***
Клуб, — в общем понимании этого слова, место само по себе неплохое. Там, на зачине времён, Люцифер даже состоял в одном — вместе с другими ответственными ангелами он придумывал названия для созданных Им птиц небесных. И в том клубе было даже весело! Но проблема в том, что сейчас Люцифер был в адском клубе. Здесь никто, наверное, и не понял бы смысла дебатов о том, в честь какого же именно плода назвать ту разноцветную утку. Жаль, ведь тема на самом деле была увлекательной, хоть ему самому не удалось одержать победу… Люцифер мысленно несколько раз поблагодарил эту Вэгги. Всё-таки какой же замечательный вкус у его дочурки! Сам он бы вряд-ли вспомнил о смене одежде до того, как это привело бы к чему-то явно скандальному. Но даже сейчас, вроде сливаясь со всей этой тёмно-блестящей атмосферой всеобщей попойки чувств, почувствовать себя «на месте» Люцифер не мог. Нет, он давно свыкся с бесконечно преследующим его диссонансом, но… Здесь, в толпе слепяще-нового и совсем недавно ещё жившего, это ощущалось в семь крат сильнее. Энджел, наскоро попрощавшись, ушёл готовиться к номеру. Его… парень? поспешил занять лучший вид у сцены, параллельно перебрасываясь с кем-то знакомым парочкой слов. Девочки тоже продвинулись туда, вглубь, одновременно пытаясь уследить за этой жутковатой малышкой-горничной, которую с садистским восторгом узнавал чуть ли не каждый второй грешник. И кажется, им было довольно уютно вот так — почти вдвоём. Нарушать чужую идиллию не хотелось. Одиночество старым знакомым осело на плечах, и Люцифер задушил в себе чересчур долгий вздох. Если кто увидит, что у их Короля во всём адском котле с насмешливым названием «Королевство» не нашлось хотя бы маломальского греха, что сумел бы скрасить королевский досуг, то репутационных проблем не избежать. Конечно, толика магии и без должного представления для всех он — обычный грешник, но, эй, Люцифер вообще-то всё ещё был чистой эссенцией гордыни! И для него видеть жалость хоть в каком-нибудь незначительном, забытом через мгновение взгляде, обращённом к такому же безликому незнакомцу, как он, — всё равно худшая пытка. За барной стойкой народу было поменьше, и только поэтому Люцифер решил пока что отсидеться там. От парочки фирменных коктейлей он весьма твёрдо отказался. Не только не хотелось портить Шарлотте и остальным вроде как праздник, но и просто не хотелось. Прошли те года, когда он с лёгкой руки мог топить себя в адских искушениях. Или, если говорить точнее, его искушения просто стали на пару ступенек изысканней. А может и всегда такими были — всё-таки Эдем задал хоть какую-то планку, — и в те времена он просто запутался, с упоением психопата пытался отыскать прекрасное в уродливом… Всё же Люцифер никогда не понимал барокко, пускай и тяготел к нему всей своей сутью. Главного же Искушения что-то не видно не слышно. Потащился вместе со всеми чёрт знает зачем, но в последний момент струсил? Не похоже и одновременно так в его стиле. Люцифер усмехается и вдруг чувствует чьё-то присутствие рядом с собой. Загоревшийся было интерес тухнет сразу же, как, обернувшись, Люцифер узревает лишь пошлый оскал какой-то наглой гончей. Да, у его маскировки были минусы. — Как может такой соблазнительный принсик быть без охраны? О, Боже, блядь, Отец, она даже говорит, будто сбежавшая со съёмок чего-то несомненно дешёвого. И это подмигивание почти после каждого слова… Люцифер тратит всю свою выдержку на то, чтобы, не дай свет, его веко задёргалось. Это вполне могли расценить как положительный ответ… Но и его старательное молчание, кажется, принимают за согласие. Гончая садится ближе, как бы невзначай-показательно поигрывая своими мышцами. Пиздец, дожил. И Люцифер уже мысленно просит прощения у Шарлотты за эту непредвиденную чуть-чуть кровавую драку, потому что для его скопившегося за вечер разочарования-напряжения мирный выход — это не выход, как… Как вдруг эта не чувствующая из-за магии запах своего истинного