астра — значит звезда

      Быть наследным принцем с огромным состоянием, собственным дворцом и возможностью стать королём — не всегда так прозаично, как может показаться. Большая часть простых людей мечтает стать частью королевской семьи, заполучить ту власть, о которой не имеют ни малейшего представления, и они вряд ли когда-либо смогут понять те муки, что приходится испытывать принцу день ото дня. Иногда наследнику хочется быть простым крестьянином где-нибудь на юге Фертэйла, иметь там небольшой участок и выращивать лечебные травы для местных целителей. Но подобное невозможно. Королевская кровь или её отсутствие — приговор, определяющий всю последующую жизнь от рождения до самой смерти. И если простые люди могли устроить свою жизнь, как угодно им, то принц таким похвастать не мог. Ему было суждено лишь изучать устройство государства, посещать миллион наискучнейших дисциплин и мечтать о браке, в котором его супруг или супруга не будут ему противны.       — Ваше Высочество, — из бессмысленного наблюдения за медленно оживающими после ночи улицами Фертэйла принца выводит голос одного из слуг, — Его Величество просили передать, что ждут Вас в своём кабинете.       — Передай отцу, что я не приду, — отвечает парень и неопределённо взмахивает рукой, то ли приказывая уйти, то ли просто активно жестикулируя.       Слуга откланивается и бесшумно покидает покои, не забыв при этом плотно закрыть дверь. Все были прекрасно наслышаны о бережном отношении наследника к своему личному пространству, и никто не хотел видеть его в гневе от его нарушения. Принца боялись как огня.       В дверь раздаётся короткий стук, и на губах появляется лёгкая улыбка. Этого гостя он всегда узнает среди других.       — Входи, — принц оборачивается и встречается взглядом с высоким темноволосым парнем, являвшимся его ближайшим советником.       — Не боишься гнева отца, Ёнджун?       Тот только пожимает плечами. Если быть честным, то нет, не боится. Король не представлял угрозы, даже когда был явно недоволен своим сыном, а Ёнджун и так давным-давно отбился от рук, всё чаще являя всем вокруг свой бунтарский характер. После смерти матери утихомирить его мог только Субин, ведь королева была именно той, кто может усмирить нрав принца и заставить его вести подобающе.       — Он ничего мне не сделает. Максимум, запретит выходить на охоту, — его голос звучит равнодушно. Охота была интересной только вместе с фамильяром, но лисица жила своей жизнью и редко желала куда-то выходить, предпочитая нежиться под солнечными лучами в одном из огромных залов дворца. Вот и сейчас она наверняка спала, Ёнджун отчётливо ощущал её мерное дыхание и ауру спокойствия, что она излучала.       Многие говорили, что фамильяр принца — его полная противоположность. Руни имела мягкий и уравновешенный характер, а её голос был всегда похож на мёд, согревающий и растекающийся по венам приятной теплотой. Лисица говорила тихо, почти шёпотом, но в нём иногда слышались насмешливые нотки, что придавало ей только больше очарования. Руни любили все, даже если слышать её мог лишь один Ёнджун.       — Руни, — на грани слышимости произносит принц, и фамильяр тут же появляется рядом и глазами-бусинами смотрит на хозяина.       — Вы звали меня, Ваше высочество? — усмешку в её голосе можно распознать без труда, — Я сделаю всё, что угодно моему принцу.       — Тогда будь добра, прекрати так со мной разговаривать, — Ёнджун закатывает глаза, надеясь, что его реакция достаточно красноречива, — Не составишь нам компанию на прогулке?       — Снова хочешь посмеяться над тем рыцарем? Однажды он точно отрубит тебе голову.              — Тебе напомнить, что он рыцарь, а не палач? — Ёнджун не разделяет мнения лисицы. Для него подобное всегда было своего рода забавой: смеяться над тем, кто так безнадёжно пытается добиться внимания члена королевской семьи, хотя знает, что подобный союз в любом случае невозможен. Принц никогда не воспринимал чужие оды за чистую монету, у него было множество поклонников, мечтающих оказаться подле него (и всё было лишь ради власти, вряд ли они бы стали восхвалять Ёнджуна, не будь он сыном короля).       — О чём шепчетесь? — Субин отвлекает от мысленных переговоров с фамильяром, подходя к ним ближе. Руни делает пару шагов навстречу и трётся о его ноги, довольно жмурясь. Советник коротко смеётся и треплет лисицу между ушами, а после переводит взгляд на Ёнджуна и хихикает, — Не ревнуй.       Старший хочет ответить что-нибудь язвительное, но слышит в голове предупреждающее «Не смей» и решает промолчать. Вместо этого он отворачивается к окну и вглядывается в происходящее за пределами замка. Тут и там сновали торговцы, предлагающие изысканные ткани, по косым улочкам бегали дети, оставленные родителями без присмотра, а где-то вдали открывался вид на огромные поля, засеянные самыми различными культурами. Фертэйл, а в частности, именно Флиуморк, славился своими плодородными землями, и многие мечтали иметь здесь свои владения. Король всегда поощрял развитие хозяйства, продавая излишки продовольствия в Шанроун, где всегда царил холод и мрак. Шанроун был ближайшим союзником, но заглядывать туда никто из королевской семьи никогда не решался: наслышанным о нём из уст посла, им было достаточно держаться на расстоянии от столь зловещего места. Ёнджун давно не интересовался происходящим в другом королевстве. В детстве мать строго-настрого запретила ездить туда, объясняя это тем, что люди в нём такие же холодные, как и сама земля, на которой они живут. Ходили легенды, что столица Шанроуна была построена на заснеженных руинах старого города, что существовал до прихода вечной зимы, и что во главе стоял могущественный маг, сдерживающий морозы сильнейшими заклинаниями, что людям были не под силу.              — Ты снова думаешь об этом ужасном месте, — в голосе Руни звучат осуждающие нотки, будто бы она и в действительности не одобряла эти мысли, — Ты же знаешь, что нам туда не попасть. Король найдёт тебя и остановит.              — Он не сможет, — проносится в голове, и Ёнджун едва заметно удивлён собственной уверенности в этом. Ему бы, может, и хотелось посетить столь загадочное королевство, чьё прошлое было покрыто мрачной тайной, но отлучиться так надолго он не мог: отец хоть и не обладал магическими способностями, но всё же умудрялся следить за каждым его движением, словно принц был не более, чем диковинной зверушкой в клетке.              — Ты не можешь знать наверняка.              Ёнджун в ответ закатывает глаза, хотя глубоко в душе он признаёт: он не имеет даже малейшего представления, как далеко может зайти из-за постоянного контроля, исходящего от всевидящего отца. От него невозможно было скрыться, и пропажа столь важной персоны в королевстве не останется в тайне слишком уж надолго. О том, что же будет после, не хотелось даже задумываться: король в гневе был страшен, хоть принц никогда его и не боялся. Слуги называли это храбростью, Руни — слабоумием. Субин оставался в нейтралитете, но, если судить по его осуждающему взгляду каждый раз, когда Ёнджун снова проявлял свой характер, склонялся больше к позиции фамильяра.              — Прогуляемся? — принц отворачивается от окна и смотрит на советника, — Здесь душно.              Субин молчаливо кивает и идёт в сторону двери, чтобы отдать приказ приготовить лошадей. Конная прогулка по лесу должна стать хоть каким-то занимательным событием, поскольку сидеть во дворце и обучаться магии — не та вещь, которую можно назвать по-настоящему интересной. Да и игнорировать отца за пределами замка было гораздо проще, нежели внутри него.              Ёнджун одними губами произносит заклинание, и на его плечах появляется ничем не примечательный плащ, который можно было бы обнаружить у любого жителя Фертэйла. Он накидывает капюшон, дабы скрыть цвет волос (платиновый был чересчур заметен), и спешно покидает собственные покои, желая как можно скорее оказаться на воздухе. Лисица следует за ним по пятам, едва слышно ступая мягкими лапами по паркету.              