Драма императорского дворца

            Послышался выдох с неким хрипом, а затем из-под деревянного домика вылез мальчик по виду старше самого Ли Феликса, мащущий рукой. Он явно звал Ликса к себе. От чего Ли слегка пригнул голову и украдкой быстро и легко, кажется на одних носочках, двинулся к человеку под домом.             Под домом было теплее, пусть и грязно. Забираясь туда мальчик увидел ещё двоих ребят, что также грелись среди грязи у почти потухшего огня. Они вырыли руками небольшой окоп, где внизу скопилась вода. Над их головами был обугленный участок дерева, явно от огня. Залезая туда, Ли ненароком выгибался в спине и перешёл на колени, забираясь туда, как животное. Внутри дети выглядят ещё хуже чем сам Ли Феликс.             Мальчик, что его позвал имел чёрные, густые, но короткие волосы. На нем было чёрное кимоно с коротким рукавом, что не закрывало его предплечья и обнажало вид на продолговатые шрамы, по виду глубокие, а некоторые ещё не зажили полностью. От этого ли поморщился. Он не представляет, где мальчик мог таких нахвататься. Взгляд у него был серьёзный, хоть и мягкий. Он явно пытался казаться суровее и серьёзней, расправляя плечи и хмуря бровь. Искусывая нижнюю губу, он осматривал Ликса, поглядывая на двух других. Ли повернул голову и осмотрел тех двоих.             Один из них также, как и первый сидел, расправив плечи. Однако в отличии от этого, он и не старался быть серьёзным и грозным. Он был таковым сам по себе. Не трудясь. Этот мальчик смотрел на костёр, а его глаза горели. Но не понятно чем. Местью, злостью, грустью или радостью? Грозный, как прозвал его Феликс, был одет в пестрое кимоно красных оттенков, однако он пытался спрятать его за черной, как небо ночью, юкатой. Рукава у нее были длинные настолько, что скатывались на землю, прекрывая чью-то макушку и катану, не защищенную ничем, что лежала голым лезвием под руками, помещенными на груди в виде креста.             А у Грозного под боком лежал мальчик, похожий на лиса своими узкими глазами, на которые спадала ткань с рукавов кимоно. Одежда прекрывала ещё и слегка взъерошенные чёрные волосы. На нем было только кимоно с короткими, рваными рукавами. Казалось кимоно раньше было розовым, но стало бардово красным от крови. На запястьях виднелись бинты, местами с кровавыми пятнами. Эти двое медленно крутили головы в сторону нового мальчика, косо прикрывая рассматривая окровавленные руки и рот, от которого будто веточками сакуры расходились мелкие прожили свернувшейся крови.             Было как-то неловко ползти сюда. Ощущение будто егг пригласили чтобы в последствии съесть. Казалось именно для этого он здесь: яма, похожая на котёл, мелкий огонь в центре и катана под рукой. Феликс не умел драться, не учили его, возможно думали, что войн не будет, а потому начинал бояться за свою жизнь сильнее. По телу начал скакать табун мурашек, бьющий по костям, вызывая ломку. Ли слегка пошатнулся на коленях, наступив на камень, от чего поморщился.             —Эм.. Привет? - Ликс был неуверен в том, нужно ли вообще приветствие или они просто живут вместе, никак не общаясь меж друг другом.             —Ты кто? - у Грозного даже голос был грозным. Смотря на одну только внешность этой троицы, мальчик сделал выводы что у "лисенка" под рукавом самый высокий и попросту детский голос, а у парня со шрамами он громкий и лишь слегка низковат.             —Я Ли Феликс. - слегка запинаясь сказал он, сев на землю и стряхнув грязь с колен.             —Мм. Сын императора Хвана что-ли? - покачал головой Грозный, хмыкнув носом. Он легко махнул рукой, показывая второго мальчика. Тот мигом зажмурился и сел на колени, подминая их под себя.             —Э... Да. Он самый. - почему-то именно в этот момент показалось, что мир вокруг застыл, осуждающе смотря на Ликса. Уголки губ дрогнули. Хотелось пить. Хотелось домой. Туда, где все ещё нет войны, огня и обломков. Сейчас в горле стоял ком.             —М. Ясно. - Грозный вмиг потеплел во взгляде. Теперь то он точно не видит в белоснежном маленьком мальчике врага. Пусть он был на императора из-за начала войны, из-за того, что его клан пал под мечами врагов и из-за того, что такая сильная и могучая страна выглядит так. Но он ведь понимает, что этот ребёнок не виноват.             —Я Ли Минхо, - сказал он, кладя руку на сердце и слегка вскинув голову назад. Минхо будто клялся в правдивости своего имени. Он мигом усмехнулся. Надо же, однофамильцы. — А это Ян Чонин. - с мелкой улыбкой на губах сказал он, направив руки на голову лисенка рядом. Тот лишь махнул ладонью и улыбнулся, обнажая зубы. Похоже ему тут рады, но почему? Он и сам не знает. В голове мелькала мысль "Ладно, только лишь бы они меня не съели".             —А я Со Чанб..- сказал бы третий мальчишка, но его оборвали крики солдат и топот ног. Глаза резко округлились. Минхо схватился на катану, а Чонин ринулся выбираться из ямы на свет и бежать. Бин потянул Ли Феликса за собой, хватая за рукава юкаты. Они все принялись бежать. От обуви летела грязь, а к рукам наоборот она прилипала, пачкая их.             Дыхание резко начало рваться, как тончайший шёлк или бумага. Ветер бил в лицо, будто сдирая кожу. Он выбивал из глаз слезы и вырывал волосы. Лисенок бежал впереди, скрываясь меж обугленных, но мокрых деревьев, выступая навигатором троицы позади него. Чанбин поглядвал назад не сбавляя темпа и толкал сына императора в плечо. Минхо держался сзади, расхаживая спиной к мальчикам и мечом к солдатам. Он ориентировался на звук и тень, а потому не терялся. Он нахмурил брови и встав в стойку, рассматривая войска, что прошли мимо. Он проводил их горящим яростью взглядом, а зачем развернулся и ринулся к своим. Он будто бабочка порхал между деревьев, отталкиваясь от их стволов и быстро догнала остальных.             —Чанбин, ложная тревога. - шёпотом заявил тот и перешёл на неспешную ходьбу. Чёрная юката развивалась на порывах ветра, показывая на север. Он перевёл взгляд на Чонина, что все ещё бежал. Недовольно хмыкнув, он, будто вода из-под которой убрали камень, кинулся к мальчику с необычайной скоростью. А Феликс утонул в своих мыслях, как рисинки в рисовых полях. Он рассуждал об их маленькой иерархии.             "Если Грозный отчитался Чанбину об обстановке, то скорее все он является чем-то вроде стража, а Чанбин главным. Похоже на то. Но кем тогда является Чонин? Разведчиком?" - рассуждал Ли у себя в мозгах, поджимая губы и спуская брови к переносице. Левая рука сама поплелась к подбородку, поглаживая его и сжатые губы.             —Эй. Не время думать. Нам нужно найти убежище на время, а не рассуждать о многом. - сделал небольшой выговор Чанбин, стукнув Феликса по груди, сильнее сжимая его плечо.             Вдали, у конца небольшого лесочка, где проходили мальчишки стояли разведчик Чонин и Грозный Хо, как назвал их Ликс у себя в голове, обдумывая, какой титул достанется ему. Эти двое терпеливо ждали их, кивая головой в сторону мелкой рощи, где во всю святила луна. Глаза Ли слегка округлились. Несколько недель назад он видел такую же рощу, когда бежал от солдат. Ли Феликс легонько ахнул, когда его с новой силой потянули руки, давящие на спину.             И вдруг под ногами зашелестела трава. Ещё зелёная, но понемногу засыхавшая на концах. Руки Чанбина наконец его отпустили. Они шли неторопливо. Минхо держал в левой руке катану и размахивал плечами, оглядываясь по сторонам. За его спиной сгорбившись и обхватив себя шёл Чонин, смотря точно в спину грозному, морщась от вечернего холода под светом луны. Бин шёл в темпе. Быстрой и даже не думал останавливаться. Он быстро обогнал двух других мальчиков и вёл их будто мама щенков.             