Рнанубандхана. Нити кармы.

“Даже случайные встречи — это результат кармы… Вещи в жизни предопределены нашими предыдущими жизнями. Что даже в самых незначительных событиях нет такого понятия, как совпадение”. — Харуки Мураками Тэхен медленно вынимает из уха наушник и вопросительно смотрит на Чимина. Его взгляд выражает что-то между «да ну нахуй!» и «еба-а-ать, я в ахуе!», но в мир он выдавливает из себя лишь добропорядочное: — Чимин-хен, это действительно твой вчерашний сеанс у психолога? Чимин кивает. Надо же, как Кима накрыло – люди от переизбытка эмоций обычно матерятся, а Тэхен в этом состоянии разговаривает, как на приеме в Виндзорском замке. Какое счастье, что такое бывает, во-первых, редко, а, во-вторых – быстро проходит. Они сразу после завтрака, подхватив чиминов планшет, сбежали в пустующую танцевальную студию и разделив наушники на двоих, склонив головы друг к другу, слушали, присланную на личную электронку Пака, запись сеанса регрессии. - Фантастика какая-то! Вообще в голове не укладывается. Мы что – жили тогда?! - Ну если исходить из теории «бессмертной души», то, может, не в физическом плане мы – как мы, но души наши – точно жили! Воспоминания же откуда-то берутся… Тэхен ошалело смотрит на Чимина и заторможенно убирает ладонь ото рта, которой, пребывая в глубочайшем шоке, останавливал рвущиеся наружу, в виде криков, писков, стонов, эмоции: — Это какой же год? Японская оккупация, как я понял? - Ну да, я посмотрел, восстание было в тысяча девятьсот девятнадцатом году… - И там с тобой и Шуга был, и Намджун-хен, и Гуки?! - Получается – да. - А я? А где я был? – Тэхен недовольно засопел и недоверчиво покосился исподлобья. - Слушай, откуда я знаю?! Ты же слышал - я описывал все, что видел. Хосока только не видел, но в разговоре он был. - Может я с Хосей был?.. - Может и был, а может – нет. Откуда мне знать?! - А какого хера ты с Гуки мутил? Чимин взъерошил волосы и, вопросительно подняв брови, взглянул на Кима: — Вот, что я тебе на это должен ответить, а? - Ну, например, извиниться передо мной?! – Тэхен шутливо толкает Чимина в плечо. - Тэ – ты дурак? Это все сто лет назад было. - Сам дурак! Воспользовался тем, что меня рядом не было и с Гуком мутки устроил! Вот, я уверен - потом он встретил меня и тебя бросил! – Тэхен показал язык, и парни рассмеялись. - Странно, Чим, что мы и в этой жизни знакомы, и в прошлой - были, да?! - Согласен. Но я все равно не понял – почему я именно этот кусок жизни увидел? Где Юнги убили… знаешь, я чувствовал в тот момент, будто это я - лепесток сакуры, лежащий на еще теплой луже его крови. Даже описать не могу, как горько мне было… ужасное чувство. - Ты поэтому к нему вчера сразу рванул? - Наверное… мне надо было его увидеть. Я такую безысходность от него в той жизни чувствовал, это было не выносимо. В той жизни он любил меня, а я… - А ты, скотина такая, с Гуки целовался! Думаю, я все-таки должен сломать тебе нос, хотя бы в этой жизни!.. Чимин откидывается на спину, приняв форму звездочки и пялится в потолок: — Вот что ты за человек, Тэ! Ты можешь хоть раз поговорить о том, кто не Чонгук! У тебя друг в растрепанных чувствах, а ты?!.. Тэхен повторяет движение Чимина, также распластавшись на полу, и после паузы произносит: - Может все-таки скажешь ему? Чимин прикрывает глаза: - Что я ему скажу, Тэ? Что в угоду арми так заигрался в Юнминов, что и сам в них поверил?! Парни, голова к голове, тихо лежат на полу, в своих мыслях… - А вдруг он тоже заигрался, а? – Тэхен поворачивается на бок и, подперев голову рукой, лукаво смотрит на Чимина. Тот скептически хмыкает. - Не, ну а что? Ну можно же такое допустить, ты же вон у нас какой – секси-бой! – Тэхен тычет пальцем Паку в ребро и тот, боясь щекотки, непроизвольно дергается и отпихивает от себя бесцеремонную руку. Но Кима уже не остановить, и он принимается щекотать друга, заливаясь хохотом, заставляя того, наконец, подняться на ноги. Отдышавшись от устроенной возни с щекоткой, Тэхен, закинув Паку руку