***
«Так все и было…» Глаза лениво изучали окружающую обстановку. Было шумно. Гораздо больше шума, чем на концерте, или же это у Йоханнеса просто слишком сильно болела голова. «И теперь, когда мы выросли… все по-другому, совсем по-друг-» – Эй, Йоханнес! Мужчина перевел взгляд на источник шума. Но не того, что был отовсюду, а того самого, можно сказать спокойного и приятного шума, который он готов был слушать вечно. На голос Хенрика, проще говоря. Хотя его размеренную интонацию и четкую дикцию язык не поворачивался называть «шумом». – Э-э-э… привет. – Ответил Йоханнес спустя пять минут размышлений о голосе Хенрика. Вообще-то говоря, Эккерстрем мог размышлять обо всем, что касается Хенрика, хоть часами, хоть днями напролет. Этим он, собственно, и занимался. Особенно сейчас, учитывая дикую бессонницу, что атаковала его за последний месяц. – Здоровались уже. – Улыбнулся Санделин, обнажая белые зубки с немного выступающими клычками. Родинка в уголке рта все также выделялась на его идеальном чистом лице. – Да что это с тобой? Не выспался? – Да я, э-э-э… я спал, как убитый, вообще-то… – Это сейчас ты, как убитый, а спал, кажется, дерьмово! Да у тебя синяки под глазами размером с Турнеэльвен! – Я польщен твоими познаниями в географии, Хенрик. Санделин слегка рассмеялся. – А я твоим юмором. Долго еще они сверлили взглядом друг друга. И Йоханнес даже спустя годы осознавал, как легко было смотреть в добрые большие глаза басиста, знакомые ему еще с детства. Сейчас, однако, в них прибавилось спокойствия. В школе Хенрик был настоящим психом! Его побаивались даже некоторые учителя, не говоря об одноклассниках. И почему на роль друга Санделин выбрал именно Йоханнеса? И почему только друга…? Черт, опять его понесло! Каждая такая мысль делает только хуже. Когда у Эккерстрема уже появятся силы сказать Хенрику то самое? То, что он несет с собой все время их дружбы, словно бы Сизиф, толкающий камень… – Всем бухла за мой счет! – Раздался из центра зала голос, тоже знакомый с бородатых времен. – А Джон что, снова лишнего выпил? – Я вообще-то это и хотел тебе сказать. – Хочешь, чтобы я его унял? – Хочу, чтобы ты выпил с нами, Йоханнес! Сидишь в этом углу, как принцесса на горошине! Еще и бледный, как смерть. Пойдем, алкоголь немного, но вернет тебе краску лица! – Ага, а может еще и разобьет его, если я слишком сильно напьюсь и расшибу себе нос… – Пойдем! Хенрик немедля схватил друга за руку своей мягкой, но с грубыми подушечками пальцев от бесконечной игры на басу; ладонью. И она в миг согрела ледяные руки Эккерстрема (как и его сердце, наверное…). Что ж, вечеринка шла своим чередом: алкоголь лился рекой, а разговоры не прекращались. Йоханнес немного, но пришел в себя. Он редко бывает молчаливым, но последняя ночь у него действительно прошла не очень. Глаза не смыкались, так что мужчина наблюдал «веселую» картину несколько часов: потолок и стены. Хенрик, на которого Йоханнес изредка бросал взгляд, как и всегда был довольно безмятежен, периодически потягивая из кружки любимое пиво. Хотя, что касалось Эккерстрема, то мужчина по количеству выпитого алкоголя тоже от своих друзей не отставал. Тут-то он и решился подойти к Санделину уже после третьей кружки того же пива. Хенрик тусовался не слишком далеко от барной стойки. Как только его собеседник от мужчины отошел, и Санделин остался один, Йоханнес тут же метнулся в его сторону, задев нескольких людей и чуть не упав раза два. – Привет. – Йоханнес попытался выдавить из себя улыбку и в то же время отдышаться. – Здоровались