***
— Нет, ну ты прикинь, родного сына! — возмущённо воскликнул я, взмахнув руками, и обернулся, смотря в экран планшета. Крид сочувствующе пожал плечами, как будто говоря: «А я что могу сделать?», раскручиваясь туда-сюда на кресле. Он лениво что-то записывал в тетради, составляя конспекты и выделяя какие-то детали из текста зеленым маркером. Мне даже показалось, что он меня не слушает, но я сразу отмел эти мысли. Этот придурок просто с самого детства не был обучен смотреть в камеру или глаза, когда общается. — Ладно ещё, если бы он мне денег дал, чтобы я бухать мог по выходным, так нет же! Карты я тебе все заблокирую! — парадируя отца, проговорил я, и швырнул черную толстовку, с рукавами в широкую клетку в чемодан. Тот словно тихонько скрипнул, и я подумал, что он меня материт за такие агрессивные метания. Ну и похуй, не моя проблема! — Тох, успокойся, может тебя там ждет твоя судьба? — я брезгливо сморщил нос, представляя, как в этом маленьком городишке познакомлюсь с каким-нибудь пузатым мужиком. Фу, ужас, не нужна мне такая судьба. — Представь, встретишься ты там с каким-нибудь молоденьким стажером… Завяжется у вас с ним роман… — голос у друга стал какой-то заговорческий, и даже слегка томный, от чего мне захотелось ему въебать. По-дружески, конечно, но больно и сильно. — Ой, да не дай Бог мне такого счастья, — фыркнул я, и надел белую рубашку, а поверх нее черную футболку. Заправляя ткань в рваные — тоже черные — джинсы, я с надеждой в голосе спросил: — Ты хоть приезжать ко мне будешь? — Егор коротко глянул на меня через экран, послал воздушный поцелуй, и тут же отвернулся, ничего не ответив. — Да ну Егор! — протянул я, и парень, недовольно закатил глаза. — На каникулы зимние приеду, вместе побухать сходим куда-нибудь. — кивнул Крид, продолжая что-то печатать на ноутбуке, стоящим за зоной видимости камеры его телефона. — Только если ты там кого найдешь, сразу мне пиши, я хоть поржу с тебя. — друг покачал пальцем вверх-вниз, мол «Только попробуй не написать, тварь ушастая», на что я только фыркнул. — Да там искать некого, — упихнув в боковой карман сумки паспорта, — мой и собаки — я осмотрел комнату в поисках того, что мог бы забыть. Вроде ничего, а если что-то и есть, то я попрошу Дениса — мой личный дворецкий — отправить по почте. — Я уверен, что там одни старики, да дети. — пробубнил я, поправляя в ухе наушник, и подошёл к столу, снимая айпад с зарядки. Посмотрев на экран, я помахал пальчиками в камеру, прощаясь с лучшим другом. — Ну все, Жорик, у меня самолёт, давай, пока. — Крид в ответ помахал рукой, отправил мне еще один воздушный поцелуй, даже не глядя в экран, и я сбросил вызов. — Джек, — я прицепил к цепи на собачьей шее короткий поводок-водилку, и открыл псу дверь. Спонтанное начало, спонтанной истории, не так ли? Дайте мне все объяснить, и тогда все встанет на свои места.***
Фу, какая грязь. Я вышел из здания аэропорта, и потащил за собой чемодан. Джек весело бежал рядом, помахивая в воздухе хвостом, время от времени сильно раздражая меня тем, что бил своим жгутом из задницы мои ноги. Самолёты он переносит спокойно, сидя рядом со мной на двух сидениях сразу, но они ему не нравятся от слова совсем. Однако сейчас не сказать, что он сильно беспокоился по поводу того, что мы летели на высоте нескольких тысяч метров. Я сощурился, выкидывая мысли о самолете из головы, и попытался рассмотреть в белой машине впереди меня рыже-синие полосы. Только я не увидел даже очертаний машины, не то, что полосы какие-то. Вот оно какое: плохое зрение. — Антон, — позвал меня чей-то голос, и я оглянулся, стараясь найти этого человека со смутно знакомым голосом. Позади меня стоял Владимир Александрович, и понял я это только по доброй улыбке, которую видел последний раз очень и