хозяина псина в страхе поджимает уши и хвост. Глядит куда-то чуть выше головы Люцифера. А после и вовсе, не попросив напоследок даже номерка, сбегает куда-то в тёмный угол. Сквозь громкую музыку прорывается неестественный треск, а несколько неоновых ламп рядом пыхают зелёным. Когда с устало-вопрошающим «какого хуя» лицом Люцифер вновь за этот вечер оборачивается, Аластор выглядит невозможно участливым. Чуть-чуть и засветится от своей вежливой заинтересованности. — Простите, должно быть, помешал новым знакомствам? — помехи так и слетают шипением с острого языка, а стрелочка прищуренных кровавых глаз нервно дёргается вслед за каждым словом, — но вы не сидите, ещё успеете догнать её за первым же ободранным снизу кустом после входа. Люцифер смеряет Аластора взглядом, и ему на секунду чудится, что тот ревнует. По крайней мере, от Адама в своё время, когда происходила вся эта заварушка с запретами и искушением, ощущалось что-то похожее. Ощущалось вперемешку с тщательно запротоколированными в голове Люцифера ругательствами, конечно. Конечно, он сам знал и испытывал ревность не только в романтическом плане — ревность ведь, прежде всего, это прикрытое обидой и злостью желание обладать, присваивать. И всё это именитому Радиодемону отнюдь не чуждо, одако… Пускай так, но ещё одну свою слабость Аластор тоже показал. Ненамеренно, конечно, но даже при всей своей специализации на птицах Люцифер, словно искусный охотник, знал животные инстинкты наизусть. Опыт — и этим всё сказано. — Очень смешно для того, кто осмелился подойти только лишь тогда, когда она сбежала от этих электрических свистоплясок, — наконец, выдаёт он, поджимая губы. — Но признайте, — улыбка Аластора разверзается шире, а сам он угрожающе нависает над Люцифером, — что даже в таком случае ваша шавка послушалась меня. Неужели только уткам своим приказывать и умеете? — Наглеешь, — тянет в свою очередь Люцифер, ни капли не напуганный. Скорее даже немного заинтересовавшийся, только вот этот запах… Люцифер морщится и слегка шевелит кончиками пальцев, вызывая едва заметное мерцание и ненавязчивый запах граната — всё-таки типичный ментол и Радиодемон как-то не вяжутся между собой. Всё-таки какой же этот придурок… — Вообще я давно хотел спросить, — Аластор, казалось, не замечает изменений. А если и замечает, то только злится сильнее, отчего бедная стрелочка в его глазницах вот-вот и точно начнёт щёлкать и сыпать искрами. А может и уже — просто за музыкой не слышно, — почему этих псин здесь даже больше чем бесов? Говорят, собак заводят, когда хотят получить дополнительную любовь… Так насколько же вы одиноки, Ваше Величество? Не боитесь такими темпами очередного миграционного кризиса? — Охуел, — мрачно подводит итог Люцифер. Умом понимает, что Аластор просто со страху бесится, и не от страху гончих, но от всего этого шумного модного клуба в целом. Может, он даже вообще в первый раз посещает такое место и теперь вот пытается найти отдушину в привычных спорах, умноженных по шкале едкости на семь. Люцифер всё понимает, да. Но и не преподать этому оленю урок сейчас было бы большой ошибкой. Вправду ведь охамел! И никакого пиетета по отношению к своему Королю и просто не последнему по власти и силе мужчине в Аду. Люцифер уже было открывает рот, чтобы, смачно подкрепив речь сарказмом и такими же неоднозначными намёками, высказать всё Аластору, как музыка в клубе меняется. Чуть затихает. Девушки в симметрично коротких юбках на сцене объявляют долгожданный и эксклюзивный номер Энджела Даста. Толпа взрывается восторженным криком, а Люцифер решает отложить свою изощрённую психологическую казнь на потом. — Пойдём, нельзя заставлять Чарли волноваться из-за нашего отсутствия. Он спрыгивает с барного стула и ухватывается за красно-полосатый рукав пиджака Аластора. Люцифер тянет его на себя и с мстительной улыбкой замечает, как Радиодемон точно деревенеет и сбивается в своих помехах. Не любит прикосновения, да? Что