уже. – Ухмыльнулся Хенрик. Они молчали где-то с минуту, пока Эккерстрем, наконец, не подал голос. Довольно уверенно и четко, несмотря на выпитый алкоголь. – Хенрик, я… наверное должен сказать тебе кое-что, пока я достаточно пьян. Кое-что, о чем я пожалею, когда протрезвею. – Ты переработал, Йоханнес. Уже слова в рифму говоришь. Тебе точно нужно отоспаться хорошенько. – Не переводи тему. – Выдохнул. Снова собрался с мыслями. – Я просто… просто знаю тебя с детства, и все такое… – С чего это вспомнил детство? – Хенрик насторожился. «С того, что я вспоминаю эти годы каждый божий день последние несколько месяцев, когда я понял, что я тебя… неважно.» – Я просто… помню, каким задирой ты был. А сейчас все изменилось. Хенрик все еще непонимающе смотрел другу в глаза. – Я больше не могу понять тебя, как тогда. Твои эмоции. Этим-то дети и проще взрослых, наверное… не скрывают чувства. Не умеют. – Все меняются, Йоханнес. И ты тоже. Особенно ты. Вон, каким красавчиком стал! – Санделин хитро улыбнулся и подмигнул. И Йоханнес впервые увидел, как Хенрик подмигнул. И не просто кому-то, а именно ему. Можно ли считать это за жест доброй воли…? – Я это к тому, что… мне кажется, что мы отдалились друг от друга? – Ты мой лучший друг! И я всегда готов тебя поддержать! Так что, давай, выкладывай, что там у тебя? Ты поэтому бессонницу словил? Нервничаешь часто? Йоханнес хотел было отвести взгляд, но резко вздрогнул всем телом, когда Хенрик взял его за руку! – Что у тебя стряслось? «Я люблю тебя больше жизни, вот, что стряслось. Мне словно бы снова четырнадцать лет, черт возьми!» – Я… э… кажется, я хочу еще пива. Мне нужно стать пьяным, чтобы сказать это вслух. Хенрик закатил глаза. – Я возьму тебе разливное. – Хенрик, стой! Но мужчина уже быстро удалился, совсем не покачиваясь и не спотыкаясь, хотя алкоголя выпил предостаточно. Тут до пьяного мозга Йоханнеса дошло, что Хенрика все-таки надо догнать. Эккерстрем изо всех сил ринулся к барной стойке, заваливаясь то в одну сторону, то в другую. Тут-то он и облажался. Совершенно случайно и неосторожно вписался в какого-то парня. «Большого» парня… Хотя «парнем» этого хряка назвать было довольно тяжело. – Подраться хочешь?! – Прохрипел тот. И судя по запаху, хряк этот выпил гораздо больше всех присутствовавших в клубе, вместе взятых. – Спокойно. Я сейчас просто пройду мимо, словно бы ничего не было, хорошо? – Ни черта! Извинись, мать твою! Кровь в жилах Эккерстрема начала потихоньку закипать. – Я тебе че, повторять должен? Ты, сука, глухой?! – Прошу прощения… Лицо "большого" парня на несколько секунд стало довольным. – … за то, что ты пьяное быдло, которому только дай повод! – Не выдержал Йоханнес. – А-а! Перед подружкой кучерявой красуешься? Хряк подошел к Йоханнесу почти вплотную. В стеклянных глазах читалась жажда насилия. – Повтори. – Эккерстрем почти вышел из себя. Нужна была лишь последняя капля. – Твой педиковатый дружок. Совсем, как баба, небось ты его по ночам- Глухой удар раздался не слишком громко, уж за общим шумом клуба точно. Хряк почти что повалился на пол, но видимо Йоханнес, хоть и занимался боксом, по сравнению с этим козлом был в проигрыше. И, не успел Эккерстрем прийти в себя, как удар кулаком со всей силы прилетел ему в живот. Йоханнес тяжело и со стоном выдохнул и тоже едва не повалился на пол, но уже от боли. Затем его противник крепко ударил мужчину по левой щеке все тем же кулаком. «Хоть бы зубы не выбил…» Дальше на очереди был нос, от удара в который из ноздри полилась дорожка