За вуалью

Вэнь Сяолю шёл в цинлоу*. За тринадцать лет дорога была им исхожена вдоль и поперёк, и он мог пройти по ней хоть с закрытыми глазами. ― Брат Лю! ― окликнули его из цветочной лавки. ― В цветник* да без цветов? Знахарь рассмеялся и поднял свою сумку: ― Я иду заработать, а не тратиться. Позавчера он отгрузил снадобья и получил оплату, но месяц заканчивался, а значит, пришло время личного осмотра. ― Когда на твоей свадьбе погуляем-то уже? ― Как только, так сразу! ― отшутился Вэнь Сяолю и помахал рукой. Цветочный* дом, куда он направлялся, был лучшим в округе, а потому мог позволить себе не только покровительство стражей порядка, но и хорошую еду, красивую одежду, качественные музыкальные инструменты и, главное, лекаря. /Примечание: 青楼 ― цинлоу, цветочный или весенний дом ― не бордель для простолюдинов, а элитное заведение, где 青楼女 ― цинлоунюй ― были образованы и имели контракты с клиентами на годы вперёд. Их также звали цайцзыцзяжэнь ― «прекрасные талантливые личности»./ Поскольку Вэнь Сяолю стал известен как «деликатных дел мастер», то и за поддержанием свежести цветов в весеннем доме тоже обратились к нему. Когда лао Му попытался возразить против сомнительного заработка, знахарь похлопал по тощей мошне, в которой скупо звякнули каури*. /Примечание: это Древний Китай, тогда не было монет. Торговля в неолите шла либо по бартеру, либо с помощью товарных денег ― например, ракушек каури*, которые нанизывали на нить или клали в мошну. Бэй (贝) означает как раковину-каури, так и деньги вообще./ ― Кто у нас лечится? Правильно, беднота. Все приличные клиенты у конкурентов. А кушать хочется каждый день. Деньги в цинлоу крутятся немалые, заказами не обидят. Будем считать, что делаем доброе дело! Без лекарского надзора цветочный дом превратится в очаг постыдной немощи. Ну и потом, ― он весело подмигнул: ― вдруг однажды мне заплатят услугой! ― Жениться тебе пора, ― проворчал в ответ лао Му. Однако за годы, что Вэнь Сяолю провёл в Циншуе, никто так и не сумел сосватать ему свою дочь. ― Брат Лю, ― кивнул ему привратник. Цветочный дом открывался к вечеру и только для высокой публики. Праздных лоботрясов с улицы туда не пускали. А вот знахаря принимали в любое время. ― И тебе не хворать, ― улыбнулся в ответ Вэнь Сяолю. ― Скажи-ка, хозяйка сегодня в добром духе? ― Гости важные прибыли. Обожди чуток, не до тебя ей, ― привратник по-приятельски хлопнул знахаря по плечу. ― Понял-понял, спасибо! Когда он смог обойти конкурента, скинув цену вдвое, и заключил сделку на полный год, то не знал ― радоваться или нет. Но выяснилось, что манеры цветов в весеннем доме и повадки девиц в борделе ― небо и земля. Девушки в цинлоу поражали воображение Вэнь Сяолю: они пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах, умели писать, знали историю, вели весёлые и занимательные беседы… Знахарь лишь изредка и издалека улавливал их изысканную красоту ― и дивился ей, и спрашивал себя: раз для образованной знати благоухание цветов ― отдушина, раз покровители берут их с собой в путешествия, раз выкупают им свободу и даже устраивают выгодные браки, то может… это и есть женщина, свободная от гнёта традиций? Сам он, меняя личины, почти всегда выбирал мужское тело ― меньше хлопот, больше вольготности. Из своего девичьего прошлого Вэнь Сяолю сохранил