очень давно. Он наблюдал за тем, как я пытаюсь удержать чемодан, сумку через плечо и собачий поводок, но забрать что-либо не спешил. В этот же момент он, будто прочитав мои мысли, спросил: — Помочь? — Ну конечно помочь! — воскликнул я, грубо дёрнув поводок, когда Джек в очередной раз сунул нос в какой-то заледенелый куст. Это меня до жути раздражало, но я не мог на него никак повлиять. Не бить же, ей богу? — Джек! Хватит, я сказал! — Чего ты с ним такой жестокий? — удивленно спросил Старик, подойдя ко мне и забрав сумку. Он ласково погладил пса по шерстяной морде, и Джек прижал уши в наслаждении. — Он команды знает? — Знает, у Виталия Орлова обучались. — фыркнул я, разминая затекшие плечи, и поднял глаза на Быкова. Мужчина покивал, и посмотрел на поводок, который я намотал себе на руку. — Тогда спусти его с поводка, дай собаке побегать. — я посмотрел на Джека, которой опустил голову, тихо поскуливая от желания подойти к столбу, на котором было темное пятно. В душе что-то неприятно заскребло, и я кашлянул, пытаясь избавиться от этого отвратительного чувства. Совесть — это явно лишняя вещь в этом мире. Хорошо, что у меня она в коме. — Антон, он тоже устал, — сказал мужчина, на что я только цыкнул, с укором глядя на Старика, и ответил: — Владимир Александрович, не давите мне на совесть, у меня ее нет. — я отстегнул карабин от цепочки, и махнул рукой. — Гуляй, собака, — Джек громко тявкнул, и тут же повеселев побежал вперёд, да так, что аж лапы заблестели. Холод пробирался под куртку, морозя кости, и неприятно покрывая кожу мурашками. Я терпеть не могу зиму, но в Москве, в огромном особняке, с деньгами и дворецким — мне было вполне неплохо ее переживать. Только вот теперь я не в Москве, я не в особняке, а в дворецкого превратят меня. Ну, и в натурала попробуют, конечно. Я же за этим сюда собственно говоря, и приехал. Только ориентация — не брезгливость. Ее нельзя изменить, исправить или научиться ей управлять. Мне противны натуралы, если быть точным. Нет, это конечно ваше право, с кем сосаться и кому оставлять засосы, но не нужно везде мне говорить, что я «пидор» и что меня «лечиться надо». Это мое дело, кто будет трахать меня, или кого трахать буду я. Мое! Не ваше, ясно? Меня заебало бить морду таким как вы. Хотите к себе хорошего отношения — будьте добры сами вести себя соответствующе. Откидывая неприятные мысли в сторону, я запихнул чемодан в багажник, где уже разместилась болгарка, кувалда, оранжевый чемоданчик, аптечка и всякие веревки да канаты с карабинами. Интересно, им — спасателям — обязательно все это добро с собой возить? Они же не пользуются им на операциях? Ну, по крайней мере, не всем. — Джек, — позвал Владимир Александрович, открывая заднюю дверь машины, и похлопал по сидению. — Запрыгивай! — ризеншнауцер громко залаял, и подбежал ко мне, бережно ткнувшись носом в колени, как бы спрашивая разрешения. — Поехали, ребенок. — я мягко хлопнул пса по холке, и открыл водительскую дверь, перед этим протерев ручку салфеткой. Старик на это только фыркнул, и завел — язык не поворачивается это назвать машиной, но ладно — автомобиль. — Ехать далеко? — спросил я, недовольно глянув на Джека, жующего ремень моей сумки. Он не ужинал сегодня, а потому, я думаю, ремень для него — тоже еда, пусть и не такая сытная как корм премиум класса. — Час, не больше. — я разочарованно простонал, запрокидывая голову, и вытащил из кармана телефон, чтобы отправить Криду свою разочарованную рожу в видео селфи. — Грек также сам себя фоткал, когда первый раз ехал. — я хмыкнул, настраивая камеру и ракурс для удачного кадра. — Мгм, он рассказывал, — пессимистично ответил я, прижавшись виском к боковому стеклу. — А ещё он говорил, что Гиреев — зверь, это правда? — я поднял глаза на Владимира