на плечо, проникновенно произносит: - Поговори все же с ним, Чимин-и! Неизвестность только изматывает и истощает. Любая определенность лучше. Откажет – будем лечить тебя от несчастной любви, а согласится – от геморроя! – и тут же срывается на бег, выскакивая за дверь студии, и, хрюкая от смеха, несется по коридору, преследуемый давящимся от хохота Чимином. * * * - Добрый день, доктор Чхве! – Чимин заходит в кабинет психолога и протягивает мужчине руку для рукопожатия. Выбора нет, уж коль агентство назначило консультации у доктора – нравится или нет, но будь добр ходить. Не будем лукавить – Чимину нравится, он впечатлен вчерашним сеансом и с нетерпением ждал визита. Его разрывает от вопросов – будут ли еще погружения в прошлую жизнь? (хочу-хочу-хочу!), будут ли в «новой» прошлой жизни его мемберы? (Тэхен просто требует – чтобы они были! ладно, пусть не все, но он быть обязан, иначе берегись, Чимин, я отыграюсь на тебе в этой жизни за все прошлые, клянусь!) и главный вопрос – что же он ищет и зачем… и глубоко-глубоко в душе, хоть пытайте, но Пак не признается ни за что – а Мин Юнги еще будет? - Здравствуй, Чимин, рад тебя видеть. Как ты себя чувствуешь? Как спалось? - Спал, как младенец, даже как уснул – не помню. Честно говоря, вернулся я вчера – без сил совсем и сразу лег спать. Но сейчас все отлично, я хорошо отдохнул. — Это не удивительно, от погружения устаешь не меньше, чем от физической нагрузки, а порой – даже больше, и сон – отличное восстановление. Беседуя, доктор провожает Чимина к тому же диванчику, а сам снова тонет в кресле напротив. На столике уже, в ожидании гостя, слегка дымится керамический чайник, а в чашках плавают полураскрытые ярко-желтые цветки. - Угощайся, чай сегодня у нас хризантемовый. Как-то не комильфо было бы тебя только лотосовым угощать… Чимин слегка улыбается, отчего становится совсем похожим на подростка: - Спасибо, но и за лотосовый я был бы не в обиде, - и тут же, не в силах сдержать любопытство – а сегодня у нас будет сеанс гипноза? - Я, так понимаю, ты впечатлен, - мужчина добродушно улыбается. - Да, это очень интересно, - у Чимина глаза горят от предвкушения, - но ответа я так и не нашел, что значит мой сон. Может надо попробовать еще раз? - Ну, откровенно говоря, ты и не искал… - доктор, не торопясь, глотнул из чашки душистый напиток – и я не рассчитывал, что ты за один сеанс что-то важное для себя узнаешь. Тот сеанс скорее ознакомительную функцию нес, что бы ты освоился. - Ок, я освоился, давайте дальше! – от нетерпения Чимин заерзал на диване. Доктор засмеялся: - Действительно освоился. Не думал, что ты в первое же погружение так далеко зайдешь, думал будет достаточно моментов из глубокого детства… - Да я как-то и не выбирал! - Не сомневаюсь, молодость и любопытство – сильнейший стимул. Что ж, допивай свой чай и начнем новый сеанс… Ярко-оранжевый лепесток пламени почти сгоревшей свечи робко дрожит, выхватывая из темноты переплетенные обнаженные тела. Блики огня и рассеянный свет пытающейся заглянуть в окна луны играют на аристократично бледном и карамельно-золотом. Сбитое дыхание и тихие стоны осторожно оседают на оббитых шелком стенах. Слова потеряли смысл, но обрели чувства. Переплетенные пальцы пытаются удержать момент в вечности, распухшие губы пьют неровное дыхание, стремясь не упустить ни капли, ритмичные движения бедер поют оду бесконечности жизни и последним рваным толчком рушат вековой мир на звенящие осколки. - Мое сокровище… - хриплый выдох. - Мне пора. – легкий поцелуй в утешение, через паузу. - Я так хочу просыпаться с тобой… – теснее, тело к телу, сердцем к сердцу, чтобы удержать зыбкое мгновение. — Это невозможно, мой господин. – собирая осколки бытия. - Чимин-и, я же просил тебя… у меня есть имя, - последняя попытка сохранить беспредельность. - А у меня нет свободы. – сожаление открывает двери в хрупкий мир на двоих, впуская суровую действительность. - Ты свободен. – глаза в глаза, где на дне темным глубоким омутом плещется