Феликс плелся сзади всех, вслушиваясь с тишину. Такую тихую. Непрерывную. Холодную. Далёкую. Давно он не слышал такую непрерывную тишину. Раньше в его ушах она звучала отрывками по паре секунд, а сейчас она будто засасывала в свои глубины не желая отторгать.             Ликс ненароком задумался, как долго он будет жить вот в такой тишине, прежде чем и до сюда дойдут солдаты. Чужие или свои. Неважно. Он не хотел видеть ни своих, ни чужих. Он никого не хотел видеть. Даже себя. Считал, что выглядит страшно: окровавленное лицо, бледная кожа, чёрное кимоно. Он будто падшая душа ребёнка, что умер где-то в доме во время осады.             Дышалось легко, да и уходить не хочется, но ноги сами вели его за троицей бродячих детей, что шли в другой лес. Тот был не тронут. Полностью зелёный. Нет даже и одного обугленного листочка их деревьях.             Они шли внутрь, выискивая дом или ночлег. Кто о чем думал. Ли Минхо нуждался в постоянном жилище, которое бы не имело привязки к старому. Не задолго до того, как Чанбин обнаружил его среди зарослей, спящего в обнимку с куском точенного железа, он сбежал из дома. Там он не чувствовал себя в безопасности, в основном от того, что там не было никого кроме него. Мать ушла когда ему было 5 месяцев, а отец умер на войне. Дом во время войны превратился не во что. После исчезновения родителей и самого Хо, некому быть для него опорой и он рухнул, разложившись на обломки под языками пламени. А потому он бы хотел жить у моря. Там нет огня. Лишь спокойный штиль сопровождает сон и ему больше придётся вжиматься в катану.             Чанбин хотел найти лишь небольшой ночлег, на два-три дня. Он жил у разнейших жителей деревни, иногда возвращаясь спустя время. Он не находил для себя дома. Слишком много людей, а он не прижился ни у одних. Сердце не видит смысла в этих незнакомцах, как в семье. Он будто незванный гость, появившийся неоткуда и ушедший в никуда, член семьи, погибший от туберкулёза и многое другое, так его описывали местные. Но они и не жаловались. Чанбин легко соглашался на помощь, не требуя взамен ровно ничего. Он шёл куда угодно, ибо дома у него нет.             Чонин хотел вернутся обратно к своей семье, каждый день, когда только началась он пытался взбираться на самые верхушки деревьев и высмотреть их, лишь бы знать, что они целы. Сейчас он лишь перед сном в рукавах произносит мольбы об их счастливой жизни в будущем, такая их на одежде, как украшение. Он хочет сново почувствовать тепло от еды, которую мама только приготовила. Смеяться вместе с папой от его шуток, смотреть в окно на звезды и слушать колыбельные на ночь. Ему было всего 7, но он многое потерял, пусть и не на всегда, многое понимал, пусть и не полностью и многого хотел, пусть и не завышал планку. Он хотел обучиться самурайскому делу и восхищался теми кто им владел. Не раз он просил Минхо обучить его этому делу, на что получал ответ о собственной неопытности.             А Феликс ни хотел ничего. Он не хотел конца войны, его начала, возвращения во дворец, побега оттуда. Он ничего не хочет и не захочет. Сейчас мысли заняты лишь тишиной и пустотой. В голове будто нет ничего, а в ушах. Поселился плотный слой ваты, вымоченной в воде. На данный момент он всего лишь марионетка, следующая попитам за теми, у кого свое мнение есть. В мозгу всплывал рассыпчатый образ его старого дома. Все в огне, он в слезах, люди в муках. Не так он хотел запомнить свой дом. Не так он хотел прожить последние дни, сотрясаясь от вида собственного отца.

Отца...

