house of memories

Мерзкий затхлый запах неприятно бьёт по обонянию, заставляя парня морщиться и сглатывать горькую слюну. Га Она не должно быть тут, но он никогда не умел следовать написанным правилам. Раскидав в карманы и машины Ё Хана жучки, парень удивился, увидев на экране телефона красную надоедливую точку, что маячила в районе старого заброшенного завода. После обращения прошло не так много времени и как бы они с мужчиной не ссорились, вынуждая младшего уходить ночью, лишь бы не сорваться, Га Он не мог игнорировать липкий страх за новообращённого старшего. Тот хорошо держался, имея врождённый талант к сдерживанию и холодному разуму, но юноша всё равно переживал. Он обрёк мужчину на бесконечную, животную жажду и должен был сделать так, чтобы Ё Хан не сорвался на первого попавшегося бедолагу, что случайно порезал бы рядом с ним палец или укололся булавкой. Ступая по шатающейся железной лестнице запасного выхода, Га Он старался принюхаться и различить в смеси тошнотворных запахов отдельные элементы, будучи готовым ко всему, и в нос ударил такой знакомый, терпкий, почти древесный запах мужчины, смешанный с послевкусием нескольких пар духов: пары сладковатых, пудровых женских, и одного мужского, отдающего морской солью на кончике языка. Осторожно продвигаясь, Га Он повёл носом и взгляд уловил тонкую фигуру на втором этаже. Острота зрения позволяла различить в человеке помощницу Сон Ы, скучающе жующую мятную жвачку. Она удерживала в руках с кровоточащими костяшками электронный пульт от подъёмника. Кисловатый привкус страха вызывал тошнотворное ощущение и увидев висящего на цепи парня, молодой вампир понял, кому он принадлежал. К слабо дёргался, будто пытался подтянуться на руках выше, чтобы обхватить цепь скованными руками, но кровь на виске и холодный пот, выступающий на лбу, говорили о явном головокружении, слабости и, возможно, сотрясение. Внизу, посреди потрескавшихся стен и металлических обломков, Ё Хан слабо покачивался на месте, а ударивший, ядерный запах вербены заставил Га Она зажмуриться. Сон А, удерживающая пистолет на уровне лица мужчины, довольно растягивала алые губы в ухмылке, явно чувствуя себя победительницей. Пуля, выпущенная из глока, вряд ли могла бы принести большой вред даже для новообращённого, но вербена ослабила сильное тело, что могло повлиять на развитие событий не в пользу старшего. Действовать нужно было быстро и чётко, продумать дальнейшие действия, но гнев застилал глаза мутной пеленой, когда Ким видел бледность и небольшой порез на скуле мужчины. — Умный, обладающий властью, да ещё и вампир. Что может быть ещё сексуальнее? — девушка театрально вздохнула, прикладывая свободную ладонь к мерно вздымающейся груди, — У меня всегда был хороший вкус в мужчинах. — Как хорошо, что мне всё равно, — дыхание было неровным, а в голове мутилось от жидкости, введённой в организм, но Ё Хан крепко стоял на своих двоих, не позволяя боли отразиться на его лице, — Я уже занят. — Ауч, — притворно грустно нахмурив брови, женщина сделал шаг ближе, упираясь стволом пистолета в грудь мужчину. Её пальцы прикоснулись к его повреждённой щеке, что стойко смотрел в глаза обезумевшей, даже не отшатнувшись, хотя хотелось вцепиться зубами ей в горло, — Ким Га Он, верно? Неужели лицо и правда стало решающей деталью? Палец демонстративно чуть надавил на спусковой крючок, пугая, стараясь вывести из равновесия, но громкий вскрик и звук глухого падения заставил обоих вздрогнуть, а девушка потеряла бдительность всего на секунду, чего было достаточно, чтобы Ё Хан смог выбить пистолет из её рук одним резким ударом. Она тут же схватилась за ушибленное