила, что в Главкино воздух из легких выбивал его прямой, не прикрытый стеклами взгляд. Может быть, из-за этого ее так закоротило? Она всмотрелась на кричащую красным с экрана монитора ошибку программы, не решаясь поднять глаза снова. Но как же слаб человек перед искушениями. И кто такая Маша, чтобы суметь устоять перед ними. Она снова коротко пробежалась по арсеньевской высокой фигуре. Он склонился над бумагами, которые Петя без лишних расшаркиваний разложил на столе на всеобщее обозрение. Арсений хмурился, внимательно вчитываясь в текст, иногда улыбался – видимо, когда с удовлетворением находил свои капризы не выкинутыми из перечня. Пару раз мелодично хохотнул над особенно нелепыми позициями. У Маши внутри расцветали тюльпаны. Почему именно тюльпаны, она объяснить не могла, но была уверена, что это были именно они. Такие желто-розовые, свежие, с насыщенными светло-зелеными листами, покрытыми искрящейся росой. Маша смотрела на Арсения и понимала, что сердце не ухает, а проваливается куда-то в область живота, с разгоном меньшим, но все еще довольно ощутимым. А вздыхать хотелось глубоко-глубоко, будто школьница, провожающая взглядом проходящего по коридору старшеклассника как несбыточную мечту. Она возвращалась к тому вечеру на съемках еще пару раз, не желая концентрировать свое внимание на этих воспоминаниях слишком сильно, но здраво понимая, что вечно бегать от собственных мыслей невозможно. Отрицать, что Арсений ей понравился – глупо. Глупо и неполезно для нервной системы. Было бы странно, если бы не понравился – он действительно был очень привлекательным мужчиной. Мужчиной. Маша перекатила это слово в голове пару кругов. Арсений был мужчиной. Взрослым, состоявшимся, обаятельным, харизматичным. Не мальчишкой, готовым гулять по ночному городу с бутылкой вина наперевес, не студентом, видящим романтику в посиделках в столовой с пирожками и в сцепленных руках в коридорах университета. Арсений ведь был сильно старше Маши, хотя по его гладко выбритому лицу сложно определить реальный возраст, да и Маша никогда не была в этом сильна. Арсений, вероятнее всего, был женат, возможно, у него были дети, полноценная семья, которая дожидалась его дома после съемок и гастролей. Если нет – Маша бы сильно удивилась. Арсений виделся каким-то недостижимым идеалом. Нет, наверное, просто идеалом, потому что чего-то там достигать Маша не планировала. Ей в принципе было достаточно на Арсения просто смотреть. Пресловутый Петя как-то заметил, что сам он – деятель, чем, естественно, очень гордился, а вот Маша – наблюдатель. Маша тогда с ним, конечно же, не согласилась. Теперь же закрадывалось подозрение, что он снова оказался прав. Возможно, Петя знал Машу лучше самой Маши. А Маша похоже совсем себя не знала. По крайней мере, она точно не догадывалась, что ее мозг способен обрабатывать такой спектр эмоций. Точно не думала, что на кого-то когда-то будет реагировать так, как на Арсения. С каким-то детским восторгом, с широко распахнутыми глазами, не в силах отвести взгляд. С совершенно пустой головой. Сидя поздним вечером на кухне – в приглушенном свете люстры, в пижамных штанах и лирически-винных чувствах, – она рассудила так: если эти странные эмоции возникли столь внезапно, так же внезапно они и пропадут. Или не очень внезапно – но точно пропадут. Надо только заняться делом, войти в привычный темп жизни, погрузиться в рутину и думать о действительно важных вещах, а не пускать слюни на звезду отечественного телевидения. Например, с картиной, продолжающей припугивать ее каждый раз по пути из ванной на кухню, она так и не разобралась, а надо бы. Раз за разом она откладывала решение проблем