Беги, дорогая, беги

Сердце колотится как бешеное, когда Энджел выбегает из особняка Вельзевул. Дверь, ведущая в коридор, открывается почти сразу, и в спину ему доносится окрик Королевы Пчёл. Даст не оборачивается. Она не в состоянии помочь ему. Только сделать хуже. Пересечь парковку порноактёр не успевает. Вортекс, будучи гончей, настигает его быстрее, валит на асфальт и пресекает попытку вытащить спрятанный в складке пространства автомат. Встряхнув как куклу, волк перекидывает его через плечо и, дёрнувшись в последний раз, Энджел обмякает, не в силах бежать. Мир отвратительно поганый что в обычном своём состоянии, что вниз головой. Гончая возвращает его в холл как раз к тому моменту, когда туда входит Асмодей. Князь Похоти смотрит на Вортекса с Энджелом, на Вельзевул, присевшую на корточки перед Валентино, и наконец на тело оверлорда с расползающейся из-под него лужей крови, и присвистывает. — А пули ангельские? — в голосе Асмодея наконец слышится интерес, но Энджел не отвечает. Только мрачно смотрит на него из хватки Вортекса, опустившего его на пол, но продолжающего удерживать за запястья средних рук. Отсутствие ответа тоже ответ. — Сочувствую, — комментирует Асмодей, провоцируя ещё один взгляд исподлобья со стороны Энджела, который его, впрочем, не задевает. Таким же взглядом Даст упирается в Королеву Пчёл, но, едва их глаза встречаются, порноактёр поспешно смотрит в пол. Сердце, полное только отчаяния и решимости, трепыхается в груди и как будто пытается спрятаться, ухнув куда-то под рёбра. — Это. Мой. Дом, — Вельзевул повышает голос, и Энджел, разом забыв про свою обиду от разрушенных ожиданий и сорваннный побег, пугается. Он надеется, что Гнев Чревоугодия говорит с кем-то другим, но она обращается к нему. Говорит только с ним. Она выпрямляется, перестав изучать тело оверлорда на полу в своём особняке. Третий глаз раскрывается на её лбу, а радужки остальных двух из медовых становятся красными. — Я пригласила Валентино сюда, и ты грохнул его в моём доме, — оскал лисы делает её ещё меньше похожей на адскую гончую. Энджел пытается отступить, но сзади него Вортекс, по прежнему хранящий молчание. — Би, он же воскреснет, — лениво встревает Асмодей, но Вельзевул едва отвлекается на него. — Я, блять, знаю. Но ты, Энджел, — Даст вздрагивает, чуть не подскочив на месте, — не имел права здесь открывать стрельбу. Наверное, стоило бы извиниться. Попросить прощения. Хорошие мальчики так делают. Хорошие шлюхи так делают. Но Энджел только стискивает зубы и таращится на Вельзевул, готовый к любому её приговору. Ему нечего терять, поэтому он защищался как умел. Ему не жаль — это была бы ложь. Если бы у него остались патроны, он бы всадил в Валентино ещё. Он бы пристрелил его как только бы тот очнулся, если бы оверлорд замешкался хоть на минуту. Не потому, что он не чтит хозяйку этого места — потому что это место такое же небезопасное для него, как и весь остальной Ад. — Так... Текс, верни Энджела в спальню, пожалуйста. Оззи, прости за задержку, но ты у меня до вечера. Здесь нужна уборка, — встряхнув головой, Вельзевул успокаивается также быстро, как и разгневалась, и, игнорируя существование порноактёра, начинает разбирать беспорядок, напоминая пчелу больше, чем обычно. — Запрёшь меня? — не выдерживает молчания Энджел, едва Вортекс, всё ещё придерживая его за локоть, доводит его до уже знакомой комнаты. Гончая вздыхает. — Не запру, если пообещаешь не делать глупостей. Энджел молчит, но выдаёт себя вздохом. Вместо того, чтобы оставить его и уйти, пусть даже заперев, гончая трёт переносицу и кивает на парковку: — Ну куда ты вообще собирался бежать от двух Грехов? — Так я тебе всё и выдал, — огрызается Энджел, чуть не добавляя ругательство, служащее едва ли не обязательным в разговоре в круге Гордыни. Назвать насолившего собеседника членосом, пиздолизом или ублюдком — дело чести, но сейчас Даст сдерживается. Всё-таки он не дома, если ту часть Ада, откуда его принесло, можно назвать таковой. — Ты правда рассчитываешь, что успеешь свалить из дома Вельзевул и покинуть