запястье, прижимая его к груди второй рукой. К, всё это время болтающийся, как разноцветная пернатая пиньята, оказался медленно опущенным на бетонный пол, позволяя старшему наконец спокойно выдохнуть. Фигура, быстро мелькнувшая даже для Кана, тенью скользнула за спину поражённой девушки, но даже сквозь сильно надвинутый на лицо чёрный капюшон толстовки Ё Хан мог разглядеть большие оленьи глаза. — Какого чёрта? — всё, что успевает сказать Сон А, пока её тело не обдаёт холодом от сжавшихся на её горле пальцев, сдавливающих тонкую кожу до ярких отметин и нехватки кислорода. — Ну, так меня ещё не называли. Хочется сжать горло до хрипа и хруста костей, но парень только отталкивает от себя дёргающееся тело. Девушка падает, явно больно ударяясь коленями и ладонями о пол, её высокие каблуки ломаются, и Га Он чувствует слабый запах крови, исходящий от Сон Ы, поранившей кожу на дрожащих руках. Уже многие годы Ким умело избегал таких ситуаций, когда эмоции затмевают здравый рассудок. Он всегда выходил сухим из воды, умел подстроиться к обстоятельствам и играть роль наивного ребёнка, смотрящего на мир широко раскрытыми глазами, скрытыми оправой с розовыми, заляпанными стёклами. Его часто не брали в расчёт, ориентируясь на юный возраст и миловидные черты лица, чем Га Он бесстыдно пользовался. Манипулировал человеческим отношением к себе, дёргая за тонкие нити марионетки, играючи избегая близких связей и уз, выстраиваемых другими людьми. Всё бы так и было, если бы не Ё Хан, что забрался к нему под самую кожу, оплёл давно замершее сердце тугими узлами, уютно устроившись в нём, как бездомный кот в уютную лежанку. Га Он имел принципы, коих придерживался долгие годы, но Кан разбил все выстроенные границы одним мягким прикосновением, будто все баррикады Ким Га Она состояли их горного хрусталя. Вселенная бесконечна, как и человеческая жадность. Многие любители древних мифов и легенд считали вампиров олицетворением похоти, жажды и других не менее интересных пороков, но люди были куда интереснее. Не ценящие то, что имеют, всегда желающие большего, чем могут унести на своих плечах. Власть, деньги, превосходство — каждый хотел занять главенствующую роль на шахматной доске, нацепив на голову поблёскивающую пластиковую корону, размахивая дешёвым на вид посохом, определяя, чья голова сегодня полетит с плеч. Людская жизнь была ограничена во времени и все хотели урвать себе кусок побольше, с жадностью вырывая его из рук собрата, даже если приходилось отрывать добычу с мясом. Стремление маленьких человечков к пьедесталу, к вершине и апогею, всегда веселило Га Она. Он уже не помнит, каково это — желать то, что не можешь получить. Каждая валюта рано или поздно обесценивается, королевства падают под натиском тщеславия, а царская власть утекает меж их сухих, жилистых пальцев. Га Он же ощущал себя дрейфующей пробитой шлюпкой в открытом штормовом океане, без цели, стремлений и желаний. — Га Он, почему ты… Фраза обрывается на полуслове от ощущения стали в глазах младшего, белок которых заливается чернотой, а радужка поблёскивает алым отливом. — Закрой рот, Ё Хан. — Га Он не хотел переступать грань в их неустойчивых отношениях, расставляя их с мужчиной по квадратикам на деревянной доске, но его терпение трещало по швам, а мужчина, только вкусивший зловонный аромат бессмертия, зарвался, посчитав себя неуязвимым. Только Ким видел таких вампиров, что ощущали себя Богами, пока их дёсны чесались от прорезавшихся недавно клыков. Га Она спасала удача и мудрость, которой приходилось слишком быстро учиться, чтобы выжить. Вампиры почти неуязвимы, но всё же вполне смертны. Предчувствуя