the last of them

      — Мы сидим так уже часа два, давай, Хани, это нужно сделать, — ласково прошептал мужчина. Он осторожно поглаживал грубой рукой, покрытой шрамами и запекшейся кровью, темные волосы лежащего на его груди человека.       — Я готов просидеть с тобой здесь целую вечность, — бормотал куда-то в грудь первому парень. — Как ты себе это представляешь, Минхо? Я не смогу, я просто не смогу.       — Послушай, Джисон, ты перебил со мной не одну армию зомби, а теперь говоришь, что не можешь всадить мне мачете в грудь? — все еще шепотом говорил Минхо.       — Именно, что с тобой, а не против тебя. Мы прошли чуть ли не все штаты вдоль и поперек, остались живы, стали, черт возьми, семьей! Я не могу тебя убить, я не смогу без тебя жить, — таким же шепотом отвечал Джисон. Все слезы он выплакал еще пару часов назад.       — Клянусь, я лучше спокойно умру от твоей руки, чем накинусь на тебя, став одной из этих тварей. Джисон, я хочу, чтобы ты запомнил меня в трезвом уме, — Ли вздохнул и тихонько посмеялся. — А еще красивым и в самом расцвете сил.       — Ну-ну, и это мне говорит тридцатипятилетний мужик, измазанный в грязи и крови, — Хан хмыкнул в ответ.       — Ты все равно считаешь меня самым красивым тридцатипятилетним мужиком, Хан Джисон, — кошачья улыбка и бархатный голос выдавали то удовольствие, с каким Минхо утверждал эту истину.       — Ты прав. Хо, а помнишь, как мы познакомились? Три года назад, в Бостоне. Я еще тогда паек не получил, а когда хотел попросить, военный меня треснул и обматерил, — Джисон вспомнил тот день, когда он с горящей от удара щекой забился в угол карантинной зоны.       — Помню, Хани. А я увидел сидящего на холодном полу парня и решил поделиться с ним едой, — Минхо помнил тот день, словно это было вчера. Они начали вспоминать события трехлетней давности с самого начала, как будто хотели прожить все это еще раз. — Я тебе ни разу не говорил, но… Знаешь, что тогда меня зацепило в тебе? Глаза. Они такие большие у тебя. Наверное, в другое время они могли бы вместить в себя все счастье этого мира.       — Глаза? Что ж, может, и могли бы. Но, как видишь, апокалипсис калечит души и убивает в людях надежду. Я же и не успел застать нормальной жизни. Мне было два года, когда это все началось, а не двенадцать, как тебе. Потом в одиннадцать умерли родители… — Джисон вздохнул и приподнял голову, чтобы заглянуть в глаза Ли. — Знаешь, Хо, в моих глазах будет сверкать счастье всего мира, пока в них есть ты и твое отражение.       Минхо горько усмехнулся и снова положил ладонь на голову Хана, укладывая того обратно к себе на грудь. Он никак не мог видеть эти большие глаза, ни при каких обстоятельствах, иначе расплакался бы.       — Погоди. Мы тогда молчали. Познакомились мы на следующий день, — Ли говорил негромко, но для Джисона, лежащего на его груди, больше никаких звуков не существовало. Ни журчания реки где-то за разрушенными стенами музея, ни шепота листьев, которые обсуждали новые сплетни, что принес им ветер — только этот мягкий голос заполнял все пространство кабины космического корабля в планетарии.       Они не торопились и вспоминали каждый момент с начала их знакомства, пытались растянуть это удовольствие чуть дольше, чтобы создать иллюзию счастья, чтобы снова и снова влюбляться в эту страшную жизнь. И чтобы потом на всей скорости разбиться о бетонную стену реальности.       — Точно. На следующий день был пожар. Я помню, как люди бежали в ужасной панике… — Джисон задумался. Ведь это правда страшно: осознавать, что единственное безопасное место умирает от огня, который своими языками гонит людей прочь в полный опасностей мир. Как птица выкидывает своего детеныша из гнезда, чтобы тот в борьбе за жизнь наконец взлетел. Хан быстро откинул эту мысль и снова посвятил все свои воспоминания исключительно человеку рядом. — Хо. Почему ты стоял на выходе, как будто ждал меня?       — Глаза. Помнишь? В твоих глазах как будто было написано, что ты совсем один в этом страшном мире. И я почему-то почувствовал, что мы пересечемся у черного входа тогда. И почувствовал, что с тобой будет не так страшно существовать дальше, — Минхо знал, что времени совсем мало. Он знал, но продолжал гладить мягкие волосы, дышать любимым ароматом родного человека и делить с ним одно сердцебиение на двоих.       Они оба знали. Но отчаянно пытались забыть.       Они вспоминали, как добирались до карантинной зоны в Бруклине, как без остановки говорили, потому что за двадцать лет апокалипсиса они наконец нашли кого-то, кому можно доверять.       — Больше всего мне запомнилось, как ты рассказывал о жизни до всего этого. Ты говорил о том, как еще мальчиком ходил в кино, был в зоопарке и радовался, когда по воскресеньям на твою улицу приезжал фургон с мороженым. И как дети сбегались со всех дворов и толпились в ожидании своей очереди за пломбиром, — Джисон всегда очень живо представлял себе, как бы мир выглядел, если бы он застал его до разрушения.       — Я и сам частенько вспоминаю эти деньки, — вздохнул Минхо, подвигал ногами, немного затекшими от долгого лежания на спине, а потом переместил ладонь с волос Хана на его спину, чтобы чувствовать его дыхание. — Я всегда жил прошлым и просто надеялся, что это закончится и все вернется в прежнее русло. Но ты научил меня не оглядываться. Ты всегда такой эмоциональный и находишь радость даже в мелочах. Знаешь, какие твои слова я до сих пор помню наизусть?       Ли ненадолго затих. Джисон тоже молчал. Он не торопил пустыми междометиями, не хотел спугнуть мысль, которую формулировал Минхо.       — Помнишь, когда мы дошли до Бруклина? — и он не ждал ответа, этими вопросами он просто будил яркие воспоминания. — Карантинная зона была уничтожена. Заканчивался сентябрь и часто шли дожди. Мы спрятались под крышу и собрали припасы. Еще нашли винтовку рядом с одним из мертвых военных… Ты спросил тогда, Хани, куда нам идти. Я ответил, что понятия не имею, но знал, что идти больше некуда. Мы пришли за защитой, но там уже никого не было. Помнишь, что ты сказал тогда? Я до сих пор кручу эти слова в голове.       — Помню, Хо. Я помню все, что с тобой связано, — прошептал Джисон. В голове всплыла картинка того дня. До того четко и ясно, будто это было пять минут назад, а не три года.       Джисон откинул голову на холодную стену позади себя. Минхо сосредоточенно пересчитывал патроны и пополнял магазины двух пистолетов и винтовки. Наверное, Ли пытался сделать вид, что он думает над тем, что же им делать дальше. Но за прошедший месяц их похода Джисон мог читать его как открытую книгу. Им больше некуда податься.       — Знаешь, человечество вряд ли выживет в этом аду, — Хан прикрыл глаза, но, когда почувствовал на себе вопросительный взгляд, жестом попросил дать договорить. — Нам с тобой уже некуда идти. Помнишь, когда мы только встретились, мы видели закат? Он мне понравился, потому что был очень красивым. А еще потому что с тобой, — Джисон все еще не открывал глаза, но услышал, что Минхо перестал копошиться и замер, внимательно его слушая. — И раз нам некуда идти, я бы хотел видеть закат человечества. Тоже с тобой. Бояться смерти в такое время бессмысленно. Я бы хотел сходить в кинотеатр, я бы хотел увидеть зоопарк и фургоны с мороженым на улице. И пусть не будет ни фильма, ни разных животных, ни мороженого… Это будет с тобой. Если я умру, я хотел бы умереть рядом с тобой.       Джисон, поднял голову и посмотрел в глаза Минхо. По его щеке снова скатилась слеза.       