***
Храм был красивым, но, откровенно говоря, Гону в нём было скучно. И совершенно негде играть. Он отстоял церемонию, едва скрывая зевки, всё щупал в кармане конфету и думал о пудинге. Поскорее бы выйти отсюда, обежать весь-превесь материк, накупить много сладостей, поплескаться в фонтанчике… Это была его первая поездка за пределы Китового. Интересным в новом мире он считал всё. Но вот соблюдена традиция, и чары злых духов разрушены. Десятки девочек и мальчиков хлынули обратно, наружу, зажимая в одной руке конфету-трубочку в бумажной обёртке, в другой — ласковую руку матери или отца. Гон, глядя на них, тоже сжал крепче ладонь тёти Мито. Ну и пусть она не мама! Ну и пусть он никогда не видел отца! Мито-сан лучше всех мам и пап в десять раз, нет, в целую тысячу! Им и втроём с бабулей на острове хорошо. Подбодрив себя, Гон поднял голову и улыбнулся тёте. Мито не сразу поймала на себе взгляд племянника: была занята заботой о том, в каком магазине дешевле будет купить продукты на ужин. Потом всё же заметила; удивилась, чего это он, тихо фыркнула и так же открыто просияла в ответ. Они двинулись дальше, к югу от площади, не учтя одного: в эти дни на материке проходил пышный праздник. Гон отвлёкся на музыкантов, марширующих мимо, ослабил хватку и выпустил руку тёти Мито в толпе. Он слышал, как она звала его: Гон! Гонушка! Где ты?.. Он пытался протиснуться к ней, но был слишком маленьким; вокруг давили, толкались, больно пнули в коленку, и он, прекрасно ориентировавшийся даже в самом дремучем лесу, не смог понять, в какую сторону её оттеснили, куда и он сам сейчас будет выплюнут бездушной и плотной массой людей. Прошли трубачи; за ними шагал барабанщик. Фестиваль разлучил их: Гон не отыскал руку тёти в безликой толпе.***
Вкусные сушёные рыбки за двадцать дженни оставили на память солоноватый привкус во рту. Гон вывернул карманы торжественного одеяния, в которых уже не было даже конфетки, и со вздохом понял: воду как-то придётся добывать самому. Где в городе можно напиться, если рядом нет речки? Хм-м-м… разве что, может, на площади, из фонтана… Гон семимильными шагами пошёл обратно на площадь, наступая на чёрные плитки, минуя белые. Белые в его воображении были болотом. К сожалению, из болота тоже нельзя было пить. Он утолил жажду в фонтанчике, устроился рядышком и принялся болтать ботинками на загорелых ногах. Мито-сан найдёт его, раньше или позже. В любом случае человек мог прожить без еды почти месяц, а уж воды у потерявшегося Гона теперь было в достатке. Ему и в голову не пришло обратиться в полицейский участок — настолько он был увлечён тем, что с ним происходило сейчас. Приключение! Он приехал не один и по воле судьбы вскоре затерялся в неизведанном месте. Ловушки, опасности, тайны… Интересно, что его дальше тут ждёт? Он с любопытством огляделся вокруг, рассматривая незнакомых прохожих. Все были одеты нарядно — как же, фестиваль ведь идёт… Вдруг краешком зрения Гон выцепил у крыш что-то красное. На соседнем доме, около здания ратуши, стоял… человек? Гон спрыгнул с мраморного уступа фонтана и понёсся в ту сторону, где горел красный цвет. Только бы он не ушёл только бы он не ушёл только бы не ушёл оттуда… Гон подбежал к тому дому; вывеска выше его роста гласила:ФИЛИАЛ АССОЦИАЦИИ ОХОТНИКОВ
В МИМБО
Охотники… Охотники! Он слышал, что его отец тоже был им. Так значит, это самое здание… Гон глянул вверх. На крыше все ещё стоял тот человек. Человек был одет странно, казался отрешённым от нижнего, суетливого мира, его зрачки горели, усиливая грозный оскал. Гон распахнул свои глаза цвета юного леса. Он вдруг понял, кто сейчас стоит перед ним.***