сопротивление, парень готовится напирать, но с удивлением видит спокойное лицо старшего, что расслабляет плечи и покорно смотрит в глаза, будто подчиняясь. Га Он ожидал всякого: агрессии от ущемлённого эго, выпада или хотя бы оскала, но мужчина сквозил спокойствием и доверием. Переведя взгляд на женщину, парень как-то устало выдыхает, присаживаясь перед ней на корточки и протягивая холодные пальцы к её лицу. Сон А пытается выглядеть уверенной, сжимая челюсти до боли и не отрывая взгляда от глаз Га Она. Те скользили по её бледному лицу, а под нижними веками пульсировали тонкие иссиня чёрные венки, растекаясь по тонкой коже разводами. Женщина пыталась держаться, сохраняя хладнокровие, но кислый запах страха ощущался прямо в горле, а колотящееся в груди сердце, разгоняющее кровь по артериям, Га Он мог бы услышать, даже не будучи вампиром. — Ты знаешь, я видел многих правителей. Склонных к садизму тиранов, праведных грешников и, не поверишь, вполне справедливых, но ты не годишься даже в подмётки каждому из них, — костяшки пальцев скользят по щеке, спускаясь к шее, где отчаянно бьётся жилка. — Убьёшь меня? Я ведь всего лишь секретарь, — Ким готов отдать должное этой девушке, что продолжает барахтаться в луже, даже если сама же в ней тонет. — Я ведь не такое животное, что ты. И я не привык питаться гнилью, понимаешь? Даже у вампиров бывает тошнота. Парня веселит вся эта ситуация. Сон А пытается держать ситуацию под контролем, сглатывает неприятный ком в горле, но Га Он слишком долго живёт, если это можно так назвать, чтобы заскучать даже от этого. Все эти люди, источающие самоуверенность, будто их желания — центр грёбанной вселенной, вызывали желание перебить их, как стаю надоедливых тараканов. Убеждённые в своей состоятельности и превосходстве, когда все они лишь набор хромосом, собранный в кожаный мешок, наполненный костями. Бесконечная череда предательств и сломленных судеб ради пороков, очерняющих метафоричную душу склизкими червями. Красота, деньги и власть — всё настолько зыбкое и эфемерное, так или иначе имеющее конец, но люди с упоением готовы взбираться по выстроенной из трупов лестнице к своему пьедесталу, даже если упадут оттуда, как Икар, слишком близко подлетевший к солнцу. Девушка перед ним — лишь заигравшаяся в куклу девочка, не способная выбраться из скорлупы бедности. Она имела всё, но наивно желала большего, даже если встречала сопротивление. Ким мог бы отдать ей должное за старания, если бы не видел сотни таких, как она. — Сколько же таких, как ты, я встречал: царей без короны, королей без подданых. — звучит так философски. Холодные пальцы обхватывают чужой подбородок, вынуждая поднять голову, — Ты ведь любишь игры, милая, да? Тогда я сыграю с тобой в одну. Зрачки Га Она мерно то расширяются, то сужаются почти до размера мелкой точки и Сон А не может оторвать взгляд, поглощённая силой и каким-то странным чувством, будто кто-то щекотно ковыряется в её голове, как школьник-хулиган, забравшийся ночью в школьную библиотеку или запертую учительскую, чтобы найти ответы на итоговый экзамен. — Ты ведь сделаешь то, что я хочу, дорогая? — голос, схожий с бархатом, мягко обволакивает, вынуждая расслабить напряжённые плечи и кивнуть в знак согласия, — Тогда поднимайся, иди к своей прекрасной охраннице и дождись меня. Безусловное подчинение — то, что и ожидалось. Га Он чувствовал себя омерзительно каждый раз, прибегая к внушению. Природа была всё ещё сукой, явно глумящейся над человеческим родом, награждая хищников, как Ким, ещё и даром убеждения. Этот дар, коим его многие считали, не был встроен в изначальную прошивку каждого упыря, вампира или