Переобучение

Жан сделал это. Он написал по электронной почте профессору французского о сдаче вступительного экзамена. И когда профессор ответил, они договорились, что будет сдавать экзамен в последнюю неделю занятий. После перевода в УЮК требование о его знании языка было отменено, так как он уже изучал японский язык в вузе Эдгара Аллена. Однако он не хотел учить японский, а наоборот желал забыть его. Хотелось вспомнить забытый французский. И этот урок в университете мог стать последним шансом возродить эти знания. Рассказывать Джереми о своих планах он не стал. Знал, что не обязан, но ему все равно казалось, что держать это в секрете неправильно. Что это было —секретность или страх перед неудачей? Не слишком ли поздно заново учить французский? Всего год на спасение родного языка? (Может быть, он мог бы взять дополнительные уроки после окончания университета. Если бы он подписал контракт с профессиональной командой экси. Если бы Мориямы...) Сдавать вступительный тест в неделю других экзаменов было сложно. Он не знал, как распределить свое время. В итоге ему пришлось учить правила французской грамматики наобум, вместо того чтобы готовиться к настоящим занятиям. Небольшой экзаменационный центр для тестирования был спрятан в здании, где было больше офисов, чем аудиторий. Найти дорогу по коридором было нелегко. Когда он наконец вошел в комнату, его встретили двое пожилых мужчин. Их взгляды сразу же остановились на нем. Жану захотелось сжаться. Даже после года, проведенного в роли загадочного, задумчивого нового троянца, он не привык быть в центре внимания. Его всегда окружали товарищи по команде. А до этого... до этого он был наименее важным из трио. Мужчины встали и вежливо представились как профессора Оливер и Дэвис. Оливер был явно французом, с акцентом в английском, как и у Жана. И хотя это успокаивало в нем что-то детское, звучание заставляло нынешнего Жана чувствовать себя самозванцем. Ему стойко удавалось сохранить французский акцент, говоря по-английски, но что, если на этом его способности исчерпывались? Хороший акцент помог бы вам завоевать доверие большинства французов, но плохую грамматику они редко прощали. В детстве, когда он делал ошибку, ближайший взрослый быстро прерывал и подсказывал правильную формулировку. Он повторял предложение с исправленной грамматикой, и все двигались дальше. Это было естественно. Теперь во взрослой жизни, он сомневался, что подобные исправления не вызывут осуждение. По крайней мере, если он сохранит свой акцент, то не будет коверкать слова. Дэвис доказал важность акцента: он сразу же узнал в мужчине американца. Мужчина был почти такого же роста, как Жан, и грохот закрывающейся двери, пронзил его затаенным страхом. Он тут же вспомнил три вещи, которыми гордился. Так ему посоветовал психотерапевт. Три вещи, которыми ты гордишься, а затем почувствуй это. Я горжусь тем, что я здесь. Я горжусь тем, что пытаюсь учиться. Я горжусь тем, что двигаюсь дальше. Мне страшно. Пульс стал немного ровнее, и ему удалось успокоиться, сохраняя спокойное выражение лица. Мужчины сели, возможно, немного расстерены его безэмоциональностью. Жан тоже сел. Стол между ними еще больше ослабил его страх. — Начнем? Экзамен начался с беседы. Профессора задавали ему вопросы о себе, на которые Жан не мог ответить подробно. Для обычных студентов они, вероятно, не были агрессивными, но Жан отчаянно пытался избежать темы гнезда и травм связанных с ним. — Où est-ce que vous venez, Jean? — спросил Дэвис. Его голос был легким, как всегда бывает у американцев, которые не могут проникнуться в тонкости языка. — Je viens de Marseille, professeur, — Жан ответил. Его воспоминания о Марселе были затуманены тёмными годами в гнезде, и с каждым разом они воспроизводились и искажались все больше. — Très bien! Moi aussi, je viens de Marseille, — сказал Оливер. — Les plages me manquent tellement. Жан натянуто улыбнулся. — Quand est-ce que vous avez déménager aux Étas-Unis? — Quand j'avais dix ans. Вероятно, ему следует рассказать о своих интересах, иначе они не смогут правильно оценить его способности. Но как он мог рассказать им о переезде в Западную Виргинию? Хотя, с горечью подумал Жан, он, наверное, не смог бы точно описать пытки, которым подвергся. Он не знал слов для обозначения пыток водой, наркотиками или того, что с ним делали по ночам. К счастью, следующие вопросы задавали про экси. Хотя ему пришлось объяснять слова, обозначающие определенное оборудование и позиции. Он не знал, как французы называют защитника. Это было "défenseur". Стыд от того, что он узнал слово, обозначающее то, кем он был много лет, ярко горел на его щеках. Тем не менее ему удалось довольно свободно поговорить о Джереми и команде. Несколько раз он даже улыбнулся. Наконец-то разговор закончился. Он оказался короче, чем ожидал Жан, и он не мог сказать, хорошо ли он справился с заданием или нет. Затем ему выдали лист бумаги и попросили написать абзацы ответов на вопросы. Его спросили, какие у него увлечения. Он написал, что смотреть фильмы с Джереми, Альварес и Лайлой. Он не написал, что никогда не видел даже самых известных фильмов, а они пытались просветить его в область поп-культуры. Они спросили о его любимом предмете. Он написал о занятиях по рисованию, которые он посещал в том семестре, и о том, как карандаш ощущается в его руке. Он написал, что ему нравится рисовать своих товарищей по команде. Но не написал, что часто рисует