За пределами замка они оказываются довольно быстро. Слуги уже успели подготовить лошадей, из-за чего никому не пришлось томиться в ожидании. Выезжая на шумные улицы Флиуморка, Ёнджун чувствовал себя как нельзя лучше, стены дворца перестали давить на принца, вместо высоких потолков над головой раскинулось бескрайнее ясное небо. Парень устремляет свой взгляд вверх, подставляя лицо под ласкающие лучи солнца. Рядом с собой он слышит чужой смех и поворачивает голову к Субину. Тот прикрывает рот ладонью, пытаясь скрыть широкую улыбку, и его выдают лишь глаза, сочащиеся весельем. Ёнджун слегка хмурится в попытке понять причину чужой радости, но советник сам себя раскрывает:              — Вы такие одинаковые! — его взгляд перемещается на Руни, издающую довольное фырканье и прикрывающую глаза всякий раз, когда ей удавалось остановиться и насладиться прекрасной погодой. Принц с немым вопросом осматривает друга с таким выражением лица, словно тот сошёл с ума. Ему было не привыкать к подобным сравнениям, но всё же из уст Субина слышать такое было несколько странно. Тот знал их обоих как облупленных, из-за чего мог понять, что различий у фамильяра и её хозяина гораздо больше, чем сходств.              Когда они достигают леса, всё внутри наполняется предвкушением. Ёнджун не так часто выезжал, из-за чего восторг при виде живописных мест только усиливался. Некоторые жители боялись заходить сюда из-за слухов, что это место населяют страшные существа, но принц знал точно: лес днём не опасен. Напротив, деревья приветливо склоняют ветви, словно кланяясь перед королевской особой, а птицы напевают волшебные мелодии на ведомом только им языке. В Руни просыпаются её звериные инстинкты, и она хищно осматривается в поисках добычи. Ёнджун же не может налюбоваться изяществом природы, мечтая запечатлеть всё на холсте. Он мог попросить художника написать удивительной красоты пейзаж, но даже тот не смог бы передать всё то, что можно было увидеть только вживую.              Был бы он поэтом, обязательно бы написал парочку строк, посвящённых запаху травы, деревьям, устремляющимся ввысь и едва ли не задевающих небосвод, солнцу, так ласково греющему распустившиеся бутоны удивительных цветов. Но подобное мог сочинить только тот рыцарь, слагающий оды в честь своей любви к Ёнджуну, но его стихи никогда не отзывались в душе принца. Всё же, он был просто человеком, не обладающим теми качествами, которыми его наделяли. Он не побеждал ужасных монстров, не был могущественным волшебником, способным раздвинуть воды перед собой. Тот рыцарь (он никогда не запоминал его имени) видел лишь то, что хотел увидеть, но никак не настоящего Ёнджуна, скрытого под маской члена королевской семьи.              — Ты опять слишком много думаешь, — лисица потеряла всякий интерес к птицам, спрятавшимся высоко в кронах и теперь дремала, развалившись на небольшой полянке посреди леса, — Я тебе напомню, что ты даже не позволяешь ему узнать себя.              — Опять ты за своё, — принц лишь отмахивается. Спорить из раза в раз с фамильяром, что имела диаметрально противоположную точку зрения, было глупо, ведь каждый раз она говорила ровно то же самое. Ей легко говорить — она не человек, а магическое существо, созданное в помощь волшебнику. Она не могла почувствовать всю тяжесть того бремени, что ощущал на себе её хозяин, хоть и была способна на разделение чувств и эмоций.              Но все же он был ей безмерно благодарен за все советы, которые она ему давала. Руни появилась, когда Ёнджуну исполнилось пять, и вот уже семнадцать лет они проводили бок о бок, спасая друг друга от страшного одиночества, которое было неизбежным в положении сына короля.              — Субин, — Ёнджун поворачивается к советнику, что расположился на пеньке неподалёку, дав своему коню полную свободу, — А что, если мы всё-таки отправимся в Шанроун?              — Ты из ума выжил? Нам туда нельзя. Они отрубят тебе голову на границе и даже не посмотрят на то, что ты — сын короля их ближайшего союзника, — Субин как всегда звучит как голос разума, останавливающий друга от поспешных решений, но тот, как правило, был слишком упрям, чтобы слушаться. Этот раз не был исключением.              Ёнджуну и вправду было любопытно, что же скрывается в таинственном королевстве, о котором было известно слишком мало. Ничто, происходящее в нём, не выходило за его пределы, а попасть туда всегда было сродни самоубийству. Только самые отчаянные уходили в Шанроун, и никто из них не возвращался. Их считали пропавшими без вести, но Ёнджун был уверен: всё далеко не так просто и очевидно. И он был намерен разгадать все загадки этого странного места.       