гибрида, но даже монстры умели эволюционировать и прокачивать свои навыки. К таким способам влияния Га Он прибегал редко, не имея удовольствия, как другие особи, наблюдать за людьми, что способны были на всё под чарами. Он видел таких обречённых, становящихся забавными игрушками, людей, когда тех могли заставить прыгнуть с высотки, выпить литр уксуса или даже погавкать, если вампиру, знающему, как владеть максимумом своих талантов, становилось слишком скучно. Га Он на это кривил губы, в омерзении отворачиваясь, но ничего не говоря. Это не было его делом и не касалось его лично, но одна мысль, что кто-то мог бы проделать такое с, например, Элией, заставляло высохшие вены парня гореть от приливающего адреналина. Он так увяз в этой семье, что готов был поступиться своими принципами и начать мировую войну. — Га Он, что ты здесь делаешь? — Я? — парень ухмыляется, срывая со своей головы капюшон, резко разворачиваясь к мужчине лицом, — Мне кажется, этот вопрос нужно задавать мне. Какого чёрта, Ё Хан? — Я не ожидал от Сон А такой прыти, — палец скользит по щеке, стирая остатки крови из-за ссадины. Вербена ещё не вывелась из организма и раны затягивались слишком долго. — А я не ожидал от тебя такой глупости, — выплёвывает слова, стараясь избавиться от неприятного вкуса страха на языке. Своего страха, — Ты стоишь в гребаном заброшенном заводе, накаченный вербеной, а твой помощник висит на такой высоте, что даже мне неприятно смотреть. Вот же ж умора. Га Он пышет злобой и плохо скрываемым гневом, но Ё Хан стойко выносит его слова, даже не изменившись в лице, что парня скоро начнёт потряхивать. Будто это не он был на волоске, поставив жизнь другого человека под удар. Будто это Га Он ведёт себя, как ребёнок, бегая за местью, как собака за собственным хвостом. Младший правда понимает Ё Хана, хоть чувство горя для него кажется таким забытым, но старые отголоски воспоминаний всё же есть. Он помнит, как боль ломает рёбра, как отчаяние топит лёгкие, потому что, проживя сотни лет, Га Он вернулся к началу. Кан Ё Хан был человеком, потеряв брата, утопая в горе, но продолжал жить. Смерть парализует, но люди всё равно продолжают идти вперед, понимая скоротечность собственной жизни. Они вспоминают ушедших иногда, давясь горем, как утопленник солёной морской водой, но всё равно живут, а у Га Она нет такой возможности. Впервые за долгие столетия страх потери, такой забытый, но явный, возвращается. Разница лишь в том, что потеряй Ким старшего и его юную племянницу — и ему придётся глотать это чувство не оставшиеся тридцать-сорок лет, а вечность. — Знаешь, ты ведёшь себя, как зазнавшийся ребёнок. Упёртый, самодовольный и слишком самоуверенный. Думаю, ты всегда таким был, но переродившись, тебе совершенно сорвало крышу, вот только я видел таких, как ты. Обезумевших от прилива власти новообращённых, думающих, что раз у них есть клыки, то этот мир обязан встать перед ними на колени. Но именно я потом находил их с вырванными сердцами, чтобы сжечь трупы. Бессмертие не равно вседозволенности, Ё Хан, а вампиры хоть и хищники, но тоже попадают в капканы. Мысль, что мужчина специально попросил обратить его ради мести, больно резала под рёбрами, но Га Он глупо и наивно отгонял её, как будто, если притвориться, что не видишь проблему, закрывая по-детски лицо ладонями, то она исчезнет в предрассветных лучах. Он не хочет больше говорить, не хочет убеждать старшего в чём-то и, уж тем более, нравоучать, как старый, ветхий учитель. Он просто хочет, чтобы этот день наконец закончился. Ступая по корявой ржавой лестнице, парень видит девушку, стоящую в тёмном углу рядом со своим помощницей. Га