Мой Джон играет на кларнете

Началось всё вообще, весьма неприятно. Сейчас Джону вспоминать было стыдно. Он не понимал, как вообще до такого дошёл, как на такое решился… Наверное, всё же, его можно было понять, не каждый день тебе указывают на дверь после почти десятилетнего брака. Они с Мэри поженились уже зрелыми, как сами считали. Обоим было уже ближе к тридцати, прошедшие не один роман, пережившие и разбитие сердец и новое их склеивание, оба понимали, что такое любовь и отношения. Обоими руководила не страсть, а разум и практичный подход к браку. Познакомились, ни то что бы подружились, скорее поладили. Присмотрелись. Вспомнили, что одиноки уже давно. Ну и решили, а почему бы и нет? Детей оба не особо хотели, потому с ними не спешили. Тем более, у Мэри уже была дочь, память о лихой молодости, что жила в пансионате, откуда её забирали на каникулы. Словом, брак был может и не из тех, что заключаются на небесах, но вполне себе не худший. Джон привык, что у него есть дом, близкий человек, с которым всегда можно разделить как радости, так и проблемы. Пока в один далеко не прекрасный день, его из этого дома просто выгнали, выпинали на улицу, вот в чём был, точнее, в чём домой с работы пришёл, безо всяких объяснений. Точнее, Мэри что-то там вопила, он не разобрал даже. Причину Мэри озвучила только через несколько дней, которые Джон провёл в самом дешёвом отеле из возможных, где дальнобойщики на одну ночь останавливаются да девочек снимают. Прокричала в телефон, когда он до неё еле дозвонился, да не со своего, заблокированного, видимо, а с обычного, стационарного, что ещё жил в отеле. Дочь Мэри пожаловалась, что он лез ей в трусы. Обвинение было таким абсурдным, что Джон даже слов сначала не нашёл, возразить и объяснить, что это чушь полнейшая. С едва не лопающейся головой, он побрёл тогда, не особо понимая куда, с полным ощущением, что жизни его пришёл конец. Если Мэри подаст в суд… А она, наверняка подаст, и его признают виновным… А чего не признать, доказать невиновность ему чем? Это будет или битва за выживание в тюрьме, или, если тюрьмы всё же избежать удастся, огласка, увольнение, невозможность устроиться хоть на какую работу. И до дочери Мэри он дозвониться не мог, а попытка увидеть, чтобы лично спросить, что это и за что, едва не кончилась избиением её приятелями. Джон тогда действительно еле ноги унёс. И несли они его дальше, и голова не могла вместить весь абсурд происходящего, и сам не понимая как, он оказался где-то на окраине Лондона, или уже даже в пригороде, в каких-то трущобах, из которых выбираться неизвестно как нужно было. И пока искал, как выбраться, наткнулся на клуб. Точнее, дверь в стене, куда пускали по какой-то кодовой фразе, которую он услышал случайно от шатающейся и заливающейся смехом парочки. Джон решил, что если там есть свет, выпивка и хоть какой стул, это будет лучшим способом провести ночь, чем и дальше шляться по улицам. Тогда вообще неизвестно, увидит ли он следующее утро. Парень у двери хотя и смерил Джона подозрительным взглядом, пароль принял и внутрь пустил. Выдохнув, Джон сначала чуть зажмурился от яркого света и громкой музыки, а когда пришёл в себя, понял, что это вовсе не бар, а… Вот как это заведение назвать, он не знал до сих пор. К нему подлетел другой парень, которого он мысленно почему-то назвал «метрдотель» и засыпал вопросами. Джон не помнил, что тогда отвечал, но его подхватили под руку, отвели куда-то, где он заплатил деньги, почти всё, что нашлось у него с собой, да ещё оставил в залог отцовские часы, единственную ценную вещь, что у него осталась, а потом его препроводили в комнату, вроде парикмахерской, где на стенах укреплены раковины, чтобы мыть клиентам головы перед стрижкой. Только вместо раковин там было что-то вроде… биде. Ну тех штук, где моют далеко не голову, а прямо противоположную ей часть тела. Не успел Джон хоть слово сказать, пара