ж, значит, сегодня Люцифер устроит ему настоящую тактильную вечеринку. Он ведёт отчего-то практически не сопротивляющегося Аластора через всё толпу к сцене. Толпа, по понятным причинам в виде здорового инстинкта самосохранения, расступается. И пялится. Как же так — знаменитый Радиодемон, одинокий одиночка, стрёмный старикан и вдруг в таком месте и даже в компании с кем-то, кому он позволяет обращаться с собой так. Новость достойная долгого обсуждения где-нибудь на форумах или под их смазанной фотографией в соцсетях, но всё же не настолько срочная, чтобы перебить интерес к эксклюзивному лирическому выступлению не менее знаменитой порнозвезды без тормозов. Всё больше адских созданий забывает про них, обращая свои взгляды к сцене, и Люцифер по-прежнему благодарен своей предусмотрительности. Узнай кто, что вместо чарующего незнакомца с Аластором по таким заведениям таскается само Его Величество, и вот уже готов свежий скандал для вездесущей суки Кэти Киллджой. Прожектора и софиты мигают и переливаются в странном ритме, вызывая у публики неподдельный восторг. «Какая тщательная подготовка!» — слышится со всех сторон. «Как же кто-то не умеет сдерживать свои способности» — закатывает глаза Люцифер. Несколько беглых взглядов на Аластора ловят лишь его замершую неестественную, натянутую улыбку и треклятые стрелки. Если они являются индикатором бешенства Радиодемона, то Люциферу можно дать медальку, ведь в его присутствии они почти не уходят. Однако сколько не был бы сладким приз лёгкой победы, ему всё-таки кажется, что здесь немного сложнее. Желание изучить мельчайшие повадки Аластора лишь нарастает. Они поспевают к остальным ровно в тот момент, когда Энджел начинает петь. Перья и всякие ремешки на этот раз делают его образ не вульгарным, а мягким и даже элегантным. Наверняка сам всё подобрал, прогнав взашей криворуких стилистов своего сутенёра. В этот вечер Энджел весьма очевидно смотрит лишь на одного грешника. Наверное, уместнее было бы провести такое выступление в более интимной обстановке, но Люцифер кожей чувствует это эгоистичное желание во всеуслышание показать принадлежность, заявить права. Это было мило! И Люцифера даже немного кольнула боль воспоминаний: такие личные концерты от Лилит можно было пересчитать по пальцам, но какими они были!.. Его ностальгию прерывает неожиданная тяжесть чьей-то руки на плечах. «Неужели решился на что-то?» — с удивлённой улыбкой думает Люцифер, оборачиваясь, чтобы в следующую же секунду скривиться. — Один здесь? — мохнатая голова по-свойски склоняется к его лицу, а брови гончей, кажется, и вовсе живут своей жизнью, — может быть, потанцуем? С популяцией этих псин определённо что-то нужно было делать. Люцифер тяжело вздыхает и краем глаза замечает, как вновь высокомерно-снисходительно морщится Аластор, из чьего рта вот-вот должны были сорваться очередные ядовитые слова. Ну, раз уж они всё о диком зверье, а в голове давно неиспытанное, но желанное настроение поохотиться, то можно и двух зайцев разом и всё такое, да? Предвкушающий оскал Люцифера вполне может посоперничать со смертоносной улыбкой Радиодемона. — К счастью, — элегантно, но вовсе не осторожно сбросив с плеч чужую лапу, Люцифер делает шаг в сторону, — сегодня вечером, а после и ещё на одну адскую вечность, — снова шаг, и когтистая ладонь лёгким движением бежит по красным полосам на пиджаке вверх, к червонному кресту на алой рубашке, — я занят. И он, — Люцифер бросает хитрый взгляд на опять замершего Аластора и подло хихикает, сминая в руке галстук-бабочку, — он что-то вроде моего парня. Гончий весьма понимающе кивает и съёбывает. За ним экстренно эвакуироваться куда побезопаснее хочет, кажется, весь остальной клуб. Помехи наполняют зал раздражающими мошками, дорогое оборудование трещит и дымится, разверзнутая тень с наслаждением поедает свет прожекторов, а Энджел, глядя на всё это, так непрофессионально сбивается… Аластор — олень. Замер, будто в свете фар, не