Он не хотел убивать и та вскоре придёт в себя, хоть и будет страдать несколько недель головными болями. Сон А всё ещё старается держать спину прямо, но юноша чувствует чужое страх своей кожей. Ё Хан, следующий по пятам, кажется, дырявил спину младшего судьи своим взглядом, намереваясь залезть ему под самую кожу, но Ким зол, голоден и намерен взять руль в свои руки. Он устал от детских людских игр, похожих на бросание песка друг в друга в песочницы. — Прости, что заставил ждать тебя, дорогая. Подходя ближе, Га Он укладывает прохладные ладони на хрупкие на вид печи, от чего те вздрагивают мелко, выдавая внутреннее напряжение. Гладит сквозь шифоновую ткань платья, чувствуя, как напрягается Кан, замерзший за его спиной. Хочется усмехнуться с чужой ревности, но Га Он сохраняет лицо, опуская ладони на округлые щёки застывшей на месте Сон Ы, всматриваясь в её глаза. — С тобой даже было весело, но я, в силу возраста, люблю другие игры. Хочешь, я научу? — такая обманчивая мягкая улыбка застывает на губах младшего, пока пальцы оглаживают покрывшуюся мурашками кожу девушки, — Сейчас ты встанешь на край, а я буду считать. Может, до трёх? Парень отходит на несколько шагов назад, демонстративно вскинув ладонь, готовясь сгибать пальцы, — Когда я досчитаю, ты прыгнешь. Покажем маленькому господину, как работает физика, да? Загибается один палец, звучит тихое «один» и девушка делает шаг, морщась от скрипа, расходящегося под её ногами. На цифре «два» она уже оказывается на самом краю, стараясь не опускать взгляд вниз, но Га Он видит, как её пальцы сжимаются в кулаки. Она шумно сглатывает, сжимая губы в тонкую полоску. Страх присущ как жертвам, так и хищникам — Га Он знает. Легко не бояться смерти на словах и содрогаться перед ней, стоит той лишь поскрести когтистой лапой рядом. — Знаешь, — руки юноши оказываются на талии Сон Ы, а его подбородок опирается на её плечо, — Все животные охотятся по-разному, на самом деле. Я представляю себя домашним, чёрным котом, налакавшимся сметаны, а тебя — маленьким надоедливым грызуном, что так и норовит пригнуть под мою лапу. Суть лишь в том, что ты жива, мышка, лишь потому, что я сытый. Кончики пальцев перехватывают чужой острый подбородок, поворачивая голову девушки вбок, чтобы встретиться взглядами. Стойкий, приторный запах ужаса, уже заполоняет старое здание завода, смешиваясь с её сладковатыми духами, и Га Ону хочется поморщиться и сплюнуть от ощущения этого аромата на языке, — Я бы мог сейчас сделать всё легко и быстро, чтобы закончить весь этот цирк, но так ведь будет не интересно. Поэтому тебе нужно спрятаться, а когда ты почувствуешь себя в безопасности, когда тебе покажется, что ты можешь сделать нормальный вдох, я приду и отберу у тебя всё, что тебе дорого. Разворачивая девушку лицом к себе, Га Он напоследок заглядывает в её поплывший взгляд. Его зрачки снова скачут, меняют размер, заливаясь багровым, а голос опускается до едва заметного шёпота, — Запомни мои слова на всю оставшуюся жизнь, Сон А. Прокручивай в своей голове каждую ночь перед тем, как провалиться в бесконечный кошмар. А сейчас, — отходя назад, парень разводит руки в стороны, — беги, мышка, пока не сотрёшь ноги в кровь. И она правда бежит, неловко спотыкаясь из-за сломанных туфель, но она уже не интересует Га Она. Его больше волнует раненный парень, до сих пор лежащий на холодном бетонном полу без сознания. Парень даже не пользуется лестницей, просто спрыгивая вниз, и подходит к лежащему на полу телу. Тот не двигается, но Ким слышит медленный стук его сердца и тепло, исходящее от кожи. Ё Хан всё же использует нормальный способ перемещения, с