в себе лишь любовь к ухоженным волосам. Тщательно мыл их, ополаскивал отваром, расчёсывал мокрые ― гребнем с редкими зубцами, сухие ― гребешком с густыми зубчиками, затем втирал масла, как учила мама… Шли годы, лучшие из цинлоунюй покидали цветочный дом, обретая свободу, на их высоту восходили другие одарённые девушки… В мире ветра и цветов движение не останавливалось никогда. К Вэнь Сяолю привыкли, с ним шутили, а изредка музицировали для него или пели. Сегодняшний день не стал исключением ― после обстоятельных врачебных расспросов, проверки пульса и отметок в книге здоровья Вэнь Сяолю с радостью согласился на угощения. А когда вино и закуски насытили и расслабили ― поддался поддразниванию. ― Думаете, не угадаю? ― усмехнулся он и вскинул подбородок. ― Вот и посмотрим! ― звонко рассмеялись девушки, изящно прикрывая лицо рукавом. ― Пульс! Ты должен угадать каждую из нас по пульсу! ― Пф-ф! Завязывайте глаза! ― Не здесь же! Пойдём на сцену. ― А-а, хотите меня облапошить, ― понял Вэнь Сяолю и погрозил пальцем: ― Подсунете охранника или привратника, или кухарку, или ещё кого. Нет, играть будем здесь. У каждого цветка были личные покои, обставленные настолько изысканно, насколько щедр оказывался покровитель. Но общая комната отличалась скромностью, и сейчас девушки сидели на циновках, а некоторые из них стояли у ширмы. Опрятные, ухоженные и при этом в простых одеждах, без сложных причёсок и дорогих украшений. «Чистота и свежесть…» ― подумал Вэнь Сяолю, вытер губы рукавом и провёл ладонями по штанам, а потом повертел руками, показывая, что никого не испачкает. ― Братец Лю, ну зачем же так? ― снова послышался смех. Служанка принесла воду с лимонным соком и мягкую ткань. Знахарь зажмурился от удовольствия, когда за ним принялись ухаживать, обтирая кожу. Затем ему завязали глаза и вывели в центр комнаты. Окно, откуда доносился шум улицы, закрыли, а напротив двери поставили ширму. Вэнь Сяолю ни на миг не задумался о том, что любой из покровителей цинлоунюй мог с лёгкостью отсечь ему руки за фривольные игры… Девушки хихикали, шутливо толкали друг дружку локотками, но вот статная красавица ― Нежный Пион этого дома ― приложила палец к губам, призывая к тишине, и подошла к знахарю. ― Пион дороже тысячи рулонов шёлка! ― воскликнул Вэнь Сяолю, схватился за сердце и кулём свалился на пол. ― За сто жизней не скопить! ― Угадал! Сразу! ― девушки захлопали в ладоши. Пион погрозила пальцем знахарю, распластавшемуся на полу: ― Ты едва дотронулся до меня. Как смог угадать? Я проверю повязку! Но ткань плотно прилегала к лицу Вэнь Сяолю, и сомнений не возникало ― он угадал честно. ― Ещё! Хотим ещё! Вэнь Сяолю поднялся с пола и потёр нос: ― Вино приносит мне строки стихов, которые я потом забываю… ― Тутовое? Или персиковое? ― откликнулись на его завуалированную просьбу. ― Тутовое! Терпкое! После трёх чаш знахарь стал угадывать красавиц заметно медленнее. ― Как светлы цветы сосны, с которых спадает золотая пыльца*, ― улыбнулся он, узнав пульс личной служанки Пиона. ― Как ты это делаешь? Ты ведь никогда не лечил её. ― В прошлом году я сильно простудилась, и хозяйка вызвала братца Лю… ― отозвалась девушка, во все глаза смотря на знахаря. А тот вошёл во вкус, опрокидывал чашу за чашей и распевал стихи. ― …Лицо красавицы и цвет персика соперничают румянцем!