её владения? Нет, мне правда интересно. Я может даже вмешиваться не буду — не думаю, что это сильно увеличит твои шансы. Голос Вортекса звучит слишком снисходительно. Он не провоцирует его, не подначивает, только разговаривает как с маленьким ребёнком. И, наверное, именно это охлаждает пыл Энджела. Наверное именно он поэтому вздыхает, опускаясь на пол возле кровати — специально не на неё, а вниз, чтобы быть как можно ниже, чтобы забиться в угол и вернуть себе хотя бы крупицы безопасности, ощущения того, что всё будет хорошо. Он обнимает себя под коленями средней парой рук, и кольцо верхних укрепляет своеобразный защитный кокон сверху. Не помогает. — Королева всё ещё может помочь твоей подружке, — замерев у кровати, и, видимо, раздумывая, Вортекс опускается всё же на пол, но на почтительном расстоянии от Энджела. Вытащив из кармана жилетки портсигар, он вытаскивает одну и вставляет её между зубов, а потом молча протягивает его Энджелу. Предложенные сигареты не отливают ни розовым, ни медовым, и, поколебавшись, Даст вытаскивает вторую для себя. Вортекс дважды щёлкает зажигалкой, давая сначала прикурить порноактёру, потом себе. Он прав. Этот дохуя умный, слишком правильный, красивый и через чур слащавый волк (понятно почему он приглянулся Вельзевул) прав. Мир не оправдал ожиданий Энджела, и это только его проблема. Королева и так слишком много сделала для него. Больше чем была должна, больше, чем он заслужил. Он вообще получает больше хорошего отношения, чем заслуживает. Куда больше доброты и помощи, чем должна получать зависимая от наркоты шлюха. Он не заслужил помощи повстречавшихся ему импов, гончих, и он, конечно, не заслужил Черри. Энджел всхлипывает, отворачивается, украдкой вытирая уголки глаз, пока Вортекс старательно рассматривает дверной проём и делает вид, что не замечает его плаксивости. — Не знаю. Я знаю, что сделал хуже, выстрелив в Валентино, но я не представляю, как именно может быть хуже, — голос срывается, когда Энджел второй раз за день обнажает душу. Почему ему приходится быть искренним? Он ведь актёр, пусть и с приставкой "порно". Почему кому-то есть дело до его чувств? Но Вортекс слушает так, как будто ему не всё равно. "Передаст возлюбленной Би, как послушный щеночек" — зло думает Энджел, и злится уже сам на себя, за то что не может нормально реагировать на хорошее к себе отношение. Вортекс не сделал ничего такого. Только поймал на парковке. Но сделал ли этим хуже? — Я думал угоню тачку, как-нибудь вернусь обратно в Гордость раньше Валентино, попробую забрать Черри — так зовут мою подругу. Потом... куда-нибудь. Вортекс кивает и не говорит ничего, может, чтобы ненароком не прервать исповедь, но Энджелу больше нечего добавить. Они докуривают молча, и, когда огонёк подкрадывается к фильтру его сигареты, Вортекс поднимается. — Думай о Черри, Энджел. Ты ей помочь не в состоянии. Но раз она не продала душу, для неё не всё так плохо. Даст смотрит на волка снизу вверх. С надеждой. Но Вортекс отводит взгляд, ничего не обещая. Только кидает на постель перед уходом сигареты и зажигалку и, прежде чем покинуть комнату, короткое: — Без глупостей. Дверь прикрывается, но даже не закрывается до конца, оставляя щель в два пальца. На запертый замок нет и намёка. Валентино приходит в себя на диване, достаточно длинном, чтобы он поместился на нём в полный рост, и щурится от обилия яркого жёлтого света. Мышцы ноют, как будто каждая из них затекла, и отдельно о себе напоминают уже затянувшиеся, но навсегда запечатлевшиеся в теле дырки от пуль. Ебаная шлюха. Валентино подрывается, готовый покарать Энджела немедленно, но его в комнате нет. Только Вельзевул, сидящая на другом диване, и обратившая на него внимание после резкого движения. — С пробуждением, Валентино, — Королева Пчёл кивает ему, и оверлорд вынужден отложить расправу. Он кивает ей, стискивает зубы, опирается всеми четырьмя руками за спиной, усаживаясь поудобнее. Злость, поднявшаяся в груди, никуда не уходит. Она всё ещё ворчит и требует выхода, но он, к сожалению, не у себя дома — а круг