замечая аварии вокруг, не замечая им же собственноручно созданного хаоса. Замер и смотрит. Смотрит-смотрит-смотрит, прожигая в Люцифере то-ли просто дырку, то-ли целое сердечко — кто их, оленей, знает. Люциферу даже неловко и почти совестно. Особенно когда, Шарлотта выглядит такой потерянной, бессильной и с капельками слёз в уголках глаз. За криками не слышно, но Люцифер по едва заметному шевелению её губ читает «Помоги». О, он поможет. Он вновь совершенно облажался как отец, но исправить это — всё ещё в его силах. Несколько щелчков — и все системы как новенькие, а успевшие сбежать грешники на своих местах. Открывая портал и затаскивая туда неподвижного Аластора, он неловко машет дочери, и та дарит ему в ответ благодарную улыбку. Она — словно патока на его падшее сердце. А там, у сцены, Хаск крепко сжимает руки дрожащего Энджела в своих, шепчет что-то. Энджел, кажется, воодушевляется. Энджел, кажется, готов спеть снова с ещё большим энтузиазмом и любовью. Закрывая красные искры портала, Люцифер думает, что без них двоих всё действительно идёт лучше. Но грустно это или занимательно ему ещё только предстоит узнать.***
— Никогда не понимал эту электронику — один разряд и всё уже в разрухе, ха-ха, — Люцифер неловко смеётся, пытаясь отряхнуть со своей рубашки несуществующую пыль и хоть как-то разрядить атмосферу, напряжённую уже почти до осязаемой материи. Почему он притащил Аластора в свою спальню? А чёрт его знает. Люцифер вот знал, что по привычке. Открыл самое безопасное и комфортное место и всё тут. Аластор вообще ничего против не сказал! Аластор всё ещё каменным изваянием стоит в своей придурковатой позе, и это начинало раздражать. — Толи дело старая, проверенная временем техника, — голос Короля Ада стал вкрадчивым. Правда, вкрадывалась в него только пассивная агрессия — всё же вечер с Чарли был безнадёжно испорчен, но, если всё сложится удачно, он хотел бы это поправить, — такая техника служит долго. О-о-очень долго. А сломается — не беда! Тресни разок хорошенько — и всё как новенькое, не так-ли, Аластор? Ладонь его с каким-то даже восторженным свистом рассекает воздух в грубом, отрезвляющем ударе. Не долетает до щеки Радиодемона всего дюйм или два, заставляя Люцифера разочарованно закатить глаза. А так хотелось треснуть! Разбить безумную улыбку на осколки-звёзды и, наконец, залезть в самое нутро, узнать, что же этот олень прячет у себя на уме. Аластор сжимает его запястье твёрдой хваткой, не теряя при этом своей жуткой улыбки. Только голову склоняет вбок под какофонию нарочитого хруста шеи и помех. Отводит ладонь Люцифера в сторону и там отпускает, но руку вытирать привычным движением не спешит. Гипнотизирует взглядом с той же настойчивостью, как тогда в клубе своего Короля. — Вас никогда не учили, что за свои слова нужно держать ответ? — голос Аластора едкий, едва-едва дребезжащий, будто он не до конца осознаёт всю ситуацию… Или до вспарывающих резко сжатый кулак когтей не хочет осознавать, — Так вот если не можете, то и разбрасываться ими не стоит. Последнюю фразу Радиодемон почти что выплёвывает ему в лицо, вводя теперь самого Люцифера в раздражённый ступор. Что он вообще себе позволяет и с чего решил, что может так поучать? Нет, Люцифер при всей своей гордыне старался не идти по стопам Отца и не верил в свою абсолютную непогрешимость, но… Боже, блядь, или Аластор в конец потерялся в адской иерархии, и его нужно осадить раньше, чем в эту старомодно-милую головку придёт несомненно действенный план о перевороте, или… Если это всё-таки странная и стрёмная оленья ревность, то Люцифер расплачется. От абсурда всей этой ситуации расплачется. Расплачется, а затем игриво утрёт слёзы платком и попробует сделать новый шаг на таких правилах. Потому что это, ну, правда выглядит интересно и даже маняще! А за свою долгую и полную несбывшихся надежд жизнь Люцифер научился ловить такие привлекательные возможности ещё на стадии проекта, умело забирая весь