* ― …Лотос вышел из грязи, но не запачкался. Омыт водой, но не кокетлив*. ― …Все цветы распускаются весной, даже крабовых яблонь*! Твоя красота такая же яркая! Знахарь смеялся, чувствуя, будто сквозь него проходит светлый поток, и он лишь выхватывает из него символы, которые пролетят кометой и забудутся почти сразу. Но вот под его пальцы легло тонкое запястье. Лето выдалось жарким, и ощутить прохладную кожу было необычно. Веселье улетучилось, а улыбка сползла с лица Вэнь Сяолю. Тревога сдавила грудь. ― Растущие в лесу со льдом и снегом, не смешанные с цветами персика, упали в мирскую пыль*… ― проговорил он, снял с глаз повязку и чуть сощурился от света. /Примечание: здесь фрагменты стихов, которые родились в сердцах поэтов значительно позже :) Про цветы сосны ― цитата из стиха Ли Бая. Персик воспевал Цуй Ху. Лотос ― Чжоу Дуньи. Из «Весенних надежд» Ян Ваньли взята фраза про крабовую яблоню. Из «Белой сливы» выбраны строки Ван Мянь. Мэйхуа ― один из «трёх друзей холодной поры» (сунчжумэй, 歳寒三友): сосна, бамбук, слива./ Лицо незнакомки скрывала плотная вуаль, но глаза были ясными, брови шли вразлёт, а волосы собрала простая, но изящная причёска, какую носят незамужние девы. Осанка, светлый наряд и острый взгляд напомнили Вэнь Сяолю того, кого он меньше всего хотел бы видеть. «Пфе-пфе-пфе, чтоб тебя! Везде мерещится!» ― мысленно поплевал знахарь и быстро отдёрнул руку. Знахарь плохо запоминал имена и цифры, но лица и особенности тела отпечатывались в его памяти намертво ― эту девушку он не встречал. ― Простите, не хотел показаться невежливым, ― пробормотал Вэнь Сяолю. ― Мэйхуа? ― в голосе девы под вуалью сквозила насмешка. ― Ваши одежды светлы, и кожа как снег, и вуаль изморозь будто, ― знахарь на всякий случай отошёл на шаг. ― А ещё от вас словно стужей веет. Мэйхуа цветёт зимой и сносит невзгоды, не жалуясь. ― Братец Лю, ты не врачеватель, а прорицатель! ― послышался щебет со всех сторон. ― Пришла вторая госпожа и принесла с собою свежесть. Вэнь Сяолю уставился на незнакомку и поёжился. Ему показалось странным, что никто не поприветствовал ту, кто явно имеет вес. «Может, пока я не мог видеть, она дала знак молчать?» ― подумал он и поискал взглядом сумку. ― Мне пора! Увидимся через месяц. Пион сделала знак служанке, сняла с руки браслет и отдала ей. А та вручила украшение Вэнь Сяолю. ― Обычно развлекаем мы. Но сегодня нам довелось побыть зрительницами. Это приятно, ― сказала первая красавица цветочного дома и направилась в свои покои. ― Вторая госпожа, я вышила для вас новую вуаль, ― мягко проговорила она, остановившись в дверях. ― Позже. Если звуки цветов были нежны и слетали с губ, будто капли росы с лепестков, то в голосе незнакомки хрустел лёд. Она недовольно посмотрела на браслет в руках Вэнь Сяолю, и тот быстро увёл руку за спину, пряча подарок. ― Братец Лю, приходи к нам почаще! Мы придумаем новую игру. ― Спасибо-спасибо, ― разулыбался знахарь, подхватил сумку, сунул туда украшение и спросил: ― Хозяйка освободилась? В прошлую встречу он забросил удочку, чтобы наладить поставку цветочному дому «Трехдневного блаженства» ― порошок в разы повышал мужскую силу, что не удивительно, учитывая состав. Раздобыть пенис быка и корень столетнего женьшеня было ничуть не проще, чем сушёную плаценту. Вэнь Сяолю истратил