Гордыни, в котором порномагнату было где развернуться, таковым ему, несомненно, стал. — Ваша Светлость, — он склоняет голову в знак почтения, пусть и не слишком сильно. — В первую очередь, хочу принести извинения за то, что Вас убили в моём доме, — Вельзевул говорит быстро и сухо, и Валентино считывает явное желание покончить с этим побыстрее. Он, успевший поразиться масштабам внимания, которое сумел привлечь к себе Энджел, успевает решить, что выходка его любимой игрушки ему только на руку. Хозяйка дома, пусть и повелась на красивые разноцветные глаза, теперь чувствует вину. Значит, её крылья, которыми она как наседка накрыла Даста, не будут простираться далеко. — Не будем об этом досадном недоразумении, — соглашается Валентино и по привычке лезет в карман брюк за куревом. — В конце концов, его застрелила его же шлюха, — массивное кресло, на которое оверлорд не обратил поначалу внимания, поворачивается, открывая третьего, непредсказуемого участника беседы. Валентино передёргивает, но он быстро берёт себя в руки, и делает второй кивок, уже куда больше похожий на полупоклон на месте. — Ваша Светлость, — Асмодея он не ожидал тут увидеть. Его отношения с Князем Похоти, и без того натянутые, теперь, по-видимому, осложнялись ещё и жалобами Энджела — а уж в том, что его капризная содержанка успела пожаловаться, оверлорд не сомневался. — Вы позволите? — он игнорирует выпад Асмодея и демонстрирует Вельзевул собственный портсигар и зажигалку. Королева Пчёл наклоняет голову к плечу, явно раздумывая, потом поднимается со своего места и, обогнув Асмодея, приносит со своего стола медового цвета сигареты. Всё то время, что она молча двигается, Валентино вынужден смотреть на кресло и Грех, сидящий в нём, и князь Похоти явно настроен поиграть в гляделки. Оверлорд после вынужденного воскрешения чувствует себя паршиво. Он всё ещё зол — и привык в таком состоянии на ком-то срываться. И поэтому, несмотря на то, что присутствие двух особ голубых кровей, нервирует, он молчаливо принимает этот вызов, даже лишившись розовых очков, служивших неизменной бронёй. В конце концов, даже будучи смертным Грехом, Асмодей не в праве лезть в его дела. Затягиваясь сигаретами Вельзевул, Валентино выдыхает с облегчением. — Прошу прощения, Ваша Светлость, что моя шлюха без разрешения оказалась в Ваших владениях. Этого не повторится, — слово "шлюха" первым использовал Князь Похоти, но оно нравится Валентино. Оно подходит Энджелу. Асмодей может и использовал его, чтобы задеть оверлорда, но того не унижает и не оскорбляет его статус сутенёра. — Будем называть Энджела Энджелом, — отрезает Вельзевул, но, как будто им обоим. Это Валентино устраивает больше всего: если ему и придётся вступать в конфронтацию, то пусть только с Асмодеем. Не с ней. — Я пригласила Вас, потому что этот случай показался мне занимательным: начиная от его мотивации к побегу, заканчивая тем, как далеко он смог забраться без разрешения на руках. Валентино успевает выкурить предложенную ей сигарету почти до фильра — и сразу же тянется за второй. — Энджел очень эмоциональный мальчик. Ему нужен присмотр и твёрдая рука. Он наркоман и адреналиновый наркоман, — Валентино вещает мягко, смотрит только на Вельзевул и улыбается одной из своих лучших улыбок. Он тоже умеет продавать себя, пусть и не так откровенно, как его сотрудники. Шлюхи. — Это что касается мотивации. Что касается способностей: он — знаменитость. Он очень красив. Неудивительно, что нашлось столько желающих ему помочь, — тут Валентино умолкает, и, выразительно посмотрев на Вельзевул, наконец переводит взгляд на Асмодея. В отличие от Смертного Греха, он не может себе позволить явные подначки, и довольствуется завуалированными подколами, которые Асмодей может не только проигнорировать, но и вовсе не считать. — Можно взглянуть на его контракт? — красивые слова, сказанные достаточно аккуратно, пропускает мимо ушей Королева Пчёл. Валентино морщится. — Нет, Ваша Светлость. Мне бы не хотелось его показывать, — он всё ещё в праве — так он считает. — В нём есть что-то, что