***

      Возвращаясь с прогулки, принц надеялся, что сможет остаться незамеченным. Но судьба была далеко не так благосклонна, заставив того встретиться с тем, кого видеть сейчас совсем не хотелось:              — О прекраснейший принц! — начинает рыцарь, едва завидев чужую фигуру, приближающуюся к дворцу, — Твои глаза, словно янтарь!              Ёнджун оглядывает человека в доспехах, ведущего своего коня на поводу, и едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Рыцарь никогда не сдерживался в собственных выражениях, выкрикивая слова восхищения слишком громко, из-за чего принца могли заметить. А быть в центре внимания — явно не то, что было в планах. Нужно было слиться с толпой как можно быстрее, дабы шанс замеченным посреди самой людной улицы Флиуморка вновь упал практически до нуля. Ёнджун глубоко вздыхает и убеждает себя, что ему нужно вести себя достойно. Всего лишь пройти мимо, не реагировать, игнорировать…              — Замолкни, — всё-таки огрызается Ёнджун, злобно зыркнув в сторону мгновенно стушевавшегося рыцаря. Он отступает, пропуская принца и кланяясь в пол, что его шлем падает на землю.              — Простите, Ваше Высочество, Бомгю не хотел доставить Вам неудобств, — рыцарь поднимает голову и сталкивается с внимательным взглядом напротив. Ёнджун вглядывается в чужие черты, видя их впервые. Раньше ему не удавалось заметить что-то помимо больших глаз древесного цвета, поскольку остальное было скрыто железом, а сейчас его взору предстали длинные каштановые волосы и изящный овал лица.              Рыцарь был красив. Это было бессмысленно отрицать, ведь тот и вправду был удивительно хорош собой. А ещё он был невероятно молод, возможно, даже младше принца. Он был похож на музу художника, что писал бы его портреты изо дня в день, стараясь изобразить идеал перед собой и всё равно не способный передать его во всей красе. Ёнджун не может с собой ничего поделать, когда его тон невольно смягчается, и он куда более благосклонно произносит:              — Ты прощён. Всё-таки кто-то должен посвящать мне стихи.              Стараясь не думать о том, как очаровательно смотрится румянец на чужих щеках, принц идёт к чёрному ходу, ведущему во дворец. Субин уже дожидался возле конюшни, внимательно следя за тем, чтобы лошадей привели в порядок. Он с улыбкой встречает Ёнджуна и приказывает позаботиться об уставшем королевском коне. Принц, наконец, позволяет себе стянуть с себя капюшон, ведь скрываться больше не было никакого смысла. На улицах, к счастью, люди, занятые своими делами, не обратили внимание на всадника на чёрном как смоль коне и лисицу, идущую следом, но меры предосторожности никто не отменял. Пускай Ёнджун редко следовал чужим правилам, но своим принципам он никогда не изменял. Даже если это была такая незначительная деталь, как внешний вид.              — Конюхи обо всём позаботятся, — советник открывает неприметную дверцу в наружной стене замка, пропуская принца вперёд, — Надеюсь, вы добрались без приключений.              — Мы встретили того рыцаря, — Ёнджун одним взмахом руки заставляет плащ пропасть с плеч, уступая место привычному одеянию, — Но кроме него никто меня не узнал.              Субин едва заметно удивляется чужому чересчур спокойному тону, но в ответ только кивает. Ёнджун благодарен ему за отсутствие расспросов, ведь он и сам не мог ответить на большую часть мыслей, поселившихся в голове. Перед глазами всё ещё стоял образ длинноволосого парня в доспехах, чей внешний вид действительно напоминал того самого «рыцаря на белом коне», о котором мечтала женская половина населения. Принц против воли задумывается о том, что Бомгю (кажется, так его зовут?) гораздо больше подходил на роль сына короля. Он наверняка бы завоевал любовь и уважение всех вокруг, и все бы благоговели перед ним, но отнюдь не от страха.              