            Храм Киемидзу-дэра был так близко, что казалось до него рукой подать. Но прийти к нему и очистить от захватчиков дела разные и Хван это понимал. Он не справится с целой армией в одиночку, как бы он не был хорош, как бы прекрасно не сражался и сколько бы времени не тратил на тренировки. Армия самураев в доспехах и острыми, как языки пламени, охватывающего землю, катанами гораздо сильнее какого-то выскочки дворянских кровей. И Хван это понимал. Он знает, что пусть до цели всего пару крупных шагов, но сейчас он должен отступить от своей цели, как бы его злость не кипела, пиная его ноги к Храму. Как бы ангел не шептал на ухо, что правосудие должно случится. Мозг был сильнее этих двоих вместе. Хван выдохнул последние частицы гнева дабы успокоиться в этой тишине. Она будто убаюкивала взрослых и детей неприрывным покоем. Глаза были закрыты всего на миг, прежде чем он скрылся между листьев.             Раздался мягкий звон ряда серебряных колокольчиков, привязанных к катане ниткой. Они были самые разные: большие, маленькие, ярко-окрашенные, тусклые и угасающие будто искры фейерверков. На некоторых их них были изображены лепестки сакуры, лилии и хризантемы. Этот звон ничуть не капал на мозг или был громким. Он был тихим и раздавался будто из самых глубин твоего сознания, щекоча раковину твоего уха. Хван понимал почему в их городе так стихло и солдатов не так много. Они попросту пошли выше, на север. А поэтому у императора есть совсем немного времени, прежде чем враг вернётся сюда и будет праздновать, из-за чего ему нужно к этому времени собрать пусть и небольшую, но армию, отвоевать храм, а потом утроить оставшимся засаду. Кивнув самому себе в одобрение, Хёнджин сложил катану в ножны и остановился на толстой, обугленной на краях, ветви дерева.             Он сидел там словно большая птица, что ни пела, ни щебетала, ни летала. Он тихо сидел на дереве, забывая дышать между своих раздумий, прислонив руку к губам. Он будто боялся, что какое нибудь слово вырвется из его рта и улетит в уши врагам. Хван был уверен, что сейчас в Токио стихли бедствия потому что они продолжаются где-то на севере, уходя дальше и дальше за горы. Молодому императору нужна была армия: может быть и небольшая, мелкая, тихая, но опытная в боевых искусствах и сильная, чтобы отвоевать храм Чистой воды, а в дальшем устроить там засаду, ведь именно туда пойдут солдаты после того, как завоюют всю Японию, принося с собой на сломанных высоких гёта гейш, что попрятали руки в огромные до земли рукава, а белое лицо устремили вниз, не желая видеть новые просторы их былой земли, детей в порванных вещах, плачущих бесшумно, что молят о крошке хлеба. Такие исхудалые и бледные, совсем, как собственный сын императора.             —Только бы с ним все былр хорошо. - сквозь приоткрытые губы на выдохе сказал он, смахивая ресницами с глаз кристально чистые, как душа сына, слезы. Они упали на землю. Коротко и быстро. Их было всего две, за ними больше ничего не поступило. Они просто спрятались в самые глубины черной земли, подсохшей после дождя местами.             —Решено. Нужно двигаться на север. В самый тыл врага. - Хван вскинул голову вверх, вставая на ноги. Он с воодушевленным взглядом смотрел на ярко-белую луну, будто сияла она лишь чтобы оживить в императоре надежду. Достать ее из закромов и сдуть слой пыли. Провести мощный разряд молний прямо в груди.             Хван Хёнджин легко и мягко приземлился на землю, словно только упавшее с пролетевших птиц перо. Он шел средь кучи деревтев, так что был уверен, что те кто выжил его не заметят, а кто имеют точный и зоркий глаз мигом его лишатся. Он не отпускал наконечник катаны из рук, держась пальцами в мазолях на самый краюшек, поглаживая его большим пальцем.             С каждым днем холодная зима наступала быстрей и он чувствовал, как его деревянные лакированные тапочки начинают терять тепло и отдавать только холод. Было лишь неприятное покалывание, но Хван все еще мог ходить, сражаться и бегать по крышам, как в последний раз своей жизни. Он надвигается в города на севере и для этого явно придётся попрыгать по крышам.             Собрав волю в кулак и затолкав ее остатки в голову, император решил выбраться из этих зарослей к морю. Может там у берега будут бродячие странники с провиантом, которые на своих соломенных лодках с веслами смогут доставить его куда подальше. Идти нужно было далеко, но несмотря на не до конца зажившую руку и ноги, что морозит от приближающегося к Токио холода, он намерен прогнать солдат из своих земель, земель своего отца и земель его отца.             