свои сбережения на эту авантюру и горячо желал, чтобы его вложения оправдались. ― Нет, ― ответила незнакомка, провожая взглядом ускользающие из комнаты цветы. ― Ты согрел цветы своей игрой. Когда ароматы смешиваются, то заглушают друг друга. Здесь нечем дышать. У меня заболела голова. Она коснулась пальцами виска, словно её и правда душили запахи: ― Разве знахарь не должен излечить недомогание? Ткань её рукава скользнула вниз, обнажая запястье… и неожиданно для себя Вэнь Сяолю понял мужчин, теряющих голову в цветочном доме. У него пересохло во рту. ― Я… я-я… уже уходил, ― бочком-бочком он приблизился к дверям. ― Вам бы отдохнуть. Прилягте, водички попейте, и всё пройдёт. Точно говорю. ― Выходит, врачевать ты не умеешь, и мы зря переводим деньги. Вэнь Сяолю показалось, будто под его ногами треснул неверный лёд. ― Раз душно ― надо впустить свежий воздух, только и всего, ― он быстро подошёл к окну, поднял створку и установил распор. ― Вторая госпожа! ― послышалось из коридора. ― Этот знахарь толковый и не болтает лишнего. У меня нет с ним хлопот. Порошки и снадобья действуют безотказно, девочки довольны. Мгновение, и в комнату зашла управляющая цинлоу. Вэнь Сяолю не раз видел, как та лебезила перед знатью ― но кто не гнёт спину перед сильными мира сего? Однако сейчас чувствовалось не угодничество и заискивание, а почтение и осторожность. Разом протрезвев, знахарь сощурился: «Хозяйка её второй госпожой зовёт. Похоже, эта цыпа взлетела на высокое дерево. Вот же угораздило!» ― Толковый? ― незнакомка поправила вуаль и смерила Вэнь Сяолю острым взглядом. ― Он отказался снять мою головную боль. Которую сам же и вызвал. ― Неправда ваша! ― возмутился знахарь. ― Я посоветовал полный покой. ― Только послушайте его. Желает, чтобы я навсегда упокоилась. ― Госпожа, ничего такого! Просто вы бледны до синевы, и я… ― Замолчи!.. ― шикнула на него управляющая цветочного дома. Глаза над вуалью опасно блеснули, а в голосе послышались нотки досады: ― Заносчив. Отказывается лечить. Желает смерти. Перечит. «Вот зараза!» ― скрипнул зубами Вэнь Сяолю, смекнув, что из-за каприза владелицы можно вмиг вылететь на улицу и больше не получить даже крохотного заказа. Он бухнулся на колени, совершенно не чувствуя за собой вины: ― Я верно служил тринадцать лет! Не подведу и впредь! ― Вторая госпожа, вас утомила ухабистая дорога. В моих покоях тихо, а постель мягка. Прошу, отдохните, и силы придут. А лекарь… расстарается и уймёт вашу головную боль, ― управляющая цветочного дома строго посмотрела на Вэнь Сяолю, и тот быстро закивал. Незнакомка помедлила, но вышла из комнаты, управляющая засеменила за ней, а знахарь выхлебал остаток вина прямо из кувшинчика и только потом последовал за ними. Служанка Пиона поманила рукой, Вэнь Сяолю посмотрел по сторонам и приблизился к ней. ― Мы все просим: будьте почтительны и любезны со второй госпожой, ― едва слышно прошептала она и добавила: ― Вы добры к нам. Никто из девушек не хочет, чтобы вас прогнали. Почесав затылок, Вэнь Сяолю кивнул и поспешил в покои управляющей. «За столько лет ни разу впросак тут не попал, и надо же было сегодня опростоволоситься… ― вздохнул знахарь и крепко сжал сумку. ― Ну ничего, скормлю стервозине снотворное, а когда сомлеет, обсужу с хозяйкой дела. Девочки опробуют порошок для янского