Хисока внимательным взглядом окидывал город, лежавший под тонкой подошвой его сапожков. Он прибыл сюда в период фестиваля, чтобы выполнить миссию — развлечения ради — и заодно найти противника высшего сорта — возможно, на будущее, про запас, на десерт. Он расположился на крыше здания, наплевав на устав. Правила создавались для того, чтобы их нарушали. Вдалеке загремели валторны и скрипки. Хисока невольно начал постукивать мысками мелодии в такт. Он уже стал вполголоса подпевать знакомым мотивам, немного увлёкшись, как вдруг кто-то дерзкий внезапно схватил его сзади. Парой крепких, но очень маленьких рук. Хисока удивлённо обернулся, вскользь отметив незлобную ауру, и увидел мальчика, доходившего ростом ему едва ли выше колен. — Ты мой папа, — сказал Гон, и это был не вопрос даже — стопроцентное, не терпящее возражений утверждение. Трубач в оркестре чихнул. Курлыкнул в такт голубь. У Хисоки отвисла челюсть. «Прошу прощения… Что?»***
Хисока сидел в кафе со странным ребёнком, которого, как выяснилось, звали Гон Фрикс и который, как выяснилось, жил на Китовом острове, и наблюдал за ним, подперев подбородок рукой. Он всё думал над тем, почему не почувствовал мальчика. Его аура… Возможно, малыш был настолько безвреден, что он даже не обратил внимания на него? Однако был и другой вариант: ребёнок безмерно талантлив. Он научился скрывать своё присутствие, не зная ещё даже основ техники нен. — Малыш, ещё раз повторю тебе: ты обознался. — Хисока лениво погонял по стакану оливку и прижался губами к трубочке, пробуя безалкогольный коктейль. — Не-а, — мотнул головой Гон, — я абсолютно уверен. Я видел тебя там. Я знаю, кто ты. Хисока мгновенно прищурился: как много мальчик знает? Стоит ли его оставить в живых? — Ты мой папа, — в сотый, наверное, раз сказал Гон. Впервые в жизни Хисока заколебался. Мальчик, видимо, думает, что перед ним его настоящий отец. Ну да, конечно, семейные черты налицо: чёрные и красные волосы, янтарь и зелень лесов. Контур губ, форма лица, бровей — они ж так похожи! И вообще, за последние несколько лет Хисока ни с кем не… так, стоп… подожди-ка… А, дьявол! — С чего… ладно, почему ещё ты так решил? — спросил он, облизнув пересохшие губы. Гон ответил, не думая: — Ты крутой. От тебя пахнет опасностью. Кровь — много крови... Поэтому я так решил. Хисока непритворно округлил глаза, затем рассмеялся. — Так вот в чём причина… Что ж… Это имеет смысл. На самом деле смысла здесь вообще не было. Но Хисоке понравилось, что мальчик счёл его образ «крутым». Он перегнулся через стол и провёл острым ногтем по пухлой щёчке ребёнка. Заворковал, немного пугающе: — Для всех я Мрачный Жнец, вестник приближающейся смерти. Но для тебя я могу побыть… папочкой, малыш Гон. — Папочка… — прошептал мальчишка, смакуя непривычную форму, и не заметил, как дрогнул ноготь, мазнув по щеке. Хисока поднялся. — Ну ладно. Допивай свой коктейль и уходим отсюда. Я и так задержался здесь дольше, чем должен был… Сын. Он поправил причёску, взял со стола игральные карты, направился к выходу. Гон, выбросив в урну стаканчик, быстро увязался за ним. — Куда мы пойдём? — спросил мальчик, когда они вышли на улицу. — Как насчёт стрельбы в тире? Ты пробовал когда-нибудь стрелять из ружья? Гон издал задумчивое «хм-м-м», потом всё же признался: — Нет, не пробовал. Я только рыбу ловил… Но из оружия пострелять тоже очень хочу! Хисока хмыкнул и выискал взглядом будочку тира. Недалеко. Внушает доверие. Если хозяин сжульничает, можно будет