крови. Йоханнес только и успел нанести ответный удар по ребрам, как понял вдруг, что все внимание находящихся в клубе людей теперь приковано к нему. – Йоханнес! – Хенрик единственный, кто выбежал из толпы. Потом за ним двинулись Юнас, Тим и Джон. Драка продолжалась, а Йоханнес пропускал то один удар, то другой. «На бокс тут даже и намека нет…» Мужчина почувствовал, как чужие руки схватили его – это Хенрик подбежал к нему сзади, пытаясь вытащить друга из передряги. «А раньше ведь он дрался за меня…» – Йоханнес! Йоханнес, пожалуйста! – Мольба в голосе Хенрика заставляла сердце Эккерстрема стучать все сильнее. Но тут он, однако, дернулся так резко, что локтем заехал Санделину прямо в нос. Как и у Йоханнеса до этого, у басиста кровь также хлынула из ноздри. Когда подоспела охрана, драка уже закончилась. В этот клуб теперь ребятам, очевидно, путь был заказан.***
– Господи, Йоханнес! – Хенрик был в недоумении. Руки у него дрожали, а ватка в носу уже пропиталась кровью. – На кой черт ты к нему полез?! До дома Хенрика от треклятого клуба было недалеко, именно поэтому минут через двадцать после драки и разбирательств друзья уже были у Хенрика в квартире. Благо и аптечка у Санделина имелась. «Какой предусмотрительный. – Отметил Эккерстрем.» – Ты вообще меня слушаешь? Пустой взгляд серо-голубых глаз Йоханнеса сейчас был направлен в стену. – Прости меня. Зрительный контакт. Такой же внезапный, как драка. В глазах Хенрика непонимание с примесью печали и чувства вины. Йоханнес сидел на небольшом диванчике, Санделин же стоял над ним с медицинским спиртом в одной руке и ваткой в другой. Едва он коснулся раны, что сейчас рассекала Эккерстрему нос, как мужчина зашипел, пытаясь отодвинуться. – Не шевелись! – Строго проговорил Хенрик. – Не могу! Больно! Санделин внезапно улыбнулся. Затем хихикнул. – Что смешного?! – Подал голос Йоханнес, когда глупое хихиканье Хенрика уже перерастало в смех. – Я просто… помнишь, как в детстве? Когда мы встретились впервые? Ты тогда на всю улицу вопил, что тебе больно! Йоханнес сейчас так покраснел, что помимо щек, у него загорелись еще и уши. – И краснел ты точно так же! – Улыбался Хенрик. Эккерстрем потупил взгляд куда-то в пол, тяжело вздохнул и опустил плечи. – Что же с тобой, Йоханнес? В голосе Хенрика уже не осталось той детской звонкости, сейчас в нем лишь печаль. И Йоханнес ненавидел себя за это. За то, что причинил такому дорогому человеку боль. Санделин коснулся тыльной стороной ладони лба Йоханнеса, отчего мужчина вздрогнул. – У тебя небольшой жар. – Я не болен. В смысле физически… я не знаю, что происходит со мной, правда. Хенрик взял мокрое холодное полотенце из миски с водой, что стояла на тумбочке. Затем мужчина приложил ледяную ткань ко лбу Эккерстрема. – Ты знаешь… в детстве ты всегда меня защищал. – Продолжил Йоханнес. – А я был таким слабаком. И вот сейчас… сейчас я решил, что мне тоже стоит тебя защитить. – От чего защитить…? Эккерстрем помолчал с минуту, как бы обдумывая, стоит ли ему вообще это говорить. – Тот мужик… ну, который с кулаками полез… Санделин внимательно слушал, нахмурив брови. – В общем, он сказал, что ты педик. Хенрик снова улыбнулся, но на этот раз улыбка вышла слабой и даже печальной. Мужчина ладонью дотронулся до щеки своего друга, кожа которого сейчас пылала. – И еще… еще… – Продолжал Эккерстрем, хотя к горлу его уже подступил ком, а глаза предательски заслезились. – Я думаю, ты мне нравишься. Больше, чем друг. И когда я нормально сплю, а за последний месяц эти разы можно на