Александровича, надеясь на то, что Грек, которому я звонил во Внуково, мне наврал. Если этот человек возьмётся за мою ориентацию — мне пиздец. Саша рассказывал еще, что, когда он начал «крутить шашни» с Татьяной Беловой, Саид оставил его одного на скале и обрезал веревку. Вдруг и со мной так сделает? Я этого точно не переживу, я высоты боюсь. — Если ты хочешь узнать, будет ли он исправлять твою… — мужчина кашлянул, неловко постучав по рулю пальцами, и не стал говорить это слово. «Ориентацию» — мысленно добавил я за него, и прищурился, надеясь рассмотреть хотя бы что-нибудь за окном без очков. — То… Ну, нет, не будет. Точнее, ему еще не сказали. — Ой, да давайте, говорите. — фыркнул я, нервно проводя пальцем по экрану, чтобы сделать очередное фото. Мне не хотелось даже думать о том, какая самая главная причина того, почему я приехал в Карелию. — Кто я? Пидорас? Кто? — голос мою тут же прибрел более злые нотки, и это вызвало в моем собеседнике удивление. — Антон, я не собираюсь тебя оскорблять. — нахмурился Быков, коротко глянув в мою сторону. — С чего ты взял это? Я не стал отвечать на вопрос. И так понятно: я привык к тому, что меня все обсуждают за спиной. Ну да, сын министра — гей, почему бы такое не пообсуждать, а? Я вытащил из сумки, брошенной на заднее сиденье, фотоаппарат, собираясь сделать пару кадров на дороге. Леса тут, конечно красивые, — хоть я их и не вижу — но пейзажи я не люблю. Людей и собак проще фотографировать. Сняв крышку, я поставил режим съемки в движении и направил объектив в приоткрытое окно. Быков хмыкнул, наблюдая за мной, и чуть сбавил скорость, заворачивая куда-то в лес. Джек счастливый от того, что ему открывались такие шикарные виды, сидел на заднем сидении, опустив передние лапы на пол, и капал слюнями на кожаное сидение. Фу, придется теперь химчистку со своих денег оплачивать. — Ничего, что он вам машину марает? — спросил я, не ответив на поставленный ранее вопрос, и вскинул ожидании бровь. Владимир Александрович покачал головой, не отводя взгляда от дороги, и включил дворники из-за падающего на лобовое стекло мелкого снега. Он плавно крутил руль, пока я делал слегка смазанные, но все равно красивые снимки. Ну, водит он, в целом, нормально, меня даже не швыряет в разные стороны, как я себе это представлял, и на том спасибо.***
Машину затрясло в разные стороны на кочках, и я выматерился, сжимая зубы. Меня резко дёрнуло вперёд, из-за чего я чуть не влетел лицом в лобовое стекло, а после машина также резко остановилась, еще раз откидывая меня, но уже назад. Я перевел взгляд на удивлённого таким резким маневром Джека, и открыл дверцу, вываливаясь наружу, с огромным желанием послать всё нахуй, а особенно отца. Мышцы за время неприятной дороги окаменели, и я потянулся, надеясь размяться. Уже начало темнеть, и стало холоднее раза в два, поэтому я, только вытянувшись во весь рост, поежился, плотнее кутаясь в свой короткий белый пуховик. Вот минус брендовых шмоток: дорогие, но нихуяшечки не практичные. Неожиданно послышался громкий кашель над самым моим ухом, и я громко выматерился, отскакивая в сторону: — Ебаный в рот, блять! — Гиреев вырос за спиной, хватая меня за руку, чтобы я не упал, и с укором посмотрел прямо в глаза. — Обязательно так подкрадываться?! — рявкнул я, вырывая кисть из его хватки и отходя назад. Оттряхнув куртку от невидимых пятен, я прищурился, пытаясь рассмотреть стоящего передо мной майора. Однако, у меня ничего не вышло: его лицо было все таким же расплывчатым, пусть и с достаточно близкого расстояния. С моим-то минус пять пытаться кого-то рассмотреть — абсолютно пустая трата времени. — И тебе привет, Антон. — равнодушно пробасил Саид, осмотрев меня с головы до ног, и недовольно поморщился, заметив на моих ногах промокшие конверсы. После