Протяни руку

      Пробуждение для Хакона оказалось внезапным, резким. И очень неравномерным. Организм, словно отлаженная годами система, которая рухнула в одночасье с гулким эхом, включался поэтапно. Сектор за сектором, опаляя каждую клеточку-плату пламенем жгучей боли. Почему так? Почему в голове туман, мысли не формируются, воспоминания не дают о себе знать? Почему руки не слушаются, а пальцы похожи на старые иссохшие ветки? Почему ноги налиты свинцом? На эти вопросы нет однозначных ответов. Возможно, из-за многочисленных ран, полученных в процессе жизнедеятельности или одной единственной, мерзко пульсирующей сейчас в районе сердца... Не исключен вариант неудобный позы. А может быть дело в погасшей УФ-лампе?       Мужчина вздрогнул, дернул левым предплечьем, распахнул слипшиеся от окиси веки. И сцепил зубы так резко и сильно, что едва не откусил кончик собственного языка. Он пытался сдержать вскрик, рвущийся наружу из самых глубин сущности. Вскрик не проскочил, но насмешливо просочился слабые стон. Натужное сопение тоже не заставило себя долго ждать.       - Блядство, - губы пересохли, едва раскрылись. - Давай же, соберись!       В голове было пусто, но ясно. Хм, ясно ли? Пусто ли? Или это очередной финт ушами от измученного разума? Что было достоверно и точно, так это местоположение... Крыша дома в Старом Городе, убежище Сары и Яны. И самого Хакона. Некогда временное пристанище, которое стало надежным и постоянным укрытием. От проблем человеческих, от голодных монстров... И от не знающих жалости ренегатов.       Маттиас перевел взгляд с облупившегося потолка на собственные руки и обнаружил, что одна - из последних сил зажимает рану на груди, а вторая лежит вдоль тела. Но пальцы обеих скручиваются и дергаются. Жутко, неестественно.       Осознание того, что до превращения, парадокс, осталось рукой подать, подхлестнуло сознание, разрубило оковы и стряхнуло паралич. Активизировались все жизненно важные процессы, подстегиваемые угасающим светом чувства самосохранения. Все винтики, все болтики и гаечки... Платы, механизмы и функции заработали значительно быстрее прежнего. Даже боль отступила куда-то в сторону, перестала терзать и рвать на части. Жить хотелось. Чертовски хотелось! И человеческой жизнью, а не жалким подобием существования мертвеца.       Хотя. Так ли это уж важно все? Не стоит ли сбросить в темную бездну тягости, сомнения и душевные терзания, которые никому, кроме самого Хакона, не сдались? Это ведь так просто. Перестать бороться. Нужно лишь остановиться... Закрыть глаза. А что увидят вновь открытые... Уже неважно. Не будет ни боли, ни страха, ни отчаяния. Совесть наконец-то заткнется, воспоминания исчезнут, будущее разрушится, а что появится на пепелище... Это будут уже проблемы живых, а не мертвого.       Нет-нет-нет! Разве так говорит и думает выживальщик, который на собственной шкуре познал все взлеты и падения, все ужасы и прелести этого мира? Разве ТАКОВ финал истории человека, который даже спустя годы после прохождения военной службы, прекрасно помнит одно единственное правило на поле боя, буквально вбитое в сознание кем-то старшим по званию, - бороться до конца. Чего бы это не стоило...       Нужно встать. Нужно, блять, просто встать. Любой ценой. Только как? Руки уже не подчиняются, ноги замкнуло от неудобной позы после обморока. Всего какие-то сраные мгновения после пробуждения, а уже такие проблемы... Маттиас услышал собственное дыхание и прикрыл глаза. Слишком частое, слишком громкое. Глазным яблокам стало неуютно под тонким полотном век, ведь вены набухли от усиленного тока крови по ним. Белое уже явно стало красным... Еще чуть-чуть и капилляры полопаются от возросшего давления.       Но все это показалось такой несущественной ерундой, когда рядом... Буквально над правым ухом... Раздался стрекот. Такой знакомый и пугающий в темное время суток. Стрекот, который любой сладкий сон превращал в истинный кошмар, хотя звучал за пределами безопасных зон.       