The Secret in His Eyes

      Той же ночью, закончив хоронить останки ведьмы, они возвращаются в квартиру Питера. Питер практически витает в воздухе все это время, послушно следуя за Стайлзом, и даже чистит зубы, пока Стайлз принимает душ, и сердцебиение его Альфы успокаивающе стучит в его ушах.       Новые связи в стае всегда усиливают желание держаться рядом. Так считал Питер. У него была Стая с самого рождения, поэтому ему никогда не приходилось проходить через процесс осознанного сближения с новым товарищем в совершенно новой стае. Со Скоттом он почувствовал проблеск этого желания, но Скотт был случайностью, он плохо вписывался в ту стаю, которую хотел Питер, и даже не только из-за его морали, чего уже было достаточно, чтобы ещё больше выбить Питера из колеи, но и потому, что Скотт не обладал той абсолютной, сжигающей мир преданностью, которая была нужна Питеру. Мальчик не обладал особой преданностью, причем не там, где это было важно, и уж точно не был надежным.       Питер может справиться с не особо умными, не особо сильными, не особо хитрыми и даже не особо этически гибкими. С чем он не может иметь дело, так это с людьми, которые ставят свой член и красивое личико выше Стаи, чьи приоритеты никогда не совпадают с тем, что должно быть, которые никогда не учатся и поэтому никогда не будут надёжными. Таким людям нельзя доверять, а учитывая, что и Дерек, и Скотт — единственные альфы, которые были в Бейкон-Хиллс после Питера, — именно такие ненадёжные, Питер не может выразить словами, как он рад, что теперь есть третий, бесконечно лучший и — по его мнению — единственный вариант, открытый для него.       Стайлз знает, что такое преданность, знает ее так же, как Питер, с безжалостной свирепостью, подкрепляющей ее, и это то, чему Питер может доверять.       Кстати говоря, Стайлз выходит из душа, за ним вьется пар. Он замирает, увидев Питера, но Питер даже не успевает смутиться, когда понимает, что, закончив чистить зубы, он пристроился на закрытом сиденье унитаза рядом с душевой кабинкой.       Стайлз не выглядит обиженным или даже удивленным. Он просто заканчивает обматывать полотенце вокруг талии, а затем слегка наклоняется, одной рукой балансируя на плече Питера, а другой пригибается и ненадолго прижимается щеками друг к другу.       Это вызывает у Питера мурлыканье, даже когда он жадно принюхивается, его волк доволен и спокоен тем, что кто-то находится так близко к его уязвимым местам. А потом Стайлз отстраняется и подталкивает его вверх.       — Прими душ, Питер. От тебя все ещё пахнет ведьмой и пеплом.       Питер надменно фыркает, но уже снимает с себя рубашку.       — Ну, кто-то же хотел бегать полночи, таская по всему лесу части мертвого тела.       Стайлз фыркает, роясь в ящиках в поисках зубной нити.       — Не передергивай, чувак. Ты был полностью согласен со мной насчет того, чтобы зарубить эту суку… То есть ведьму, и мне не нужно, чтобы Скотт читал мне мораль, если узнает, что случилось с его последними благотворительными делами.       Питер подавляет смешок, хотя бы потому, что это недостойно. Он бросает боксеры в корзину для белья и идёт в душ. Горячая вода обрушивается на его плечи, и он удовлетворенно вздыхает.       — Все-таки это противостояние неизбежно, — пробормотал он, не пытаясь повысить голос над шумом воды, потому что знает, что Стайлз все равно его услышит. Его никогда не волновало, что Стайлз был человеком; мальчик был смертельно опасен даже без сверхчеловеческих чувств и способности отращивать клыки и когти, но в то же время Питер не может сказать, что он не рад тому, что Стайлз — оборотень, а значит, может — и хочет — почувствовать связь стаи между ними. И Питер сможет продемонстрировать своему альфе и другие навыки. Стайлз проделал ужасающе замечательную работу по интеграции со своей волчьей стороной, но Питер родился им, и в жизни оборотня будет много такого, чего Стайлз ещё не знает.       — Не раньше чем через год, плюс-минус, — отвечает Стайлз, протирая рот от зубной пасты. — И кто знает, где мы будем тогда.       Питер бросает взгляд на силуэт Стайлза.       — Мы могли бы убить его.       — Можем, — без колебаний соглашается Стайлз, и в его словах нет ни грамма высокомерия, только расчетливость, заставляющая волка Питера — по ассоциации — надуться от гордости. — Но нам придется столкнуться не только со Скоттом. Какого бы низкого мнения ты о них ни был, количество все равно имеет значение, и нет ни одного из них, кто бы сражался за меня против Скотта. Ну, может быть, Лидия, но я не вижу варианта, чтобы она бросила Элисон, а Элисон останется со Скоттом. Куда пойдет Элисон, туда пойдет и Крис. А ты знаешь, какими опасными могут быть Ардженты.       Да. Питеру до сих пор снится огонь, волчий яд и крики его семьи. Ему все ещё снится кровь Кейт, скользкая на его когтях, и Джерард, захлебывающийся ядом, чернота, вытекающая из его глаз, ушей, носа и рта, словно гниль внутри наконец обрела физическую форму.       — Кроме того, — продолжает Стайлз. — Я предпочел бы сохранить Скотта и остальных в качестве союзников, даже если они будут думать, что я… Ну, не знаю, предал их или что-то в этом роде, став оборотнем. И альфой тоже, убив Девкалиона.       