контроль над происходящим себе. — Звучишь, будто кисейная дева из дамских романов, — бросает он в ответ, дерзко усмехнувшись. Подмечает, как прижимаются друг к дружке распушённые от гнева уши Аластора. Как нервно-уязвлённо дёргается уголок жёлтого оскала. Как вспыхивают вокруг богохульственные знаки, а стрелочка в ненавидящем взгляде неуверенно мечется из стороны в сторону вслед за шуршащим под подкладкой пиджака хвостом, — настолько беспокоишься за свою невинность, что даже шуток не понимаешь? — А это что, какая-то проблема?! — Аластор с ярость поджимает побелевшие от напряжённой, но уже не саблезубой улыбки губы и хмурится. Тень чёрными кляксами-ошмётками клубится вокруг его фигуры, подчёркивая глубинное свечение с едва заметным мерцанием из-за дёргающегося века… — Погоди, ты серьёзно? — абсурдность всё-таки не вызывает слёзы, хотя Люцифер и не может удержаться от нервного смешка. У него, конечно, как у какого-нибудь молодого бизнесмена или вообще всякого мужчины, имеющего высокий статус не только в своём котле, было множество фанаток и фанатиков — чего стоят одни лишь баснословно взлетевшие продажи адского Times с его личиком… Но любви как таковой Люцифер, наверное, не успел встретить за все эти тысячелетия. Да, была Лилит, и всё это время они жили душа в душу, иногда даже буквально, но Лилит скорее позволяла себя любить, чем настолько же страстно любила в ответ. И Люциферу это даже нравилось и очень, вы не подумайте, но!.. Но его горделивое эго льстила такая искренняя и, возможно, до захватывающего ужаса страстная любовь от кого-то другого. А Аластор любил, теперь это ясно, словно допотопное небо земли, ещё не видавшей дождя. Не понимал своих чувств, но любил или хотя бы в достаточной мере симпатизировал и желал. Иначе бы на такие вольности не посмотрел, что Люцифер — Король Ада, и попытался бы съесть. Сам Аластор же, видя в глазах Люцифера эти задористые искорки интереса, вспыхнул сильнее и попытался уйти. Через дверь. Ну, точно напрашивается, чтобы как в классическом старом кино его остановили! Что ж, Люцифер ведь обещал следовать этим правилам, да? Он дёргает Радиодемона назад, заставляя чуть-ли не упасть на себя. — Знаешь, я бы мог показать тебе, что это не так уж и страшно, — прижимаясь спиной к чужой спине, тихо мурлычет Люцифер. Но заметив, что у Аластора аж злополучные помехи осели звенящей тишиной, он аккуратно вынырнул из-под его локтя и продолжил уже серьёзно, — мы можем попробовать. — Да? — голос Радиодемона трещит какой-то странной обидой и раздражением на себя же за эту явную слабость, — а шавкам в клубе вы бы такое же предложили, выдайся случай? Или вообще любому грешнику, кто оказался бы в зоне действия ваших «шуток»? Знаете, — он возвращает фразу, с мастерством истинного кулинара приправляя её при этом сарказмом и снисходительностью, — раз вы у нас такой любвеобильный, то идите прямиком к дружку Вокса, паук подскажет дорогу, или, если не к лицу, попросите греха Похоти обменяться должностью на денёк или два… Едва Аластор делает вздох, чтобы с энтузиазмом вить свои оскорбления и дальше, Люцифер дёргает его за воротник вниз. Впивается губами в эти другие, растерянные, но ещё блядско-улыбающиеся губы. Впивается когтями в алые космы, наматывает их на кулак и прижимает ближе. Впивается и пожирает так, словно всю свою вечность хотел этого. Напряжение вечера и злость уязвлённой гордости выливаются в неудержимую тягу, пылающую почти буквально страстность. Люцифер не даёт ему сделать и вдох, кусает, когда Аластор пытается что-то невнятно промычать. Давно пора было расставить правильный баланс сил. Рот Аластора вкусный. Люцифер никогда не пробовал запретный плод — как-то не было интереса знать то, что явственно видел с самого своего рождения, — но ему почему-то кажется, что искушение ощущает на языке именно так. Настоящий вкус Аластора смешивается с гранатовым отзвуком, но Люциферу не противно. Интерес — вот что жаркой пеленой застилает