Какого хрена такое вообще могло произойти? Летун разбил стекло, почувствовав легкую добычу в пределах своих охотничьих угодий? Но здесь нет окон, которые можно было повредить таким способом... Он сам, Хакон, не закрыл дверь после ухода бывшего друга прежде, чем вырубился от боли и потери крови? Возможно... Маттиас не мог вспомнить вставал ли он вообще и делал ли что-то, чтобы себя обезопасить... Нет, наверное, просто карма за все деяния и злоключения бывшего Ночного Бегуна, нарисовала опасного хищника в комнате, решив тем самым завершить его земной путь... Таков конец запутавшегося во лжи человека? Да, скорее всего...       Есть безопасный островок. Погасла лишь одна лампа, но до другой нужно как-то добежать, доползти. Сначала мужчина ощутил сильное зловонное дыхание над левым ухом, а затем скорее увидел боковым зрением, чем почувствовал, серые пальцы, которые коснулись правого плеча.       - Живой я, ублюдок ты кусачий, - процедил сквозь зубы Хакон, после чего собрал все остатки сил, которые только сумел отыскать в разрушающемся от превращения теле, и задрал голову вверх. Он хотел этого. Хотел посмотреть в глаза собственной смерти. Что хуже? Быть новоявленным кусакой или же убитым на месте вот этими разрозненными на две части челюстями?       Маттиас прожил достаточно и не тешил себя мыслями о том, что он всесильный и способен на чудеса. Подняв голову, он открыл слабое место - горло. Но кому какое дело до этого, правда? Как бы не храбрился, как бы не боролся... С позиции "внизу", с открытой раной и потерей крови, с мутнеющим взглядом и освобождающимся от восприятия рассудком... Ни единого шанса отогнать летуна, не говоря уже о победе над таким сильным монстром. Демонстрация слабого места - это лишь искусная попытка ускорить кончину, потому что ампутация рук и ног, вгрызание в брюшину или бедра... Весьма и весьма мучительны для жертвы, но так сладки для ночного охотника. Существовал еще вариант с оторванной головой, но данная особь что-то не торопилась творить подобное бесчинство.       Ублюдок почему-то обиделся. Зарычал неистово. Сильные пальцы, покрытые серой кожей и тонкими полосками вен, вцепились в плечо мужчины и резко дернули в сторону. Свободное падение длилось недолго и закончилось в углу комнаты. Бросил, словно тряпичную куклу... Хакон приложился головой об металлический каркас двухъярусной кровати и отключился. В темноту канули все звуки, запахи и чувства. Сознание не запомнило, а подсознание аккуратно записало в невидимый блокнот несколько параметров. Аромат тлеющей кожи, рычание и болезненные крики обращающегося.       Второе пробуждение было долгим и мучительным. Сначала в сознание бесцеремонно ворвались запахи. Никого не спросили, ни о чем не предупредили. Плесень ласково теребила крылья носа, кровь железом кусала кончик языка, а пот сверлил виски чем-то острым. Еще... Почему-то вдруг запахло старое дерево. Казалось бы, столько лет прошло, но оно внезапно одарило человека своим многообразием ароматов... Трухлявым, влажным, подгоревшим.       Сколько прошло времени? Мгновение, минута, час, неделя? Звуки, глумливо хохоча, нагрянули с помпой и наотмашь ударили по барабанным перепонкам. Яркие, оживленные. Чей-то достаточно близкий крик разрезал тишину, затем вдали раздался смех. В одной ли они стороне или в разных? Бывший Бегун не мог с точностью это определить. Быть может, звуки и запахи вернулись, но ощущение времени и пространства - нет.       Хакон медленно открыл глаза, но слипшиеся ресницы категорически отказались расцепляться. Пришлось приложить ряд усилий и помочь себе тыльной стороной пыльной ладони.       - Что, вашу мать, произошло?       Голова нестерпимо болела, ключица ныла, а полученное без боя ранение подозрительно не давало о себе никаких сигналов. Когда взгляд прояснился, Хакон, так и не сумев оторвать себя от пола, увидел в забитом досками окне через большие щели... Солнце. Стоящее очень высоко в безоблачном небе. Стало быть, день не только наступил, но уже клонился к вечеру.       