пальцах посчитать… в общем, когда я сплю, мне снишься ты. – Ох, Йоханнес… – Теперь ты можешь послать меня на все четыре стороны, можешь даже ударить! Но я устал держать это все в себе! Санделин, однако, резко приложил к носу товарища ватку, которую он полностью залил спиртом, когда перенервничал во время монолога Йоханнеса. Тут последний зашипел, устремив взгляд на Хенрика. – За что?! – За то, что ты такой идиот, Йоханнес Эккерстрем! Йоханнес попятился. – За то, что не придаешь значения своим чувствам и порой игнорируешь чужие, вот, за что! – Это я-то игнорирую?! – Именно ты! – Возмутился Хенрик. – Да я! Я! Все пытался понять тебя! А ты закрытый и холодный, как айсберг в океане! Сидишь со своим умным прекрасным лицом весь такой в раздумьях! Теперь покраснел и Санделин, но Йоханнес не мог понять: от злости или смущения? – Да, может быть, я и тихий, но только ты никогда не решался напрямую узнать, почему! – Так почему же, Хенрик? – Неожиданно подал голос вокалист. Басист изменился в лице, стоило ему услышать мольбу в голосе Эккерстрема. – Потому что… я… я… я все думал, что ты скажешь, окажись я действительно тем словом, которым меня назвал тот парень… Хенрик положил спирт и вату на тумбочку, затем опустил руки. Поджал нижнюю губу и отвернулся. – Ты же такой весь из себя мужественный… вон, бакенбарды эти носишь… Йоханнес молча уставился на друга. Голова кипела, а перед глазами плыло. И он глубоко надеялся, что это было не сотрясение после драки. – Которые тебе безумно идут, между прочим! И не только они, но еще… Не успел Санделин договорить, как Эккерстрем резко схватил его за запястье, разворачивая к себе. – Не слышу, что ты там бормочешь. – Врешь. Чтобы не завалиться прямо на Йоханнеса, Хенрик уперся ладонями ему в плечи. Вокалист же продолжал сверлить взглядом своего друга. От слез на лице Эккерстрема не осталось и следа. Вместо этого пришло облегчение? Значит правду говорят про камень с души? Пускай алкоголь и выветрился, но Йоханнес все же был идиотом (влюбленным идиотом, если быть точным). Рука его переместилась Хенрику на талию, отчего басист вздрогнул, как от удара током. Дальше Йоханнес решил окончательно обнаглеть: со всей силы притянул Санделина к себе так, что они оба чуть не свалились на диван. Хотя, если быть честным, Эккерстрем на это и рассчитывал. Но просчитался, очевидно. Вокалист лицом прижался к плоскому животу своего друга. Хенрик резко выдохнул, голова у него закружилась. – А сейчас скажи мне: чего ты хочешь? – Йоханнес поднял глаза на Санделина, взгляд вокалиста был серьезнее некуда, брови нахмурены, отчего на лбу образовались маленькие морщинки. Хенрик хитро улыбнулся. – Хочу заклеить пластырем твой разбитый нос. Эккерстрем грустно вздохнул. – Ну а потом я хочу переспать с тобой. – Т-так просто?! – Поперхнулся вокалист. – Этот наш разговор и так сложнее некуда, давай не будем усложнять хотя бы секс. Йоханнес улыбнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать прыгать до потолка или же целовать Хенрика до смерти, тут уж одно из двух. И вот когда все ссадины были обработаны спиртом, намазаны чем бы то ни было и даже заклеены пластырями, Санделин выдохнул с облегчением, а затем уселся на диван рядом с вокалистом. – Устал? – Подал голос Эккерстрем. – Еще бы! Все-таки медицина не мое! Уж лучше часами перебирать струны гитар, извлекая звук и… ну ты понял. Йоханнес усмехнулся. – Чего? Не нравится мне эта твоя улыбочка. – Насторожился Хенрик. – Как насчет того, чтобы вместо струн нам начать перебирать кое-чего