Ли наконец сдался. Он всегда был сильным, старался быть поддержкой и опорой для Джисона. И никогда не позволял себе плакать. Еще на пути в Бруклин Минхо услышал историю о детстве Хана, о том, как одиннадцатилетний мальчик в одиночку выживал в этом страшном мире. Еще на пути в Бруклин Минхо впервые услышал как Джисон плачет ночью. И пусть днем они сражались бок о бок и спасали друг другу жизни, ночью Хан казался маленьким и беззащитным ребенком, который боится темноты. С тех пор они спали в обнимку, и Ли всегда успокаивал младшего. Минхо никогда не позволял себе плакать. Но смотря в эти большие глаза, в которых надежда трещит по швам, в которых смерть отбирает единственное и самое дорогое, Минхо заплакал. Тихо, жалобно и совсем по-детски.       — Поплачь, Хо. Все хорошо, поплачь, — Джисон не стал успокаивать. Плакать — это иногда необходимо. Все невысказанные слова, все спрятанные эмоции — все превращается в слезы и омывает ими душу. — Ты не обязан всегда быть сильным. Я тоже могу побыть сильным для тебя.       Минхо плакал и цеплялся пальцами за футболку Хана, Минхо плакал и старался обнять единственного дорогого для него человека так крепко, как только возможно.       А Джисон не плакал. Он впервые не плакал, когда ему хотелось. Больше всего сейчас нужно было, чтобы единственный близкий человек почувствовал, что может побыть слабым. Хотя бы раз. Джисон прижался чуть ближе, ловя каждое объятие Минхо, и стал целовать его щеки, как будто хотел остановить слезы. Он целовал его, как мать целует плачущего ребенка, чтобы успокоить и внушить свое присутствие рядом.       Спустя какие-то жалкие минуты, которые тянулись вечностью, Минхо глубоко и тяжело вздохнул, а Джисон, оставив последний поцелуй на мокрой щеке и заглянув в родные глаза, снова улегся Ли на грудь. Они продолжили вспоминать свой путь.       После остановки в разгромленном Бруклине они решили больше не искать убежище. Хан сказал, что хотел бы умереть рядом с Минхо, а старший полностью разделял его слова. Благодаря друг другу они смогли разглядеть удивительную красоту этого апокалиптического мира. Города, заброшенные и поросшие зеленью, их дома, парки и музеи — все хотелось обойти и везде залезть. Кордицепс не только превращал людей в зомби, он заставлял маленьких детей повзрослеть. Приходилось думать о том, как выжить, приходилось учиться добывать провизию и оружие любой ценой. Покой и детская беззаботность умирали вместе с душой и любопытством. Но стоило только найти свой дом в человеке, стоило только разглядеть что-то чудесное в окружающем мире, стоило только рискнуть довериться, и надежда оживала где-то в трепетно бьющемся сердце. Вместе с ней просыпалась и жажда жизни, детский интерес и непоседливость.       За год Минхо и Джисон прошли, казалось, всю Америку вдоль, поперек, наискосок и во всех возможных направлениях. Они видели зоопарки, кинотеатры и даже фургоны с мороженым, брошенные на улицах. Минхо живо воспроизводил сцены из детства, рассказывал о том, каких животных видел, на какие фильмы ходил с семьей и друзьями и какое мороженое любил больше всего. Джисон с горящими глазами представлял все это и дополнял своими идеями и предположениями. Они смеялись. Вокруг бушевал зомби апокалипсис, зараженными кишел весь мир, бандиты и военные вели охоту на живых людей, а эти двое парней улыбались самым счастливым образом.       — Нет-нет, это было не в начале следующего октября, а в конце сентября, почти ровно год! — перебил рассказ старшего Джисон.       — Точно, ты прав. Значит, в конце сентября, через год наших поисков приключений на задницу, мы нашли Джексон, — Минхо говорил размеренно и спокойно, не пытаясь торопиться. Он вспоминал все в деталях.       — Скорее, Джексон нашел нас, — улыбнулся Хан. — Мы тогда думали, что нашли очередную карантинную зону, а на нас с наблюдательных постов наставили три винтовки. До сих пор смешно: на нас двоих три винтовки!       — Да уж, — вздохнул Ли. — Хорошо, что они решили довериться нам. Допрос, конечно, не хилый провели: и выяснили, не из «цикад» ли мы, и на заражение проверили, и наблюдателей к нам на первые пару недель приставили…       — Зато вспомни, как много мы им помогали, и каким маленьким был Джексон по сравнению с нынешним городом! — Джисон был искренне рад тому, что увидел своими глазами процесс становления этого великого, по его мнению, города. В такое время правда было трудно отгрохать что-то такое масштабное.       — Мы все помогли ему подняться с колен, это точно, — Минхо разочарованно зажмурил глаза, перед тем, как продолжить. Он будто надеялся, что, когда откроет их, все это будет просто кошмарным сном: не будет ни укуса, ни слез, ни тяжелого груза на душе, предавливающего легкие и не дающего дышать. — Мы целых два года жили в Джексоне, ходили в патрули и частенько выбирались в какие-нибудь интересные места, а потом случился сегодняшний день.       На этом их воспоминания подходили к концу.       С самого утра все шло слишком хорошо: теплое сентябрьское утро встретило их в одной постели. За первый год их приключений они завели привычку спать вдвоем. Кому-то это казалось странным, кто-то недвусмысленно намекал на то, что между ними не просто дружба, но для них это было чем-то особенным и родным — без всякого подтекста.       Они позавтракали в любимой таверне, которую вместе помогали строить жителям. Утренний патруль обошел их стороной, поэтому после завтрака Ли очень загадочно улыбнулся и отправил младшего домой, сказав, что зайдет за ним через двадцать минут.       — Эй, Хани! — крикнул Минхо вглубь дома, просунув в дверь голову. Джисон вышел из-за угла, лохматый и с зубной щеткой во рту, такой домашний и родной.       — Чего? — спросил он как можно четче, пытаясь не плеваться зубной пастой. Ли на это зрелище только умиленно посмеялся, а Хан скрестил руки на груди и закатил глаза.       — Давай быстрее, я тебе что-то покажу, — ответил старший с таким видом, будто доверял другу самую страшную тайну.       Через десять минут Джисон вышел из дома, закинув на плечо сине-зеленый рюкзак.       Минхо взял его за запястье и нетерпеливо повел в сторону выхода из Джексона. Когда они вышли за ворота, Хан чуть по самую голову не засыпал старшего вопросами.       — Куда мы идем?       — У меня для тебя сюрприз, — загадочно отвечал Ли. Джисон стал гадать и выдвигал самые разные предположения: от динозавра до кабриолета.       — Ты не угадаешь, — ухмыльнулся шедший впереди Минхо. Они шли вдоль реки, по узкой дорожке, идущей по краю низких скал.       Растущее на скале дерево перекрывало путь своими зелеными руками, поэтому старший притормозил и опустил ветки вниз.       — Осторожно, давай руку.       Однако в тот момент, когда Джисон боком проходил по тропинке, почти прижавшись к другу, Минхо толкнул его в бок.       — Ой! — воскликнул Ли, а когда мокрая голова Хана показалась над поверхностью, откровенно захохотал. — Видел бы ты свое лицо сейчас!       — Ты совсем дурной, Хо?! — младший ошеломленно вытаращился на мужчину. — Смеешься, старик… Ну-ну, ты еще поплачешь у меня.       Когда Джисон вышел на берег, они двинулись дальше.       — Смотри! — шепнул Минхо и указал на противоположную скалу. На ней пасся беспокойно вертящий головой олень. Видимо, он выбрался погреться на солнышке и пожевать свежей травы, пока утренний лес был тихим.       — Да, похоже, это… — Хан посмотрел в ту же сторону, что и Ли, а потом неожиданно толкнул старшего в воду. — Ну, как ощущения? — торжествующе развел руками Джисон, глядя на вынырнувшего Минхо сверху вниз.       — Бодренько! — воскликнул Ли, совершенно не удивленный такой мести.       — Нравится, когда тебя сталкивают в воду? — младший продолжал ликовать.       — На самом деле, нам все равно придется здесь плыть, — невозмутимо ответил Минхо.       — Я вернул должок, ты зол и огорчен! — воскликнул Хан. Почему этот противный Хо не может ему хотя бы подыграть?       — Я о-о-очень зол и огорчен, — с напускной раздраженностью пробубнил Ли. — Поплыли.       Джисон прыгнул в воду. Около пяти минут они плыли до ближайшего берега, а Хан все не унимался.       — Это… новые кеды?       — Сколько их уже у тебя? — изумился Минхо, карабкаясь на берег и протягивая руку младшему. — Нет, мой юный коллекционер скейтерской обуви, это не кеды.       Вытащив Джисона из воды и протиснувшись между деревьями, Ли отошёл в сторону, показывая парню место, в которое они пришли. Небольшая площадка, затопленная водой, была обрамлена поросшими мхом лавочками, а по центру на бетонном постаменте возвышался такой же мшистый макет динозавра.       — Охренеть! Охренеть, это все-таки динозавр, Минхо! — довольный Хан огромными глазами оглядывал динозавра, а улыбка, казалось, дотягивается до ушей.       — Сюрприз! — смущенно пробормотал Ли. Горящие глаза Джисона выдавали все так, как есть: сюрприз удался на славу.       Где-то недалеко журчала вода, игривое солнце ласкало все вокруг, играло в пятнашки с зелеными листьями и убегало от них по ряби воды яркими бликами. Здание, громоздящееся напротив макета динозавра, было похоже не на бетонную коробку, а на большой горшок для растений: мох, трава, кусты и лозы вились на всех свободных местах, и смотрелось это дико, но необычайно завораживающе. Надпись на стене гласила «Вайомингский научно-исторический музей».       — Как ты его нашел? — спросил Хан. Такое место действительно стоило поискать.       — Один знакомый показал… Чанбин. Мы с ним виделись, когда я был на разведке в цикадах, — задумчиво проговорил Минхо.       — Точно, я помню, ты рассказывал, — сказал Джисон, проследовав за старшим.       На первом этаже глаза чуть не разбежались от количества разных скелетов динозавров. Хан нашел шляпу и надел ее на один из макетов. Выглядело смешно. На ресепшене Джисон уселся в кресло и взял в руки трубку стационарного телефона.       — Алло? Простите, все динозавры сейчас заняты, — чересчур важно сказал младший, представляя себя работником музея.       — Что ты делаешь? — проворчал Минхо, вставший в дверном проеме ресепшена.       — А, подождите, вот, как раз один подошел. Хо, это тебя! — рассмеявшись от своей же шутки, Джисон протянул трубку старшему. — Врубился? Ты старый.       — Да понял я. Как смешно, — Ли закатил глаза, но все же не сдержал улыбки. — Пойдем уже, нам на второй этаж.       На лестнице послышались странные шорохи. Минхо прошел вперед, а потом вдруг крикнул:       — Хани, стой там! Тут щелкун!       Затем послышалось, как Ли выхватил из ножен мачете, и после характерного звука, к которому Джисон уже привык, все затихло. Ничего удивительного в зараженных не было, но почему-то именно сейчас у младшего в груди поселилась тревога.       На втором этаже музея их встретил синий коридор с рисунком звезд на стенах. Войдя в зал, Джисон изумленно ахнул.       При входе висел большой макет галактики. Если покрутить рычаг, можно было увидеть, как вокруг Солнца по орбите движутся планеты. В витринах, расположенных вдоль стен, находились маленькие модели космических кораблей и настоящие скафандры космонавтов.       Посередине зала стояла кабина ракеты. Напротив нее стена была проломлена, и внутрь проникал солнечный свет, звуки ворчащей о чем-то воды и порывы теплого ветра.       Минхо открыл железную дверь кабины и рукой пригласил Хана забраться внутрь.       — Как сказал Юрий Гагарин: «поехали»! — сказал Ли и залез следом.       