Воспоминания категорически отказывались собираться в какую-то целостную картинку, приходили обрывками и совершенно бессвязными фрагментами. В голове был не туман, но разум обуяло странное состояние... Его не описать обычными словами, а других Хакон не знал. К счастью, чем больше проходило времени, тем дальше оно отступало, почему-то рыча и стрекоча напоследок. Не то, чтобы выживальщик мог мыслить на десять шагов вперед, как прежде, но достаточно для того, чтобы ухватиться рукой за стоящий рядом стол и, скрипя зубами, медленно по нему начать подниматься.       Хотелось верить, что тонкие ножки старого предмета интерьера выдержат вес взрослого мужчины, однако предупреждающий треск прозрачно намекнул на повторную встречу с грязным напольным покрытием. Действовать нужно было решительно и быстро, иначе дополнительных травм попросту не избежать. Высота небольшая, но закрыть лицо нечем.       Хакон вздохнул. И за секунду до стремительного падения переключил центр тяжести с единственной здоровой руки, которой и держался за дубовую столешницу, на дрожащие ноги. Пошатнулся, но устоял. Его взгляд выхватывал все новые и новые детали, которые либо не были замечены ранее, либо же оформились накануне.       Это убежище, расположенное на крыше неподалеку от электроподстанции, уже давно не подвергалось генеральной уборке, шапочному ремонту и тому подобным вещам. В нем было относительно чисто... По нынешним меркам. Но такого бедлама эти стены давно не наблюдали! Даже не присматриваясь к обстановке, мужчина обнаружил явственные следы борьбы. Кто с кем дрался? Если он - с летуном, то почему до сих пор жив? Или это смерть такая? Да нет, едва ли... Хм. Когда человек из стадии живого переходит в статус мертвого, он на несколько мгновений или даже часов превращается в дикого и необузданного берсерка, который сильнее большинства живущих. Маттиас не знал научного объяснения данного процесса, но был уверен - после наступления смерти тело человека под давлением зараженной крови отдает полученную за жизнь энергию, трансформируя ее в агрессию, культивируя и приумножая... Пока в мышцах сохраняется импульс от сердца, которое до конца так и не останавливается, но теряет десятки ударов, такие существа прыгучее и ловчее себя живых.       Значит ли это, что, находясь одной ногой в новом и не менее страшном мире, Хакон сумел дать отпор летуну? Отлично! Так ему, сукину сыну, и надо! Наверное, именно поэтому так сильно болит спина, плечо и затылок...       Он не мог вспомнить одну существенную вещь. Что летун отбросил его в сторону. В безопасную сторону, укутанную не мраком и темной пеленой смерти, а ярко освещенную ультрафиолетом… Это выпало из памяти, как нечто несущественное, хотя и было самым важным. Сильное и физически развитое существо, обладающее единственным желанием – насытиться на сон грядущий, притянуло бы к себе, разорвало на части и утолило бы голод… Оно сделало бы это из темноты или даже света. В запаре или агонии, потеряв ориентиры и чувства страха. А не отбросило от себя туда, куда дотянуться уже не сможет.       - Ой, да похуй, - пробормотал Хакон, когда рана в области предплечья напомнила о себе странной пустотой. Боль не вернулась в должной мере, поврежденная плоть лишь странно свербила и тянула вниз. Мужчина поднял правую руку ближе к глазам и убедился в том, что биомаркер, информирующий о степени заражения, горит ярко-зеленым светом.       Внезапно картинка перед глазами расплылась, потемнела. Боковое зрение затуманилось, ноги стали ватными, а в голове раздался сначала белый шум, а затем писк... Громкий, пронзительный. Маттиас увидел, словно через грязное зеркало, свою собственную руку, только с искаженными заражением пальцами, тыльную сторону ладони и кричаще-красный индикатор на браслете. Не желтый, не оранжевый, а... В горле вскипел огонь, с губ сорвались оглушительные крики в одной тональности, больше похожие на рычание. Звук бесил, требовал отключения. Ночь за окном звала наружу, пустой желудок требовал насыщения...       