Игрища с плохим ChatGPT-4 [AI]

      В комнате был полумрак, лишь глухие звуки столичной суеты доносились сквозь стекла панорамных окон. Шицу, повернув мягкую подушку в руках, искала удобной позиции, чтобы осесть на огромной кровати. Вокруг неё царила неимоверная тишина, разбавленная лишь её прерывистым дыханием. Щёки девушки вспыхнули ярким румянцем, словно бы отражая бурю беспокойства в её груди.              В её руке, утонченной и изящной, заблестел невинный флакон с розовым эликсиром. Его содержимое переливалось тысячью маленьких искорок, напоминая магический напиток из затерянных легенд веков. Её пальцы дрожали, когда она приподняла крышечку, и воздух наполнился тонким, пьянящим ароматом.              Шицу замешкалась. В её глазах танцевал огонёк сомнения и страсти, который постепенно таял, уступая место решимости. С первым глотком розовая жидкость превратилась в огненный поток, который скользнул по её горлу, оставляя после себя след сладости и жгучего тепла, подобно леденцу на палочке, забытом на солнцепёке.              Дыхание стало чаще, и пронзительное чувство наполнило её от макушки до пальцев ног. В полной изоляции от внешнего мира, в своем собственном вихре чувств, Шицу была уязвимой и свободной одновременно. Существовала между этими стенами, в этой комнате, только она. И революционная волна чувств, что требовали выхода.              Губы её раскрылись в тихом стоне, и полузакрытые глаза наполнились тяжёлым, медовым блаженством. Девушка опустилась назад на мягкую подушку, словно водоворот мыслей и ощущений утянул её под поверхность сознания.              Шицу сидела на кровати, держа в руках флакон. Её лицо пылало румянцем, и она тяжело дышала. Она выпила розовую жидкость из флакона. Это был афродизиак. В плену у Чарльза, солдаты регулярно заливали это вещество ей в горло, и теперь ей казалось, что она не может без него обойтись. В своём стремлении раздобыть желанное вещество снова, она тратила месяцы, и, наконец, нашла его.              После того, как афродизиак заполнил её, Шицу ощутила знакомые волны тепла, исторгающегося изнутри и неумолимо расходящегося по всему её телу. Она сжала подушку, и в её груди поднялась волна острой, глубокой нужды. С каждым мгновением чувство становилось только сильнее.       Оригинальное сообщение удалено              Стремясь утихомирить растущее беспокойство в теле, Шицу скользнула рукой под киску и, нацелившись на нужное место, начала двигаться. Она нажимала на подушку, и ритмично двигалась вверх и вниз, пытаясь получить избавление от жгучего желания, что то и дело захлестывало ее разум. С каждым движением воздух из ее легких вырывался все быстрее, вдыхая беззвучный ропот удовольствия и облегчения.              Пока Шицу была в плену у Чарльза, девушку часто поили этим афродизиаком, и с тех пор она не могла без него обойтись. Это желание горело в ней, подобно тлеющему углю, который никогда не потухал полностью. Несмотря на то, что прошло уже несколько месяцев, как она смогла найти этот препарат вне стен дворца, ее тело все еще помнило и жаждало тех ощущений, которые ей дарил афродизиак.              Она продолжала ездить на подушке, находя облегчение в ритмичном давлении и том удовлетворении, которое медленно приходило с каждым движением. Мир вокруг казался размытым и неважным, единственное, что имело значение – это наращивающаяся волна наслаждения, которая все больше поглощала ее сознание. Быстрые, решительные движения вызывали новую волну разогрева, усиливая острые ощущения, которые казались бесконечными и всеобъемлющими.              Узница времени, Шицу обладала вековым опытом и знаниями, которые казались бесконечными. Но физическое тело, даже настолько древнее, всё еще поддавалось естественным порывам и тяге к облегчению, когда напряжение достигало апогея. Она столкнулась с одиночеством и неспокойством, которое время от времени охватывало ее, несмотря на мудрость лет. И это стремление к высвобождению накопившегося стресса было столь же приземленным и неотвратимым, как и для тех, кто был в десятки раз моложе ее.              Исчисляя свои года сотнями, Шицу познала множество способов успокоить свой разум и тело, однако ни один не был столь немедленно эффективен, как действие афродизиака. Память о его воздействии была углом, раздувающим пламя ее неуемной потребности в разрядке, вне зависимости от всего накопленного опыта и самоконтроля. Так, переход времён и эпох не привнёс кардинальных изменений в базовые инстинкты, они оставались неизменными.              