mbs esx2: сборник историй Вани

Он понимал, что это отвратительно. Но Ваня ничего не мог с собой поделать. Руслан будто бы делал все назло — провокационно. Странные касания. Странные махинации, он заставлял чувствовать себя странно, необычно и болезненно. Внутри теплилась уверенность, что ничего хорошего не принесут его чувства. И всё же он изо всех сил и лишь краешком сознания понимал необходимость следовать этой неискренней правде: он любит Руслана не как брата. В кабинете саентологии, когда Рус делал Ване массаж, под его руками он плавился и не мог контролировать себя: свои стоны, резкие вздрагивания и просьбы. Но казалось, что брат им просто пользовался. Ваня чувствовал себя ущербно, грязно, жалко, никем. Он был никем и жил никем, пока у него теплились чувства к брату. Однако уже при этом невыносимо страдал, понимая, что его используют. Почему тогда брат позволяет ему умереть от напряжения и влюбленности к нему? За этим вопросом начинались мысли о страшном. Его жизнь — то есть то, чего он хочет, — была бы совсем иной, не будь во всём этом его внутреннего ада. Поэтому даже не надо скрывать, особенно от себя, его уязвимости. И Рус ею как раз и был. Дмитриенко начал страдать. Он часто прогуливал школу, закидывался антидепрессантами, но никуда эта влюблённость не делась. Обеспокоенные вопросы и слова Руса казались лживыми, Ваня не верил, что тот думает о том же, что и он. Бесполезно обманывать себя. Рус его использовал, хоть и без злого умысла. Он был просто совершенно равнодушен. Ему не было его жалко, он делала это только чтобы чем-то компенсировать не до конца выполненный долг перед самими собой. Дать того, чего недодали умершие в автокатастрофе родители. Насчёт родителей у Вани не было никаких мыслей, хоть Утюг и пытался постоянно его насчёт этого расспросить или как-то помочь. У него не было стимула о них думать, как и желания. Зато он думал о Руслане. Воспоминания были пугающими. Все, что происходило с Ваней, казалось в той или иной степени сном, где надо было проснуться. Иногда он даже не вставал с постели, чтобы только спать подольше и не видеть всего этого. Но и сны были не из лёгких. Он скатился, скатился в пустоту, глубокую пустоту, из который никогда бы не смог выбраться. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких. Он воображал, каково было бы всё это, умри он сейчас. Если бы он умер сейчас, то это было не больно, не так больно, потому что всё бы прошло. Ему просто не дали бы проснуться опять. И Руслану бы стало легко. Сразу. Это и успокаивало. А лучше было совсем не проснуться, думал Ваня. Чтобы никаких снов, только спи, и всё. Просто смерть. После того случае в кабинете Ваня бросается в квартиру. Его трясёт, он заканчивает свои истории, отправляет их всем своим персонажам, а затем берёт нож. Ваня больше так не может. Он не хочет, ему тяжёло. Эти чувства внутри него разрывают, делают беспомощным — они бес+по-щад-ны. Лучше умереть. Да и Руслан всё равно рано или поздно догадается, к чему это приведёт. Уже догадался. И ему стремно, его тошнит, он от этого блюёт. Теперь уже поздно. Теперь не отвертеться. Придётся принять это. Решиться. И Ваня заносит нож над собой. Только вот не знает, сможет ли он это сделать, если примет решение, отважится. Об этом неизвестно даже ему. Однако Иван думает иначе. У него есть спасательная соломинка. Потому что он решится. Нет, уже решился, можно сказать, сорвался с крючка отчаяния. Ведь что означает отказаться от того, с чем ты играл всю жизнь? Начинать всё заново? Просто бежать от смерти? Нет уж, говорит Ваня себе, я сделаю это сейчас — и умру. Этим решусь… а зачем? Что изменится? Он всё время знал, зачем он живёт, так чего же этого не сделать сейчас? Дошёл почти до точки. Ещё чуть-чуть, и… умереть и перестать страдать? Сделать это ради погибшей любви? Нет, этого он сделать не сможет. Даже если бы смог — она уже умерла. Просто это так же невозможно, это бессмысленно, бессмысленно. Лишнее противоречие. Ведь у нас в два раза больше оснований делать то, что мы делаем. То, от чего мы не можем отказаться. Иначе мы просто запутаемся и вернёмся в то состояние, откуда всё началось. Итак, Ваня заносит нож. Сложно будет это осилить, почти невозможно — но теперь на пути к смерти у него есть шанс. Удар — и Ваня с удивлением чувствует, какое оно желтое. Чистой жёлтости, такой же безнадёжности и грусти, как зимой… и жизнь снова манит его, пусть даже внутри. Это тот самый другой путь, тот, который дороже всех остальных. Кровь льётся с его порезанных рук, живота, шеи. Сердце бьётся как от быстрого бега, руки почти не слушаются, сознание замутнено, однако оно гонит его в новое, незнакомое. На его теле многочисленные раны. Боль сковывает его тело, его внутренности, режет живот. Но больнее всего бьёт одна вещь. Любовь. Я люблю тебя, Руслан. Твои карие глаза с темными крапинками, обычный белый стакан, из которого ты пьёшь воды по утрам, твой корявый почерк в документах и отчётах, твои пальцы, белые мягкие волосы, шампунь с облепихой, которым я иногда пользуюсь, белый халат и домашние тапочки, морской бриз в твоей машине. Твой тупой вкус в музыке, странные речи о саентологии, ровные ногти, твой голос и ебаный яркий смех — как я люблю стук сердца, и как мне приятно, когда ты прижимаешь меня к себе. Я люблю тебя.