Джереми. Его спросили о целях на будущее. Он написал, что хочет подписать контракт с профессиональной командой, но не уточнил, что это скорее необходимость, чем желание. Написал, что хочет играть в олимпийской команде с Кевином и Нилом, а возможно, и с Джереми. Это было скорее желание, чем потребность. Его абзацы пестрили ошибками, он знал это. Он трижды гадал, но чем больше он думал о том, женский или мужской род имеет "stade", тем хуже становилось. Он не мог вспомнить, когда нужно использовать les accords для возвратных глаголов. Нужно использовать l'accord к глаголу être в passé composé? Он был уверен в спряжении. Это вбили в него, составляя списки "je, tu, il/elle, nous, vous, ils/elles" почти для каждого глагола, который только мог придумать молодой человек. Но что, если он использовал неправильное время? И как правильно поставить ударение в этом слове? Как и в детстве, он умело нарисовал двусмысленные вертикальные линии, которые можно было интерпретировать как наклонную в любую сторону. Проблема заключалась в том, что долгие годы у него были только он сам и Кевин. Одиннадцать лет он запутывался в себе, копался в собственных ошибках, пока не перестал понимать, что к чему. За эти годы он испортил свой язык. Благодаря ошибкам Кевина, которые казались естественными и правильными. В результате его попыток исправить Кевина, понимал, что тоже совершил ошибку, и смущался, чтобы исправить себя, fautes стали частью их диалекта. Он сдал работу со стыдом. Он знал, что были ошибки, но не знал, где именно. В данный момент все выглядело как ошибка. Он вышел из комнаты с колотящимся сердцем. Он написал Рене. Через несколько минут она ответила ему ободрением и поздравлениями. Каким-то образом он поверил, что её слова были искренними. Часть тяжести ушла. Он вернулся в пустое общежитие. Пытался заниматься и есть, но в одиночку это никогда не получалось. Он вышел на пробежку, ещё не зная, что Джереми вернулся. В отличие от большинства остальных вещей, бег в одиночестве был захватывающим. Он не мог не сравнивать себя с собакой, которую спустили с поводка. Иллюзия свободы не давала ему покоя, даже если в конце дня ему приходилось возвращаться к хозяину. По крайней мере, теперь он был собакой, о которой хорошо заботились. Когда вернулся с пробежки, потный и голодный, он уже проклинал свою врожденную потребность в тренировках. Когда он вошел в комнату, то увидел Джереми, лежащего на диване, потирая виски. Жан машинально улыбнулся. — Как прошла пробежка? — спросил Джереми, выглядя так, словно сам был на пробежке. — Хорошо, — ответил Жан, теперь он был полон сил, — как прошел твой первый финал? Джереми хмыкнул. — Не дразни меня. Био — это не шутка. Жан хихикнул. — Пойду приму душ. — Да, ты воняешь, - сказал Джереми, но при этом улыбался. Он сел, — я закажу что-нибудь поесть, пока ты будешь там. Что хочешь? Жан пожал плечами. — Хочешь сделаю сюрприз? — нахально спросил Джереми. Жан быстро клюнул на удочку. — Суп и сэндвичи из средиземноморского ресторана? — Понял, — Джереми усмехнулся. Он снял трубку и набрал номер, чтобы сделать их обычный заказ. В ванной Жан размышлял о том, в каком положении он оказался. У него была привычка в общение с Джереми, который знал, что ему нужно больше подсказок, чтобы высказать свое мнение. Он помнил его любимые блюда в меню. Это было почти так же, как с Кевином. Только вместо того, чтобы интуитивно чувствовать боль друг друга, Джереми мог предвидеть как хорошее, так и плохое. Кевину это тоже удавалось, но в гнезде было так много плохого, что он не часто имел такую возможность. Приняв душ, Жан вместе с Джереми уселись на диване, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм в ожидании доставки. Они остановились на легкомысленном фильме, до которого Жану не было никакого дела, пока Джереми не загорелся, рассказывая о нем. По его словам, это был его любимый фильм, хотя он утверждал это почти про все остальные фильмы, которые они смотрели, Жан не возражал: он запоминал подобную информацию. Любимые книги и временные периоды Кевина (ирландская история — его любимая, она помогала ему чувствовать себя ближе к матери). Детские воспоминания, которые Джереми связывал с определенными фильмами (он с мамой пекли рождественское печенье во время просмотра "Принцессы-невесты", и цитировали весь фильм). Любимые цвета Лайлы - пастельные (арбузный, кремовый и сиреневый). Любимые футбольные команды и игроки Альварес ( она настаивает на том, что на самом деле это называется футболом). Рене больше всего нравилась Элисон и ее текущие дела (то, как Элисон возится с окрашенными волосами Рене, и сбор денег на программы помощи детям в колонии). Любимые блюда Рико и их связь с его семьей (Жан не хотел вспоминать, но каждый раз, когда он видел гамбургер, ему вспоминалось восхищенное лицо Рико, когда Тэцудзи сказал, что Кенго любит с жареным яйцом. И как после этого Рико каждый раз просил жареное яйцо). Он копил информацию, и ему нравилось, что Джереми считал его достаточно ценным, чтобы помнить о нем. Собрав еду и нажав кнопку "смотреть", они устроились на полу у журнального столика и ели свои сэндвичи. Джереми обмакнул свой в суп. Жан этого делать не стал, но передал Джереми салфетки. На середине фильма Джереми заговорил. После еды он продолжал ёрзать. — Какие планы на лето? — он старался говорить непринужденно, но Жан научился различать нервные нотки в его голосе. Он не отрывался от экрана, чтобы посмотреть в