Лунный свет тонул в море, не освещая и половины ее синевизны, от чего та казалась черной, словно долго идущая вниз бездна, что медленно всасывает тебя, без возможности выплыть наружу, а лишь задыхаться в воде и смотреть на горящие звезды, размывающиеся от волн и пены. Хван довольно быстро добрался до моря. Тут воздух был другой, не такой как в том же дворце у моря. В нос тянулся соленоватый воздух, от которого нос щекочет. Вдали показалась непримечательная лодочка.             На ней, подмяв ноги под себя, плыл дедушка с седой бородой, размахивая дереаянной тростью в стороны. Само судно было из больших стволов дерева, небрежно расходящихся на концах от чьего-то лезвия. На голове у дедули был непримечательный головной убор из соломы в виде круга, сходящегося к одной вершине, а она в свою очередь тянулась в небо. На нем были белые одежды, из-под некоторых виднелись и черные ткани. Рядом с ним стояда корзинка. Должно быть это странник?             —Чудесная ночная пора не правда ли? - старичек решил заговорить первым, качаясь на мелких волнах, развивающих чужие рукава кимоно и лёгкие штаны. Его голос был с небольшой хрипотой, а между слогов он либо делал паузы либо кашлял. Толи от возраста такие вещи идут, толи от туберкулёза.             —М-да, ночь действительно прекрасная. Не можете ли вы мне помочь? Мне нужно отправиться на север, проверить обстановку так скажем. - Хван говорил чуть тише обычного, от чего рассекая своим телом воду пошел ближе к лодочнику. Он стоял уже по пояс в воде, держа катану как можно выше. Он говорил медленно, дабы старик успел понять нить разговора и слова, следующие друг за другом, прежде чем собственные слова ударят в ушную раковину.             —Ох, нет-нет-нет! Ни за что. Я не могу вас туда переправить, Ваше Высочество. Эти войны окупировали там все, разворовали нас, разожли свои кучи бумажных красных фонарей. Окутали весь север в красных тонах. Нет там не вида не радости. Каждый день в барах то и дело, что хохот да стук кружек о бар. - стал упираться дедулька, чуть невыронив весло из рук. От отказа смотреть на императора было стыдно и он прикрыл глаза соломенной шляпой.             —Я могу заплатить. Столько, сколько скажите. - Хван старался говорить медленно, чтобы в ухи старичка залетело каждое слово и он не переспрашивал его, заставляя ещё дольше стоять в ледяной воде. И так синели губы, и дрожал подбородок.             —Ваше Высочество, вы же понимаете, что вас там может ждать? Если вы умрёте, то страна падет в два раза быстрей! Вам нужно идти туда только с армией. - руки дедули задрожали. Он отрицательно махал головой и говорил так громко, что в такой тишине и оглохнуть можно.             —Да, но если вы меня перевезёте, я одарю вас почетом и славой. Многие японцы начнут тянутся к вашим товарам гораздо больше, ждать вашего прихода в их деревню, а вы станете невероятно богаты. - Хван слегка наклонился, разводя руками. Он показывал насколько тот старичок станет богатым, если переправит его туда, куда он хочет.             —Хм.. Хорошо. Я перевезу вас. Все равно сейчас идет ровный штиль, опасности нет. Но учтите, заходя на "их" территорию, вы находитесь на волоске от смерти все то время, что будете там находиться. - дедулька покачал указательным пальцем, стуча по одной из досок своей лодки.             Император качнул головой и зашел в воду ещё глубже, кладя в лодку меч, а сам по колено в воде пытался оттолкнуться от песка и камней, хватаясь за каркас. Дедушка положил весло и ухватил молодого императора за руки и потащил на себя. Первая нога показалась из-под воды, а за ней и вторая. На воде стали образовываться круги, расходящиеся в стороны с большой скоростью, пока лодочка, покачиваясь, пыталась устоять и не уйти под воду с двумя пассажирами. Хван уселся на противоположную дедушке сторону лодки и подмял ноги под себя, уперев на колени свои руки.             —Ну-с, куда едим? - старик схватился за деревянную палку и повернулся на север, развернув голову на императора.             —К порту Хакодате.- поднял указательный палец и указал туда, откуда из-за деревьев еле виделся красный оттенок. Казалось там горит ярчайший пожар.             —Эх, я не могу довести вас до туда, это слишком долго и там у порта людей обстреливают. Копьями и стрелами. - покачал головой старичок и расчесал бороду.             —Неужели они и до порта Хакодате добрались. Дела плохи. Тогда довезите меня до Иваты, а там я уже своими ногами. - махнул правитель рукой и отвернул голову в сторону берега.             —Да будет так. - и лодка прибыла в движение.             Голова падала с плеч от приятного шума рассчения волн и шума листвы. Путь был долгий, а значит он может вздремнуть.             На голову упал листок, быстро спавший с головы прямо в руку. Хван снова расскрыл глаза, разглядвая жухлый, пожелтевший лист, он поднял одну руку над головой и стал разглядывать через его прожилки восходящее солнце. Небо становилось розовым вдали, а над ними оно становилось молочно-голубым. Становилось теплее, но император в мокром кимоно не прекращал дрожать, как этот рассыпчатый листок. Хотелось бы сейчас выпить хотя бы глоток зеленого чая, что настоялся на деревянном, лакированном, невысоком столике. Хван поморщился.             —Долго нам ещё ехать, уважаемый? - слегка дрожащими зубами спросил тот. Похоже он недооценил то, насколько холодно иногда в Японии с октябре.             —Полтора дня, если мы будем ехать без остановок, все таки Япония она ж такая, большая. - посмеивался дедок, еле подрагивая. Похоже не только Хвану было холодно в море. Он схватился за свои плечи и согнулся в спине, становясь более круглым со стороны. Вдали начинали щебетать птицы.       *только бы эти полтора дня прошли быстрее, прежде чем я замерзну насмерть. *             И его будто услышали, ибо он не знает, как обьяснить то, что волны стали бежать в сторону Иваты, доставляя их быстрее, будто передавая из рук в руки, а дедуля ускорил темп, быстрее разбрызгивая поверхность воды веслом. Казалось с прибытием дня их путь укоротился, и вот они уже не как улитки ползут по бескрайней черной пучине, а скачут, как на лошади в долине, где один песок и тропинки. Это заметно прибавило духа и сон сняло рукой, да даже не одной, а сразу десятью!             —Хехе, таким ходом прибудем туда уже на рассвете! - ахнул странник, радостно направив кулак ввысь.             —Обязательно. - ответил император, встав на ноги, пытаясь удержать равновесие и оглядывался по сторонам. Справа все также был лишь открытый горизонт, над которым летали птицы. А слева подсгнившие поля, которые еле колыхались, боясь упасть вниз ростками, каменные пляжи, из галек,, больших булыжников и ярких заточенных морем стекляшек, которые так любят собирать детки, обрывы из темных камней, где с некоторых висит трава и мох, а сами они почти не трескаясь держуться друг за друга словно расхаживая длинный хоровод.             Одежда начала просыхать под холодным октябрьским солнцем, что хоть слегка посылало свое тепло на землю, но все ещё неприятно липла к телу, казалось оно сильно натерало его кожу и утяжеляло нагрузки на ноги. На лодочку стекали солёные капли моря, впитывающиеся медленно и составляющие пятна. Хван сел обратно, легонько стукнув себя ребром ладони по колену, и усмехнулся.       *Доедем к рассвету, значит уже на рассвете все вернётся на круги своя, а они убегут с позором*.

Как же Хван наивен

            —Арх.. Ну когда мы уже найдем место для отдыха? - ворчал Чонин, отталкивая от себя колосья со сгнившим рисом. —Мы ходим уже несколько часов, мои ноги отваливаются.             —Пхех, терпи. Скоро найдём. - посмеивался Минхо, забираясь на ветви деревьев и шелестя листями, поддевая некоторые головой и катаной, от чего они сыпались на головы трех отстающих ребят.             —А правда, куда мы так долго идём? - спросил Феликс и развернулся к Чанбину, что спрятал руки за спину и смотрел вдаль, на море.             —А? А, не знаю. Минхо обычно нас куда-то выводит, а оттуда мы уже... -             —Тихо. - шепнул их Ли, выпрямив руку. —Да, там впереди город преступности и опасности. - убедился тот, раздвигая листья кустов. Не иначе ли они пришли на север в Ивату? Нет. Чанбин был уверен, что они прошли не так много, чтобы сейчас быть на севере. Может это какой-то город, попавший под эти действия, но никак не сам Хакодате. Всем понимали, что только там они смогут найти еду, ибо там можно бить, красть и убивать. Это можно было назвать тремя правилами нового севера Японии, который наступил здесь, как только люди вторглись на чужую территорию.             —Чонин, Феликс, Минхо, запомните, на глаза не показываемся, на центральные дороги не выходим, а с людьми в доспехах не разговариваем. Ясно? - кивнул Бин, уставившись на бродячих детишек выпученными глазами. Те в ответ молча кивнули, разворачиваясь к кустами. "Лишь бы обошлось без происшествий." - думал Ли