осмотра моей обуви, его взгляд упал на мои руки, а в частности на крашеные в розовый цвет ногти. Я тут же поспешил спрятать руки в карманы, боясь даже представит, что он может мне сказать. — Как доехал? — Нормально доехал, давайте без допросов. — я распахнул заднюю дверь автомобиля, выпуская Джека на свежий воздух, и забрал у Старика свой чемодан. — Куда мне идти? — спросил я, хмурясь и недовольно осматривая окружающее меня пространство. По крайней мере то, что я вижу. Хотя че я выебываюсь? Я вообще ничего без очков не вижу, кроме собственного носа. — Пошли, покажу. Сделав первый шаг в нужную сторону, я наступил в огромную лужу, и моя и без того намокшая обувь стала буквально как половая тряпка. — Это будут очень веселые полгода. — пробормотал я, запрокинув голову к серому небу.***
— Ночевать в такой залупе, класс. — я скривил губы, отставляя в сторону чемодан. Дверь за мной с характерным щелчком захлопнулась, и я неуверенно шагнул вперед, перед этим проверив, чтобы под ногами мне ничего не попалось. Например, еще одна блядская лужа. — Джек, — я забросил поводок под кровать, и указал на него счастливой от игр с Пузырем собаке: — Место. — ризеншнауцер беспрекословно кинулся туда, куда я ему приказал, и улёгся там, обнюхивая пыльные деревянные половицы. Я же сел на жесткую деревянную кровать, которая подо мной сразу же неприятно скрипнула, и осторожно провел ладонью по покрывалу. Пальцы тут же противно зачесались, и я вынес вердикт: колючее. Нужно будет купить новое, а то моя мягкая кожа, на лечение которой я потратил столько денег, опять покроется этой подростковой хернёй, с которой я боролся столько лет. Вытащив телефон из кармана, чтобы набрать Егора, я чуть не уронил челюсть на пол от увиденного вверху экрана. Сети не было вообще. Ни единой полосочки! Ни одной! Ничего! Что говорить про интернет в таком случае? Даже «Н» не было, не то, что «4G»! — Сергей Саидыч! — почти завопил я, вылетая в коридор и с огромной скоростью преодолевая расстояние от спальни до кухни. Весь отряд, кроме Грека и Шароля, сидели за столом. Саша уже давно уехал домой, а у Макса вообще выходной. Тьфу, да какая разница где они?! У меня трагедия! Пузырь, лежащий на диване, непонимающе глядел на до жути охуевшего меня, да и у остальных вопросов в глазах было не меньше, поэтому я решил пояснить, почему у мня такое выражение лица: — А где интернет? — громким от ужаса шепотом спросил я, разведя руки в стороны, и Гиреев переглянулся с Колей, у которого на лице появилась добродушная усмешка. — Петров, что смешного? Я каким хером тут должен находиться?! — Его здесь нет. — ответил Саид на заданный ранее вопрос, и я, шлёпнув себя ладонью по лицу, развернулся и вышел в коридор с громким: — Зашибись… — послышался смех Николая, а сразу за ним строгое «отставить», и громкий приказ, заставивший меня испуганно замереть, забыв и про интернет, и про отсутствующую сеть. — Антон, стоять, — я медленно обернулся, и в нерешительности уставился на хмурого майора, который ножом резал зеленое яблоко. Сглотнув, я представил, как это самый нож летит в меня, и сердце затрепеталось в груди словно напуганная птица. — Рассказывай, кто ты? Что ты? — еще сильнее хмуря свои густые брови спросил Саид, прожигая меня странным взглядом. — Объясни мне наконец, почему тебя Андрей сюда сослал. Я максимально медленно подошел к столу, ловя на себе взгляды всех присутствующих. За спиной послышался стук когтей по полу, и мне в запястье мокрым носом ткнулся Джек. Он шумно задышал, осматривая всех присутствующих и вываливая язык из пасти. От его присутствия мне стало даже чуточку легче, ведь если у меня под боком такая громадная псина — никто не посмеет напасть. Даже такой смелый майоришка как Гиреев. — Антон Шастун, семнадцать лет, зрение