глаза. Внезапно Жан тоже занервничал. Все, что расстраивало Джереми, обычно оказывало на него такое же воздействие. — Мне удалось получить здесь специальное жилье. Перспектива была неутешительна. Остаться в общежитии в одиночестве, пока Джереми и вся команда разъедутся по домам. Это будет одинокое лето. Хотя ему стало легче оставаться одному — он мог ходить в спортзал и на занятия, совершать пробежки, но все еще было трудно посещать продуктовые магазины и рестораны. За последний месяц Жан не раз испытывал разочарование при мысли о том, что скоро общежитие будет наполовину пустым. Он не помнил, рассказывал ли Джереми о причине своих панических атак, но в любом случае они оба знали, что Жан не справится. В комнате будет темно. Вторая кровать пустует. Украшения Джереми по-прежнему висят на стенах, а постельное белье он, скорее всего, заберет домой. Жан до сих пор паниковал, когда Джереми не возвращался в назначенное время. Примерно через два месяца, когда они начали сближаться, Джереми пришёл домой поздно и обнаружил Жана прячущимся под кроватью. Жан ненавидел себя за это. Джереми заверил его, что все в порядке, особенно когда они выяснили, что Жан справится, если Джереми сообщит ему, если его график изменится. Джереми, конечно, не нужно было разрешение, ему не нужно было говорить, куда он идет, и даже когда вернется, лишь бы Жан знал, будет ли он ужинать один или нет. Его все еще мутило от долгого одиночества, хотя с каждым днем становилось все легче. Возможно, он уже должен научиться быть один, но Кевин все еще боролся с этим даже после двух лет жизни в гнезде. Даже если он отрицал это. —Почему бы тебе не поехать со мной домой? — Джереми по-прежнему не смотрел на него, но его голос был мягким, а уши покраснели. Жан смотрел на него, как на святого. Он не знал, что ответить. "Да" это был очевидный ответ, но ему не хотелось быть еще большой обузой, чем он уже был. Не получив ответа, Джереми начал бессвязно рассказывать: — у нас нет комнаты для гостей, но есть надувной матрас, который мы можем положить на раскладушку или в мою комнату. Если мы положим его в мою комнату, я смогу спать на нем, а ты на моей кровати. Она больше, чем те, что у нас здесь. Мои братья и сестры тоже будут там, они немного буйные, но мама будет держать их в узде. Мысль о том, что он будет спать в кровати Джереми, что познакомится с его семьей, что он будет жить с ними вне вуза, согрела сердце Жана. — Я просто думаю, что будет хорошо, если ты приедешь. Моя семья будет рада познакомиться с тобой, видит Бог, я достаточно о тебе рассказываю... — Ты рассказал обо мне своей семье? Джереми покраснел и наконец посмотрел на Жана. — Конечно, ты же мой лучший друг. Теперь настала очередь Жана краснеть. У него не было слов, чтобы выразить, как много Джереми для него значит, поэтому сказал: — я бы хотел остаться с тобой и твоей семьей на лето.

***

Через несколько дней Жан получил электронное письмо, в котором говорилось, что его зачислили на урок французского 2050-11. Когда пришло время регистрироваться на занятия, оказалось, что класс также называется " французский IV ". Он не знал, что это значит, тем более что 2000 и 4 казалось, противоречат друг другу. Хуже всего на вступительных экзаменах, когда он обнаружил, что они не говорят твои ошибки. Хорошо ли он справился? Он несколько дней размышлял над этим вопросом. Он не знал. Он держался за язык с таким ожесточением, с каким раньше держался только за экси. Несмотря на побои, он сохранил свой акцент. Он пытался сохранить язык, но это было сложнее. Чем крепче он хватался за язык, тем сильнее душил его. Он чувствовал, как тот медленно умирает внутри него. Он говорил людям, что свободно владеет французским, потому что как он мог объяснить, что раньше владел им, но не был уверен, владеет ли сейчас. Последние дни финальной недели он провел на нервах больше обычного. Хотя, как ни странно, ему помогало то, что остальные троянцы тоже были взволнованы. В гнезде такого не было, но здесь троянцы делали друг для друга все, что могли. Джереми приносил бублики для команды во время сокращенных тренировок. Альварес принесла в общую комнату большое количество одеял, чтобы люди могли укутаться в них во время учебы. Лайла вывесила расписание экзаменов на командной доске, и каждый раз, когда кто-то уходил на экзамен, вся группа желала ему удачи. Коннер отвлекал их от учебы, чтобы прогуляться на улице и проветрить голову. Каким-то образом они справились с экзаменами. К концу недели Жан расслабился как никогда раньше. Даже сбор вещей для поездки к Джереми уже не так волновал его. Когда они загружали вещи в паршивую зеленую машину Джереми, Джереми легонько сжал его руку. Жан покраснел, надеясь, что почти вечный солнечный загар на его щеках скроет это. Во время почти шестичасовой поездки в Санта-Круз они слушали поп-музыку Джереми. Он выпросил у Жана признание, что некоторые песни ему действительно нравятся. Он позволял Жану регулировать громкость и переключать станции. Несмотря на то что Джереми уже давно водил с момента приезда в Калифорнию новизна "что если" еще не прошла. По мере того как они приближались, в обоих закралось беспокойство. Если Жан нервничал по поводу всего происходящего, не переставая катастрофизировать, то Джереми, похоже, больше всего волновался за самого Жана. — Если захочешь уехать, мы всегда можем вернуться в общежитие, прогуляться, или что ты захочешь. Я уверен, что тренер разрешит нам остаться