тревогой осматривая К, тут же присаживаясь рядом на корточки и перехватывая прохладную ладонь своими пальцами. Мужчина морщится, а холодный пот выступает на висках. Га Он чуть оттягивает мужчину от тела, сжимая пальцами крепкое плечо. Кровь, присохшая к бледной кожи на виске, явно тревожит старшего. После обращения прошло не так много времени и ему ещё тяжело контролировать жажду. — Отойди пока, я сам. — парень не хочет звучать, как надзиратель, но злость всё ещё сильно бьёт по вискам. Просто садясь рядом, Га Он подносит своё запястье ко рту, позволяет клыкам проступить и впиться к кожу, пуская кровь. Та стекает прямо на приоткрытые губы К, окрашивая их ярко бардовым, — Так он быстрее восстановится, но проследи, чтобы он не попал в неприятности, иначе сам будешь носиться с новообращённым. Как ты уже понял, это не самое лёгкое занятие. Га Он ехидничает, даже не пытается скрыть сарказм, и ему хочется уйти, спрятаться от давящего чувства в груди. Ё Хан сейчас вызывает противоречивые чувства: от ледяной ненависти до яркой, всепоглощающей жажды, и Ким не знает, что победит на этот раз. Ему нужно остыть, сделать передышку, но рука мужчины резко перехватывает его за локоть, вынуждая остановиться. Они сталкиваются взглядами: тёплый карий и почти жгучий чёрный. Ё Хан хочет продлить касания, скользя рукой до плеча, чтобы так привычно разместить ладонь на шею, но Га Он знает, позволь он это сделать — и всё рухнет. Он не должен так легко сдаваться лишь от жара чужой кожи, поэтому дёргает головой вбок, лишь бы избежать желанного тепла. — Убери руку. — хочет напугать, скалясь, но Ё Хан даже не дёргается, сильно перехватывая за плечи, удерживая на месте. — Не думаю, что смогу, — пальцы всё же обхватываю бледное лицо, гладят линию челюсти, а подушечка большого пальца мягко соскальзывает на нижнюю губу, чуть надавливая и оголяя края острых зубов, — Я знаю, что моё поведение можно расценить, как безрассудное, но всё, что ты себе надумал — не так. — Не так? — парень резко скидывает руки со своего лица, будто ещё немного и они оставят жгучие ожоги на его коже, — Ты готов был рисковать свое жизнью, жизнью К, лишь бы твоё эго не пострадало? Лишь бы не позвать меня на помощь? Власть настолько вскружила тебе голову? — слова причиняют боль сильнее, чем вербена в крови, но если бы кто-то знал, как Га Ону сейчас плевать — он бы заплакал. — Дело не в чёртовой власти! Ноздри раздуваются от судорожного дыхания, мужчина выглядит озлобленным, раненным зверем, но не лжёт. Знает, что Га Он почувствовал бы это, поэтому открывается и говорил правду. Правду, что вынуждает уже мёртвое сердце сжиматься до судорог, но если сейчас не пробиться, то эта стена между ними обрастёт корнями и мхом, навсегда отбрасывая их двоих по разные стороны карьера. Ё Хан хотел бы иметь возможность забраться к младшему в голову, но сейчас он и без этого видит его насквозь. Знает, что тот мог себе надумать, увидев картину, раскинувшуюся перед его взглядом, вот только правда была в том, что Ё Хан, осознавая пропасть в тысячелетия между ними, всё равно хотел быть тем, кто сильнее. Га Он не рассказывал, как жил до, но брошенных вскользь фраз хватало, чтобы понять — тот существует слишком долго. Видел сотни войн, казней и подъёмов человечества, хоть чаще всего и позволял старшему казаться умнее, сильнее и мудрее, когда за его плечами были десятки прожитых жизней. Кан знал всё, видел в уставших больших глазах, но сколько бы Ким не жил, сколько бы не пережил за это время — Ё Хан всё равно будет защищать его вопреки здравому смыслу. Тот мог истребить полгорода за один день, просто выйдя на прогулку, но мужчина