Ёнджун мотает головой и принимается считать ступени, дабы отвлечься от странных мыслей. Ему предстояло зайти к отцу, поскольку тот требовал его прихода ещё утром, и за те несколько часов мало что изменилось. Если король желал его видеть, значит, дело было чрезвычайной важности. Либо же ему просто не терпелось заключить сына во дворце, словно птицу в клетке. В любом случае, совсем не явиться — обрести себе гораздо больше проблем, чем свободы. Именно поэтому принц первым делом направился в кабинет короля, мысленно моля отца, чтобы тот не задержал его слишком уж надолго. Перед самой дверью он останавливается и спокойно выдыхает. Король не почувствует его напряжения, выдаваемого лишь магической аурой, сгущающейся над Ёнджуном словно тучи, но осторожность не помешает. Никто не мог даже предположить, в каком расположении духа находит его отец, из-за чего нужно было вести себя менее вызывающе, чем обычно. Да, принц совсем его не боялся, но всё же дураком не был и знал границы приемлемого.              Короткий, едва слышный стук. Дверь перед ним отворяется каким-то слугой, чьё имя и лицо он никак не мог запомнить. Либо же отец менял их каждый день. Ёнджун входит в помещение и оглядывается по сторонам. Он не сразу обнаруживает короля, стоящего перед величественных размеров панорамным окном. Тот никак не реагирует на пришедшего гостя, продолжая думать о чём-то, известном только ему самому, а после взмахивает рукой:              — Оставь нас, — и слуга тут же ретируется, откланявшись, — Неужто решил меня посетить? Где же твоя дерзость, принц? — его голос звучал насмешливо, словно его действительно могло рассмешить чужое поведение.              — Ты хотел меня видеть, отец. Ты звал меня по делу или…              Ёнджун не успевает договорить, как король продолжает свою речь:              — Это дело касается тебя и твоего будущего как короля. Если ты, конечно, не решишь сбежать, — он разворачивается и кидает взгляд безжизненных серых глаз на своего наследника, — Как тебе прекрасно известно, Шанроун является нашим ближайшим союзником, и для поддержания этой связи было принято решение выдать тебя за короля Шанроуна. Это принесёт тебе признание не только в нашем королевстве, но и там, что позволит тебе править без каких-либо усилий. Кроме того, это укрепит наше положение среди остальных, и мы ещё долгое время сможем обойти все войны. Тебя ждёт минимум пятьдесят лет спокойствия, что может быть лучше?              — А что, если я этого не хочу? — Ёнджун в вызовом поднимает голову и с силой сжимает кулаки. Да как отец вообще посмел? Связать его, принца Фертэйла, и того, чьё королевство было покрыто мраком? А безопасно ли это было для него? — Я не собираюсь связывать себя узами брака с тем, кого даже не знаю лично.              Король снова усмехнулся, будто ожидал этой реакции. Он подходит ближе к сыну и кладёт руку ему на плечо, и принц тут же сбрасывает её с себя. Подобное только сильнее веселит правителя:              — Я знал, что ты так ответишь. Именно поэтому на этой неделе он прибудет сюда.              Ёнджун застыл и не мог вымолвить ни слова, в шоке раскрыв глаза. Хотелось кричать от невыносимой злости. Неужели отец позвал его сюда только для того, чтобы озвучить свои планы? И мало того, уже решил всё за него? Он сжимает кулаки и слышит чужой спокойный голос в своей голове:               «Молчи, молчи, молчи…»              А что, если он не хочет молчать? Почему ему никогда не дают права выбора? Он кидает на отца взгляд, полный гнева, и не сдерживается:              — А меня ты спросить не хочешь? Почему ты всегда решаешь всё за меня? — он игнорирует голос, набатом раздающийся в сознании. Руни сейчас не сможет его остановить. Да, она хочет ему только лучшего, но действительно ли это то самое «лучшее»?              Тишина, последовавшая за его всплеском, кажется оглушающей. Он слышит лишь собственное тяжёлое дыхание и тихие шаги слуг за стеной. Отец посылает ему нечитаемый взгляд, после чего разворачивается и снова отходит к окну. Ёнджун прослеживает глазами за королём и остаётся на месте, ожидая приговора с опущенной головой. Когда отец начинает говорить, его голос холоден, словно сталь:              — Вот как? Ты совсем отбился от рук, Ёнджун. Думаешь, тебе всё можно? Помни своё место, — он чеканит слова, продолжая стоять спиной. Его голос эхом раздаётся по кабинету, отражается от стен, хотя на деле он едва ли был громче шёпота, — Ты принц, Ёнджун. А я не только твой отец, но ещё и король, и мне виднее, что лучше для тебя. Завтра же я приставлю к тебе охрану. И не вздумай убегать, я всё равно узнаю.              