у него. Жан понимал, что пытается сделать Джереми, но от этого становилось только хуже. Неужели Джереми ожидал, что ему все это нужно? Неужели его семья настолько подавляющая? Жан пообещал себе, что не будет мешать Джереми отдыхать. Он не стал бы нарушать это обещание только для того, чтобы устроиться поудобнее, но ему не очень-то хотелось, чтобы все предложения Джереми по поводу побега были выполнены. Дом семьи Нокс был причудливо белым с разноцветными ветряными колокольчиками и лужайкой, усыпанной полевыми цветами. Сквозь ярко-голубые занавески из одного из окон, выходящих на улицу, выглядывало маленькое личико. Как только ребенок заметил их, он отбежал от окна. Жан уже слышал, как дом пришел в движение. — Они полюбят тебя, — пообещал Джереми. Он отстегнул ремень безопасности: — пошли. Жан вышел вслед за Джереми из машины, и они выгрузили свои вещи. Раздался крик, а затем к ним бросилась крепкая женщина с загорелыми щеками и спутанными белокурыми локонами. Она крепко обняла Джереми, восклицая, как сильно она его любит и скучала по нему. Джереми так широко улыбался, что его волосы начали лезть ему в рот. Они рассмеялись и отстранились друг от друга с одинаковыми улыбками. Несмотря на нервозность, Жан не мог не чувствовать себя счастливым. Три девочки подбежали поприветствовать их. Двум из них на вид было по шестнадцать-семнадцать, а третья была моложе, та, которую он видел в окно. У двух старших были вьющиеся волосы, скорее каштановые, чем светлые, а у младшей — темные прямые. Однако все они были очень похожи на Джереми, с его открытым лицом и яркими глазами. Внезапно женщина повернулась к нему. Жан замер, напрягшись, но она лишь протянула руку. Он нерешительно пожал ее. Она улыбнулась еще шире. — Ты, должно быть, Жан. Я так рада наконец-то познакомиться с тобой! — она похлопала его по руке, прежде чем отпустить, — меня зовут Джинджер. Жан кивнул, немного смутившись. По крайней мере, она правильно произнесла его имя. — Здравствуйте. Спасибо, что позволили мне остаться в вашем доме, — его слова прозвучали натянуто и чересчур профессионально, но Джинджер, похоже, не возражала. У него возникло искушение назвать ее по фамилии, но Джереми не говорил о своем отце, разве что сказал, что тот был куском дерьма. Это был первый раз, когда он услышал, как Джереми ругается. Жан не хотел обижать ее, называя миссис или мисс Нокс, он даже не знал, Нокс ли ее фамилия. — Ты такой милашка, — ворковала она, но почему-то это не выглядело высокомерно, — мы рады, что ты здесь. И тут Жана чуть не сбили с ног. Резкий удар в туловище. Его тело помнило, как это происходило каждый раз. Инстинктивно он оттолкнул нападавшего, да так сильно, что тот упал на тротуар. С ужасом он понял, что на земле лежит младший ребенок. Она не плакала, просто смотрела на него. — Джо, — воскликнула Джинджер, приседая, чтобы помочь дочери подняться. — Ты в порядке? Девочка кивнула. Жан замер, его сердце билось так, словно он только что играл. Теперь они его прогонят. Он не хотел этого. Черт. Что, если это стало последней каплей для Джереми? До сих пор он терпел панические атаки, кошмары и грубость. Но причинить боль младшей сестре? Это было бы уже слишком. Страх охватил его так сильно, что он не мог даже взглянуть на Джереми, чтобы оценить его реакцию. — Мне очень жаль, — заговорила Джинджер, — Джереми сказал им не обнимать тебя. Просто мы так много о тебе слышали, и она была просто в восторге от встречи. — Мне очень жаль, мистер Жан, — сказала девочка. Он не мог понять, о чем они говорят. Дыхание становилось затрудненным, — Жан? —Это был Джереми, стоявший рядом с ним. В его голосе не было злости, только беспокойство. — Вы можете оставить нас на минутку? — Конечно, милый, — сказала Джинджер, отводя девочек в сторону, — мы отнесем твои вещи в дом. Джереми близко приблизился к нему, но не касаясь. — Жан? — Прости, я не хотел, — пролепетал он. Джереми покачал головой: — всё в порядке, я знаю, что ты не хотел. — Я швырнул твою сестру на землю. — Ему следовало бы заткнуться. Джереми пожал плечами, но озабоченность на его лице свела на нет непринужденность движения, — она дико играет на детской площадке. Выживет. Уголки глаз Жана словно жгли. — Все в порядке, — сказал Джереми, подняв руки в успокаивающем жесте, — я обещаю, Жан. Это я должен просить прощения. Я сказал им, что ты не любишь, когда к тебе прикасаются, и она не должна была тебя обнимать. Это вернуло Жана в себя, хотя бы потому, что была сильная растерянность. — Почему ты сказал им, что мне не нравится, когда ко мне прикасаются? — Потому что тебе не нравится, — просто ответил Джереми, — я хочу, чтобы тебе было комфортно. Жан медленно кивнул. Затем, сам того не желая, он сказал, — мне нравится, когда ты ко мне прикасаешься. Джереми покраснел, и его беспокойство немного угасло. Смущенно, Джереми предупредил о своем движении, и протянул руку взяв за руку Жана. Солнце освещало их лица, а ветер не приносил ни малейшей прохлады, и Жан смог обрести некое подобие спокойствия. Держаться за руки тоже помогало. Им обоим. После кошмара или тяжелой игры. После того как Джереми позвонил отец и его охватила тоска по дому. Возможно, когда-нибудь они смогут держаться за руки, когда никто из них не будет распадаться на части. — Ты готов зайти внутрь? Жан нахмурился, — уверен, что твоя семья не сердится? Джереми сжал его руку, — абсолютно уверен. — Хорошо. Je t'aime, подумал он, и это было почти естественно.