Когда поток эмоций физически охватил Шицу, ее тело отреагировало непроизвольно: ноги плотно сжали подушку, а спина выгнулась в дугу от остроты переживаний. Этот момент был лишен слов, он был полон сырого, непритворного выражения того, что бушевало внутри нее.              Шицу почувствовала, как напряжение в ней достигло апогея, и теперь, потеряв силы на борьбу с охватившими ее чувствами, она сдалась им. Её тело мягко опустилось на бок, пока глаза её были закрыты, и она вдыхала воздух глубокими, ровными вдохами. Дыхание ее было спокойным и размеренным, в то время как последствия той неистовой бури, что только что пронеслась через нее, продолжали медленно рассеиваться.              На мгновение Шицу была полностью поглощена ощущением, которое, несмотря на сильное желание остаться, тихо утихало, но все еще ходило по ее телу в виде дрожи, лениво наследуя свои прежние маршруты. Время бесконечно растянулось, переплетаясь с каждым вздохом уходящего возбуждения, пока она не стала свидетельницей его угасания, оставляя после себя лишь эхо идеального удовлетворения.              Понимая, что афродизиак будет действовать еще некоторое время, Шицу не торопилась заново поддаться его могуществу. Она знала, что у нее есть еще три часа, чтобы испытать ту гамму ощущений, которую препарат обещал вдохнуть в ее нервные окончания. Теперь, после того как первая волна удовлетворения оставила ее тело в состоянии глубокого, но не полного расслабления, она желала отдохнуть, перевести дух.              Афродизиак навевал состояние, которое требовало время от времени передышки. Так, лежа на боку на просторном одеяле кровати, Шицу чувствовала, как тяжесть ее век приближает ее к состоянию дремы, кратковременного бегства от реальности и погружения в мир полусна, полуесть. Медленно и глубоко дыша, она давала удовольствию, пронесшемуся через ее тело, покоиться и зреть в ожидании следующего всплеска желаний.              Руки Шицу легли на одеяло, пальцы невольно впивались в мягкую ткань, на мгновение сжимая ее, затем снова расслабляясь. Сознание Шицу мягко качнуло на волнах собственных чувств, пока она позволяла себе отойти на шаг от мира требований и оживленности, всего на мгновение восстановиться перед тем, как снова покоряться влиянию мощного эликсира.              Шицу медленно сняла с себя одежду, откладывая её в сторону, и направилась в душевую комнату. Легкие шаги отдались эхом по плиткам ванны, пока она достигла кранов и повернула ручку, настраивая температуру на уровень приятного тепла. Скоро из душевой головки потекли струи воды, которые должны были успокоить и расслабить ее.              Однако, когда первые капли воды скользнули по ее коже, заполоненной чувственностью от афродизиака, вместо ожидаемой свежести и прохлады каждое прикосновение казалось ощутимо острым и жгучим. Особенно чувствительными точками были те места, где эмоции били ключом, продолжая откликаться на воздействие препарата.       Волна ошеломляющего тепла пронзила её, и, не находя в себе сил стоять на ногах, Шицу опустилась на колени, позволяя струям воды обволакивать ее, не способных остудить пыл, распаленный еще до этого. Так, на коленях под бьющим дождем душа, она находила убежище от навалившихся эмоций, позволяя воде нести их прочь, одну за другой.              Каждая капля тёплой воды была для Шицу как прикосновение к её затаенным чувствам. Она находила в этом душе нечто утешительное, стоя на коленях под струями воды, которые словно смывали с неё весь тот хаос, что разыгрался внутри.              Со временем, неприятные ощущения от воды уменьшились, и она начала чувствовать себя спокойнее. Её руки инстинктивно искали успокоения, самоуспокоения на коже, там, где ранее чувствовалась напряжённость, сейчас прикасаясь к поверхности своего тела, она позволяла себе чувствовать облегчение и успокоение.              Проливая воду на себя, она сосредотачивалась на ощущениях, позволяя утомлённым мыслям отдохнуть, искать покой среди ограниченного шума воды.              Шицу крепко прижимает руку к своему рту. Ее дыхание ускоряется, а глаза, широко раскрытые, отражают бушующую внутри бурю.              