мне не понравится? Вельзевул улыбается, скаля зубы, и Валентино делает то же самое. Несмотря на то, что перед ним Смертный Грех, он не чувствует давления или страха. Это опасно, но, начав с извинений, в глазах оверлорда Королева Пчёл дала слабину. А вдобавок к этому он привык ещё со времён своей жизни воспринимать женщин скорее как украшение для мужчины, чем как самостоятельную единицу, и исключения вроде Вельветт в его глазах лишь подтверждали правило для всех остальных, что продавались за деньги, славу и ласку. — В нём есть то, что мне не хотелось бы разглашать. Настоящее имя Энджела, его слабости, от которых я пообещал его защищать. — Как заботливо, — голос Асмодея сочится сарказмом, — боюсь, мы настаиваем. Он подчёркивает это "мы", сливаясь с Вельзевул в единый фронт, и, после недолгого молчаливого сопротивления Валентино приходится уступить. Скривившись, он материализует контракт, подписанный именем "Энтони" и протягивает его Вельзевул. Та берёт его в лапу, но тут же протягивает скривившемуся Асмодею. Прежде чем вчитаться, князь Похоти трёт переносицу, как будто весь день был занят бумажной работой. — Другой момент, — забирает внимание Валентино Вельзевул, пока Асмодей занят, — Энджел упоминал, что Вы взяли в заложницы его подругу Черри. Она продавала свою душу? — Нет. — Но Вы удерживаете её насильно? Прикрыв глаза, Валентино думает о том, что эти минуты унижения нужно просто переждать. Потом он заберёт Энджела и будет бить его до тех пор, пока лицо Вельзевул не сотрётся из памяти, и привкус медовых сигарет не растворится от ягодного дыма. — Это обычное дело для Круга Гордыни, — пожимает он плечами, невозмутимо отвечая на поставленный вопрос, — Ваше Светлость, с чего вдруг Вам есть дело до двух никчёмных грешников? — Трёх, — разрушает возведённую ей же стену вежливости Вельзевул, не отвечая на вопрос Валентино, но выводя оверлорда из себя. — Я может и не родился в Аду, но преуспел в том, чтобы обеспечить себе "комфортное посмертие", — на словах он остаётся вежливым, но поднимается с дивана, выпрямляясь во весь свой рост. Схватка с Грехом Чревоугодия в её же доме самоубийственна, но у оверлорда больше сил и власти, чем у тех, кого он считает "никчёмными грешниками". — Я хочу, чтобы Вы отпустили Черри, — Вельзевул не развивает словесную перепалку дальше, но всё равно идёт на конфликт — как иначе назвать то, как она излишне откровенно лезет в его дела? — Не всем желаниям суждено исполняться, Ваша Светлость, — смотря на неё сверху вниз Валентино чувствует себя увереннее. Он близок к тому, чтобы укрепить своё превосходство, выпустив ей облако дыма в лицо, как он привык это делать с теми, кто осмеливался ему перечить в Гордыне. И Вельзевул улавливает его настроение. Поднявшись со своего места она оказывается ниже Валентино почти в полтора раза, но ненадолго. Стоит оверлорду моргнуть, и Королева Пчёл уже возвышается над ним, распахивая третий глаз. — Это исполнится. Эта грешница уйдёт из Вашей студии сама, когда пожелает, и ни Вы, ни кто либо из Ваших людей не станете препятствовать. Многозначительное "или" не требуется. Валентино не долго раздумывает, чем будет чревата ссора с утвердившейся в своём мнении Вельзевул, тем более когда она так явно демонстрирует своё превосходство, и согласно кивает. Никто из них не протягивает руки для рукопожатия. Это не сделка в строгом её смысле, просто своеобразная услуга, за которую Валентино не получает ничего взамен. Вельзевул кивает, уменьшается до привычных размеров, и её третий глаз закрывается. — Как тебе контракт, Оззи? Асмодей кидает на неё раздражённый взгляд и переводит взгляд на Валентино. — Как Грех Похоти я считаю некоторые положения недопустимыми. Внесём правки. Согласен выплатить неустойку из собственного кармана. А вот это уже тянет на сделку, и, хотя она абсолютно невыгодная для Валентино, он кивает, подходя к столу за которым изучается контракт Энджела. Вортекс возвращается спустя несколько часов, когда ожидание изводит Энджела настолько, что он готов разнести обстановку спальни на мелкие