***

В первую неделю Жан узнал, что при рождении Джинджер звали Рут и что она сменила имя в 70-е годы. По словам Джереми, большинство ее друзей были бывшими хиппи, и они были почетными тетями и дядями. Благодаря этому сообществу Джинджер открыла в себе страсть к помощи детям, в частности, к организации детских садов и внешкольных программ. Каждые выходные она пекла столько печенья и пирожных, что по понедельникам их хватало на все здания. Джереми помогал ей и привлек к этому делу Жана. Жан никогда раньше не занимался выпечкой, и у него довольно плохо получалось. Но благодаря мягкому руководству Джинджер и способности Джереми превращать несчастные случаи в веселую забаву, Жан смог признать, что ему это нравится. Он узнал, что Саша играет в экси, как и ее брат, но в качестве дилера. Она не знала, достаточно ли хороша, чтобы заниматься этим в колледже, но хотела попробовать. Эми не хотела иметь ничего общего с экси, за исключением того, что часто рисовала своих любимых игроков. У нее было много рисунков с Джереми, Альварес и Лайлой. Когда ей стало достаточно комфортно с ним, она показала ему несколько рисунков Кевина. Его татуировка королевы была нацарапана поверх старой двойки. В ответ Жан показал ей наброски с Джереми, которые он сделал, и взял с нее обещание не рассказывать об этом. Она нарушила это обещание через неделю, но Джереми, казалось, был только рад такому разоблачению. Жан отказался от разговора на эту тему, но оставил свой скетчбук открытым на столе в своей комнате. Джереми ничего не сказал об этом, но после он радостно краснел каждый раз, когда видел, как Жан рисует. Джозелин, сокращенно Джо, была на пять лет младше Эми — ей было одиннадцать. Несмотря на это, ее поведение превосходило сестру в плане оптимизма. Громкая и иногда немного раздражительная, Жан считал ее идеальной одиннадцатилетней девочкой. Он наслаждался ее беззастенчивыми истериками. Ему нравилось, что она так не боится этого дома, что Джинджер терпеливо ждет ее, что они вместе решают проблему простым решением, а иногда просто обнимаются. Лето он провел, пытаясь незаметно подтянуть свой французский. Шептал себе под нос. Читал французские газеты в интернете. Настроил язык своего телефона на французский. Джереми ничего не говорил, только улыбался едва заметно, как только мог. Это было не очень эффективно. Его улыбка была озаряющей, в какой бы форме она ни появлялась. Джинджер была единственной, кто заговорила об этом. — Это французский, дорогой? — по утрам она была такой же бодрой, как Джереми, хотя ей тоже требовалась чашка крепкого кофе, чтобы начать работать. Жан кивнул. Наступило первое число месяца, и на сайте наконец-то появилось больше бесплатных статей без платного доступа. — Что читаешь? — Новости, — ответил он, стараясь не звучать слишком зажато. Он сомневался, что ему это удалось, но семейное веселье Нокс уже было почти невосприимчиво для него. Джереми сказал, что это потому, что можно было легко отличить непреднамеренную грубость Жана от его настоящей грубости. Жан согласился, первые недели их совместной жизни были тому подтверждением. — Что-нибудь интересное? Жан уже лучше различал вежливые пустые вопросы, — нет. Джинджер хмыкнула и занялась своими утренними делами. Когда через несколько минут кофе был налит и валил пар, она облокотилась на стойку. — Ты любишь читать? Жан замешкался. Не очень? Раньше он не делал этого для удовольствия. Кевину это нравилось, но практически единственными книгами, которые были у него в гнезде, были учебники по истории. Жан не испытывал к ним особого интереса. Да и не хотел. Рико, зная, что Кевину они нравятся, подвергал их опасности. Если бы Жану они тоже понравились, Рико взял бы зажигалку. Он уже делал это несколько раз. Кевин дрожал в в постели, и этого было достаточно, чтобы удержаться. — Я не знаю, — он старался, чтобы его голос был легким и открытым. — Уверена, мы сможем найти несколько книг на французском, если хочешь, — предложила Джинджер, — в центре города есть замечательный книжный магазин, где продаются книги только на иностранных языках. — Это было бы здорово, — конечно его не стали бы блокировать после стольких страниц книги в платном доступе. Но существовал и другой тип платного доступа, — но у меня нет денег. Джинджер помахала ему рукой с яркой улыбкой, — я угощаю. Жан нахмурился, — я и так остаюсь здесь на лето, не нужно покупать мне еще и книги. В конце этой фразы на кухню заглянул Джереми. Он дразняще улыбнулся и протер глаза от сна, — о нет, мам. Ты пыталась сделать что-то хорошее для Жана. — Ну вот, Джереми, — тон Джинджер был мягко неодобрительным, — это нормально, когда другие хотят сделать для тебя что-то приятное. Она понимающе посмотрела на сына, и выражение его лица смягчилось. Джинджер кивнула и отвернулась, чтобы налить сыну кофе. Джереми подошел к Жану и облокотился на стойку. Их плечи соприкоснулись. Даже через рубашки ему было тепло. Тихо, только для него, Джереми спросил, — как дела? Джереми иногда делал это, каким-то образом умудряясь завлечь их в уединенный момент. Даже в разгар шумной троянской вечеринки он мог успокоить мир легким прикосновением к руке и искренним вопросом тихим голосом. Жан пожал плечами. В этом действии было больше эмоций, чем он показал, и они оба это знали, — твоя мама хочет купить мне книги на французском. — Звучит как отличная идея, - мягко предложил Джереми, — ты хочешь? — Да, — признался он. Затем, удивив самого себя, он сказал, — осенью я пойду на уроки французского. Улыбка Джереми осветила кухню, — это здорово, Жан! Я рад за тебя! Жан слегка улыбнулся. Позже ему придется объяснить свое сомнение. А может, и не придется, Джереми знал, что означал язык в гнезде. Они договорились зайти в книжный магазин на следующий день после работы Джинджер. Жан написал Рене и получил множество ободряющих сообщений. Он спросил, как идут дела с Эллисон и Корпусом Мира. Рене позвонила ему, и они проболтали почти час. Она познакомилась со столькими удивительными людьми, а Элисон приехала к ней в гости перед началом подготовки ее профессиональной команды к сезону. Рене ничего не сказала, но Жан готов был