других «метрдотелей» стянули с него обувь и всю одежду ниже пояса, так быстро и ловко, будто всю жизнь только этим и занимались. После чего самая его интимная область была тщательнейшее вымыта, выбрита, и даже чем-то ароматным сбрызнута. Пока его брили, Ватсон шевельнуться боялся. А пока Джон приходил в себя после всех процедур, и думал, как дотянуть до утра в этой странной парикмахерской, его обули и потащили дальше, через несколько коридоров в зал, и поставили в ряд, рядом с другими мужчинами. Все прочие мужчины были подобно ему, одеты до пояса — и очень хорошо и богато одеты — в обуви, но от и до — голые, как и он. Они хихикали, перебрасывались какими-то фразами, а кое-кто ел суши, беря угощение со столиков, что стояли тут же, только руку протянуть. Осмотревшись, Джон сообразил, что они все стоят перед ширмой, что закрывает их верхние части тела. А вот нижняя, что голая, — очень даже на виду! И судя по шуму за ширмой, там тоже находятся люди и… смотрят на… выставку пенисов и яичек. И не просто смотрят, а выбирают! Пока Джон пытался решить, в какую сторону бежать, его бедра коснулась чья-то рука. А потом его подхватила очередная пара «метрдотелей» и чуть отволокла от остальной очереди. Там его усадили в кресло, но опять же — с ширмой перед ним. А точнее, нижняя часть Джона оказалась за этой ширмой, плюс его отгородили от всех остальных присутствующих, чуть эту самую ширму завернув вокруг него. Как палатку поставили. — Приятного отдыха! — сказал один из «метрдотелей» уже из-за ширмы, а бедра Джона снова коснулась рука. — Привет, — услышал Джон голос, и явно не женский. — То есть, здравствуйте. Что желаете? Вот что он мог желать в такой позе и позиции? Явно не обсудить поэзию девятнадцатого века. — А что можно пожелать? — спросил Джон. — Кхм… ну… Я новичок в этом… Точнее, у меня первый день сегодня. Так что… Если не возражаете — классику. Без пронзания иглами, прижигания и льда… — Горячо поддерживаю! — Джон аж дёрнулся. — Ничего травмоопасного, пожалуйста! А классика, что в себя включает? С той стороны хихикнули. — Ну… к примеру, это… — Джон ощутил поцелуй в довольно чувствительное место на бедре. Затем ещё один поцелуй. И ещё. И мягкое поглаживание уже знакомой руки. — Если… если дальше будет также, я не возражаю… — Джон откинулся в оказавшемся довольно удобном кресле и чуть расслабился. — Тебя… Вас как зовут? — Хм… Я не знаю, положено ли тут таким как я называть свои имена… Ну да ладно. Велено исполнять все пожелания клиента, а это ваше пожелание? Шерлок. — Красиво… Шерлок… Слушай, Шерлок… тут такое дело… Я случайно в это всё попал. Знать не знал, что это за место. Просто нужно было где-то ночь провести. Так что… ты можешь ничего не делать. Посиди так положенное время, и я пойду. За ширмой пару минут было тихо, и Джон успел пожалеть о сказанном и чуть испугаться. Но потом по его коже провели кончиком языка и снова поцеловали. — Я понял. Но больше никому об этом не говори. Это элитное место и за такой косяк полетят головы. И не только фигурально. Веди себя нагло, будто ты чей-то гость-знакомый. — Но так-то выпустят? — Чем наглее будешь, тем больше шансы. А сейчас расслабься и ни о чём не думай. Я должен сделать то, что должен, хорошо? — Без иголок и прочего? — Без, не переживай. Но Джон всё равно переживал. Какое-то время. Потому что сделали ему всё в лучшем виде. Мягко и нежно в начале, и сильно, страстно, в конце, когда он уже стонал на весь зал, наверное. Когда «метрдотели» вернулись, Джон был почти в отключке. Пришёл в себя только когда его одели, не менее ловко, чем раздели. — Всем ли доволен наш гость? — спросили его. — Гость недоволен, что ему до сих пор не дали выпить! — фыркнул Джон, помня уроки Шерлока. Лица «метрдотелей» чуть разгладились. Из них ушла напряжённость, они даже заулыбались чуть более искренне, и указали Джону, где находится бар. Куда он и двинулся, надеясь, что цена за