на потом. Они казались ей неважными, долгоиграющими, ждущими. Чаще всего – рассасывались сами собой либо попросту забывались. Это была очень удобная позиция. В тех редких случаях, когда проблема не решалась сама собой, Маша нехотя, скрипя костями, морщась и напрягая все свои душевные силы, придумывала выход, требующий минимальных трудозатрат. Обычно выходило посредственно, но она не жаловалась. В конце концов, на сожаления тратить свое драгоценное время она тоже не любила. Копила его на что-то великое, наверное. Диван рядом прогнулся, вырывая Машу из мыслей. Арсений – тот самый, что буквально минуту назад что-то увлеченно обсуждал с командой, – элегантно примостился рядом и широко улыбнулся. Маша вопросительно на него посмотрела. В общем-то, не обязательно что-то говорить, чтобы транслировать в мир свое бесценное мнение. – Занята? – Маша с сомнением оглядела ошибку в коде, вспомнив, что уж эту-то проблему решить придется. Пожала плечами: – Работаю. Взяла сегодня удаленку, чтобы съездить к вам. Вот, – она очертила пальцем экран ноутбука, – как-то не складывается. – Взяла удаленку, чтобы съездить к нам, и теперь сидишь тише воды в самом дальнем углу, пока мы поем дифирамбы твоему успеху? Арсений покручивал кольцо на безымянном пальце, и Маша задумчиво наблюдала за его красивыми руками. Спохватилась и все-таки перевела взгляд на темные волосы – безопасный вариант: немного выше лица, и насмешливые глаза почти не отвлекают. – Это было коллективным творчеством, – ухмыльнулась Маша. Пусть не имеют от нее больших ожиданий, Маша просто на подхвате. Арсений кивнул так, будто понимал гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд, и с интересом сунул нос в экран. Было у него такое вот выражение: снисходительно-загадочное, такое, что сразу становилось понятно – уж Арсению-то врать просто глупо. Но Маша была во вранье хороша, поэтому сдаваться не планировала. Он прищурился, всмотрелся и недоуменно изрек: – И что ты сейчас делаешь? – Так-то в двух словах не объяснишь, – попыталась выкрутиться, но тут же натолкнулась на еще более заинтересованные глаза напротив. Маша очень не любила, когда кто-то лезет в ее работу, расспрашивает ее о работе, дает советы и рекомендации относительно ее работы. Очень не любила. Она скептически оглядела Арсения. Арсений улыбнулся самой непосредственной улыбкой из своей известной библиотеки улыбок на каждый день. И Маша разлилась на добрые пятнадцать минут, загнав догадку о том, что, кажется, из нее снова вьют веревки, глубоко на задворки сознания. Показывала графики, меняла функции, выводила на экран старые презентации собственного авторства и конечно же задавала Арсению вопросы а-ля «Ну, и что ты здесь видишь?» либо «Как думаешь, что это значит?». Арсений слушал внимательно, отвечал с готовностью студента на семинаре, уточнял совсем уж непонятные детали и даже пару раз нажал на сочетание горячих клавиш. Последняя такая импровизация с командами выключила ноутбук, вызвав машин хмык и очень виноватое выражение на красивом лице. – На самом деле, очень простая модель, – подытожила Маша, рассматривая приветствие на экране реанимированного компьютера. – Конечно, – снова засветился Арсений, – только я ничего не понял. – Ну, знаешь, – Маша прикрыла крышку ноутбука, смирившись с упущенной возможностью поработать. Очень жаль, конечно, – я сначала пыталась что-то посложнее сделать, какое-нибудь машинное обучение, не знаю. Там и оценки точнее получались, и метод поновее, да и вообще… – вздохнула, – но руководство тоже ничего не поняло и попросило работать со знакомыми инструментами. – А ты? Разве не боролась за свои убеждения? Искренний и какой-то