клочки. Он то пытается обновлять Синстаграм — хотя это бессмысленно теперь, когда Валентино уже здесь, то подумывает о том, чтобы истрактовать незапертую дверь как одобрение и вернуться к плану с угоном тачки, и даже пытается просто уснуть, чтобы время шло быстрее, но вскакивает на ноги меньше, чем через две минуты. Неведенье хуже всего. — Ну что там? — Даст практически кидается на шею к волку, но Вортекс в ответ только пожимает плечами, не проявляя и десятой части тех эмоций, что топят Энджела. — Без понятия. Би попросила пригласить тебя в её кабинет. Для грешника это значит только одно — Валентино воскреснул. Лицо Вортекса не отражает никаких спойлеров к тому, какой именно разговор его ждёт, да и может ли — Энджел охотно верит в то, что Королева Пчёл не посвящает своего парня в свои дела. Фигура Валентино, первой бросившаяся в глаза в открывшемся кабинете, заставляет Даста вздрогнуть, но он поспешно отводит взгляд и старается больше на оверлорда не смотреть. — Мы внесли правки в твой контракт, Энтони, — мягко говорит Асмодей и двигает по столу знакомый Энджелу до дрожи кусок бумаги, — тебе нужно его переподписать. — А если не подпишу? — голос срывается, когда Даст замирает в дверях, как вкопанный. Он однажды уже обжёгся. Ноги не идут, словно он смертник, которого привели на эшафот. Асмодей выглядит удивлённым. — Тогда будет действительна старая версия. Кивнув, Энджел заставляет себя справиться и быстро, чтобы больше не мешкать и передумать под очередной волной паники, подходит к столу, хватаясь за ручку. — Не хочешь ознакомиться сначала? — уточняет Вельзевул, прежде чем он касается графы, в которой должна расположиться его подпись. — А зачем? Правда, сладенький? — насмешливо улыбается Валентино. Энджел кидает на него полный злости взгляд и стискивает зубы. Не похоже, чтобы оверлорду не нравилось новое содержимое документа. К горлу подкатывает и, несмотря на пелену перед глазами, Даст откладывает ручку, пытаясь вчитаться. — Теперь я могу отказываться от партнёров по съёмкам без объяснения причин, не работаю больше шестнадцати часов в день, и имею выходные, пропорциональные отработанным часам. Я могу жить вне Студии. Могу выстраивать любые дружеские и романтические отношения, — Энджел перечисляет все пункты соглашения, которые замечает, и едва ли не впервые вдумчиво вчитывается в то, на что уже успел подписаться. После того, как он подписал контракт, он не попадал ему в руки, только Валентино держал его в руках, тыкая ему в лицо очередным кабальным пунктом соглашения о продаже души. — Верно. Если согласен с новыми условиями, то подписывай. Пальцы на верхнем крае стискиваются. Энджел думает: а что, если контракт порвать? Может всё будет так просто? Словно читая его мысли, Асмодей вздыхает: — Он не порвётся. Смешок Валентино укрепляет Энджела в этой мысли. Кивнув, он тянется за ручкой. Конечно, он согласен. Правки в контракте ни на букву не ухудшают его положение. Понять бы, в чём подвох. Уже коснувшись бумаги, Энджел поднимает взгляд на Валентино. — Я могу не подписывать, если ты отпустишь Черри. Сутенёр облизывается, но пожимает плечами. — Он отпустит Черри и так. Мы обсудили этот момент, — не даёт ему посмаковать момент Вельзевул, и Энджел наконец расписывается как "Энтони". Королева Пчёл лично вместе со словно из ниоткуда взявшимся Вортексом провожает их до парковки. В этот раз Энджел по-настоящему всё равно что смертник, идущий на казнь, но он идёт к лимузину с улыбкой. В этот раз он верит Вельзевул, что Черри окажется на свободе, а остальное не так уж и важно. В конце концов, даже его побег не оказался таким уж бессмысленным. Исправленный контракт не даёт ему свободы, но хотя бы намёк на неё. Прищур Валентино расположившегося на сидении напротив, подсказывает, что улыбаться так явно не стоит, но Энджелу плевать. Он даже машет поднявшему лапу Вортексу на прощание, когда лимузин трогается. — Ну, начнёшь меня пиздить сейчас или когда доедем до Гнева? — спрашивает он сутенёра, когда особняк скрывается из виду и салон заполняет привычный малиновый дым.