еще? Санделин засмеялся в ответ на эту глупую фразу своего друга. Таким уж был Эккерстрем. Эти его фразочки и шутки порой вгоняли людей в ступор. Но Хенрик-то привык. – Тогда… – Санделин убрал мешающую прядку кучерявых волос за ухо, и серебряная сережка в его мочке уж очень соблазнительно блеснула. – Тогда, может быть, поцелуешь уже меня? – Продолжил мужчина, понимая, что пора бы уже быть посмелее. Йоханнес наклонился к другу, взял того за подбородок, притягивая к себе. И когда Хенрик прикрыл глаза в ожидании того самого, то… Йоханнес чмокнул его в лобик. – Ты сейчас серьезно? Эккерстрем захихикал. – Значит, как Юнаса на сцене целовать, так на это ты горазд! – Ревнуешь? – Нет! – Ревну-у-ешь! Хенрик закатил глаза. – И этот человек только что клялся мне в любви! – Санделин скрестил руки на груди, интонация его была даже немного раздраженной. – Подумать только, насколько же ты, Эккерстрем, бываешь глупым и- Но договорить басист не успел. Йоханнес осторожно накрыл его губы своими. Хенрик снова прикрыл глаза, на этот раз уже от блаженства, а не ожидания, отвечая на поцелуй практически сразу. Басист переместил ладони на плечи Эккерстрема, поглаживая их пальцами. Затем опустил руки ему за спину, почесывая лопатки. Йоханнес от такого жеста что-то промычал прямо в поцелуй. Что-то нежное и довольное. Они еще долго не могли оторваться друг от друга, но когда это все же произошло, то вокалист молча смотрел Хенрику в глаза еще минуты три. Тонул в них. – Я… эм… – Подал голос Санделин. – Я думаю, в спальне кровать поудобнее будет. – Улыбнулся. – Уже не злишься? – На тебя невозможно злиться больше минуты. Ты как щеночек: сгрызаешь мебель, а потом тащишь мячик, замаливая грехи. Йоханнес рассмеялся во весь голос. – Для тебя я – щеночек? – Да. Даже взгляд щенячий. – Какая прелесть. Еще несколько минут игры в гляделки, пока Хенрик, наконец, не выдержал. – Пойдем! Схватил вокалиста за руку, заставляя встать с дивана. Эккерстрем же, уже поднявшись, притянул Санделина к себе, что вышло довольно резко. – Детка, твоя талия – аномалия! – Пропел Йоханнес, обхватывая талию Хенрика длинными пальцами обеих рук. – Дурак! – Басист шутливо ткнул Эккерстрема в плечо кулаком. – А твои ноги… – Пойдем уже!***
Спальня оказалась довольно уютной, на что Йоханнес обратит внимание только утром. Ведь даже если бы им обоим предстояло трахаться где-нибудь в тамбуре поезда, Эккерстрему было бы все равно. Однако кровать была гораздо лучше тамбура в любом случае… Мягкий матрас прогнулся под весом их тел. Йоханнес склонился над Хенриком, параллельно пытаясь расстегнуть пуговицы его рубашки дрожащими от вожделения пальцами. – Мы ведь никуда не торопимся, да? – Улыбнулся басист. Санделин накрыл ледяные руки Йоханнеса своими теплыми ладонями. Ловкие пальцы Хенрика довольно быстро расправились с раздражающими пуговицами рубашки. Взору вокалиста открылась нежная бархатная кожа, выступающие ключицы, тяжело вздымающаяся грудь и, конечно, татуировки. Рисунки, что шли от плеча правой руки до самого ее запястья. – Где у тебя еще есть татуировки? – Поинтересовался Йоханнес. Хенрик же снова ему подмигнул. – Проверь. От такой его интонации Эккерстрем готов был на стену лезть! Но сейчас ему следовало думать далеко не об интонации. Джинсы басиста полетели вслед за футболкой Йоханнеса. Бледная кожа вокалиста тоже оказалась безумно мягкой и красивой, Хенрик не мог налюбоваться его выступающими ребрами. Наконец, избавившись уже от последних деталей их одежды, мужчины снова слились в поцелуе. Руки