Питер распахнул дверь душа и высунул голову наружу, в запотевшем зеркале сверкнули голубые глаза.       — Учитывая то, как Дерек и Скотт решили поступить со стаей Альф и особенно с Девкалионом, — почти рычит он. — Они не имеют права.       Стайлз лишь пожимает плечами. Его глаза краснеют в отражении, и Питер успокаивается.       — Нет, но неужели ты думаешь, что это их остановит? Особенно Скотта.       — Он хотел убить меня, — недовольно бормочет Питер, но снова закрывает дверь и тянется за мылом. — Он собирался убить Джерарда.       — Но не убил.       — Только потому, что Дерек успел первым, а потом потому, что Джерард не смог — хотя бы раз в жизни — поступить достойно и умереть.       — Да, но он все равно не умер, и это все, что имеет значение. — Стайлз просто смирился, и это заставляет Питера сжимать челюсти, а его когти — чесаться, чтобы разорвать что-нибудь на части. Вместо этого он сосредотачивается на связи со своей стаей, позволяя почти осязаемому существованию этой связи успокоить его.       — Скотт немного лицемерен, — мягко добавляет Стайлз, словно это всегда было ему известно и он давно с этим смирился. Как будто это не раздражает.       — Только немного? — Питер насмехается риторически. Он дает воде смыть пузырьки и ещё минуту наслаждается брызгами, прежде чем наконец выключить кран.       Когда он выходит из душа, ему протягивают полотенце. Он вытирает им лицо и чуть не роняет его, когда опускает и обнаруживает Стайлза, сидящего на стойке, в одних боксерах и рубашке, разумеется, чистых, но, тем не менее, смешивающих его запах с запахом Стайлза. Питер предложил ему одежду раньше, так что ему, вероятно, следовало ожидать, что этот образ станет для него настоящим ударом по нутру.       Когда ему наконец удается поднять глаза, стараясь не дышать слишком глубоко, Стайлз уже спрыгивает с прилавка и прижимается к шее Питера. Питер автоматически вздергивает подбородок, обнажая горло, и слегка задыхается, когда чувствует улыбку Стайлза на своей коже.       — Вытрись, — напоминает ему Стайлз, покачиваясь на пятках и слабо улыбаясь, — гораздо спокойнее, чем Питер помнит до того, как его укусили. — Я хочу сегодня поспать.       Питер моргает, глядя, как Стайлз исчезает за дверью ванной, а затем поспешно вытирается насухо и надевает боксеры, не утруждая себя рубашкой, и выходит вслед за Стайлзом из ванной.       Он считает, что Стайлз, скорее всего, займет свободную спальню. Даже если сейчас они в Стае, все ещё очень ново, инстинкты — это ещё не всё, Стайлз даже не был в квартире Питера до сегодняшнего вечера, и он может просто сказать, что хочет, чтобы Питер достал для него дополнительный комплект постельного белья и… Он чуть не падает от облегчения, когда обнаруживает, что Стайлз уже свернулся калачиком на правой стороне кровати Питера, бездумно листая свой телефон.       Стайлз, должно быть, чувствует его запах, потому что он с лукавой ухмылкой поднимается, переворачивается на спину и выпячивает живот, словно дразнясь, и Питер, сам того не желая, рычит, игриво и без укусов, даже когда его волк поднимается, и он набрасывается на него прежде, чем успевает осознанно остановить себя.       Питер едва успевает коснуться кровати, как Стайлз переворачивает их, и Питер с легкостью оказывается под ним, а Стайлз прижимается сверху и ухмыляется, оскалив клыки. Руки альфы лежат на горле Питера и обхватывают его бицепс, но это не угрожающий, а обнадеживающий жест, и Питер подчиняется, слегка выгибаясь, когда Стайлз проводит рукой от плеча к груди, ладонь ложится прямо над сердцем, но мышцы снова расслабляются, когда Стайлз ловит его пристальный взгляд.       Из груди Стайлза вырывается мурлыканье, явно довольное тем, что он отпустил руку и соскользнул в сторону, устраиваясь поудобнее. Половина его конечностей по-прежнему лежит на Питере, и в этот момент он больше похож на кота, чем на клыкастого, поскольку по-хозяйски обхватывает тело Питера. Питер, в свою очередь, обнимает Стайлза за талию, наслаждаясь запахами Альфы, Стаи и Стайлза, проникающими в его спальню.       Через несколько секунд их сердцебиения синхронизируются, замедляясь до усыпляющего темпа, и это не меняется, даже когда Стайлз издаёт ленивый смешок.       — Что? — Питер ворчит, не открывая глаз.       — Ничего, просто… — Пальцы Стайлза перебирают запястье Питера. — Спорим, ты не ожидал, что все так обернется, когда мы были на парковке.       Питер фыркнул. Что ж, Стайлз не ошибся. Но…       — Ты тоже не ожидал.       Стайлз не пытается отрицать это.       — Таковы наши жизни, — вздыхает он вместо этого.       Рука Питера крепче обхватывает своего Альфу.       — Но…?       Стайлз ещё раз улыбается Питеру в плечо, и его запах становится мягким и теплым от привязанности. Возможно, их новая связь усиливает эмоции, но они по-прежнему искренни, и этого достаточно, чтобы Питер снова расслабился.       — Да, — пробормотал Стайлз. — Не жалею.       Так они и засыпают, прижавшись друг к другу. Ни один из них не просыпается до утра.