минус пять, — ответил я, упрямо игнорируя напряженный взгляд старика, которому, судя по всему, известно больше, чем мне. Это пугает. — Антон, ты понял, о чем я. — строго проговорил Сергей, испепеляя меня глазами. Я сделал робкий шаг назад и сунул руку в карман, где у меня уже несколько лет лежит перцовка для особо агрессивных индивидуумов. — Почему ты здесь? — Отец отправил на перевоспитание, — слегка закипая от подступающей злости, проговорил я, и мой голос, обычно всегда высокий, вдруг стал на несколько тонов ниже. Страх смешался с яростью и обидой. Я чувствовал себя диким зверем в клетке, которого тыкают палками и приговаривают: «Смотрите какой он!». — Еще что-то? — я взялся за ошейник Джека, слегка дергая в немом приказе приготовиться. Пес тут же напрягся, оборачиваясь на меня и с непониманием глядя в глаза. — Что ты сделал? — спросил Саид, откладывая нож и складывая руки в замок на столе. — Родился, — буркнул я, с опаской осматривая отряд. Их, кстати говоря, очень мало. Шимко, меня поразила больше всех именно тем, что ничего не говорила, а лишь молча чистила картошку. Однако есть еще Петров, а с Гиреевым это уже двое — двоих вполне достаточно, чтобы убить меня. — Да что? — раздраженно спросил я, ловя на себе очередной взгляд злых зеленых глаз. — Слушайте, может у вас вызов, а? Езжайте и отвалите от меня со своими дебильными расспросами! — рявкнул я, вылетая в коридор, — где налетел на проснувшуюся из-за суматохи Таню — а после, схватив с вешалки в моей «новой» комнате пуховик, также быстро очутился на улице, игнорируя громкое «Антон, отставить» от Марии Захаровны. Захлопнув дверь, я прижался к стене, тяжело дыша и глядя на черное небо, занавешенное тучами. Саид меня убьет. Я видел это по его взгляду, и знаю, что это будет. Меня замучают тут до смерти, и Джек не ничем сможет помочь. Я опустил голову, оседая на грязную изгнившую прошлогоднюю траву и обнял руками колени. Рядом сидел мой пес — он тихо скулил, глядя на меня и наклонив голову словно птица, тыкался носом в мою щеку. Я притянул Джека к себе за ошейник и обнял, сотрясаясь в рыданиях. Все, на что у меня хватило сил — это вытащить пачку сигарет, подкурить одну и прикрыть чуть-чуть нос Джеку от летящего в него дыма. Господи, как же я хочу домой.***
Тихо проскользнув в здание, я быстро осмотрелся и на цыпочках направился в комнату. Обувь я снял еще на улице, ведь не хотел привлекать внимание. Мне его, знаете ли, итак достаточно. Джек чуть ли не ползком шел рядом, парадируя меня и вызывая улыбку на лице. Проходя мимо одной из дверей, я услышал голос, который тут же заставил меня замереть и покрыться мурашками. Отец. — Андрей, ну на кой черт мне этот твой обалдуй сдался? — как всегда хрипловатым голосом спросил Гиреев, и я остановился, прижимаясь ухом к щели рядом с деревянной дверью. Послышался тихий, такой непривычный смех, а после отец ответил: — Саид, он что не сказал тебе? — я шумно сглотнул, опуская голову и вслушиваясь в чужой диалог, надеясь не услышать того, что мог бы рассказать отец. Запустив руку в волосы, я слегка сжал передние пряди, на самых кончиках завитушек-кудрей крашеные в красный, и нахмурился. — Нет, о чем это? — непонимающе уточнил майор, заставляя меня зажмурится от страха. Ну все. Сейчас он все узнает и тогда… — Боится значит… — тихо, будто сам себе, проговорил отец, и шумно выдохнул, вновь обращаясь к Гирееву. — Серег, это достаточно щепетильная тема, но, я думаю, ты сам все поймешь, либо Антон не выдержит и расскажет. — я зажмурился, опуская голову, и в душе у меня будто стая кошек начали когтями в кровь царапать сердце. Я отошел от двери, чувствуя ужасную боль от его последних слов, пропитанных неприязнью и отвращением: — Сделай его мужиком, мне такой сын не нужен. Мне такой сын не нужен.