наивный интерес Арсения просто умилял. Маша была уверена, будь она на его месте – быстро бы сбежала от таких занудных разговоров. – Боже упаси. Я сходила к продуктологам, стырила у них пару идей и стала работать с тем, что есть. Арсений, ты точно хочешь обсуждать именно это? – Весьма тактично (как умела) съехала с она темы. Арсений прикрыл один глаз и покачал головой, что-то прикидывая. – Видимо, нет, – резюмировал он и смолк. Молчать, кстати, очень неплохая тактика. Может быть, Арсению станет скучно, и он уйдет, дав наконец, вдохнуть полной грудью. Или нет, пусть лучше не уходит. Они сидели в дальнем углу комнаты, не привлекая внимания, будто слившись с интерьером, и эта обстановка ощущалась до того интимной, что у Маши снова заныло где-то глубоко в груди. Нет, это не сердце, это что-то дальше сердца. С анатомией у нее так же, как и с географией. И ведь говорили о какой-то полнейшей чепухе. Очень неважной и неинтересной. Чепуха, на самом-то деле, бывает очень разная. Бывает чепуха чисто для поддержания вежливой беседы: о погоде, о работе, о каких-то новостях, которые буквально минуту назад были опубликованы в телеграм-канале. А бывает чепуха важная, которая душу волнует время от времени, но совсем не подходит для разговора за чашечкой чая в какой-нибудь сетевой кафешке. Для такого нужна определенная атмосфера и, наверное, определенный человек. А Маше вдруг захотелось рассказать Арсению обо всем на свете. О всей своей чепухе. Просто так, почему-то, без причин и поводов – ее осенило буквально враз, по щелчку пальцев. Хотелось пожаловаться на своих соседей по этажу в офисе, на страшную картину, на ужасную лень, которая не позволяет разориться на новую микроволновку и обновить гардероб к зиме. Рассказать о том, как часто раздражает ее Петя, как она боится потеряться в большом незнакомом городе, как мечтает научиться водить автомобиль. Поделиться даже своими невеселыми мыслями, которые то и дело настигают в самый неподходящий момент. Страхом, что жизнь так и пройдет – безрадостно, пресно и обычно. Поймет ли? Будет ли слушать вообще? Да кто ж знает, но от этого внезапное желание меньше не становилось. Вместо этого Маша продолжала молча рассматривать арсеньевский лоб, четко понимая, что ответного взгляда не ощущает – Арсений изучал что-то за окном, слегка поджав нижнюю губу. – Планировку, кстати, прикольно переделали, – нарушил он внезапно волшебство машиного момента. – Хотя первый вариант тоже был неплох. – Ну да, очень… – Маша перебирала перечень наиболее нейтральных формулировок в голове, – интересный. Если не знаешь, как мягче выразить свое негативное отношение к предмету обсуждения, бери «интересный». «Как тебе спектакль?» – Спрашивает товарищ, подаривший билеты на день рождения, не имея понятия, что Маша, вообще-то, на дух не переносит театры. «Интересное прочтение», – и товарищ рад, и Маша особо не наврала – удобно же. «Что думаете насчет моих комментариев?» – Уточняет руководитель после машиного отчета о результатах. «Интересный взгляд», – в тон отвечает Маша и серьезно сцепляет руки в замок, заранее зная, что рецензия начальства вообще ни к селу, ни к городу. «Я же говорил, пушка страшная!» – Восторженно прыгает Петя после часового катания на вейкбордах в Подмосковье, о котором грезил денно и нощно и ждал с самого декабря. «Это был интересный опыт», – поддакивает Маша, потирая ушибленную ногу и ежась в прилипшей к телу мокрой футболке на прохладном ветру, не желая портить впечатление о речной вылазке своим брюзжанием. – Интересный, – фыркнул Арсений. – Я бы сказал – отличный! – Как в квартирном вопросе, – брякнула Маша, тут же прикусив язык. В юные годы в