Йоханнеса теперь скользили гораздо ниже тех мест, где трогают обычно друг друга товарищи. Больше этим словом пара себя назвать просто не могла. Эккерстрем во второй раз подметил предусмотрительность Санделина, когда у того оказались и смазка, и презервативы. Хенрик стонал не слишком громко, словно бы сдерживая себя. Пальцами он вцепился в простыню, сминая ее. Спина у мужчины безумно красивая: рельефная, стройная… но сильнее спины Йоханнесу хотелось бы увидеть его лицо. Хенрик ахнул, когда Эккерстрем резко развернул того к себе. – Не сдерживайся! – Провел рукой по щеке басиста, но все также продолжил движения, которые были быстрыми и довольно сильными. – М-м-м… у нас в доме слышимость… сильная… – Забей! Хоть раз в жизни не будь тихоней! Стоны теперь уже стали гораздо более громкими, да и кровать скрипела сильнее. Санделин запрокинул голову назад, открывая Йоханнесу свою длинную нежную шею. Последний расценил это, как приглашение. Ох и достанется Эккерстрему на утро, когда Хенрик обнаружит на себе огромный багровеющий засос… Сейчас, однако, Санделин был озабочен другими более важными вещами. Мужчина вцепился вокалисту в спину, притягивая к себе сильнее. Стоны так и срывались с губ Хенрика. – М! Ах! Йоханнес! Эккерстрем вопросительно посмотрел на любимого. – Поцелуй меня. Йоханнес улыбнулся – нежно и ласково – затем накрыл губы Хенрика своими. Еще пара минут – и оргазм не заставил себя ждать. А где оргазм, там и нежности в постели уже после. Санделин прижался к Эккерстрему, обхватив руками его плечи и уткнувшись носом в шею. Йоханнес же придерживал Хенрика за талию. – Никогда бы не подумал, что обычная тусовка в клубе может закончиться сексом с лучшим другом. – Промычал басист. Эккерстрем хихикнул. – Тебе просто нужно побольше экстрима в жизни. Ну или секстрима… ну ты понял. – Йоханнес… – Хенрик пытался сдержать подступающий смех. – Я думал, ты выпаливаешь подобные каламбуры только на пьяную голову. – Гениальность не измеряется банками пива, дорогуша, гениальность дана мне от приро… ай! За что? – Йоханнес потер укушенное Санделином ухо. – Ты еще и кусаться любишь? – А то! Зубы-то у меня острые! – Гордо проговорил Хенрик. – Из-за твоих острых зубов у меня теперь острое желание трахнуть тебя еще разок… Басист снова слегка толкнул Эккерстрема кулаком в плечо. – Завтра. Когда я не буду таким сонным и пьяным, хорошо? – Тихо ответил Хенрик. Вокалист что-то промычал, медленно и лениво. – Йоханнес? – Да? – Я люблю тебя. Йоханнес приблизил свое лицо к лицу Хенрика, заглядывая тому в глаза. Даже в темной комнате, освещаемой лишь луной и парочкой фонарей из окна, он мог рассмотреть в них нежность и живость. То, за что он Санделина так любил… если, конечно, не брать в расчет, что Хенрика Йоханнес любил за все. – Я тоже тебя люблю. Басист сонно улыбнулся, а затем чмокнул вокалиста в нос. Еще пару поцелуев и сокровенных признаний, как эти двое заснули в объятиях друг друга. И даже Йоханнес, что страдал от бессонницы весь последний месяц. Страдал и, кажется, вылечил ее. Как и свое сердце.***
Солнце светило ярко и даже немного жарко для апреля в Гетеборге. Йоханнес протянул своему новому знакомому руку. Румянец все так же присутствовал на бледном лице мальчика. – Хочешь, сходим на речку? Я видел там рыбок в прошлый раз, представляешь? Эккерстрем неуверенно кивнул, а затем покраснел еще больше, когда Хенрик взял его за руку. Оба мальчика зашагали в направлении к речке, попутно ведя занимательный для них обоих разговор. День только начался, как и их жизнь.