отчаяние. - Только в твоем дворце… - обреченность давит, одномоментно растворяя ощущение единения, как рассветные лучи растворяют утреннюю дымку. - Кто я, чтобы изменить реальность? Четвертый племянник вана* ничего не может сделать, но обязан следовать установленным правилам. Все что я могу – быть отравленным, как возможный претендент на трон, или героически погибнуть в битве, - Юнги откатывается на спину, освобождая Чимина от своей тяжести, и мрачно сверлит потолок взглядом, - я такой же заложник, как и ты. Только ты – гарант мира между кланами, а я - разменная монета в политических играх. - Я понимаю, господин, поэтому ничего не прошу… - Юнги кривится, как от зубной боли, но молчит. Юноша с карамельно-золотой кожей легко выскальзывает из шёлковых простыней и, на прощанье, осторожным движением скользит по руке. Затем, неслышно натягивает паджи** и чогори***, и исчезает из комнаты. Заседание Совета идет пятый час и Юнги скрипит зубами не скрывая раздражения. Послы династии Цин из Поднебесной прибывают, чтобы забрать то, что причитается в пользу империи, после сокрушительного провала в войне, где Чосон в итоге склонил голову. Зачем он здесь? Его слово не имеет веса. Он может только сражаться, где единственный его союзник – острый меч, а политические реверансы и интриги слишком грязное дело для его чересчур прямолинейной натуры. Но уйти нельзя – уход будет расценен как предательство вана, и Юнги из последних сил недвижимо сидит и сверлит взглядом пол. - Гарантами мира с империей Цин будут мои племянники – Юнги и Сохен. – не допускающим возражения тоном объявляет ван, и Юнги вздрагивает от гулко отражающегося от стен зала его имени. Все. Он чувствует, как колесо судьбы, скрипя от непосильных усилий, поворачивается в сторону отчаяния и обреченности. Он – даже не пешка, он – пыль под ногами сильных мира сего. Заложник. Существо - без желаний, без имени и без будущего. Никто. Юнги сидит, не поднимая глаз не реплику вана - ни движения, ни слова. Не имеет права. Смирение – его участь. Но это – наносное. Юнги внутри кипит и взрывается – нет! он не согласен! он не позволит! Собственная судьба его не волнует, но отъезд в Китай может самым непредсказуемым образом отразиться на Чимине – отсутствие Юнги чревато непоправимыми последствиями для него, жизнь, даже во дворце, будет уже небезопасной. Решение приходит моментально – надо бежать! Брать Чимина и бежать – на Тибет или в Японию – не суть, но спасение возможно только при таком исходе. Решено! Совет заканчивается, когда солнце начинает склоняться к закату. Все, что позволяет себе Юнги – невозмутимо преклонить колени перед ваном, выражая согласие и преданность, и выйти из зала вместе с остальными советниками. Ускоряя шаг Юнги движется к собственным покоям. Он собран и сосредоточен. Решается судьба не только его, но и дорогого ему человека – медлить нельзя. - Господин! – окликают его на пороге. Он оборачивается. Личный слуга Юнги бежит ему навстречу. - Что, Сокджин? Что-то срочное? Я спешу. Слуга, подбегая, протягивает раскрытую ладонь, и Юнги понимает, что значит выражение - «остановилось сердце» - пропали звуки, время замерло. На раскрытой ладони Сокджина так хорошо знакомое нефритовое кольцо. Подарок Чимину в знак вечной любви. Взять – рука не поднимается. Предчувствие неотвратимой беды оглушает. Знакомый зеленый камень мягко светится, отражая заходящее солнце, но именно это мягкое свечение мешает вздохнуть. Грудь стянута цепями и, кажется, неспособность пропустить в себя воздух будет благословением скорее, чем возможность дышать. - Когда? – Юнги поднимает пустой взгляд на слугу. - Часа два назад, взяли с Хосоком лошадей и поехали к пристани, - Сокджин достает из-за пазухи лист бумаги – письмо еще… Дрожащими руками Юнги берет грубый лист, разворачивает, чтобы прочитать лишь одно, в спешке нацарапанное слово – «Прости». Вздох – обжигает. Разворачивается. Ноги сами несут к конюшне. Изящная крепкая рука вцепляется в черную шелковую гриву любимого