всё его сознание. И даже острые клыки здесь не проблема: Люцифер напарывается, режется о них нарочно, мешая собственную кровь с кровью Радиодемона так, чтобы сладким ядом кололо и слабым пламенем взмывало вверх на языке. Со сбитым вздохом он отстраняется только тогда, когда когти Аластора грозятся с концом оторвать эполеты на его плечах, а после и вовсе мстительно вспороть и сами плечи до золотых ручьёв. — У меня, к твоему сведенью, вообще-то есть стандарты, — шепчет он тихо, но чётко прямо в приоткрытые, ещё влажные губы. Аластор, выглядя ошарашенным и словно действительно чем-то хорошенько стукнутым, послушно кивает. Кривит свою недовольную лыбу, но позволяет хватке уверенных рук уложить его на постель.***
Люцифер опытный, и это — неоспоримый факт. Касается, целует, изводит Аластора так, что у него из головы неожиданно пропадают протесты, а все проклятья, несдержанно срывающиеся с языка, приобретают… особенный окрас. Аластору кажется, что он попал в собственноручно расставленный силок. Ах, как отчего-то не грустно!.. Аластор не считал себя «кисейной девой». Во-первых, это попросту унизительно, а во-вторых… Своё тело он изучал что во времена жизни, что в бесконечно тянущемся посмертии. Удовольствие, конечно было, но не настолько значимое, для постоянной траты времени или риска существования. А врагов у Аластора много, и возможность подобраться к нему через постель — вполне вероятная и неприятная оказия. Но даже без этой угрозы Аластор наблюдал за другими людьми и грешниками скорее через призму презрения, чем интереса. Люцифер же отторжения почему-то не вызывал. А ещё мог лёгким движением руки прихлопнуть Аластора вне зависимости от его боевого настроя. Да, этот факт особенно сильно вызывал странный, томящийся зуд в основании рогов и низу живота. Люцифер исследует его тело искусно. Подмечает малейшие намёки на изменение в эмоциях и переключается на что-то другое, гораздо более приятное. К тихому скрипу зубов Аластора и невнятным выдохам сомнительных звуков, Люцифер не отступает, нет. Просто отвлекает внимание, чтобы после вернуться на неизученное место с тройным усердием, и у него, чёрта, получается. Люцифер, аккуратно выточенной многолетними океанами скалой, нависает над ним, переводя дыхание. Облизывается, проходясь по окровавленным клыкам раздвоенным языком. Оттягивает ворот липшей к разгорячённой коже рубашки, у которой уже с гулким позвякиванием отлетело несколько яблок-пуговиц. Прищурившись, Аластор следит за капелькой пота, что стремительно бежит по молочной шее правителя, огибая дёрнувшийся кадык. Аластор и не знал, что буря в сердце может подниматься не только из-за азарта кровавой охоты. Хотя, с другой стороны, не то чтобы это выходило за размытые рамки данного понятия. Аластор подминает Люцифера под себя. Вздёргивает когтистые руки вверх, пережимая обманчиво-хрупкие запястья своей ладонью. Едва подмечает, как расширяется змеиный зрачок. Конечно же, Люцифер и не думал пугаться — его глаза заливает лишь страстно-красный. Аластор пожирает чужую шею, несдержанно дерёт фиолетовый шёлк, отчего змейки-аксельбанты шипят и отступает. Царапает нежные бока, рисуя золотые цветы, и прижимает к себе, сам подаётся ближе, ближе, ближе!.. Аластор чувствует, как ветвятся его рога и лопаются лампочки новеньких ночников, но ничего не может поделать с этим безумным желанием присвоить. Не хочет ничего с ним делать. Хочет только везде расчертить рваными ранами «моё», чтобы каждый грешник, каждая дрянная псина знала с кем их Король делит постель. Чтобы имя Аластора гремело на весь Ад в семь раз сильнее прежнего, а он сам был твёрдо уверен в эксклюзивности их отношений. И ни пунктом меньше. Искренний смех Люцифера щекочет кончики ушей. Когтистые ручки незаметно-ловко выпутываются из чужого захвата и тянут неестественно изломанную проявляющейся формой ладонь Аластора к лицу. Люцифер жмётся к ней, ластится щекой, а сам смотрит настолько знойно-повелевающее, что