Хакон пошатнулся, едва удержал равновесие, а затем медленно опустился на пол. Он не рухнул лишь благодаря оставшимся силам, просто медленно ткнулся коленями в дерево и застыл в изумлении. Видение исчезло также быстро, как и появилось. Это был не мираж, не постановка, не какой-то вымысел воспаленного болью и потерей крови сознания. Это было воспоминание. ЕГО воспоминание... Или все-таки видение? Или... Галлюцинация? Настоящее прошлое или же мнимое? Страх сковал горло, пробрался под одежду и покрыл испариной кожу. Хотелось бежать. Далеко. Без оглядки.       Маттиас вновь принял устойчивое вертикальное положение, сделал несколько коротких шагов вперед и покачнулся. Затем дотянулся до ручки двери и распахнул ее настежь. Щеки тут же оказались под ударом ледяных ладоней быстрого ветра. Он хлестнул, отошел, пригляделся... Погладил невидимыми пальцами по темным волосам, посеребрил крохотными снежинками виски. Ветер был сильным, подлым. Словно не чувствуя отдачи, он атаковал снова. Забрался под одежду, искусал губы. Осыпал плечи и карманы куртки серебром...       Но Хакону было плевать. Он жадно вдыхал в себя терпкий аромат улицы, от которой привычно разило тлеющими в низинах токсинами и морозной гнилью. Раз за разом пропускал через себя воздух, даже не чувствуя боли в легких. Он радовался. Он радовался тому, что ощущает зловония этого мира. Что с потрескавшихся губ срывается пар. Где-то на периферии сознания появилась мысль, что дверь была закрыта. Что ее нужно ЗАКРЫТЬ принудительно, иначе она так и останется в распахнутом виде... Но думать об этом не хотелось. Не летун же ее закрыл, в самом-то деле, пф. Ерунда.       Наваждение прошло не скоро. Мужчина успел прислониться плечом к похолодевшей стене и даже немного осесть вниз. Неподалеку, буквально на соседней крыше, очередные любители искусства начали извлекать из слова, а из потертой гитары - слова, оглашая округу нестройными грустными куплетами. Он узнал голос женщины и сердце в груди сделало неловкий кульбит, из-за чего пропустило пару ударов, сбив дыхание и общий настрой.       "...все страхи отринь и сожги корабли,       Все мечтания и грезы ты тоже отбрось.       Если взяли тебя с собой Бегуны,       То обратной дороги уже не найти.       Даже если считаешь, что их давно нет..."       Хотелось закрыть уши, не слушать всего этого. Но выбор был небольшой. Либо руки держат тело, которое так и хочет упасть, либо блокируют звуки. По прошествию некоторого количества времени, Хакон все же собрался с мыслями, абстрагировался от внешнего воздействия и, сделав несколько дыхательных упражнений, коим когда-то обучал молодняк из... Из... Медленно принял устойчивое вертикальное положение, а затем осмотрелся по сторонам.       К тому моменту на соседней крыше стало гораздо тише, но в темно-синее небо стали взлетать яркие языки костра. Судя по доносящемуся запаху, горожане что-то жарили в пламени. Что-то весьма и весьма пресное. Хакон поежился. Наконец-то до его уставшего сознания, измученного тяготами последних дней, достучался холод, известив о своем намерении остудить горячую кровь.       Прикрыв глаза, выживальщик сделал несколько неуверенных шагов к краю крыши и остановился, ткнувшись в парапет мысками. В кедах было холодно, и оставалось надеяться, чтобы не скользко.       - И что, блять, делать дальше? – вселенский вопрос от одного маленького человека.       Здоровая рука потянулась к рации в кармане, но пальцы, хоть и коснулись металла, так и не извлекли устройство из его тканевого убежища. Подспудно, где-то очень глубоко внутри грудной клетки, а то и еще дальше, родилось желание прокрутить колесико настройки радиоволн, а затем... В привычной манере обратиться к человеку, который ушел. Зачем? Почему? Чтобы что? Позвать обратно? Он не послал изначально, но, услышав голос... Знакомый и предавший, сделает это однозначно. Даже, возможно, вежливо.       А ведь он обещал довести до океана...       Вместо того, чтобы настроить рацию, Хакон ее полностью выключил. Вздохнул, подставив лицо под хлесткие удары холодного ветра. И двинулся дальше по крыше, ища наиболее безопасный спуск вниз.       Он был один долгие годы. И останется таковым навсегда.