всё равно не прекратил бы беспокоиться за то, надел ли младший тёплый шарф. Так глупо и по человечески. — Мне плевать сколько тебе лет. Плевать, скольких ты убил. — мужчина с силой тянет Га Она на себя, сжимая бока пальцами сквозь плотную толстовку, но это и не нужно, потому что парень даже не пытается больше сопротивляться, — Вампир ты, человек или сам Бог — мне всё равно и я всегда буду ставить твою безопасность превыше всего, даже если это глупо. Ё Хан задыхается от чувств, что струятся по его венам вместо крови. Мысли, чувства и, кажется, даже внутренности — всё существует только на топливе в виде Ким Га Она. Любовь, больше схожая со взаимной зависимостью, но старший в ней захлёбывается, даже не ищет спасения, потому что не хочет. Смотрит на мягкие черты лица младшего: пухлые, вечно приоткрытые губы; широко распахнутые глаза; густые, отбрасывающие лёгкую тень на бледную кожу, ресницы, и не может насмотреться. Га Он мог солнечно улыбаться, щурясь от яркого солнца, что делало его глаза почти медовыми, а потом его радужка заливалась ярко красным, а губы кривились в зверином оскале, но старший любил каждую из черт мальчишки. Боготворил каждую его ипостась, возводя то к лику святых, то к образу падшего грешника. Га Ону так плохо-хорошо, так сладко и горько одновременно, что голова начинает кружиться. Он привык был непринуждённым, ненужным и не нуждающимся, что сейчас эта привязанность ощущалась, как первая. Все люди по сути своей одинаковы, а мы сами наделяем их фактором особенности, вот и Га Он надел на голову Ё Хана корону, давая всю власть в его руки. Хватаясь за плечи мужчины, Га Он тянет его ближе, не боясь причинить боли, хотя пальцы уже оставляют следы на коже сквозь ткань пиджака. Зарываясь в волосы на затылке, парень будто удерживает жертву на месте, не давая отстраниться, только Ё Хан и не хочет. Даже если это было бы игрой, а он сам — сочным ужином, то это не имело бы никакого значения, мужчина бы добровольно оголили шею. — Хороший мой, — слова звучат, как патока, а горячее дыхание опаляет острый кадык. Мягкие губы обхватывают его, задевая тонкую кожу острыми клыками, заполняя рот пряной, ядовитой кровью. Это всё ещё является интимным — делиться кровью с кем-то добровольно. Похоже на акт бракосочетания, на преклонение коленей перед другим. Вампиры — свободолюбивы, нетерпимы и редко привязываются к кому-то надолго, но у младшего искрит под веками от Ё Хана и от готов принять всё, что ему дают. Парня осудили бы за такое поведение, навешав ярлыки, а он бы даже не сопротивлялся, потому что Ё Хан — это всё, что ему нужно. Клыки специально вспарывают кожу сильнее, чуть прикусывая, присасываясь к шее и у Кима кружится голова. Контраст жара, концентрирующегося на слишком чувствительном участке тела, и озноб его ледяного тела, так бьёт под дых, а из горла вырывается сдавленный, похожий на скулёж, стон. Спина резко упирается в проржавевшую стену, а колено мужчины податливо раздвигает ноги, протискиваясь между. Га Ону жарко нестерпимо, когда пальцы Ё Хана забираются под одежду, гладят поясницу и чуть просовываются под ремень и кромку джинсов. Он не перестаёт терзать израненную шею, только скользит уже влажным языком, будто извиняясь за боль, которая для Га Она сейчас горячее и желаннее, чем когда-либо. — Иногда я думаю, что ты уже родился вампиром, — горячий шёпот звучит прямо рядом с ухом, а зубы смыкаются на мочке, заставляя младшего зажмуриться. — Почему? — лицо мужчины размывается от пелены перед глазами. Га Он скользит ладонями по груди, подбираясь к шее Кана, чтобы обвить её руками. — Потому что ты — искушение в чистом проявлении, Га Он-а.