Внутри находились два лежачих места, а над головой располагалась панель управления с множеством непонятных кнопок.       Джисон восторженно оглядывал всю кабину, а в глазах плескалось целое море детского счастья, которое норовило вот-вот вылиться за края от переизбытка чувств.       — А теперь представь, что мы взлетаем на настоящей ракете, — улыбнулся Минхо и протянул кассету. — С днем рождения, Хани.       — Что? Хо… Это то, о чем я думаю? Где ты откопал эту запись? — Джисон правда выглядел так, словно готов заплакать от счастья. — Спасибо. Спасибо, Минхо. Если бы ты знал, как это важно для меня…       — Я знаю, Джисон. Знаю, как ты любишь космос, и знаю, как ты бы хотел услышать это в настоящей ракете, — Ли улыбался так нежно, словно смотрит на самое прекрасное чудо в его жизни.       Впрочем, так это и было.       Хан расстегнул рюкзак и достал оттуда кассетный проигрыватель и наушники. Он постоянно таскал его с собой, вместе с любимой музыкой. Вставив потертую кассету без подписей, он отдал один наушник Минхо. Закрыв глаза, Джисон услышал запись технической проверки из космического штаба перед запуском ракеты. Обратный отсчет, звук запуска, команды штаба… Это звучало так захватывающе, так интересно и реалистично, что казалось, будто они и правда взлетают. Звуки космоса были неизведанными и манящими, такими, какими их всегда себе представлял Джисон.       Когда аудио закончилось, а легкое чувство эйфории отпустило, Минхо запустил левую руку за голову, а потом вдруг пораженно вскрикнул. Хан обернулся и обомлел: на ладони старшего алела кровь, а второй рукой он держался за шею. Его укусил щелкун из коридора.       Последующие события Джисон плохо помнил, да и вряд ли хотел бы: он плакал, он очень долго плакал навзрыд, а Минхо обнимал его и тщетно пытался утешить. Спустя два часа они смирились с тем, что им придется расстаться. К сожалению, их «навсегда» не было вечным, каковым ничто в этом мире не является.       После того, как они вспомнили три года, проведенные вместе, они поняли, что время пришло. Они и так оттягивали его безбожно долго.       Джисон пожелал стереть из памяти этот момент, но он стоял перед глазами каждый чертов день его существования. Вот Минхо с трудом и нежеланием отдирает от себя его руки. Вручает в них мачете — его любимое. Сколько бы прогрессивного огнестрельного оружия не существовало, Ли очень любил именно это, холодное.       Вот он в последний раз гладит Джисона по щеке и говорит ему, что все будет хорошо, хотя знает — ничего хорошего уже быть не может.       — Помнишь? Бояться смерти в такое время бессмысленно. Если я умру, я бы хотел умереть рядом с тобой. Спасибо, Хани. Спасибо за все, что ты для меня сделал. Спасибо, что был рядом, — сквозь слезы улыбнулся Минхо.       — Спасибо, Хо. Спасибо, что показал мне жизнь, что научил меня радоваться и любить.       Взмах мачете. Ужасный звук металла, разрывающего плоть. Пронзающий барабанные перепонки вопль боли. Джисон упал на кресло рядом с Минхо и плакал без остановки около получаса.       Время близилось к вечеру. Ветер стал холоднее, а темнота подкрадывалась незаметно. Нужно было идти. Старая кассета закрутилась в проигрывателе. Звуки космоса уже не звучали такими теплыми и родными. Космос — холодное, как сталь окровавленного мачете пространство, но рядом с нужным человеком даже оно становилось теплым и нежным.       Перед тем, как похоронить своего самого родного человека возле стен Вайомингского музея, Джисон снял с него кулон. Минхо носил его постоянно.       В Джексон Хан вернулся разбитый и пустой, ведь себя он оставил где-то в кабине космического корабля, счастливого и беззаботного.       Четырнадцатое сентября — день рождения Джисона. А еще день, когда он потерял свой мир, свою любовь и свободу.