убить. — Нам туда, — он показал пальцем в сторону аттракциона. — Угу! — откликнулся Гон и вдруг взял его за руку, шагая рядом, нога в ногу с ним. Хисоке едва не пришлось во второй раз подбирать с пола челюсть. Стоило признать, давно его никто так не удивлял… — Вот уж что-что, а детей мне ещё не подкидывали… — пробормотал он под нос. Мальчик, к счастью, его не услышал. «А хватка у него действительно крепкая. Бесстрашный до глупости. Далеко, наверно, пойдёт». Гон бодро, временами даже вприпрыжку, шёл вместе с Хисокой и всё не мог нарадоваться тому, что совершенно случайно обрёл. Ему нравилась аура опасности, исходившая от этого человека. Сильный, опытный, сложный охотник с жаждой битвы, сокрытый под приветливой маской фокусника-хитреца. Будь Гон на месте такого мужчины, тоже не стал бы признавать в себе его сына. Это точно он, его отец! Возражения не принимать. Гон от уха до уха улыбнулся Хисоке и сильнее стиснул надёжную, тёплую, такую родную отцовскую ладонь.***
Разорив владельца тира, Хисока с Гоном двинулись к следующей цели. Отовсюду, где проходил их дуэт, доносились рыдания и возгласы скорби. Они разоряли их. Разоряли их всех. — Зачем нам столько денег? — поинтересовался Гон, вылавливая из мини-пруда восьмого серебряного карпа. Карманы его праздничных брюк уже отяжелели и весьма ритмично позвякивали при ходьбе. — Обеспечиваю тебе безбедное будущее, — ладонь легла на плечико, — мой дорогой сын. Гон серьёзно кивнул. К мысли о будущем он ещё успеет вернуться. А сейчас — рыбалка! Надо показать отцу, что он уже может делать в свои пять с иголочкой лет. — Ты и вправду умеешь отлавливать рыбок, — заметил Хисока, невольно заставив Гона выпятить грудь. — Ес-тес-твен-но, — по слогам, не без гордости произнёс в ответ мальчик. — Уже скоро я смогу выловить Хозяина вод! — Звучит многообещающе, — расплылся в вежливой улыбке Хисока, про себя думая: не стоит влюбляться в то, кем этот мальчик мог бы стать… И обязательно станет в восхитительном будущем. Предупреждение разума, увы, было тщетным. Хисока уже видел, как выросший мальчик сражается с ним. — Спасибо за удочку, папочка, — звонким голосом поблагодарил его Гон, когда выловил в пруду всех карпов — всех до единого. Хисока взглянул на него и с трудом подавил в себе стон. Дёрнул же чёрт сказать ребёнку называть его «папочкой». Это слово вызывало в нём не очень… добрые и приличные чувства. — Можешь оставить удочку себе, малыш Гон. Я ведь всё-таки купил её для тебя. Зелёные глазёнки загорелись. — Правда? Вот здорово! Спасибо, спасибо огромное, пап! — Довольный Гон подбежал к Хисоке и обнял его, крепко-крепко, улыбаясь во все свои пока что не тридцать два зуба. Хисока кашлянул и погладил мальчишечьи волосы. Его не смутили объятия. Нет. Вовсе нет. Впереди их ожидали сладости, карнавал и веселье. Им столько всего ещё нужно тут посетить! Фестиваль любования осенними листьями был одним из самых зрелищных и к тому же самых богатых; здесь всегда было чем заняться и на что посмотреть. Подумав, Гон всё же выпустил на волю всех словленных карпов, чем несказанно обрадовал рыдавшего продавца.***