вход включает в себя и угощение. А ещё он чуть крутил головой, пытаясь отыскать Шерлока, но как это сделать, если знаешь только голос? Да и едва ли таким как он, дозволено гулять среди гостей. И всё же, Джон очень хотел его найти. Поговорить и поблагодарить. Шерлок же… Шерлок же стоял в одной из душевых и остервенело чистил зубы, полоскал горло, и всячески показывал, как ему противно от всего случившегося. Делал он это правда, не потому, что так и было, а для своего приятеля, Артура, что стоял чуть в отдалении, так, чтобы ненавязчиво перекрыть Шерлоку выход. Судя по выражению его лица, Артур был чертовки доволен. А Шерлок проклинал свою глупость, что пару дней назад привела его сюда. Слишком строгое воспитание, завинчивание всех гаек, тотальный контроль родителей за каждым шагом, каждым жестом и каждым словом, вынудили его искать отдушину. Запретные развлечения. Слишком «чистенькому» ему было необходимо вываляться в грязи, чтобы не сойти с ума. Не словить нервный срыв. Сделать что-то им назло. Про Артура в их кругу ходили страшные слухи. Что он сбивает мальчиков благородных семейств с пути, и те с его подачи подсаживаются на выпивку, запрещённые вещества, распутство, азартные игры и прочее. К Артуру было запрещено даже подходить на светских раутах, куда его, увы, не могли не приглашать, из-за богатства и влиятельности семьи. Конечно, Шерлок подошёл, едва выдалась такая возможность… И вот теперь, его едва не рвало тут. По крайней мере, Артур должен был так думать. Вот Шерлок в последний раз сполоснул рот, вымыл губы. Выпрямился. Глянул на Артура. Тот глянул на него. Усмехнулся. — Ну как, накушался разврата? Больше не тянет? — Вполне… — Шерлок прокашлялся. — Ну да, ну да. Холмс, кого другого ты мог бы обмануть, но я таких как ты насквозь вижу. Тебе понравилось. Я вижу, когда сосут через силу, а когда кайф ловят. Шерлока прошиб озноб. — Мужик в летах, а у него там всё подтянутое, аккуратное, да ещё розовенькое такое. Ты знал, что выбирать. — Я не… Я просто… — Ладно, не трясись, — Артур ещё раз хмыкнул, и… отошёл от двери. — Поиграл и будет. Лети, бабочка. Спасибо скажи, что братца твоего уважаю и этим всё и кончится. Но больше… — А если не кончится? — Шерлок сказал это уже оказавшись вне ванной и подальше от Артура. — Я могу увидеть этого человека? Познакомиться с ним? Артур тяжело вздохнул. — Майкрофт говорил, что ты идиот, но я не думал, что настолько. Свали и не свети тут своей запоминающейся мордочкой. Пока тебя кто другой попробовать не захотел. Выход за твоей спиной. — У меня деньги есть, — сказал Шерлок, что было чистой воды враньём. — Назови цену за информацию об этом госте. На самом деле Шерлок больше прощупывал, что знает о нём Артур. Надеясь, что ничего. — Случайно залетел. Простой работяга. Мне доложили сразу, но я решил поразвлечься, раз возможность предоставилась, и меня позабавило, что ты выбрал именно его. Вот реально, судьба. Судя по паспорту — Джон Хэмиш Ватсон. Его вышвырнут, прописав пару раз по глупой башке, может, в канаву выкинут, может, на шоссе. — Артур! — Просишь не бить? — Прошу. — А мне что за то? Денег-то нет у тебя, все счета через папочку проходят. Без его ведома тебе даже презервативы не купить. Отсос попросить? — пару минут Артур наслаждался реакцией. — Не переживай, я исключительно по девочкам. Даже через ширму — нет. Не могу. Противно. — Может, просто, из благородных побуждений и дружеских чувств? Глаза Артура распахнулись так широко, что Шерлок даже с такого расстояния увидел бы их цвет, не будь они прикрыты розовыми очками. А потом Артур хохотал минуты две, запрокинув голову к потолку и зажмурившись. Отсмеявшись, продолжил. — Ладно, Холмс. Ты меня за эти две минуты так уморил, как никаким комикам не снилось. Хорошо. Будет тебе и встреча и этим Джоном, и его голова целой останется. Но кое-то в уплату за это ты для меня сделаешь. — И что же? — А что угодно. Я прав?