сапере на отцовском компьютере она обычно проигрывала после второго хода, хотя с вероятностями у нее всегда было хорошо. – Типа старперский, что ли? – нахмурился он. Что ж, главное не подавать виду, что подорвалась на мине. – Ну не прям чтобы очень уж старперский, – она расплывчато повертела кистью. Как бы тут подходило «интересный», но на Арсении такое, видимо, не работало. Он снисходительно и терпеливо ждал. Маша приняла поражение, – ну да, немного старперский. – Это же классика! – Возмутился он, будто только этого и ждал. Впрочем, не очень натурально, – классический стиль: неброско, удобно, лаконично. Непретенциозно, в конце концов! Что еще нужно-то? Маша так уж убежденно в высшие силы не верила, но время от времени ей очень хотелось пообщаться с ними. Спросить, например, почему именно Арсений должен был заняться планировкой и накалякать ужасающий чертеж, который руки так и тянулись переправить, либо сколько еще нужно идиотских ситуаций, чтобы начал дергаться глаз. Или чтобы вытек с концами. – Да ведь это просто предложение. Если вам с ребятами больше нравится первая версия – ради бога. Мы только рады будем, – верилось в это слабо, но против заказчиков не попрешь. – Брось, – отмахнулся Арсений. Его призрачная досада сделала вид, что испарилась с концами, но на деле, кажется, злобно поглядывала на Машу откуда-то из-за угла. – Общим голосованием мы выбрали твой вариант. – Наш с Петей, – не сдавалась она. – И каково же было соотношение сторон? – Единогласно, вообще-то, – на очередной неопределенный машин хмык Арсений пояснил, – я воздержался. А тебе стоит попробовать себя в дизайне. Может быть, я бы заказал у тебя отделку своей старперской квартиры. – Да поздновато уже менять квалификацию, – криво усмехнулась Маша, благоразумно проигнорировав ехидный выпад. – Как показывает опыт с высоты прожитых лет, – заметил Арсений с очень важным видом, – в твои годы жизнь еще только начинается. – И какие же мои годы? – поинтересовалась Маша. – Думаю, самые прекрасные, – увернулся он. – Ой, как дешево, – поморщилась она в ответ, совсем забыв, кажется, о собственной неловкости перед Арсением, – хоть бы попытался добавить конкретики. – Мария, возраст женщины – табу! – Панк – это переходить границы и творить не по правилам, – по памяти воспроизвела Маша. Арсений иронично поднял брови: – Это что, цитата Горшенева? – Она самая, – уверенно подтвердила Маша, не успев обалдеть от такого поворота. – Вообще не к месту. В любом случае, – изящно завернул Арсений в прежнее русло, – возраст – лишь цифра. – Думаешь? – Конечно, после шестидесяти я вообще забыл год своего рождения и начал с чистого листа. – Это называется «деменция», – закатила глаза Маша. Арсений скорчил неописуемую кисло-мерзкую рожу и после чего сдобрил все это дело обезоруживающей улыбкой. Маша не отвела глаз только потому, что обратное могло бы смело считаться личным поражением. Вернула улыбку, такую же широкую и дружелюбную, и даже не попыталась бороться с иголочками нервозности на самых кончиках пальцев – только незаметно сжала кисти в кулаки. – Кстати, – совсем некстати вспомнил Арсений. Маша встрепенулась, – не убирай далеко ноутбук, сейчас будем заказывать список. Я поэтому и отвлек тебя, извини. Маша совсем перестала успевать за сменой действий и декораций в этой пьесе. По-снобски отметила: все эти «киношники» какие-то излишне подвижные. Маша бы с ума сошла от такой гонки. Хотелось умыться холодной водой. – Это к Пете, я тут для декораций, – отмахнулась она, на скорую руку собрав себя в кучу. – Так он уехал. Сказал, ты займешься, – довольно и даже как-то мстительно оповестил Арсений – хотя в последнее поверить, конечно, было трудно, – сжал в контрастно мягком и жесте машино предплечье и исчез, оставив после себя смуту и тупое недоумение. Маша прикрыла глаза.***