всё в Аласторе глохнет, оставляя лишь тяжёлый, остаточный электрический гул. — Круг Жадности несколько ниже, если ты не знал, — в голосе Люцифера горделивой признательности больше, чем задиристого снисхождения. Всё так же глядя глаза в глаза, он чуть сдвигает ладонь Радиодемона. Подушечка большого пальца попадает на острый клык и пускает тёмную, густую кровь. Аластор дёргается, весь гнётся от мурашек-жучков по позвоночнику и от этого замечает отсутствие второй руки Люцифера слишком поздно. А Люцифер с торжествующим оскалом касается там, на мучительно встопорщенной складке брюк. Сжимает, оглаживает так, что зачем-то вспоминается излюбленная Дьяволом скрипка. И как дотянулся только… Аластор захлёбывается в неожиданном низком стоне, словно он и в самом деле изысканный инструмент. Рука на его члене замирает, а сам Люцифер ещё скалится шире, наглее. — Проси, — одно короткое, высокомерное слово-приказ. Аластору же кажется, что ему словно бросили перчатку о приглашении на старомодную даже по его меркам дуэль. Сразиться с Люцифером хочется. Хочется даже больше, чем всех этих вульгарных пошлостей, потому что там Аластор был бы на знакомой территории. Пускай в крови, на грани посмертия и в совершенно разбитом виде, но… Хотя, наверное, не стоило думать об этом сейчас. Возбуждение и желание кипятят кровь точно утончённый соус. Аластор сдвигает напряжённые брови и стачивает в крошку свои острые зубы, но не собирается произнести ни слова. Вот ещё. А глупое, такое глупое и честное тело может идти прямиком куда-нибудь на седьмое небо со своей мешающей мысли нуждой. Люциферу, кажется, достаточно и этого отзвука мучительной борьбы в его взгляде. Он звенит пряжкой ремня и с коротким хлюпом втягивает палец Аластора глубже в рот, совсем не заботясь о том, что острый коготь царапает нёбо. Выводит своей горячей ладонью все венки, сжимает член Аластора то с силой у основания, то едва-едва подразнивая головку. Невозможный, непонятный темп. Аластору долго не продержаться. Аластор с белым шумом-скулежом изливается своему Королю на живот, окончательно портя дорогую рубашку. Жалко — она Аластору запомнилась, понравилась очень, хотя и такая декадентская порочность не лишена очаровательности… Аластор весь дрожит: ноги сводит терпкой судорогой до самых кончиков копытцев, но допустить даже возможность устало повалиться на Люцифера… Нет, Аластор ещё не настолько пал. Ещё не настолько растоптал свою гордость. — А ведь технически ты — всё ещё дева! — выдаёт спустя пару минут затишья Люцифер, чистой рукой аккуратно поглаживая алые пряди и почёсывая за прижатыми к голове ушами. То, как вмиг напрягается спина Радиодемона, совсем не останавливает его от продолжения, — возможно, всё-таки не кисейная, но вот девственная… Аластор искренне хочет его уничтожить. Разорвать и поглотить вместе с этой довольной мордой. И он даже призывает свою изголодавшуюся тень, но в последний момент решается уйти. Нужно… подумать над всем, что произошло сегодня. Над всем, что назойливой мелодией крутится в эфире его мыслей. В последний момент он растворяется не в бездонной тьме, а падает сквозь червонные искры. Люцифер, отца его, Морнингстар. Аластор натурально шипит, а когда замечает, что опадающие искры перед исчезновением складываются в витиеватое «буду ждать тебя следующей ночью»… Люцифер улыбается шире, когда слышит отдалённый грохот в противоположном конце Отеля. Вот оно — истинное наслаждение и разрядка сумасбродного дня. А возбуждение, мечтательно думает он, без особого смысла рассматривая белённый потолок, можно утолить и завтра. В конце концов, он уверен, что гордость именитого Радиодемона достаточно эластична. Аластор обязательно придёт. В конце концов, если тот завтра случайно свалится в очередной портал, когда захочет глотнуть чашечку кровавого чая перед сном, то это ведь вполне можно считать за самостоятельное решение? О, Люцифер не коснётся его даже кончиком своего бесовского хвоста.