Принц бесшумно выскальзывает в коридор и прикрывает глаза, глубоко вздыхая. Вспышка гнева, прошла так же быстро, как и возникла, оставив после себя противный осадок, неприятно забравшийся под кожу. В голове застыла только одна мысль, и она точно не принадлежала Руни: «Ты сам виноват». Чувствовал ли он свою вину? Нет, только всепоглощающее отчаяние от невозможности что-либо изменить. Судьбой уже была уготована роль, а противиться — себе дороже. Он лишь игрушка в руках собственного отца, заинтересованном в политике сильнее, чем в семейных отношениях.              Он не помнит, как оказывается в собственных покоях и обессиленно падает на колени, поднимая глаза к потолку. По щекам катятся обжигающие слёзы, и он даже не предпринимает попытки остановить их. Лишь закрывает глаза, позволяя им свободно скользить по коже. Отчаяние захлёстывает его с головой, растекаясь по венам, словно яд. Хотелось уткнуться в плечо матери и почувствовать то тепло, уже недоступное для него вот уже много лет. Ему правда её не хватало. Ни один человек в мире не способен заменить эту прекрасную женщину, что могла уберечь его от собственных демонов и вселить надежду в то, что изменить можно всё, каким бы безвыходным не было его положение. Ёнджун хотел снова стать тем мальчиком, что ещё не познал жестокости отца и мира целом, мог без страха показываться на улице, гуляя за руку с королевой и улыбаясь прохожим. Мать учила его управлять магией, но сама отдала за неё жизнь, так и не показав своему сыну всю красоту их удивительного мира. Лишь с ней он чувствовал себя по-настоящему живым, а не куклой-марионеткой, чья жизнь целиком и полностью зависела от прихоти отца.              Ёнджун не сразу замечает рыжий хвост у своих ног и мокрый нос, уткнувшийся в ладонь в успокаивающем жесте. Принц открывает глаза и смотрит на Руни, всеми силами старающуюся помочь. Он чувствует её сострадание и слышит в голове её осторожный шёпот, мягко обволакивающий теплотой и чем-то ещё, что никак не удаётся уловить.              — Тише, мой принц. Есть вещи, с которыми придётся смириться. Смерть королевы — одна из таких вещей, — Ёнджун не может сдержать вздоха и проводит кончиками пальцев по шёлковой шерсти, и это ощущение даже несколько успокаивает.              — Я знаю, — он даже не замечает, как произносит это вслух.              Он снова закрывает глаза, чувствуя влагу на своих щеках. Раздаётся тихий скрип двери и едва слышные шаги, словно их владелец не желал беспокоить хозяина комнаты. Принцу даже не нужно видеть, чтобы знать точно: это Субин. Он чувствует прикосновение тёплых ладоней к своим щекам, и слабая улыбка против воли появляется на губах.              — Ты как? — советник стирает дорожки слёз большими пальцами, действуя максимально нежно и осторожно, словно Ёнджун был сделан из стекла, тонкого и невероятно хрупкого.              — Уже лучше.              Он открывает глаза, ощущая, как тьма на душе начинает отступать, уступая место комфорту и спокойствию. Зелёный встречается с тёплым карим, и от этого улыбаться хочется ещё шире. Ёнджун видит в чужом взгляде нечто, что он замечал и раньше, но почему-то не хотел об этом задумываться. Хотя, и сейчас думать об этом не было никакого желания. Он обязательно поговорит об этом с Руни, когда луна, заливая всё вокруг своим холодным, но от того не менее приятным светом, взойдёт на небе. Сейчас же он просто насладится ощущением ласковых прикосновений к своим щекам, не задумываясь о том, что это может за собой повести.              — Мы обязательно выберемся отсюда.              Ёнджун кивает и переводит взгляд на фамильяра, устроившегося у его ног. В её глазах виден озорной блеск, когда она наклоняет голову вбок и поудобнее устраивается на чужих коленях.              — Да, и я уже даже знаю как.