поспорить, что скоро они будут чаще встречаться. Приятно иметь собственную подругу, пусть и живущую на другом конце страны. Когда на его телефоне высвечивалось ее имя, он был счастлив. Ему нравилось знать, что сообщения означают, что кто-то скучает по нему и думает о нем с нежностью. А не кто-то приказывает ему. Жан был готов, если не сказать с ужасом, провести остаток дня в безделье. К счастью, у Джереми были другие планы. Он собрал рюкзак с двумя сэндвичами, батончиками и водой. — Мы отправляемся в поход, — сообщил Джереми, сияя, — я подумал, что мы должны заняться чем-то интересным на свежем воздухе. Несмотря на то, что мы известны своими пляжами, я подумал, что походы будут лучше для нас. Учитывая, как плохо он отреагировал на пляж в первую неделю пребывания здесь, Жан был склонен согласиться. Они уже дважды ходили в походы с троянцами, и ему это очень нравилось. Джереми велел ему переодеться и заверил, что тропа достаточно сухая для теннисных туфель. Через двадцать минут езды они вышли на тропу, проходящую через лес красных деревьев. Воздух пах чистотой, а земляной аромат краснолесья приводил обоих в восторг. Деревья были выше, чем все, что видел Жан, и Джереми приходилось постоянно напоминать ему, чтобы он смотрел, куда идет. В конце концов, когда он снова споткнулся, Джереми взял его за руку, чтобы хотя бы удержать на середине тропинки. Взяв Джереми за руку, он обнаружил, что снова может смотреть вперед. Даже когда тропинка снова расширилась, Джереми сказал, что Жан все еще не может быть уверен в том, что не споткнется, и они держались за руки, идя бок о бок. Жану стало интересно, что означает слово "поход". Он посмотрит, когда они вернутся. Странно, но в то же время он не чувствовал стыда за то, что не знает этого слова. Он просто хотел узнать его, чтобы запомнить этот день на своем родном языке. Когда они добрались до смотровой площадки, то нашли место, чтобы посидеть на камне, который был больше, чем Жан. Джереми было интересно, как он сюда попал или, по крайней мере, как стал таким открытым. Жан закатил глаза и помог Джереми взобраться на вершину. Там, опираясь друг на друга, они съели свои сэндвичи и выпили еще воды. Джереми был приятно раскрасневшимся, его глаза посветлели от упражнений. Солнце падало на его щеки, и Жан мог пересчитать все веснушки. Он решил легонько стукнуться головой о голову Джереми. Это испугало другого парня, который, увидев улыбку на лице Жана, начал хихикать. — Ты такой странный. — А я думал, что я совершенно нормальный, — огрызнулся Жан. Джереми рассмеялся и подтолкнул его, — мне нравится, что ты немного странный. Жан не стал бы так описывать побочные эффекты травмы, но, возможно, Джереми говорил не об этом. — Постукивание головой - это ненормально? — Он был полусерьезен. Джереми недоверчиво рассмеялся, — нет. Жан пожала плечами, — Кевин часто делал это, когда мы были моложе. — Кевин тоже не совсем нормальный, — ухмыльнулся Джереми. — Нет, — согласился Жан, улыбаясь, — но тебе больше нравится моя странность, верно? Улыбка Джереми смягчилась, — конечно, твоя странность превосходит все. Это было неожиданно мило. Жан снова прикоснулся головой к голове Джереми. Он представил, как целует парня. Мысль была быстрой, как и сам воображаемый поцелуй, но она зажгла что-то внутри него. Хотя теоретически он думал об этом не в первый раз, когда Джереми смотрел на него так открыто и обожающе, Жан впервые подумал, что действительно может это сделать. Но тут Джереми собрал остатки их обеда и грациозно сполз вниз по скале. Когда-нибудь, возможно, Жан поцелует его.

***

На следующий день они отправились в центр города на ярко-синей машине Джинджер. Ехать было тесно. Джереми запихнули назад вместе с Эми и Сашей, а Джо на дальнее заднее сиденье, слишком маленькое для любого взрослого человека. Жан сидел на пассажирском сиденье, ни о чем не подозревая. Им пришлось припарковаться неподалеку от книжного магазина, поэтому Джинджер предложила перекусить после обеда. Джо шагала по тротуару, держа Джинджер за руку. Эми и Саша шли впереди них, сплетничая о школьной драме. Джереми и Жан шли рядом, иногда в ногу с Джинджер и Джо, иногда отставая. На протяжении всей прогулки Жану так и хотелось взять Джереми за руку. Костяшки их пальцев иногда сталкивались, и каждый раз по его телу разливалось тепло. В лучах полуденного солнца кожа Джереми сияла, а волосы переливались золотом. Пока он пересказывал истории, рассказанные ему Альварес по телефону вчера вечером, Жан впитывал энтузиазм Джереми. Когда они дошли до книжного магазина, Жан колебался лишь секунду, прежде чем последовать за Джереми внутрь. Джинджер подвела девочек к большому отделу испанских книг. Жан ожидал, что Джереми последует за ними, но вместо этого он помог Жану найти французский отдел. Французский отдел находился в дальнем углу магазина, и хотя выбор не был обширным, на полках стояло больше французских книг, чем Жан видел за последние годы. Он был потрясен. Он увидел книги, которые читал в детстве. Он читал названия, содержащие слова, которые он почти забыл. — Какую книгу ты хочешь? Жан понятия не имел. Он думал об этом с тех пор, как они только договорились, но не знал, что ему нравится. Ему вспомнились романы, которые он видел в доме своего детства. Таинственные романы, которые предпочитала их экономка. Он прошелся по полкам и обнаружил на одной из них маленькую бумажку с надписью: mystère. Он выбрал не слишком толстую книгу. Успешно прочитав описание на обороте, он протянул ее Джереми. Джереми восхитился обложкой. — Круто! Хочешь еще что-нибудь? Втайне Жан боялся, что не сможет дочитать даже одну. Он покачал головой, — хватит. Джереми подтолкнул его, — мы всегда можем вернуться. Они нашли семью Джереми в секции испанского языка, каждый из членов которой спорил, какую книгу ему выбрать. Эми несла шесть или семь книг, и укладывание большинства из них на место, похоже, вызывало у нее сильнейший стресс. Жан поклялся, что, когда у него появятся собственные деньги - все, что останется после того, как Мориямы получат свою долю, он купит семье Нокс все книги, какие они захотят. И все остальное тоже.