корня, и заказы рекой польются!» Вэнь Сяолю остановился у двери и разулся. Личные комнаты управляющей впечатляли не изысканностью, но пышностью убранства: чувствовалось, что женщина прошла долгий путь к славе и перебирала щедрых покровителей. Из внутренних покоев вышла сама хозяйка, своими яркими одеждами почти сливаясь с обстановкой. ― Иди и будь послушным, ― шепнула она знахарю. ― Я не смогу продлить нашу сделку, если госпожа останется тобой недовольна. ― Что делать-то надо? ― наморщил лоб Вэнь Сяолю. ― Кто она такая? Хозяйка шикнула на него и подтолкнула к двери. Знахарь обернулся и повёл руками, показывая, что вовсе не хочет заходить в логово к тигрице. ― Ступай же! Сквозняк качнул плотную занавесь, Вэнь Сяолю понурил голову и переступил порог. Среди обстановки выделялась просторная кровать с тончайшим балдахином, за которым белела женская фигура. Знахарю почудилось, что она была высечена из ледяного кристалла. Смаргивая наваждение, Вэнь Сяолю проговорил: ― Позвольте проверить ваш пульс. ― Уже проверял. Не теряй время. Лечи. «Зараза! Ну погоди! Будешь неделю дрыхнуть без задних ног, а местные цветочки тебе все брови повыщипывают!» ― заскрипел зубами знахарь. ― Ладно-ладно, средство есть… Покопавшись в сумке, он выудил снотворную пилюлю, положил её на платок и подошёл к кровати. ― Госпожа, это лекарство нужно хорошенько разжевать и проглотить. Оно не горькое, но и действует не сразу. Поэтому полежите немного. Закройте глаза и следите за дыханием. Глубокий вдох и долгий выдох… Тонкая рука отвела завесу. Знахарь положил платок с пилюлей на женскую ладонь, снова отмечая почти птичью хрупкость запястья. ― С вашего позволения я подожду здесь. Если боль не стихнет, то я попробую её унять другим средством, ― проговорил он и сел на ковёр. «Настоящий шерстяной ковёр, а не циновка! Это ж целое состояние!» ― восхитился Сяолю, отогнул краешек и присмотрелся к узелкам. Такие ковры на Юге почти не встречались ― разве что кто-то привозил из степей или с Севера, где девочек сызмальства учили чесать шерсть и прясть. Сам знахарь у кочевников не бывал и быта их не видел, но слышал, что ковёр защищал от холода и пыли, от палящего солнца, от насекомых и даже от змей. Он водил ладонью по ворсу, который приятно покалывал кожу, пока не услышал насмешливый голос: ― Что ты этим хочешь сказать? ― А-а? ― Сяолю в недоумении поднял взгляд. ― Точнее слов за людей говорит их поведение. Ты находишься в спальне… и гладишь ковёр, будто даришь ласку. Как тебя понимать? Словно ошпарившись, знахарь отдёрнул руки и прижал их к груди, а потом поднялся и поклонился: ― Я простой человек и живу просто. У меня нет дурных мыслей! Если обидел чем, то прощения прошу! «Когда ж тебя сморит-то, гадюка!» ― возмутился он про себя и нахмурился: пилюля подкашивала даже здоровяков с Севера, во всяком случае, язык у них начинал заплетаться сразу. ― Раз ты бессилен унять боль, ― послышался вздох, ― то будешь сегодня меня сопровождать. ― Чего?.. ― у Вэнь Сяолю засосало под ложечкой ― Полежите-ка ещё чуток! Лекарство не набрало силу! Всему нужно время! ― Я тороплюсь. ― Госпожа, да посмотрите на меня! Вам же самой будет неловко, если деревенщина в грубой одежде станет болтаться рядом! ― Ты совсем не дорожишь деловым соглашением с этим цинлоу. ― Понял! Я всё понял. Куда идём?