Все встало на свои места. Маша подозревала, что плещущий галантностью Петя все-таки вершил свои благородные поступки из корыстных помыслов. Но чтобы настолько! Шок был так силен, что не осталось места даже праведному возмущению. Она даже не сразу поверила – подумала, это ловушка Арсения. Он все-таки такой эдакий, заводной, шутить – его заработок; но после недолгой пассивно-агрессивной переписки с Петром, стало ясно, что придется коротать с импровизаторами долгие часы, пока все поставленные цели не будут выполнены. Тем временем, Арсений убежал, вихрем собрав разбросанные по углам личные вещи – опаздывал на фотосессию, о чем не постеснялся оповестить всех присутствующих. Следом распрощался Дима, оправдываясь семейными делами и зашивающейся с детьми женой. Благородно, даже не укоришь ни в чем. Антон просто ушел, даже повода не придумал. Отвесил бодрое «Покеда!», приобнял Машу – момент, когда их взаимоотношения достигли такой степени доверия, был безвозвратно упущен, – и хлопнул дверью. Маша и три мушкетера в лице Оксаны, Стаса и Сережи, остались корпеть над мебельными сайтами и магазинами с безделушками, которые прошлой ночью были любовно выписаны в таблицу вот этой вот самой рукой. При этом действие разворачивалось будто по сценарию Марка Розовского: сначала отвалился Стас – ему позвонили, и продюсер исчез примерно на час-полтора. Затем из строя была выведена Оксана – приехала экспресс-доставка, заказанная для другого проекта. С ней Оксана закопалась надолго, но к своей чести, оставалась на связи и отвечала с секундными задержками на все вопросы в переписке. Маша оценила выдержку Сережи примерно в минут пятнадцать после того, как они остались вдвоем. Но не тут-то было. Тот оказался личностью увлеченной и увлекающейся, а потому активно помогал во всем, хотя, по хорошему счету, это дело вообще не должно было его касаться. Он раздобыл в недрах офиса планшет и сосредоточенно тыкал по ссылкам, время от времени тихо матерясь, когда что-то шло не по плану. Со временем Маше наскучило молчать. Несмотря на то, что в компании импровизаторов на нее то и дело нападал мандражный ступор от переизбытка новых ощущений, свою суть любительницы поболтать удержать за семью замками в конце концов не удалось. Она поглядывала на мрачного Сережу, оценивая, насколько уместно сейчас было бы завести непринужденный диалог. Расчеты оказались неутешительными, но Маше, как и всегда, было по барабану. – У тебя нет никаких съемок сегодня? – начала она издалека. – Не-а, – лаконично отозвался Сережа. Что ж, есть контакт. – И дел тоже никаких видимо, – продолжила закидывать удочку Маша. Сережа отлип от планшета и потянулся. – Надоело? – снисходительно осмотрел ее своими темными глазами с легкой поволокой. Ух, какие глаза. Маша охотно кивнула. Он встал, размялся, осмотрелся и внезапно выудил из шкафа пакет с шоколадками. – Вот, для мозга полезно. Протянул свое сокровище и внимательно наблюдал, как Маша аккуратно выуживает за кончик фантика одну из приглянувшихся конфет. Недовольно поторопил: – Бери больше, что ты как не родная. Посредством молчаливого консенсуса и космической связи был сооружен чай. Бумаги сгрузили куда-то на пол, поленившись даже перетащить всю кипу на диван; Маша уселась в излюбленной позе, скрючившись в три погибели и водрузив подбородок на коленку. Ей так и думалось лучше, и елось сытнее и спалось удобнее – три в одном. Сережа деловито разливал чай по чашкам с очень сосредоточенным, а оттого комичным видом. Все выглядело до ужаса