Хисока сопровождал Гона на празднике до самого вечера. Решив подкрепиться, они снова заглянули в одно из кафе. Хисока взял себе вишнёвый тарт, а своему спутнику — мороженое со вкусом манго, после чего сел напротив Гона, не задавая лишних вопросов. «Где твоя мама?», «Ты ведь заблудился, малыш?», «Случайно не помнишь, как добраться до твоего дома?». Подобное было ему не интересно, и он всё же не приходился Гону отцом. Он хотел увидеть, как тот поведёт себя дальше… Да и мальчишка, в конце концов, был совсем не похож на того, кто в беде, так что Хисоку такие вопросы ни капельки не волновали. Гон доел свою порцию и поблагодарил Хисоку за угощение. Всё как и полагается вежливому малышу. Хисока фыркнул, заметив на лице визави усы из остатков мороженого, и снова задумался, как выглядел бы в будущем Гон. Выйдя из кафе, он предложил мальчишке забраться к нему на плечи. Восторг в глазах Гона было невозможно описать. В такой непривычной для обоих позе они и любовались салютом на улицах города. Гон счастливо щурился, вглядываясь в вечернюю даль, и громко вскрикнул от неожиданности, когда заметил на другом конце улицы любимую тётю. Хисока осторожно ссадил его с шеи и в дополнение к удочке вручил цветастый квадратик самой лучшей в мире жевательной резинки. Он не видел Мито, но понял всё и без слов. — Я нашёл свою тётю! — радостно сообщил ему Гон, приняв подарок и поправив костюмчик. — Она вон там стоит, там! У фонтана, около киоска с игрушками! Хисока посмотрел на него со смешинкой. — Рад, что твоя тётя нашлась. Кажется, нам пришла пора расставаться. — Ты не поедешь с нами? — умоляюще спросил Гон. Хисока фыркнул, вспомнив, чем ему предстоит заниматься. — Прости, малыш. Твоего папочку ждут большие дела. Гон надулся — слишком мило, так открыто, по-детски. Хисока не удержался и потрепал его по голове. Опустившись на корточки, он оказался лицом к лицу с Гоном. Вынул карту из потайного кармана и сказал звучно, с благосклонной усмешкой, гладя щёку мальчишки атласным уголком: — Из тебя получился бы любопытный охотник. Вырастай и стань самым сильным… сынуля.***
Гону двенадцать лет, и он живёт на Китовом острове вместе с бабулей и тётей Мито. Ему двенадцать, и по меркам своего острова он уже достаточно взрослый, вот так. Он сознает это, когда без труда вылавливает в озере Хозяина вод. Он пакует свои вещи и уже готов отправляться. Приключения ждут его, он знает это! Он к ним готов. Гон надевает любимый зелёный костюмчик, берёт еду в путь и крепит к рюкзаку удочку, помедлив только миг, когда воспоминания, напрямую с ней связанные, появляются в памяти ярким ясным пятном.***
— …Это, конечно, не всё, но остальные проходят экзамен не так часто, — перечислив участников, сообщает им Томпа. Они находятся в подземелье — Гон и двое его новых друзей. — А-а-а, — тянет расслабленно Гон, слушавший Томпу. — Всё понятно, спасибо вам. Послушайте, а как в прошлый раз… Герметичность помещения внезапно разрушается криком. Гон поворачивается и успевает увидеть, как мужчина в доспехах, преклонивший колени, с исказившимся лицом тянет руки вперёд. И эти руки, его мускулистые руки, они… растворяются. Вернее, становятся лепестками красных цветов. — Ах, как загадочно, — молвит знакомый, (очень хорошо и давно знакомый, чей же ты?) голос. — Его руки превратились в цветочные лепестки… Никакого дыма и зеркал. Несмотря на жестокость, Гон восхищается тем, чему только что стал свидетелем. Человек со знакомым голосом не трусит, не прячется — наоборот, он оказывается лицом к присутствующим. Словно на сцене. Его глаза жалят. Его губы жгут. Его усмешка острее любого ножа. Гон знает только одного человека, который жалит, жжёт и может резать усмешкой так остро. Сильный, опытный, сложный охотник с жаждой битвы, сокрытый под приветливой маской фокусника-хитреца… Гон слышит, как сзади него Курапика шепчет: — Да кто он? Опасный человек и Гон встречаются взглядами, и Гон не успевает сдержаться, прежде чем вырывается вслух — крайне важное, слишком радостное и удивлённое: — Папочка?..