***

Раньше Жан относительно хорошо читал. Потом его отправили в гнездо. Долгое время он почти ничего не читал. Даже говорить по-английски, а потом по-японски было слишком сложно. Уроки письма и чтения были мучительными. Чтение вдруг стало ассоциироваться с побоями. Единственная радость для него было смятение, когда он читал слово, которое в английском языке было таким же, как во французском. Слово "visage настолько потрясло его, что он споткнулся на нем, читая вслух "Франкенштейна". Их репетитор ударил его, и внезапное появление французских слов в английском тексте тоже испугало. Он не читал для удовольствия, пока Кевин не одолжил ему одну из своих драгоценных книг по истории. Это было скучновато, но разделы об искусстве открыли ему мир. Хотя по-настоящему увлекательным был разговор с Кевином о книгах после. Было удивительно видеть, как его страсть подпитывает что-то еще, кроме экси, в чем никто из них не должен был быть безупречен. Поначалу Жан не решался читать его новую книгу. Книга пролежала на тумбочке Джереми почти неделю, пока Джереми не спросил, нравится ли она ему. Ложь показалась ему слишком кислой на вкус, поэтому он заставил себя прочитать первые десять страниц. Он принес книгу на террасу и стал читать. Слова успокаивали, он понимал их. Но когда он поднял глаза и понял, что на чтение десяти страниц у него ушло сорок минут, ему захотелось выбросить книгу. Фантомные боли пульсировали в икрах и верхней части рук. Жан всегда читал медленно. Рико дразнила его за это. Их наставники били его за это. Теперь у него возникла та же проблема, но на родном языке. Он написал Рене. За время их дружбы он убедился, что может признаться ей в большинстве вещей. Этот случай не стал исключением. Она ответила быстро: "Ты не все забыл. Несмотря ни на что, ты сохранил многое из своего языка. Гордись этим. Тебе просто нужно натренировать эту языковую мышцу. У тебя все получится, я в тебя верю." Как обычно, он не знал, что ответить на ее мудрые слова. Он отправил "спасибо", в котором было больше, чем он мог выразить. Она ответила розовым сердечком-эмодзи. Воодушевленный ее поддержкой, он взял на себя обязательство читать книгу каждый день. Сначала это была рутина, ему приходилось тащить себя на террасу, чтобы сделать это. Но однажды он понял, что прочитал почти десять страниц за пятнадцать минут. Его охватила радость, когда он снова и снова пересчитывал страницы, удивляясь толщине этих десяти страниц. Почти за две недели до начала осенних занятий он дочитал книгу. Он быстро прочитал последнюю страницу, затем перечитал ее снова. Он закрыл книгу с удовлетворенным хлопком. Он снова открыл ее и перечитал понравившиеся места. Он считал количество глав и перелистывал страницы. Когда он наконец закончил наслаждаться своими достижениями, он, улыбаясь, вошел в дом. — Что тебя так развеселило? — спросил Джереми из кухни. От неожиданности Джин инстинктивно стер улыбку с лица. Поняв, что это всего лишь Джереми, он расслабился, — я закончил свою книгу. — Это потрясающе! — ухмылка Джереми расширилась, и он подошел к Жану и полуобнял его за плечи, — я так горжусь тобой. Как тебе, понравилось? Жан пожал плечами, продолжая ухмыляться, — все было хорошо, но можно было обойтись и без пиратов. Джереми резко вздохнул. — Пираты самые лучшие! Жан сделал вид, что закатывает глаза. Джереми сжал его, а потом отпустил, смеясь, — я взял напрокат французский фильм специально для этого случая! — Откуда ты знал, что я закончу сегодня? — Жан нахмурился. — Я не знал, — пожал плечами Джереми, поправляя свои кудри, — но я заметил, что твоя закладка уже близка к концу, так что я подумал, что это не может быть слишком долго. Хотя, наверное, скоро мне начнут выставлять счет в "Блокбастере", так что мы должны посмотреть его сегодня вечером. Жан моргнул, ошеломлённый этим жестом. Джереми воспринял это как дурной знак, потому что начал бессвязно рассказывать. — Или завтра, если ты не хочешь. Или нам вообще не придется его смотреть. Я не очень понимаю, о чем он, но парень из "Блокбастера" сказал, что он хороший. Но, возможно, это дерьмо. Надо было сначала проверить, извини. Я.. Жан прервал его, обняв. Джереми почти сразу же расслабился в его объятиях. Жан чувствовал улыбку Джереми на своем плече через рубашку. Когда он отстранился, то сказал, — сегодня вечером неплохо Они смотрели фильм под названием "Хористы", который вышел на экраны, пока Жан был в гнезде. Джереми сказал, что, по словам парня из "Блокбастера", этот фильм стал любимым во Франции. Они сидели на диване вдвоем, ели попкорн и темный шоколад. Их ноги соприкасались в большем количестве мест, чем это было уместно, но они были защищены одеялами. Жан с удовольствием комментировал, что ему не нужны английские субтитры. Должно быть, в его голосе просочилась гордость, потому что Джереми тут же бросился драматизировать ситуацию. — О Жан, как бы я хотел быть таким же талантливым, как ты! - простонал он, откидываясь на спинку дивана, — если бы я только мог понимать без этих проклятых субтитров. — Будь внимательнее, - поддразнил Жан, — пропустишь чтение субтитров. Когда начались титры, на них опустилась спокойная атмосфера. В уютной темной гостиной Жан прошептал, — в следующем семестре я буду изучать французский. Он сказал это так тихо, что едва услышал себя. — Что ты сказал? — спросил Джереми, переместив свое тело так, чтобы оказаться лицом к лицу с Жаном. В уголке рта у него был размазан шоколад. Под теплыми одеялами, при свете телевизора и улыбке Джереми, он чувствовал себя в полной безопасности, чтобы повторить, — осенью я пойду на уроки французского языка. Джереми подпрыгнул, как взволнованный щенок, и ухватился за спинку дивана, чтобы еще больше приподняться. Жан был бы не против, если бы Джереми схватил его. — Это потрясающе! — Джереми наклонился вперед, в кои-то веки его привычка к физическим прикосновениям возобладала над привычной дистанцией, которую он использовал для Жана. Он откинулся назад, как только понял, что может приблизиться слишком близко, и его энтузиазм угас только для того, чтобы внутренне обругать себя. Жан, не в силах просить большого, положил свою руку на руку Джереми. — Я так горжусь тобой! Это поможет тебе вернуть уверенность в себе! Жан был немного уязвлен этим, но только потому, что это было правдой, — грамматика - это то, что мне нужно выучить заново. Джереми сжал руку Жана и уверенно сказал, — я уверен, это быстро вернется. Ты быстро учишься. Страх охватил его, и он не успел опомниться, как признался в этом, — а что, если нет? Джереми наклонился вперед и прижался головой к плечу Жана, — тогда ты будешь упорно трудиться, чтобы научиться этому.