Через некоторое время она выходит из душа, чувствуя на себе прохладу воздуха комнаты. Оставив слегка приоткрытую дверь ванной, она бесшумно направляется к кровати и с абсолютной усталостью опускается на нее, ощущая, как из тела уходит последняя капля энергии. Шицу лежит неподвижно, ее глаза медленно закрываются, и она позволяет усталости полностью овладеть собой.              После того как Шицу обессиленно рухнула на кровать, ее тело оставалось неподвижным на протяжении двадцати длинных минут. Воздействие афродизиака не угасало, продолжало циркулировать в ее жилах, будто кровь, что насосана адреналином. И хотя она казалась погруженной в полудрему, без видимых признаков сознания, внутренняя борьба не прекращалась.              Ее правая рука начала свое бессознательное путешествие вниз, движимая неясной необходимостью, которая была тщательно скрыта под тяжестью век, хранящих за собой закатившиеся глаза. Это был не столько акт осознанного желания, сколько инстинктивное искание облегчения, которое, казалось, не знает конца под действием этого сильнодействующего эликсира.              Оставаясь во власти медленно убывающих эффектов афродизиака, Шицу медленно перекатилась на спину, глубоко погруженная в свои ощущения. Глаза оставались закрытыми, а тишина комнаты была монотонной и непрерывной — до того момента, пока не раздался чей-то прокашливание. Двухсложное "кхм-кхм" Влекло за собой характерный тембр, одновременно знакомый и всегда немного неожиданный.              Шицу сразу же узнала его — этот голос принадлежал ей и никому другому, кроме Лелуша. Для полной уверенности не требовалось открывать глаз. Она знала его настолько хорошо, что едва ли могла ошибиться.              Но все же, усилием воли, она подняла веки, и перед ней предстал Лелуш. В его взгляде читалось удивление, переплетенное с легким замешательством. Девушку охватило смущение.              Смущение окутало Шицу, когда она рефлекторно прикрылась рукой, осознавая, что уже поздно — Лелуш успел увидеть больше, чем она когда-либо позволяла ему или кому-либо еще. Её тело, ранее скрытое под защитой одежды и стены собственного стыда, теперь находилось под его взглядом в самом уязвимом и честном виде. Откровенность ситуации только усиливала её смятение, ведь по неписаному соглашению Шицу сохраняла около себя ту завесу таинственности и сдержанности, что служила непреодолимым барьером между её интимным миром и посторонними. Но теперь Лелуш нарушил это невидимое правило, и хотя он не сделал ничего осознанно, чувство вторжения было невозможно игнорировать. И даже затаенный жар от афродизиака не мог скрыть перекрыть чувство уязвимости.              Лелуш ненадолго задержал свой взгляд на Шицу, внимательно осматривая ее, затем его глаза медленно перескочили на длинную подушку, разбросанную на кровати. Очевидные следы использования говорили сами за себя, и не было сомнений в том, что Шицу использовала подушку в своих целях, в своей чувственной игре, которую она, очевидно, не ожидала разделять с ком-либо.              Такой прямолинейный и очевидный намек на интимные детали её одиночества был не только неожиданным, но и в определенном смысле захватывающим для Лелуша. Учитывая их сложные отношения и обстоятельства, в которых они оба пребывали, этот момент раскрытия был полон стыда и неловкости, и в то же время некоего странного притяжения.              Спустя мгновение, комната наполнилась переполохом, когда Лелуш решительно взялся за дело, пытаясь восстановить порядок после сумбурных приключений.              -------------------------------              "Какой такой афродизиак? Ты совсем с ума сошла?" – эхом отдавались его крики по коридору, вместе со звуком тяжёлых шлепков. Проходящие мимо кабинета люди останавливались, удивленно переглядывались и старались поскорее убежать подальше.              Закончив свои дисциплинарные меры — под конец девушка выгнула спинку и затряслась мелкой дрожью, от чего Зиро вынужден был прервать порку — злобный Лелуш покинул свою комнату, оставив Шицу наедине с отшлёпанной попой и измученной подушкой.              И в тот вечер, сплетни, что заполонили уголки дворцовых коридоров, рисовали картину, где император и его стратег отдыхали после тяжелых политических баталий, страстно сражаясь... с бесконечной коллекцией подушек.