коня. Одним движением взлетает на спину вороного, резкое движение ног по крупу, и галопом в сторону моря – успеть поймать шанс, и даже не остановить, а присоединиться. Только не отпускать. Иначе, с этого мгновения, все что было и все что будет становится абсолютно бессмысленным. Бесконечная морская гладь, открывшаяся с пригорка, позволяет увидеть на горизонте белоснежный парус. Не успел. Не сознавая действий Юнги спрыгивает с коня и, увязая ногами в прибрежном песке, бежит к прибою, не отпуская глазами стройный абрис корабля. Ноги подкашиваются. Руки упираются во влажный песок. Волна, не щадя, раз за разом, с силой бьет стоящее на коленях тело. И Юнги не в силах осознать, что раздающийся над морем полный отчаяния и безысходности крик – его. * * * Чимин осторожно открывает дверь в общежитие и проскальзывает внутрь. Он не хочет разговоров, даже пустяковых. Он не хочет ни с кем встречаться – просто нет сил. Все что ему необходимо – пробраться в студию и увидеть Юнги. Пусть он сидит за своим ноутбуком, пусть недовольно зыркает темными омутами глаз, пусть ворчит, что нет ему покоя от бездельников – пусть просто будет. Разве так много Чимину надо?! Всего-то ерунда – свернуться калачиком на диване в студии и из-под полуприкрытых глаз наблюдать, как хен сосредоточенно работает. И Чимин, неслышно прикрыв за собой дверь, практически на цыпочках, сливаясь со стеной, крадется в студию к Шуге. Но его ждет неприятный сюрприз – на робкий стук никто не откликается, на стук посильнее – тоже. Чимин озадачен, но не более – вижу цель, не вижу препятствий. После того как хен забыл код от собственного святилища, все уже в курсе - какие цифры набирать для проникновения. Конечно, несанкционированный вход под запретом, и Чимин никогда знаниями по взлому святая святых их свэг репера не злоупотреблял – но не сегодня! Хотя везение, похоже, на его улицу решило не заглядывать – студия погружена во мрак, как странно… Чимин все равно проходит в комнату и затворяет за собой дверь. Тишина студии окутывает спокойствием, но отсутствие хозяина привносит ощутимую тревогу. И Пак, стремясь получить такой необходимый покой и стабильность, достает телефон. После непродолжительных гудков в трубке раздается знакомое, чуть хриплое: - Да! - Хен, а ты где? - Чимин? Что-то случилось? - Нет. Просто я пришел в студию, а тебя нет… - Я уехал домой, к родителям, выходные же… Зачем ты в студию заперся? - Прости, хотел чуть тишины после сеанса. - Понятно. Сиди, но только ничего у меня за столом не трогай! -Я не буду, хен!.. Но, знаешь, почему-то без тебя тут как-то не так… - Чимин прикрывает рот ладонью — вот, блять, вырвалось… Юнги молчит, и Чимин, мысленно, за это время успел отвесить себе пару десятков оплеух -эй! ты в себе вообще, идиот! - Чимин, уточни мысль, а то я могу тебя неправильно понять… - Я уверен – ты всегда все правильно понимаешь, хен! – Чимин про себя бессильно скулит - кто-нибудь отберите у него трубку, он, по ходу, бредит. - Так, что-то я не вдупляю… ты пил? Чимин давит истерический смешок: - Хен, я только что от психолога, когда мне пить? - И что ты делаешь у своего психолога, что тебя узнать нельзя?! - Я прохожу сеансы регрессивного гипноза, не более, так что я – вполне в себе! - Сомневаюсь. Откажись от гипноза, скажи, что он меняет твою сущность на что-то подозрительное… - Хен, я в этих сеансах видел тебя, - Чимин тут же впечатывается ладонью в собственный лоб и поправляется – и Джина, а вчера и Намджуна, и Гуки… - Надеюсь, мы не были бродячим цирком? Чимин звонко смеется, кажется, напряжение после сеанса отпускает, стоило лишь поговорить с Юнги. - Нет, и музыки там не было от слова «совсем». - Это радует. Не хотелось бы испытывать «день сурка»… Повисает пауза и Чимин, не давая себе опомниться на выдохе выдает: - Спасибо, хен, что поговорил со мной. Мне стало легче. И прости меня за все, даже за то, что ты не помнишь. Он быстро отключает звонок, не давая возможности Юнги ответить и тянет обреченное: «Бляяя…»