***

Когда они вернулись в Университет Южной Калифорнии на летнюю стажировку, Жан уже навязчиво думал о занятиях французского. Правда, с меньшим опасением, чем в начале лета. Семья Нокс купила ему еще одну книгу, а Альварес вручила ему французский комикс перед первой тренировкой. Жан закатил глаза и проворчал, что не собирается отвечать на этот жест. Втайне, а может, и нет, он был тронут. Когда позже вечером Джереми застал его за разглядыванием книг, он лишь улыбнулся и попросил обнять его. Жан счел возможным сделать это. Голова Джереми прекрасно устроилась на шее Жана, а руки плотно обхватили его талию. Джереми обнимал его так, словно был кем-то любимым. Жан попытался ответить ему тем же, но не знал, куда деть руки. Но когда Джереми отстранился, медленно и протяжно, Жан решил, что ему это удалось.

***

За час и десять минут до начала первого урока французского Жан собирался выходить. До здания было всего десять минут ходьбы, но он планировал найти класс пораньше и просмотреть свои записи по случайным правилам грамматики. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Он собирался пойти на занятия по языку, на котором вырос, от которого был насильственно оторван и к которому теперь пытался вернуться. Это была возможность найти общение на этом языке с новыми людьми. Люди, которые не видели, как его избивают за предмет этого самого урока, которые не знали о его травме. Страх начал одолевать, когда Джереми вошел в квартиру. Он сиял от социального возбуждения, вызванного его первым занятием. — Жан! — поприветствовал Джереми, с трудом освобождаясь от рюкзака, — как прошло утро? — Через час у меня урок французского. Джереми ухмылялся, пока не заметил беспокойство Жана, и его действия изменились на озабоченные. Он протянул руку, и Жан взял ее, — ты знаешь, куда идти? — Нет, — тут же подумал Жан, — куда идти? Что делать? — Я могу проводить тебя туда, если хочешь. Жан задумался. Его "да" прозвучало с придыханием. Джереми сжал его руку. — У тебя есть еще один урок в то же время, что и у меня, — вспомнил Жан, удивившись, — ты хотел позаниматься в это время. Джереми пожал плечами и повел их на кухню. Он достал из холодильника коктейли и протянул один Жану, — в первый день не так уж много нужно изучать. Кроме того, я вернулся за тобой. Джереми продолжал говорить, рассказывая о том, что обычно он планирует заниматься в библиотеке, расположенной между обоими классами. Но Жан не унимался. — Ты вернулся за мной, — тупо повторил он. Джереми на мгновение посмотрел на него, по-настоящему. На номер на его лице, на его волосы, подстриженные в стиле выбронном Жаном, на его самую красивую рубашку, на его испуганные глаза. — Конечно. Так просто, когда он это сказал. Жан прижался лбом к кудрям Джереми. Он не мог выразить словами, что Джереми для него значит. — Ты ведь только что собирался уходить, верно? Жан кивнул. Джереми открыл свой коктейль и потянул его за собой с более сдержанной энергией, — тогда пойдем. Они подошли к зданию. Они больше не держались за руки, и Жан осознал, как много внимания они привлекают, но Джереми шел так близко, что он чувствовал твердое давление тела парня. Джереми здоровался со знакомыми, мимо которых они проходили, но ни разу не отстранился от Жана. Его внимание не сменилось. Они подошли к зданию — тому самому, в котором Жан сдавал вступительный экзамен, и на этот раз он почти почувствовал себя готовым. Он был напуган и связывал свое выступление с достоинствами, но Джереми проводил его до класса. Джереми покупал ему книги и смотрел с ним фильмы. Он привел его домой. Он помог ему почувствовать себя как дома здесь, в Университете Южной Калифорнии, среди троянцев. Возможно, Жан сможет что-то сделать с этим уроком французского. Снова обретет дом в своем языке. Джереми разрешил Жану заниматься с ним. Но слишком скоро Жан бросил, пытаясь исправить произношение Джереми. Они ухмылялись и подшучивали друг над другом в течение всего часа. За десять минут до начала занятий они встали с пола в отдаленном коридоре. Взяв Жана за руку, Джереми сказал, — мне нужно бежать, но ты справишься, хорошо? — Хорошо. Они стояли близко, почти грудь в грудь. Джереми окинул взглядом холл. Затем он приподнялся на носочки и прижался губами к уголку рта Жана. Он был мягким, быстрым и неожиданным. Жану понравилось. Джереми уставился на него огромными голубыми глазами, в которых застыли надежда и страх. Жан улыбнулся, и Джереми расслабился. Затем он вырвался и помчался в спешке по коридору. — Пока! — радостно крикнул он через плечо, побрякивая рюкзаком. Жан почувствовал себя ребенком, который убегает от него после дерзкого поцелуя. Осторожно пальцами он коснулся того места, куда поцеловал его Джереми. Он не смог сдержать глупой улыбки. Он вошел в класс вместе с другими учениками. Он был раскрасневшийся и счастливый. Урок французского пройдет хорошо. Возможно, даже хорошо. А в конце он сможет рассказать Джереми о своих чувствах. Жан сел на один из средних рядов и достал свой ноутбук, той же марки, что и в детстве. Он был готов. Это был его язык. Все, что ему нужно было сделать, это освободить его от темной памяти. Вынести на солнечный свет.