уютно, и у Маши даже перестали саднить глаза после многочасовой работы за экраном. – Признавайся, Маша, – не отрываясь от своего занятия вопрошал Сергей, – кто выкинул гонг. – Я выкинула гонг, – согласилась Маша, решив, что вот он – момент, когда придется отвечать за свои поступки. – Молодец, – кивнул Сережа. – У нас вот разделились мнения: Дима и Арсений считали, что нам просто необходим гонг. Иначе «как же приветствовать посетителей», – передразнил он. – Дебилы. Мы с Антоном его даже втихую вычеркнули из финального списка. – Да, я видела. Его кто-то дописал. – Кто-то, – хохотнул Сережа, – не кто-то, а Арсений Сергеевич, – стало быть, не одну арсеньевскую планировку Маша испоганила. Можно начинать вести счет. – Он разве не вынес тебе этим мозг, пока вы там ворковали? «Пронесло.» – Нет, ворковали мы, к счастью, о другом. – О величии театра или русской поэзии? – Сережа деловито отхлебнул из чашки и изобразил максимально светское выражение лица. Маша поддержала. – О вечном, Сергей. И немного о Гомере. Кстати, – вечное напомнило ей о скорой встрече с умоляющими глазами Олега, – когда вы будете записывать... Что-нибудь в следующий раз? – Мотор? – Она кивнула. – В субботу должны. Сезон будем доделывать. А что, понравилось сидеть за кулисами? – Очень, особенно когда о меня никто не спотыкался. Я что хотела спросить, – задать вопрос напрямую оказалось не таким тривиальным делом, как думалось изначально, но лучше уж из бухты в карьер, – может как-то можно, например, я не знаю… Экскурсию знакомым провести? – По Главкино? – он почесал бороду и задумался на минуту. – Да можно, там экскурсии водят. – Ну да, – медленно согласилась Маша, не до конца понимая, как бы навести беспечного Серегу на верную мысль. Хотя, кажется, Серега-то сам как раз все прекрасно понимал, просто притворился ветошью. Ну, раз назвалась груздем… – А как-то может быть поучаствовать в съемочном процессе? Хотя бы оказать моральную поддержку профессионалам? Постоять рядышком? Обещаю, отвлекать не будем. Сергей смерил Машу своими чернющими глазами, и та почувствовала себя очень глупо. Может быть даже неловко. Может быть ей даже очень сильно захотелось вежливо попрощаться и провалиться сквозь землю. Но вместо этого она только изобразила наиболее наивное выражение лица – авось, пронесет. Сережа явно был не тем, кто поскупится на выражения в дурацкой ситуации. Запрос на диалог с высшими силами все еще был как никогда актуален. – Может, в гримерку хотя бы? – попыталась она в последний раз. – Маша, ты мне это брось, – наконец посерьезнел Сережа, – вы с Петей ребята хорошие, но и нас с пацанами пойми. Мы свое личное пространство ценим. У нас есть время на фотосессию с фанатами, автографы даем, да и концерты у нас интерактивные в среднем. Но то, что за сценой, остается за сценой. Маша не расстроилась – она была готова к такому раскладу. Более того, это самое личное пространство, в принципе, уважала и очень требовала его соблюдения от других. В умеренных объемах наглость, конечно, просто критически важна в этом сложном и неприветливом мире, однако наглеть без особой на то необходимости занятие неблагородное. Но чай пить все равно резко расхотелось. Маша вздохнула: объяснять Олегу, что идея не выгорела, а потом неделями наблюдать его многострадальческую физиономию совсем не импонировало. Сережа тем временем совершенно не был смущен, что разговор зашел в такое русло, подлил в чашку и засунул в рот очередную конфету. – А Истории когда будете писать? – безнадежно поинтересовалась Маша. – О, их – в понедельник. Надо бы, кстати, ссылку закинуть, пора. Напомню об этом Стасу. В понедельник. До понедельника еще жить и жить.